Осторожно, упрямица! Инструкция для мастера

– Бейли, милый! Прошу, помоги мне. – Высокий парень, больше смахивающий на детину-переростка, покраснел. Он неловко откашлялся и выдавил что-то невнятное, но подошёл. Его большие руки обхватили её талию, и он легко, словно перышко, спустил её на пол. Сам же он лишь поднял руку, напряг мускулы – и створка с сухим хрустом поддалась. То же самое он проделал с нижней, и, дёрнув за ручку, распахнул окно настежь, впуская в комнату прохладный поток горного воздуха. Мари с наслаждением вдохнула полной грудью.

– Бейли, ты просто душка. Проделай то же самое, пожалуйста, с остальными окнами.

Но он не успел и шагу ступить, как ближайшие к окнам парни бросились распахивать остальные, жаждая заслужить свою долю одобрения. Мари улыбнулась им, как королева своим верным вассалам.

– Благодарю, мои рыцари. Какой всё-таки здесь замечательный воздух.

С этими словами Мари проследовала к преподавательскому подиуму, где стоял широкий, пустой стол. Она грациозно поднялась по ступеням и, проходя по краю, ловко уселась на столешницу, упёршись ладонями в дерево и по-детски беззаботно раскачивая ногами. Она обвела аудиторию довольным взглядом сытой кошки.

– Итак, мальчики. Кто знает, чем отличаются «Основы королевского права» от «Уголовного права и судопроизводства»?

С первой парты донёсся сдержанный фырк. Это был Сай. Он усмехнулся и, склонив голову набок, уставился на внезапную «учительницу».

– А к вам как обращаться-то следует? Как мастер Крайнс или как к мисс Крайнс? – парировал он в той же шутливой манере.

– Ой, бросьте! Я личность скромная. Не нужно никаких Крайнсов, вполне достаточно «Ваше сиятельство и великолепие, леди Мари»!

Класс взорвался дружным смехом. Парни расслабились. Такой «учитель» им определённо нравился.

– Скажите, Ваше сиятельство и великолепие, леди Мари, – тут же подхватил другой парень, – а остальные предметы вы тоже у нас вести будете?

– А вам разве хочется?

– Да! – прозвучал дружный, оглушительный хор. Мари звонко рассмеялась. Она сбросила тяжёлые локоны за спину и перекинула ногу на ногу, не переставая раскачивать ими в такт своему веселью.

– Ну не знаю, мальчики! Я одна, а предметов – много. Пожалуй, я назначу себе помощников. Итак, кто у нас будет мастером прикладной математики?

Девушка приложила кончик указательного пальца к губам и задумчиво обвела взглядом группу.

– Давай-ка ты, юноша, – она ткнула пальцем в сторону высокого, но худощавого русоволосого парня. – Изобрази Дона Фейера!

Тот тут же деловито прошелся между рядами, заглядывая в тетради сокурсников, и с идеальной интонацией процитировал преподавателя:

– Вы должны понимать, что на поле битвы один неверный расчёт – и может пасть вся армия!

Класс взорвался новым хохотом, и Мари смеялась вместе со всеми.

– Недурно, – произнесла она. – А теперь – мастера Элбриджа.

Она указала на следующего. Тот мгновенно сгорбился и, скрипящим голосом, изрёк:

– Дети мои!

Хохот, раскатистый и громкий, пронёсся по аудитории, вырываясь в шумные коридоры.

Их веселье внезапно прервал тихий шелест и хлопанье крыльев. Через ближайшее к преподавательскому подъему окно в аудиторию впорхнул воронёнок. Он сделал несколько неуверенных кругов под самым потолком и опустился на пол перед первыми партами. В классе повисла звенящая тишина. Мари смотрела на него зачарованно. Она бесшумно спрыгнула со стола, мягко обошла подиум, спустилась по ступеням и сделала два осторожных шага, прежде чем замереть. Девушка оглядела однокурсников.

– Есть что-нибудь из еды? – тихо спросила она. Парни, переглядываясь, лишь покачали головами. Мари вздохнула, и вдруг её осенило. Так же тихо она вернулась к доске, взяла кусок мела и аккуратно раскрошила его край. Белая пыльца осыпалась ей в ладонь. Мари медленно, стараясь не делать резких движений, приблизилась к птенцу. Тот повернул к ней голову и моргнул одним умным глазом-бусинкой.

– Тихо, малыш, я не причиню тебе зла.

Леди присела, и её платье цвета топлёного молока разлилось вокруг пышными, бархатистыми волнами. Девушка протянула открытую ладонь и замерла. Воронёнок склонил голову на другой бок, изучая её. Затем, ещё раз моргнув, он сделал неуверенный прыжок в её сторону. Замирая и снова подпрыгивая, птенец приближался, пока на её коленях не оказалась маленькая чёрная туча. На фоне светлого платья птица смотрелась драматичным угольным пятном. Длинный клюв дёрнулся, подхватывая белые крошки, но Мари не шелохнулась. Она смотрела на птицу с благоговением, затаив дыхание и сияя беззвучной улыбкой.

Когда на ладони не осталось ничего, кроме меловой пыли, Мари осторожно подвела палец под лапки птенца. К её удивлению, воронёнок, моргнув, перепрыгнул на него. Девушка медленно привстала и так же неспешно направилась к открытому окну. Поднявшись на подоконник, она подошла к самому краю и протянула руку с сидящей на пальце птицей навстречу небу. Птенец замешкался лишь на мгновение, потом сделал маленький прыжок, расправил крылья – и, взмахнув ими, вспорхнул в подаренную ему свободу.

В тот же миг зазвенел колокол, возвещая о начале занятий. И вместе с его последним звонком в аудиторию вошёл преподаватель. Он бросил взгляд на Мари, всё ещё стоявшую на подоконнике, и замер в недоумении. Затем его глаза перебежали на сидевших непривычно тихо и спокойно студентов.

– И что здесь происходит? – сурово спросил преподаватель Основ королевского права, седой, высокий мужчина с короткой поседевшей щетиной.

– О, ничего особенного, – весело произнесла Мари, спрыгивая на пол, – мы всего лишь провожали одного незваного гостя.

Девушка скользнула на своё место по соседству с Саем и сложила руки на столе, приняв вид самой что ни на есть невинности. Преподаватель хмыкнул и направился к своему столу. Положив портфель, он обвёл аудиторию властным взглядом и задал вопрос:

– Итак, кто мне скажет, чем отличается предмет «Основы королевского права» от предмета «Уголовное право и судопроизводство»?

По аудитории прокатилась новая, сдержанная волна смеха. И лишь девушка на первой парте продолжала сидеть с невозмутимо-невинным выражением лица, хотя уголок губ и дернулся в едва заметной улыбке. Преподаватель с нахмуренными бровями обвёл взглядом комнату, всё так же ничего не понимая.

***

Трапезная гудела от голосов уставших студентов. Мари и Максимилиан, наконец найдя друг друга, уселись за дальний столик, и тут же их накрыл водоворот впечатлений.

– А у нас на предпоследнем занятии в окно воронёнок залетел! – Мари, сияя, принялась рассказывать, забыв про ужин. – Он залетел в открытое окно, сидит и смотрит таким наглым взглядом. Я взяла кусочек мела, раскрошила его, и подсунула птенцу.

Максимилиан, доедая мясную похлёбку, усмехнулся:

– Мел? Сестрёнка, ты в своём уме? Птицы мел не едят.

– Это же воронёнок! – парировала Мари, как будто это было исчерпывающим объяснением. – Он растёт! Ему кальций нужен для костей и клюва, а кальций – это мел. Он его так забавно клевал, а потом улетел.

– Тебе всегда везёт на приключения, – покачал головой брат, с трудом поднося ложку к супу. – А мне вот повезло с нашим куратором. Ты не поверишь – Икирсон.

Мари широко раскрыла глаза.

– Тот самый…?

– Тот самый, – кивнул Макс, и по его лицу пробежала тень уважения, смешанного с лёгким ужасом. – Суров, как скала. Взглядом может пригвоздить к месту. Сегодня на стадионе один студент вывихнул плечо на броске.

– Боже! – воскликнула Мари. – Не успели начать урок как сразу в лазарет!

– Икирсон сам вправил ему плечо прямо в стадионе. – Горько усмехнулся Макс. – Одним движением. Грег аж посерел от боли, а мастер ему: «Плечо на месте. Продолжаем». И мы продолжили.

Мари фыркнула, отодвигая тарелку.

– Ты всё выдумываешь! Такого не бывает!

– Хочешь проверить? – брат многозначительно поднял бровь. – Завтра у тебя же первое занятие по прикладной подготовке. Ведёт его… наш куратор.

По спине Мари пробежал холодок. Внезапно солёный суп показался ей безвкусным, а перспектива завтрашнего дня – пугающей.

Закончив ужин, они медленно пошли к общежитию. Вечерело. Последние лучи солнца цеплялись за остроконечные пики академии.

– Может, позже прогуляемся? – предложил Максимилиан, глядя на закат. – Осмотрим территорию.

– Не могу, – с искренним сожалением вздохнула Мари. – Я дала слово куратору. Он мне сказал три отдела, но я выучу весь свод правил к завтрашнему утру. Наизусть.

– Да брось, – фыркнул брат. – Выучи введение и заключение. Обычно они только это и спрашивают, для галочки.

– Нет, – упрямо покачала головой девушка. – Я должна выучить все, абсолютно все в этом своде!

Они расстались у лестницы. Мари поднялась в свою комнату, где уже сгущались сумерки. Она зажгла две свечи на столе, и их неровный свет выхватывал из мрака стопку книг и её решительное лицо.

Солнце давно скрылось за горизонтом, когда она, укутавшись в плед, уткнулась в тяжеленный фолиант. Шёпотом, в такт тиканью настенных часов, она повторяла сухие, казённые формулировки. Свечи постепенно оплывали, отбрасывая на стену гигантские, танцующие тени. К полуночи она уже знала основные положения. К трём ночи – все исключения и приложения. Но «знать» было мало. Нужно было знать безупречно.

Её веки слипались, голова тяжелела, но она встряхивалась, впиваясь пальцами в виски и снова принимаясь за чтение. Она бормотала параграфы, маршируя по комнате, чтобы не уснуть, и снова садилась за стол, перепроверяя себя.

Когда за окном посветлело и первые птицы начали утреннюю трель, она закрыла книгу. Всё. Каждая статья, каждый подпункт – всё было отточено в памяти, как на камне.

И в этот самый момент с башни донёсся первый удар колокола, возвещающий о пяти утра. Мари подняла голову. Усталое, бледное лицо озарила слабая, но победная улыбка. Она сдержала слово. Теперь она была готова к встрече с магистром Вейсом.

Глава 4

Дверь в преподавательскую открылась с тихим, почти застенчивым скрипом, словно не решаясь нарушить царящую за ней атмосферу сосредоточенности. На пороге замерла Мари – бледная, отливающая фарфоровой хрупкостью после бессонной ночи, но с лихвой компенсирующая это двумя яркими пятнами румянца на щеках и сиянием в широко распахнутых глазах.

У одного из массивных дубовых столов оживлённо беседовали двое преподавателей, их голоса сливались в приглушённый гул. А у высокого окна, залитого утренним светом, в кресле сидел преподаватель математики Алрик Дон Фейр, с невозмутимым видом погружённый в изучение пожелтевших страниц толстого фолианта.

Услышав скрип двери, он оторвался от чтения. Его взгляд, привыкший выхватывать в мире строгие линии и формулы, на мгновение задержался на вошедшей, а затем медленно, с невозмутимым любопытством, поднялся и скользнул по ней с ног до головы. И было на что посмотреть.

Не каждый день в этих аскетичных стенах можно было увидеть леди, облачённую в суровую мужскую униформу. Костюм, сшитый для крепких курсантов, болтался на её хрупком стане, но странным образом это не делало её смешной. Напротив. Чёрные штаны, хоть и не по размеру, обрисовывали изящный изгиб ног, а скромная рубашка из грубой ткани, вопреки всему, лишь подчёркивала хрупкость плеч. В этом диссонансе между мешковатой тканью и утончёнными линиями её фигуры была особая, трогательная и несомненная прелесть. Она была похожа на изящную статуэтку, случайно облачённую в доспехи великана, и от этого контраста её женственность проявлялась лишь ярче.

В дальнем углу, за массивным столом, заваленным аккуратными стопками документов, сидел её куратор, темноволосый Дориан Вейс. Он что-то писал, его поза – расслабленная, почти ленивая, но при этом излучающая непререкаемое превосходство, – выдавала в нём человека, уверенного в своей власти.

– Мисс Крайнс, – произнёс он, не поднимая глаз от бумаг. – Вы потратили моё время, заставив себя ждать. Надеюсь, это означает, что вы готовы.

– Я готова, магистр Вейс, – твёрдо ответила Мари, подходя к его столу.

Он медленно отложил перо, откинулся на спинку кресла и устремил на неё холодный взгляд.

– Раздел третий, «Дисциплинарные взыскания». Статья седьмая. Озвучьте её.

Мари, не моргнув глазом, выпалила текст, словно отбарабанила выученный урок: «За систематическое нарушение формы одежды студент подвергается наказанию в виде дополнительных дежурств по трапезной, начисляемых из расчёта одно дежурство за три нарушения в течение учебной недели».

Вейс не изменился в лице.

– Приложение первое, пункт четырнадцатый.

– «Запрещено перемещение по крышам академических корпусов без письменного разрешения коменданта или дежурного офицера», – парировала Мари.

Он задавал вопросы быстрее, перескакивая с раздела на раздел, пытаясь запутать её формулировками или второстепенными деталями. Но она отвечала без единой запинки. Каждое слово, каждая запятая были на своём месте. Вейс слушал, и его пальцы начали медленно барабанить по столу – верный признак растущего раздражения. Его безупречный план прижать её собственными правилами давал сбой.

– Достаточно, – резко оборвал он её, когда она закончила цитировать параграф о правилах пользования библиотекой. Его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах вспыхнули злые искорки. – Вы демонстрируете хорошую память. Жаль, что такое усердие вы не проявляете к соблюдению этих правил. Ваше изначальное опоздание…

– Какое именно правило вас интересует, магистр? – вдруг вежливо осведомилась Мари, складывая руки за спиной. – То, что не было нарушено? Или, быть может, то, о котором вы сами забыли? Например, правило из «Общих положений», пункт седьмой, который кстати вы мне не задавали, но я все же выучила, где гласит: «В случае непредвиденных обстоятельств студенту дозволяется задержка прибытия на срок не более одних суток без применения санкций».

Она сделала маленькую паузу, наслаждаясь тем, как сузились его зрачки.

– Я не задерживалась на сутки. Я прибыла вечером, в день, предшествующий началу занятий. Согласно уставу, я имела на это полное право. Вы же, магистр Вейс, пытались применить ко мне санкции за нарушение, которого не существовало.

Вейс замер. В аудитории воцарилась звенящая тишина. Лицо куратора стало похоже на маску из белого мрамора.

– Выйдите, – прошипел он так тихо, что слова едва долетели до неё.

Мари не заставила себя ждать. Она развернулась и вышла из преподавательской, притворив за собой дверь. Только оказавшись в пустом коридоре, она позволила себе победно выдохнуть, и счастливая улыбка озарила её уставшее лицо.

В этот момент с башни прозвенел колокол, оглушительный и безжалостный.

Сердце Мари провалилось в пятки. Урок по физической подготовке у мастера Икирсона! Он начинался сейчас, на стадионе, а она всё ещё находилась в главном корпусе.

Радость мгновенно сменилась испугом. Победа над Вейсом внезапно показалась ничтожной мелочью по сравнению с ледяным гневом человека, для которого опоздание было хуже преступления.

Мари неслась по пустынным коридорам академии, её дыхание сбивалось неуклюжие сапоги, на пару размеров больше, шлёпали по каменным плитам, грозя споткнуться на каждом повороте. Чёрный мундир безобразно висел на её хрупких плечах, делая её похожей на переодетого подростка. Она мчалась к стадиону, мысленно уже слыша ледяной голос мастера Икирсона.

***

На стадионе, окутанном прохладным утренним туманом, царила зловещая тишина. Студенты, выстроенные в неровный ряд, нервно переминаясь с ноги на ногу, оглядывались. И ждали. И от этого ожидания становилось только напряженнее.

Из пелены тумана, бесшумно, как чёрная тень, вышел Сэм Икирсон. Он был еще молод, но уже завоевал себе и имя и уважение своей прямолинейностью и строгостью. Идеальный воин.

Отец им гордился. Единственный сын, наследник огромного графства, выдающий стратег. Да и просто красавец! У молодого человека было внимание со стороны женщин, еще бы! Зеленоглазый брюнет, высокий, статный, с суровыми и по-мужски красивыми чертами лица. Однако внимание это ему что назойливая муха, он отмахивался, и сбегал от них.

Но не от работы. На работе он был собой. На работе ОН владел ситуацией. Сэм был в этом уверен. Пока не встретил Мари.

Икирсон обошёл строй. Его холодный взгляд, заставлял каждого внутренне сжаться. Он был воплощением суровой власти.

– Строиться! – прозвучала команда, резкая и не терпящая обсуждений. – Первое правило – пунктуальность. Здесь…

Он не закончил. Его взгляд на секунду задержался на пустом месте в строю, где должна была стоять Мари. Ни одна мышца на его лице не дрогнула, но все поняли – он заметил.

–…здесь, вы будете слушать и слышать. Одного без другого не будет. Второе правило – безоговорочное исполнение приказов! То что вы раньше были изнеженными аристократами волнует меня меньше всего. Вы не будете ныть, вы не будете останавливаться. Здесь место для настоящих мужчин, а не для…

Он вновь бросил взгляд на пустое место. «Ну и как прикажете так учить?!»

– …а не для трусов! – нашел он нужное слово.

Урок начался. Он был безжалостным, выжимающим все соки. Каждое движение должно было быть идеальным, каждый приём – отточенным. Студенты, обливаясь потом, старались не отставать, повинуясь его лаконичным командам.

И вот, когда он, повернувшись спиной к строю, объяснял очередной бросок, сзади послышался частый, сбивчивый топот. Он не обернулся, лишь его плечи чуть заметно напряглись.

– …что даст вам небольшое преимущество. – Продолжал он, не меняя интонации.

Позади него, едва переводя дух, замерла Мари. Её тонкая шея казалась хрупкой на фоне грубой формы, а растрёпанные от бега волосы легли на плечи шелковистыми прядями. Лицо окрасил нежный румянец, а большие глаза сияли от смущения и усилия.

– Опоздание, – его голос загремел, обрушиваясь на неё всей мощью. – На моих занятиях это непростительно! Если вы думаете, что ваше положение даёт вам поблажки, вы ошибаетесь! Здесь вы – такой же солдат, как и…

Но он запнулся, увидев её. Не провинившуюся студентку, а хрупкую девушку, чья нежность резала глаз. Её огромные глаза, в которых плескался испуг, но не было раболепия, на мгновение выбили его из колеи. Что-то острое и чуждое кольнуло его под рёбра, заставив с усилием вернуть себе железную выдержку.

А Мари смотрела на него, и её мир сузился до одного человека. Ей часто признавались в любви, восхищались её красотой, но её сердце оставалось глухим. Сейчас же оно забилось с такой силой, что перехватило дыхание. Он был воплощением суровой силы, от его взгляда веяло холодом и властью, и это показалось ей прекраснее всех комплиментов на свете. Она не думала скрывать своё изумление. Её пальцы сами потянулись к пряди волос и начали нервно её накручивать, а на губы легла лёгкая, зачарованная улыбка. Она просто чувствовала эти эмоции, не думая ни о чем, и всё.

Сэм поймал этот взгляд – чистый, полный неподдельного интереса, и это сбивало его с толку. Его мир рушился от такой открытости.

– … все! Уже кто-то решил, что правила написаны не для него. Прекрасно.

– Я была у куратора, магистр Икирсон. – Выпалила Мари.

– Меня не интересуют ваши оправдания! – он грубо отсек ее слова. – Вам кажется, что ваша милая мордашка даёт вам поблажки?

Она не потупила взгляд. Напротив, на губах появилась лёгкая, вызывающая улыбка.

– Нет, магистр. Но, возможно, она могла бы дать мне шанс объясниться.

Её наглость, смешанная с этой поразительной нежностью, на секунду ошеломила его. Он сделал шаг вперёд, нависая над ней всей своей мощной фигурой.

– Здесь… – прошипел он. – вы – солдат. Солдат, который опаздывает – мёртвый солдат. Поняли? И уберите эту дурацкую улыбку с лица!

Обида вспыхнула в её глазах, но лишь на мгновение. Вместо того чтобы подчиниться, Мари, не отрывая от него взгляда, медленно и демонстративно поправила пальцами кончики своих прядей, отбросив их за спину, и улыбка её стала лишь немного ярче, но от этого – ещё более невыносимой.

– Простите, магистр, – её голос прозвучал мягко и ясно, – но это моё лицо. И оно, к сожалению, не умеет принимать другие выражения по команде.

По строю пробежал сдержанный смешок. Сэм почувствовал, как горит его шея под воротником. Эта мушка… эта дерзкая…

Он сделал шаг так близко, что увидел, как зрачки Мари расширились от инстинктивного страха, но она не отступила.

– Значит, у вас проблемы с дисциплиной лицевых мышц, – его голос низко пророкотал, полный угрозы. – Отлично. После занятий вы получите индивидуальное… задание. На отработку контроля. Дополнительный круг по плацу с полной выкладкой. Думаю, это поможет вашей физиономии найти нужное выражение.

Он ждал испуга, слёз, мольбы. Но Мари лишь склонила голову набок, и её взгляд стал насмешливо-задумчивым.

– Как романтично, магистр Икирсон, – тихо произнесла она, так, что слышно было только ему. – Наше первое свидание, и вы уже приглашаете меня на прогулку при луне. Я тронута.

Она развернулась и, не дожидаясь ответа, побежала занимать своё место.

Сэм Икирсон остался стоять, и на долю секунды в строю воцарилась абсолютная тишина. Он не двигался, застыв, как изваяние, но каждый мускул в его теле был напряжен.

Он чувствовал на себе десятки глаз. Они видели, как эта… эта девчонка… публично его унизила. Вернее, не унизила, а раздела под орех с улыбкой. И самое ужасное – она сделала это изящно, без единого грубого слова, одной лишь женской дерзостью.

«Свидание». Это слово жгло ему изнутри, как раскалённый штык.

– Сегодня отрабатываем хват и базовые стойки с оружием, – его голос прорвался наружу хриплым рыком, заставив всех вздрогнуть. – Мечи учебные, но это не игрушки.

Он повернулся к группе, и его лицо было похоже на грозовую тучу. Он не посмотрел на нее. Холод в глазах сменился стальным блеском ярости.

Студенты синхронно извлекли мечи из ножен, и воздух наполнился сухим, звенящим лязгом. Мари с горящим энтузиазмом ухватилась за рукоять своего меча и, приложив усилие, вытянула его. Тяжёлая сталь с глухим стуком сорвалась с удерживавшего её ремня.

Но то, что казалось тяжёлым на поясе, в руках оказалось невыносимым. Рукоять, толстая и неудобная, едва умещалась в её ладонях. Пальцы с трудом обхватывали её, а плечи и запястья тут же заныли от непривычного напряжения. Она изо всех сил потянула клинок на себя, но неподъёмная сталь лишь беспомощно дрогнула в её слабых руках и с тихим звуком рухнула на землю, подняв облачко пыли.

– Ой! – искренне вырвалось у неё. – Мастер Икирсон! Я не могу его поднять!

В строю кто-то сдержанно фыркнул. Икирсон медленно повернул к ней голову, его взгляд был ледяным.

– Мне не нужны ваши «ой», мне нужно исполнение приказов. Поднимите. Сейчас же.

– Но он слишком тяжелый! – парировала Мари, снова ухватившись за рукоять обеими руками и с гримасой усилия пытаясь оторвать его от земли. – Мои руки не слушаются!

– Попросите врага подождать, пока вы найдете силы, интересно он вас послушается? – прозвучало с ехидством. И уже строже. – Поднимите. Это не просьба.

– Может, мне просто нужен меч поменьше? – наивно предложила она, наконец приподняв кончик клинка, который тут же закачался.

– Нет, – отрезал он, резко шагая к ней. – Вам нужны не игрушки, а сила духа, которой у вас, я вижу, нет и в помине. Все студенты имеют одинаковые ножи! Вы считаете себя особенной?

– Нет, просто честнее, – Мари на мгновение отпустила рукоять, чтобы отдуть непослушную прядь волос со лба. – Разве не лучше признать слабость, чем упасть с этим колом в руках при всех?

Она не была воином! И не стремилась к этому. И как ему тогда обучать ту, которая раз через раз спорит???

Сэм вздохнул и вместо ответа он схватил её руки своими, вжав её хрупкие пальцы в рукоять. Контраст был поразительным: его ладони, покрытые шрамами и мозолями, и её нежные, почти детские пальчики.

– Запястье прямо! – рявкнул он. – Вы держите оружие, а не кружевной платок. Мизинец прижмите, если не хотите, чтобы его сломало в первую же минуту.

– А если я хочу и сражаться, и оставаться изящной? – прошептала она. Ее дыхание коснулось его щеки и будто обожгло его. Она вдруг посмотрела на него, прямо в глаза, игнорируя всех в этом стадионе. Бесстыдно, в упор.

«Она что, кокетничает?» – пронеслось в его голове. Он резко дернул свою руку, отступив на шаг.

– Изящество гниёт в земле вместе с глупыми девчонками, – проскрежетал он, обращаясь уже ко всему строю, но чувствуя её взгляд на себе. – Сила – вот что выживает! Ещё десять подходов! И если у кого-то руки дрожат – значит, двадцать!