Осторожно, упрямица! Инструкция для мастера

– Саймон! А вы как думаете? Согласны с решением?

Сай, единственный, кто следил за ходом задачи не менее внимательно, чем Мари, коротко хмыкнул – не столько в ответ на вопрос, сколько на явную слабость преподавателя.

– В принципе, логично, – равнодушно бросил он.

Алрик, стараясь вернуть себе профессиональное хладнокровие, прошёл к доске.

– Запомните, – сказал он, уже строже, – на поле боя такие расчёты спасают жизни. Безответственность здесь – преступление.

Стоило ему вернуться за свой стол, чтобы задать следующую задачу, как его взгляд снова сам собой потянулся к первой парте у окна.

В те моменты, когда все головы были склонены над конспектами, его маска строгого наставника на мгновение спадала. Он позволял себе украдкой наблюдать за ней. Его взгляд задерживался на изгибе ее шеи, на том, как солнечный свет, падающий из окна, играет в ее светлых волосах, превращая их в жидкое золото. Он видел, как закусывает нижнюю губу в момент наивысшего сосредоточения, и этот безыскусный жест казался ему невероятно притягательным. Вдруг в комнате стало жарко. Мужчина слегка расслабил ворот своей черной форменной рубахи. Он намерено перевел взгляд на свой журнал и будто гипнотизировал его взглядом, стараясь контролировать глаза. Но стоило студентам зашевелится, когда задача многих была уже решена, Алрик автоматически бросал взгляд на девушку. И хмурился! Не подобало преподавателю так себя вести! Он понимал, а глаза нет.

Пробил колокол. Алрик, собрав свои бумаги, кивнул аудитории, но его последний взгляд был снова для Мари – быстрый, горячий, полный мужского интереса, который уже невозможно было списать на один лишь преподавательский интерес.

– На следующем занятии разберем ваши решения, – сказал он, задерживаясь в дверях. – Особенно интересно будет посмотреть на работы с первого ряда.

Он вышел и будто задышал. Сердце бешено стучало. Выдохнув, мужчина провел рукой по голове.

– То же мне преподаватель! – шепнул он сам себе. И пошел дальше , в следующую группу.

Через время, после короткого перерыва, аудиторию на сей раз заполнила иная атмосфера – не энергия молодого энтузиазма, а спокойная, глубокая мудрость, исходившая от старого преподавателя истории, Мастера Элдриджа. Его седая борода и добрые, умные глаза смотрящие из-за очков в толстой оправе располагали к себе. Войдя, он не спеша разложил свои пожелтевшие конспекты и окинул аудиторию теплым, отеческим взглядом, который на мгновение с любопытством задержался на Мари.

– Дети мои, – начал он, и его голос, глубокий и размеренный, был похож на шуршание страниц старого фолианта, – сегодня мы поговорим не о датах и битвах. Мы поговорим о людях. О том, что заставляло королей поднимать знамена, а простых солдат – идти за ними на смерть.

И он повел их в путешествие не по полям сражений, а по лабиринтам человеческих амбиций, страхов и страстей. Он рассказывал о личных письмах полководцев, о дневниках их жен, о придворных интригах, предшествовавших великим войнам.

И здесь Сай, обычно незыблемый в своей интеллектуальной крепости, почувствовал себя на рыхлой почве. Его острый, аналитический ум, привыкший к четким формулам и логическим цепочкам, с трудом удерживал бесконечный поток имен, родственных связей, субъективных мотивов и изменчивых политических альянсов. Когда Мастер Элдридж спросил его о причинах раскола в Совете Десяти перед Восстанием Алых Роз, Сай, покраснев, выдал лишь обрывочные, путаные факты.

– Я… я изучал тактические схемы той битвы, мастер, – пробормотал он, чувствуя, как горит от стыда. – Но предпосылки… выскользнули из головы.

Мастер Элдридж кивнул с пониманием. В это время Мари, сидевшая с невозмутимым видом, тихо произнесла:

– Это было не столько восстание, сколько семейная ссора, усугубленная предательством. Лорд Гэри Розовый предал своего кузена, лорда Годфри, из-за личной обиды – тот посмел посвататься к женщине, на которой Гэри сам надеялся жениться. А «Совет Десяти» просто стал ареной для их вражды.

Старый преподаватель повернулся к ней, и его глаза за очками засветились живым интересом.

– Продолжайте, дитя мое.

– Именно эта личная вражда, – уверенно говорила Мари, – позволила третьей стороне, дому Вейлов, манипулировать ими обоими и в итоге прийти к власти, спровоцировав полномасштабный конфликт. Это была не война, мастер Элдридж. Это были последствия разбитого сердца и уязвленной гордости.

В аудитории повисла тишина. Мастер Элдридж смотрел на нее с нескрываемым восхищением.

– Браво, леди Мари! Именно так! Вы видите самую суть. Историю творят не безликие силы, а люди со своими страстями. Ваша проницательность… она редкий дар.

Сай наблюдал за этим. Его досада от собственной неудачи постепенно сменилась чем-то иным. Он смотрел на Мари, которая с легкостью жонглировала историческими персонажами и их мотивами, и в его глазах горел новый, жадный интерес. Он видел не соперницу, а источник. Источник знаний, лежащих за пределами его собственного, строго очерченного интеллектуального горизонта. Урок закончился и все засобирались на обед в трапезную.

Мастер Элдридж, собирая свои бумаги, с теплой улыбкой смотрел им вслед. Его первоначальные сомнения насчет девушки в Академии рассеялись.

Казалось бы, затея, которая была не по душе каждому преподавателю, и возмущения насчёт новенькой взбалмошной девицы, которых все ожидали увидеть, стали для них радостной темой для обсуждения на большом перерыве.

***

В просторной, но аскетичной преподавательской пахло старыми книгами, кожей переплетов и крепким чаем. Во время большого перерыва здесь собралось несколько человек, создавая редкую картину неформального общения. В дальнем углу, развалившись в кресле с видом изысканной скуки, полулежал мастер Дориан Вейс, преподаватель уголовного права и судопроизводства и декан юридического факультета. Он слушал разговор, лениво вертя в длинных пальцах перо.

Мастер Элдридж, преподаватель истории, с наслаждением прихлебывал чай из глиняной кружки и, поправив очки, с теплой улыбкой обратился к молодому математику, Алрику:

– Ну, коллега, каковы ваши впечатления от нашего нового… студента, точнее сказать студентки? – Старик чуть лукаво прищурился, давая понять, что сам уже составил мнение.

Алрик, оторвавшись от конспекта, встрепенулся. На его лицо, обычно сосредоточенное, легла оживленная тень.

– Мари? О, по правде сказать, я ожидал увидеть избалованную аристократку, со своими капризами. А увидел один из самых острых и подготовленных умов на потоке. Она не просто заучила формулы. Она мыслит ими. Видит их практическое применение там, где другие видят лишь абстракцию.

– О, да! – воскликнул Элдридж, и его глаза засияли. – Совершенно с вами согласен! На моем предмете то же самое. Она не просто пересказывает даты – она анализирует мотивацию. Видит за сухими строчками хроник живых людей с их страстями и ошибками. Я, признаться, был настроен скептически. Теперь же вижу – перед нами не просто студентка. Перед нами будущий стратег или дипломат. Умение понимать людей – великая сила.

Их оживленный диалог прервал ленивый, растянутый голос из угла. Дориан Вейс не изменил позы, лишь его глаза, темные и насмешливые, скользнули по собеседникам.

– Блестяще, – произнес он, и в его голосе слышалось сладковато-ядовитое пренебрежение. – Очередная яркая искорка. Как трогательно. – Он медленно поднялся, выпрямляясь во весь свой высокий рост, и сделал несколько неторопливых шагов к ним. – Вы восхищаетесь ее умением видеть людей? Для юриспруденции это качество будет бесполезным. Закон слеп. Он не внемлет сердечным порывам и не учитывает «страсти и ошибки». Закон – это текст. Буква. Сухая, неопровержимая буква, которую нужно уметь читать, не поддаваясь эмоциям.

Алрик, обычно сдержанный, не выдержал. Его щеки слегка покраснели.

– Вы судите слишком поспешно, мастер Вейс. Способность к глубокому анализу – универсальна. И я уверен, что леди Мари…

– «Леди Мари»? – Дориан мягко перебил его, и его тонкая улыбка стала еще шире. Он внимательно, изучающе посмотрел на молодого математика. – Как трогательно звучит эта фамильярность, Алрик. И с какой… теплотой вы о ней отзываетесь. Будьте осторожны, коллега. Профессиональная увлеченность – прекрасна. Но не позволяйте ей перерасти в нечто более личное. Это может помешать трезвому суждению.

Он произнес это тихим, ядовитым тоном, наслаждаясь смущением, которое проступило на лице Алрика. Сказав это, Дориан развернулся и с тем же ленивым видом направился к выходу, бросив на прощание через плечо:

– Не обольщайтесь, господа. Искра – еще не пламя. Чаще всего она просто гаснет, оставив после себя лишь запах гари…

Дверь за ним закрылась. В наступившей тишине Алрик старался не смотреть на старого Элдриджа, чувствуя, как уши горят от гнева и неловкости. Энтузиазм математика заметно поугас, а на лице старого историка застыла легкая тень озабоченности.

Однако, не смотря на сухой прогноз касаемо новенькой, все остальные преподаватели были в предвкушении знакомства с этой юной особой. Все, кроме одного – мистера Сэмюэля Икирсона, которого на тот момент с ними не было. Он всё так же верил в изначальную версию. Да и не нужно было ему слушать кого-то. Он и без того считался женоненавистником и полностью поддерживал этот статус. Больше всех возмущений исходило от него, однако он ими не разбрасывался. Молча хмурил брови и говорил одну и ту же фразу: «Женщины должны знать своё место!» – и тихо добавлял: «И оно точно не здесь».

Однако он не знал, сколько герцог Виктор Эдмонд потратил на обучение своих племянников, нанимая лучших учителей. Так же он не догадывался и о дедуктивных способностях той, что влезла в его голову, еще задолго до их встречи.

Глава 3

После мировой истории студентов ждал ароматный обед в огромной, манящей запахами трапезной. Это был просторный зал, где в ряд шли столы с едой, в углу располагались места для грязной посуды, а посередине друг за другом находились круглые студенческие столы. Студентов было немерено – кто поодиночке, кто группами. В зале стоял гул от голосов и шум столовых приборов. Когда молодая девушка в компании нескольких одногруппников вошла через широко распахнутые двери, гул потихоньку начал стихать.

Стоило Мари переступить порог, как десятки взглядов устремились в её сторону. Шум в зале стал постепенно затихать, сменяясь любопытствующим шепотком. Девушка невольно сжалась под этим пристальным вниманием, но старалась держать спину прямо и не подавать виду, что смущена.

Почти все головы повернулись ко входу. Кто-то даже привстал, пытаясь разглядеть новенькую. Внимание начало раздражать Мари.

«Неужели они девушек никогда не видели?» – пронеслось у нее в голове. Настроение портилось, но она старалась сохранять невозмутимое выражение лица. Студентка уверенно направилась к стойкам, выбирая еду. Одногруппники, вошедшие с ней, немного отстали в очереди. Взгляды окружающих и тихий шепот за спиной усиливали ее раздражение. Она чувствовала себя, словно диковинный зверь в зоопарке.

– Что они так уставились? – недовольно пробормотала она себе под нос.

– Ты здесь местная достопримечательность, – произнес кто-то сзади. Мари, от неожиданности, едва не выронила вилку. Обернувшись, она увидела своего соседа по парте.

– Можно же быть немного тактичнее! – нарочито громко сказала Мари, надеясь, что ее слова заставят любопытствующих отвернуться. Некоторые действительно смутились и отвели взгляды, но большинство продолжали с интересом рассматривать девушку.

Сай усмехнулся. Мари, заметив это, возмущенно спросила:

– Что смешного?

Юноша, взяв стакан с горячим чаем, осторожно поставил его на свой переполненный едой поднос.

"Несмотря на щуплое телосложение, аппетит у него, похоже, отменный," – подумала Мари.

– Ты преодолела немало трудностей, чтобы попасть сюда, – сказал он, – и после этого тебя волнует внимание?

Улыбнувшись, он направился к столикам.

Мари задумалась. Слова юноши были правдой, она действительно много работала, чтобы поступить, но вот так просто отключить свои эмоции она не могла. Ей нужно было время, чтобы привыкнуть. А время ей не давали.

– Доброго дня, леди, – раздался рядом статный голос. – Позвольте представиться, Ливен. – Высокий, худощавый юноша с надменным выражением лица протянул ей руку.

– Мари, – вздохнув, вложила свою ладонь в его. Ливен поцеловал ее руку, задержав пальцы у своих губ чуть дольше, чем полагалось по этикету. Мари пришлось вырвать свою ладонь из его прохладных пальцев. Юноша выпрямился и, опершись о стол, продолжил:

– Прелестная леди, не желаете ли присоединиться к нашей компании? – Кивком он указал на группу старшекурсников неподалеку. Один из них, улыбнувшись, подмигнул Мари, отчего та нахмурилась еще сильнее.

– Нет! Она сидит с нами, – возразили Дин и Зейн, ее одногруппники, с которыми она познакомилась по пути в трапезную.

– Бросьте, леди, неужели вы предпочтете нашему взрослому и уважаемому обществу компанию этих мальчишек? – Ливен окинул их пренебрежительным взглядом.

– Сам ты мальчишка! Ты ненамного старше нас! – возмутился рыжеволосый Зейн.

– И все же старше!

Пока юноши препирались, Мари прошмыгнула мимо них в поисках свободного столика. Едва она нашла такой и присела, как рядом, словно вихрь, уселись Дин и Зейн.

– Ну и настырные же! – проворчал Дин.

– Только они? – спросила с сарказмом Мари.

Ее недовольство, похоже, либо игнорировали, либо просто не замечали. За обедом парни засыпали Мари вопросами, расспрашивая о ее жизни. Она отвечала неохотно, а на некоторые вопросы не отвечала вовсе.

Трапезная гудела, как растревоженный улей. Студенты, разбившись на шумные компании, поглощали обед. Воздух был наполнен ароматами жареного мяса, свежего хлеба и чего-то неуловимо сладкого, похожего на яблочный пирог. Мари сидела за небольшим столиком у окна, окруженная Дином, Зейном и Айланом – старостой ее группы. Дин, русоволосый парень с веснушчатым носом, теребил в руках салфетку, а худощавый Зейн с копной непослушных рыжих волос, то и дело поправлял сползающие на лоб пряди. Их обоих, казалось, занимал только один вопрос:

– И все-таки, как удалось уговорить ректора? – не унимался Дин. – Он женщин никогда не воспринимал в серьез, а тут вдруг взял и разрешил тебе поступить.

Мари, сосредоточенно ковыряя вилкой в тарелке, хмыкнула:

– Просто он с моим дядюшкой знаком, вот и все.

– Здесь учатся не мало детей почетных вассалов, но никому не разрешено было ранее нарушать хоть какой-то устав. – Вклинился Зейн, подавшись вперед. Его карие глаза с любопытством уставились на Мари.

Девушка лукаво улыбнулась и отрицательно покачала головой:

– Не все секреты девушки стоит раскрывать сразу, – произнесла она, отпив из стакана воды. Добавлять про то, что ее дядя – один из близких и верных друзей короля она не стала.

Закончив с едой, Мари оглядела зал. Ее взгляд невольно остановился на одинокой фигуре за столиком в дальнем углу трапезной. Ее сосед по парте. Он сидел, погруженный в свои мысли, и задумчиво перелистывал страницы какой-то книги. Солнечный луч, пробиваясь сквозь высокое окно, освещал его темные волосы, отбрасывая причудливые тени на лицо и отдавая на стеклах его очков блики. Мари вдруг остро захотелось подойти к нему, заговорить. Общение с ним казалось ей куда более приятным, чем непрекращающаяся болтовня ребят рядом.

«Но что, если я покажусь ему навязчивой?» – Сомнение кольнуло ее. Парень, будто почувствовав внимание, поднял голову и посмотрел прямо на нее. На долю секунды их взгляды встретились. Мари смутилась и поспешно отвернулась, делая вид, что увлечена разговором с одногруппниками.

Перерыв подходил к концу. Оставалось еще два предмета.

Вскоре Мари оставила одногруппников и пошла относить поднос с грязной посудой. Подойдя к стойке с использованными столовыми приборами, она вдруг услышала брошенную кем-то фразу:

– Дожили! Скоро еще и вышивать, как барышни, начнем! – С негодованием произнес грубый голос.

Не нужно быть гением, чтобы понять, что эти слова относились к ней.

Мари резко обернулась. В паре метров от нее за круглым столом сидели четверо старшекурсников. Среди них был тот самый бровастый парень – Томас, и его друг – Кай.

– Да ладно тебе, Том, – раздался второй голос, более мягкий и насмешливый. – По-моему, она очень даже ничего. Симпатичная! – Произнес Кай сверху до низу оглядев девушку. Том, сидевший спиной к ней, недовольно поморщился.

– Симпатичная? Да что ты в этом понимаешь, Кай? Девчонка в академии! Это же позор! Нарушение всех традиций!

– Ну почему же позор? – Кай говорил не сводя глаз с Мари, он прекрасно видел ее, отчего та начала злиться. – Мне вот, например, она нравится. Смелая. Решилась пойти против правил. Не каждая так сможет, – он чуть наклонился к другу и уже тише добавил, – Да и фигурка у нее, что надо.

Том фыркнул, но Кай, казалось, не обратил на это внимания, продолжая рассматривать Мари.

Девушке стало не по себе от этого разговора. Мало того, что они обсуждали ее в третьем лице, будто ее здесь и не было, так еще и бесцеремонно разглядывали, словно какую-то вещь. Раздражение и обида захлестнули ее. Она ведь не мешала им, никак не касалась их своим присутствием, а они… Одни проявляют чрезмерное внимание, другие – открытую агрессию. От этого давления ей стало дурно. Захотелось убежать туда, где нет никого. Подышать свежим воздухом, побыть в тишине.

В очередной раз, сделав вид, что не обращает внимания на чужие слова, Мари развернулась и направилась к выходу. Там она столкнулась с братом.

– Ой, привет! – сказал он, чуть не сбив сестру с ног. И тут же заторопился: – Прости, мне некогда, потом поболтаем! – И умчался.

«Даже пожаловаться некому», – с горечью подумала Мари. Да и что бы он ответил? Наверняка что-то вроде: «Ну а чего ты хотела? Сама же сюда пришла! Обидно!»

Гул в трапезной усилился, голоса сливались в неприятный, давящий шум. Казалось, голова вот-вот расколется. Мари потерла виски, торопясь покинуть обеденный зал. Если раньше коридоры академии казались ей просторными, то теперь они словно сжимались, не давая вздохнуть. Воздуха! Ей срочно нужен был глоток свежего воздуха!

Она выбежала из здания через боковые ворота и бросилась прочь, сама не зная куда. Подальше от людей! Они были повсюду, а ей так хотелось побыть одной. Услышать, наконец, собственные мысли. Мари добежала до каменного ограждения, опоясывавшего территорию академии. В ограде, через равные промежутки, были устроены небольшие балконы, нависавшие над обрывом, под которым шумел один из рукавов горной реки. На одном из таких балконов она и остановилась. Тяжело дыша, девушка закрыла глаза, вслушиваясь в шум воды и пение птиц. Постепенно дыхание выровнялось, боль в голове утихла.

***

Сегодня был просто замечательный день. Первый день занятий. Как же был рад Икирсон! Он соскучился по учебе и готов был выпустить весь пар, накопившийся за лето, на этих оболтусов. Тетушка за лето совсем извела его бесконечными разговорами о женитьбе и вереницей потенциальных невест. В этом году она, похоже, всерьез вознамерилась его женить. Ну конечно, ему стукнуло тридцать, а на горизонте никого! Но Сэму все это было без надобности. Ему вполне хватало забот в академии, а жена со своими "розовыми соплями", как он любил выражаться, ему даром была не нужна. Сколько он ни пытался объяснить это тете, та все равно мечтала сосватать племянника какой-нибудь красотке побогаче да познатнее. Поэтому сейчас Сэм с нетерпением ждал возможности выместить все накопившееся раздражение на своих подопечных. Единственное, что омрачало его настроение, – недавняя новость о зачислении какой-то пигалицы. Когда Икирсон услышал от ректора, что ему придется обучать девчонку, он чуть со стула не рухнул. "Позор на наши седины! Докатились! Военные, и вдруг обучают девиц!" – так он и выпалил Гринвелю, на что тот лишь многозначительно заметил: "Ее дядя – друг короля, между прочим!" Тьфу! Наверняка избалованная финтифлюшка, чуть что – сразу в слезы и жаловаться дяде, а Гринвель потом будет его, Икирсона, отчитывать по любому поводу! От одной мысли об этой девице настроение портилось. И, как назло, уже завтра утром у него была ее группа!

Икирсон возвращался со стадиона, отпустив первокурсников, и размышлял о своих делах: в этом году его назначили деканом военного факультета, а это, помимо почета, еще и целый ворох дополнительных проблем. Вдруг он заметил у ограды силуэт. Спутать этот силуэт было невозможно – единственная юбка на всем факультете! Мари Крайнс! Как говорится, легка на помине!

Девушка стояла неподвижно, устремив взгляд куда-то вдаль. Внезапно ее внимание привлекло что-то внизу, и она, перегнувшись через ограду балкона, потянулась рукой вниз. На миг Икирсону показалось, что она собирается прыгнуть. Решила свести счеты с жизнью? Мало ли что может взбрести в голову этим изнеженным барышням! Она опасно нависла над пропастью, вытянув руку еще дальше. Мужчина уже хотел было броситься к ней – не хватало еще, чтобы тут девицы устраивали показательные самоубийства! – как вдруг остановился. Мари выпрямилась, держа перед собой палец, на котором сидела крупная бабочка, медленно покачивая пестрыми крылышками. Приглядевшись, Икирсон заметил, что девушка что-то тихонько шепчет ей, а на ее губах играет легкая улыбка. Затем она привстала на цыпочки и подняла палец еще выше. Словно по команде, бабочка вспорхнула и, сделав прощальный круг, улетела прочь. Мари помахала ей вслед рукой.

«Чудная, – подумал Икирсон, усмехнувшись. – Впрочем, что еще ожидать от девицы, возомнившей себя солдатом?» Раз прыгать передумала, то и стоять тут больше нечего. Он развернулся и зашагал прочь.

"Посмотрим, что ты будешь делать, когда начнутся настоящие занятия, бабочкина подружка," – подумал он, усмехнувшись про себя. Почему-то от этой мысли настроение немного поднялось.

***

Мари стояла, устремив взгляд вдаль. Глаза скользили по грубой линии обрыва, нависшего над пропастью, где внизу серебряной лентой вилась река, но мысли её были далеки, и голова, наконец, отдыхала. Юная леди глубоко вздохнула, и на её губы пробилась лёгкая улыбка.

«Пусть смотрят», – тихо прошептала она, повторяя свои же слова, сказанные в тот самый первый день. Она совершила невозможное. Остальным места достались просто так, по праву рождения, а ей – нет. Она потратила добрых три года жизни на уговоры дяди. Два из них – усердно училась, чтобы набрать эти проклятые пропускные баллы. Она – первая женщина-студентка в военной академии! Официально! Пусть смотрят и пусть запоминают, потому что она перепишет историю, перепишет законы и уставы.

Мари тихо хмыкнула.

«Ну чего же ты, глупышка, испугалась? – мысленно спросила она себя. – Совсем потеряла себя. Стала загнанной, робкой!»

Улыбка её стала шире, а грудь жадно вобрала свежий горный воздух. Она развернулась и уставилась на каменную громадину академии, возвышавшуюся подобно суровому исполину.

«Я покорю тебя, хочешь ты этого или нет, слышишь?»

Девушка фыркнула собственным мыслям.

– Слышит, конечно! – шепнула она, уже направляясь обратно. И добавила, проводя ладонью по шершавому камню входной арки: – Я не развалю тебя по камушкам, не переживай! Обещание Крайнс!

Она с комичной торжественностью приложила руку к сердцу и шутливо присела в реверансе. От этого жеста Мари сама тихо рассмеялась и уверенно двинулась в сторону аудиторий. Ещё два занятия. Ещё два десятка мужских взглядов. И на этот раз она будет собой.

Аудитория тонула в густом полумраке. Плотные шторы были наглухо задернуты. Воздух был спёртым и тяжёлым, пропахшим мужским потом и пылью. Девушка наморщила нос, приставив к нему палец. И как она раньше этого не замечала? Не дай Бог, от неё самой когда-нибудь станет пахнуть так же. По спине пробежали противные мурашки. Она выпрямила плечи. Звонкий стук её каблучков гулко отозвался в гамме мужского гогота. Деловито Мари прошла мимо рядов. Парни начали оборачиваться.

– Ох, мальчики! – с притворным раздражение произнесла Мари. – Мы тонем в этой духоте!

С этими словами леди резким, почти театральным жестом распахнула шторы у первого высоченного окна. Затем, в наступившей тишине, прошла мимо застывших студентов и подошла ко второму. Тот же уверенный взмах – и комната залилась солнечным светом. Когда она двинулась к третьему, парни с задних парт засуетились и, опережая её, сами рванули тяжёлые ткани, впуская внутрь потоки золотистых лучей. Девушка бросила им благодарную улыбку и направилась к первому окну. Встав на низкий подоконник, Мари ухватилась за створку. Она была покрыта пылью, будто её никогда не открывали. Пара слабых потуг ни к чему не привели. Тогда девушка обернулась, скользнув взглядом по лицам в поисках самого сильного.