Осторожно, упрямица! Инструкция для мастера

– Не обращай внимания на этого ворчуна, Макс! – прошептала она, с восторгом проводя ладонью по резному камню стены. – Смотри, мы здесь! Мы в Академии!

Она вернулась в свой кокон счастливого возбуждения. Казалось, ничто не могло омрачить её счастья. Одна из главных мечт её жизни была прямо здесь, она могла протянуть руку и коснуться её шершавых, древних камней. Это была её Академия. Отныне и навсегда. И в этот миг она была абсолютно уверена, что никакой брезгливый пристав не сможет отнять у неё эту радость.

Макс, видя, как лицо сестры снова прояснилось и она с восторгом разглядывает гербы на стене, вместо злости неожиданно фыркнул и рассмеялся, потирая переносицу.

– Ну ты даёшь, сестрёнка, – покачал он головой, но в его голосе звучала скорее усталая привычка, чем раздражение. – На тебя с высока смотрят, а ты будто комплимент выслушала.

В этот момент из-за поворота коридора появились двое старшекурсников. Тот, что шёл впереди, был высоким и стройным парнем с каштановыми волосами и дерзкой ухмылкой на лице. За ним, хмурясь, следовал его друг, чьи густые чёрные брови и угрюмый вид словно говорили о его глубоком недовольстве всем миром.

Увидев Мари, они оба замерли. Парень с густыми бровями тут же скривился, будто унюхал нечто неприятное. Второй же, наоборот, воспрял, его глаза загорелись интересом.

– Ну, здрасьте, – растянул он, подходя ближе и нагло оглядывая Мари с ног до головы. – Кай Ванлон, к вашим услугам. А это мой друг, Томас. Вы, я смотрю, новенькие?

Макс, почувствовав знакомое раздражение, шагнул чуть вперед, заслоняя сестру не полностью, но обозначая свое присутствие. Его поза была расслабленной, но голос прозвучал сухо и недружелюбно.

– Максимилиан Крайнс. А знакомиться мы не горели желанием.

– Да брось, – Кай махнул рукой, его улыбка стала шире. – Все мы здесь одна большая семья. Мы, старшекурсники, всегда рады помочь новичкам… адаптироваться. – Он сделал ударение на последнем слове, и его взгляд снова скользнул по Мари, на этот раз задерживаясь дольше.

– Будешь так смотреть, смотреть то и нечем будет! – Спокойно произнес Макс, сделав шаг вперед.

– Увы и ах, не могу не смотреть. Глаза сами так и тянутся к этой красавице. Я обязан познакомится с такой очаровательной леди!

Мари, всё это время наблюдавшая с нескрываемым интересом, положила руку на локоть брата, чувствуя, как его мышцы напряглись.

– Макс, подожди, – тихо сказала она. Девушка посмотрела на Кая и, по привычке, начала наматывать локон на палец, ее глаза стали большими и наивными. – Ты не видишь, они же просто хотят познакомиться.

Кай расплылся в улыбке, уверенный, что победа близка. Но тут Мари мило улыбнулась и заговорила своим звонким, мелодичным голосом:

– Посмотри, какие душки наши новые друзья! Да и наверняка очень умные, раз здесь учатся, – она сделала паузу, глядя прямо на Кая, – и прекрасно понимают, чем им грозит конфликт с высокородными вассалами, или просто со скромными студентами, которые так жаждут впитывать знания, как губка.

Она наклонила голову.

– Вы видели, как губка впитывает знания? Нет? Я тоже. Потому что губка впитывает воду. А вот мы с братом – да. Мы очень любим учиться, правда, Макс? – Она даже не посмотрела на брата, не сводя с Кая своего ясного взгляда. – А еще я обожаю жаловаться. Прям с детства. Мне, знаешь ли, по статусу положено. Очень подробно и со всеми возможными последствиями.

Кай на секунду застыл в ступоре, переваривая этот винегрет из наивности, скрытой угрозы и откровенного издевательства. Затем он громко рассмеялся, и даже его смех будто зажегся азартом.

– Ладно, ладно, сдаюсь, – поднял он руки в шутливой защите.

– Хватит уже дурака валять, – буркнул Томас, хватая Кая за плечо. – Нас ждут. Идем.

Он потащил друга прочь. Кай, уже отходя, обернулся и крикнул:

– Надеюсь, мы еще увидимся!

– Надеюсь, что нет! – негромко парировала Мари и решительно толкнула массивную дверь кабинета коменданта. – Ну что, так долго? Идем, Макс!

Брат, всё это время молча наблюдавший за сестрой, лишь покачал головой с гримасой, балансирующей между раздражением и гордостью.

Его единственная сестра была невероятно красива. Он замечал это с детства. За ней ухлёстывали и сыновья аристократов и мальчишки из города, напрашивающиеся на работу к их дяде. Однажды он даже подслушал разговор дяди с каким-то мужчиной, предлагавшим огромные деньги за право жениться на его племяннице. Мари тогда было всего одиннадцать. Брат девушки, в затянувшейся молчаливой паузе дяди успел не на шутку испугаться за сестру. Почему-то ему вдруг пришла в голову мысль, что дядя может посчитать этого человека выгодной партией. За какой-то короткий миг, Максимилиан успел придумать план побега. Он не мог позволить испортить жизнь своей сестренке.

В тот вечер дядя был особенно зол. Он выгнал гостя, не посмотрев на его титул, и направился к спальне своей маленькой племянницы. Герцог души не чаял в ней, любил ее всем сердцем. Как и ее шестеро старших братьев.

Правила академии запрещали студентам проживать за пределами академического замка. К тому же, это было бы крайне неудобно. Ближайший город, Мирин, находился в двадцати минутах ходьбы, а верхом Мари никогда не ездила, каждый раз нанимать же повозку было бы неудобно. Всё указывало на то, что Мари придётся поселиться в общежитии, хоть оно и было исключительно мужским. Но герцог и здесь приложил все усилия.

Пройдя внутрь комендантской комнаты, они оказались в небольшой, до тошноты чистой приёмной. За простым деревянным столом, заваленном кипами бумаг, сидел низенький, кругленький мужчина. Его голова была покрыта короткими седыми волосами, торчащими ёжиком, а над тонкими губами красовались поистине великолепные, пышные усы, закрученные вверх. Он что-то яростно строчил пером, но, услышав шаги, резко поднял на вошедших взгляд.

– А, новички! Крайнсы, – произнёс он, откладывая перо. Его голосок оказался на удивление звонким и чётким.

– О, какие великолепные усы! – воскликнула Мари, не в силах сдержаться. – Прямо как у моржа с картинок в дядином атласе! Вы их на ночь в папильотки закручиваете?

Комендант замер, его щёки слегка порозовели. Максимилиан сдавленно хмыкнул.

– Мари, ради всего святого…

– Что? Они же действительно прекрасны! – парировала девушка, ничуть не смущаясь.

Мистер Бэрингтон судорожно выпрямился, пытаясь вернуть себе официальный тон.

– Я комендант этого учреждения, мистер Бэрингтон. У меня для вас есть список правил, которые вы обязаны…

– О, не волнуйтесь, мы с правилами на «ты»! – весело подхватила Мари. – В Кастельгаре я половину сама придумала, когда дядюшка…

– Мари! – тихо, но строго предупредил брат.

Комендант, явно сбитый с толку, нервно откашлялся и переведя взгляд на стол, начал рыться, перебирая бумаги. Спустя мгновение он достал два листка.

– Мистер Гринвель, наш ректор, ждёт вас завтра в семь утра. Не опаздывайте.

– Семь? – на лице Мари отразилось неподдельное страдание. – Но в это время даже солнце ещё толком не проснулось! Неужели нельзя попозже? Ну, на девять хотя бы?

– Мари, замолчи, – прошипел Максимилиан.

– Церемонию начала учёбы вы пропустили, – продолжал комендант, снова бросая на Мари многозначительный взгляд. – Все уже получили расписания, книги, формы и заняли места в общежитии. Все… кроме вас. Поэтому советую не задерживаться у меня, а по скорее идти по своим делам! Что касается правил, единственные два исключения… помимо вашего присутствия… – он замолчал, ожидая очередных словесных вставок, но девушка лишь ждала продолжения – Вам разрешено не носить форму, кроме занятий по боевым искусствам. И вам выделена отдельная комната, поскольку вы… э-э-э… леди…

– И слава Богу, что отдельно. Макс по ночам храпит, как лесопилка!

Комендант сунул им в руки листки, металические ключи и отчаянно ткнул пальцем в сторону коридора:

– Вот ваши ключи и расписание! Отбой в десять, подъём в пять! Никаких поблажек!

– Пять?! – это был уже настоящий вопль. – Но это же…

– СВОБОДНЫ! – рявкнул комендант и схватился за сердце, как будто пережил нападение диких зверей.

Максимилиан быстро подхватил сестру под локоть и потащил прочь, пока она не успела возмутиться по поводу режима дня.

***

В солнечном герцогстве Кастельгар, в его сердце – столице Альбастан, высился замок, будто высеченный из единой глыбы белого мрамора. На закате его стены пламенели в лучах уходящего солнца, отражаясь в лазурных водах залива.

В просторном трапезном зале, за длинным дубовым столом, сидели семеро. Во главе, словно скала, восседал сам герцог Виктор Эдмонд. Мужчина лет шестидесяти, с гордой осанкой, сединой в тёмных волосах и мудрыми, усталыми серыми глазами. По правую руку от него – его старший племянник и правая рука, Артур Крайнс. В свои 28 он был воплощением сдержанности и ума, единственным из братьев, кого безоговорочно считали серьёзным человеком. Слева от герцога расположился 25-летний Джулиан, а рядом с ним – его новоиспечённая жена Луиза, дочь графа Айронвела. Она периодически издавала тяжёлые вздохи, что было вполне простительно при её шестимесячной беременности. Напротив сидел Себастьян, второй по старшинству, командующий «Серебряным флотом» – личной гвардией Виктора. Он перебрасывался репликами с четвёртым братом, 23-летним Габриэлем, отвечавшим за дипломатию и торговлю. Обходительный и красноречивый блондин, знавший толк в роскоши, которую с таким успехом продавал. И, наконец, напротив него, скучающе ковырял вилкой в изысканном рагу самый младший из присутствующих братьев, Кристиан. Прагматичный и дотошный ум инженера, он управлял алмазными копями и мастерскими, бывшими гордостью Кастельгара.

Тишину внезапно нарушил именно он, с силой отодвинув тарелку.

– Не могу больше. Жизнь без неё стала невыносимо скучной. Мне даже не с кем поговорить! – в его голосе звучала неподдельная тоска.

Габриэль, поправляя манжет, ехидно улыбнулся:

– Я, наоборот, рад, что Макс и Мари наконец-то стали жить самостоятельно. Они совсем изнежились здесь, в Альбастане.

– И всё же, негоже девушке находиться в мужской академии, – вставил своё веское слово Артур, его сдержанный тон немедленно привлёк всеобщее внимание. – Какие бы амбиции у неё ни были, репутация…

– Репутация? – Джулиан фыркнул, нежно поглаживая руку супруги. – С её-то характером? Она скорее всех этих бойцов-мужчин за пояс заткнёт, и их репутацию погубит.

– Соглашусь с Артуром! – воскликнул Кристиан. – Кому я теперь буду показывать новые чертежи? Кто поймёт гениальность многоступенчатого шестерённого механизма? Вы? – он с презрением обвёл взглядом братьев. – Вы все мыслите категориями кораблей, договоров и бриллиантов. А она… она мыслила как инженер!

За столом поднялся гвалт. Спор о целесообразности обучения Мари в академии грозил перерасти в привычный хаос. В самый разгар этого галдежа Луиза, как ни в чём не бывало, тихо сказала:

– Джулиан, милый, передай, пожалуйста, мёд.

Тот, не прерывая горячей дискуссии с Габриэлем о феминизме на Севере, автоматически протянул ей резную пиалу с золотистым мёдом.

Виктор Эдмонд устало вздохнул и провёл ладонью по лицу. Он и сам начал жалеть, что согласился отпустить её. Максу бы пошло на пользу, а вот Мари… его цветочек… должна была всегда оставаться рядом, пока он не состарится и не умрёт. Так он думал, подперев щеку ладонью и наблюдая за разгорающимся бардаком.

Он ещё раз, уже громко, вздохнул и неожиданно резко хлопнул ладонью по столу. Стеклянные бокалы звякнули. В зале воцарилась мгновенная тишина, которую нарушил лишь испуганный вздох Луизы.

– Луиза, девочка моя, прости, что напугал, – мягко сказал ей герцог и перевёл суровый взгляд на племянников. – Не знаю, к чему это приведёт, но раз она так хотела стать следователем – пусть. В конце концов, сейчас и на Севере правит герцогиня. Чем моя племянница хуже? Ради Бога, не галдите! Сердце и так не на месте из-за этой несносной девчонки!

Луиза, оторвавшись от трапезы, ласково заметила:

– Будет вам, ваша светлость. Рядом с Мари – Макс. Он не даст её в обиду. К тому же, герцогская кровь! Кто посмеет покуситься на них? Разве найдутся в королевстве такие смельчаки?

За столом вновь пробежала волна гогота, на этот раз довольного и даже самодовольного. Но герцог, покачав головой, вновь прервал её.

– Гордыня и самого сильного делает слабым, – тихо произнёс он, будто себе самому. Его взгляд задумчиво скользнул за пределы зала, через открытое окно, где простирались бескрайние воды. Туда, где по другую сторону моря, в холодных горах, стояла Академия, и где сейчас были двое его птенцов.

***

Мари сжала в ладони холодный металл ключа, пока её брат изучал свою латунную бирку.

– Двести девятый, – прочёл Максимилиан. – Должен быть где-то на втором этаже.

– А у меня пятьсот первый! – воскликнула Мари, переворачивая свой ключ. – Интересно, это на самом верху?

Поднявшись по лестнице на самый верхний, пятый этаж, они обнаружили, что он кардинально отличался от шумных галерей внизу. Здесь был лишь один короткий, тихий коридор, заканчивавшийся единственной дверью. На тёмной дубовой поверхности ярко выделялась латунная табличка с цифрой 501.

Раньше здесь располагались апартаменты преподавателя, ответственного за дисциплину. И с недавних пор эта надобность отпала.

Имя Самуэля Икирсона, декана военно-стратегического факультета, было синонимом железной воли и безупречного порядка. Под его началом вопрос дисциплины решался сам собой, без необходимости держать надзирателя прямо в логове студентов. И, как оказалось, это пошло на руку ректору, предоставившему в ее распоряжение эти идеально отгороженные от всех мужчин апартаменты.

Мари с лёгким волнением вставила ключ в замочную скважину. Прозвучал громкий, сочный щелчок.

Тяжёлая дубовая дверь заскрипела пропуская брата в след за Мари. Она замерла на пороге, впитывая впечатления.

Просторная комната встречала её прохладой и сдержанным, почти суровым величием. Справа, у стены в самом углу, стояла одна-единственная, но широкая кровать с высоким деревянным изголовьем, застеленная строгим шерстяным покрывалом. Рядом возле окна притулился простой письменный стол с массивным бронзовым подсвечником. На другой стороне стены возвышался широкий шкаф из тёмного дерева, а рядом с ним виднелась ещё одна дверь, обещающая уединение в уборной. Под ногами мягко утопал широкий ковёр в тёмно-бордовых тонах, поглощающий шаги. Взгляд скользнул вверх по стенам, мимо огромной, поразительно детализированной карты королевства, к белому потолку, украшенному простой, но элегантной лепниной.

Воздух пах чем-то чужим, мужским – запахом предыдущего хозяина, который так и не выветрился до конца.

– Ну что, сестрёнка, тебя поселили в королевских покоях, – раздался за спиной голос Максимилиана, нарушивший тишину.

Мари повернулась к нему, и её лицо озарила не просто улыбка, а сияние полномасштабного вдохновения.

– Понимаешь, Макс, комната, конечно… солидная, – начала она, делая широкий жест рукой, – но в ней нет ни капли души! Слишком уж всё по-мужски, строго и скудно.

Она подбежала к центру комнаты и закружилась на ковре, её платье взметнулось вокруг.

– Но это же прекрасно! Пять лет! Целых пять лет! – она остановилась и указала пальцем на шкаф. – Этот монстр отлично встанет вот там, у той стены. Кровать мы передвинем к окну, чтобы солнце будило по утрам! И этот стол… ему нужна новая столешница, светлая, чтобы не давило! И ткани… лёгкие, воздушные занавеси! И пару сундуков для безделушек!

Максимилиан смотрел на неё, и его лицо постепенно выражало всё большее и большее страдание. Он закатил глаза с таким видом, будто она только что предложила перекрасить фасад академии в розовый цвет в горошек.

– Господи, девочка, тебе бы только переставлять да украшать, – он с раздражением провёл рукой по волосам. – Ладно, мечтай. Я пойду, посмотрю свою берлогу. Двести девятый номер. И не вздумай никуда соваться без меня, ясно? Сейчас тут всё чужое, и ты не знаешь правил.

– Угу, – бодро ответила Мари, уже мысленно развешивая по стенам картины и расставляя вазоны с цветами. Она даже не заметила, как брат, покачав головой, развернулся и вышел.

Дверь захлопнулась, оставив её одну в центре просторной комнаты, но Мари этого уже не слышала. Она стояла, уставившись в пустоту, а перед её мысленным взором уже расцветал новый, преображённый мир – её мир.

Комната постепенно погружалась в вечерние сумерки. Разложив свои вещи с непривычной аккуратностью, Мари сняла шляпку и упала на прохладное покрывало. Пыльный луч заходящего солнца, пробивавшийся сквозь высокое окно, золотил простую лепнину на потолке. Она уставилась на эти гипсовые завитки, размышляя о прошедшем дне.

Сначала мысли были яркими и стремительными, как вспышки фейерверка: «Завтра увижу классы… Надо будет найти библиотеку… Интересно, какие там книги?.. А форма для боевых искусств… наверное, неудобная…»

Но постепенно, по мере того как за окном гасла заря, гас и её внутренний восторг. Эйфория, что держала её на плаву все эти часы, испарилась, словно её и не было. И на смену ей, тихой, холодной волной, пришла тревога.

Она лежала в полной тишине, и эта тишина была иной, нежели в её комнате в Кастельгаре. Та была наполнена привычными звуками замка – отдалёнными голосами слуг, скрипом половиц, знакомыми шагами дяди в коридоре. Эта же… была абсолютно пустой и чужой.

И тут её накрыло. Словно ледяной водой.

Дяди нет рядом.

Этой простой, очевидной мысли было достаточно, чтобы в груди что-то сжалось в тугой, болезненный комок. Его не было в соседней комнате. Он не придёт проверить, как она спит. Не сможет защитить.

Архитектура, планы перестановки – всё это разом отступило, как декорации после спектакля. Теперь её мысли, беспокойные и резкие, крутились вокруг людей.

«Все они уже знакомы… а я чужая. Они смотрят на меня как на диковинку. А преподаватели…» В памяти всплыло суровое лицо пристава. «Они все такие строгие. А если я сделаю что-то не так? Если не справлюсь? Все будут смеяться. Все эти рослые, сильные парни… они презирают слабость. А я…»

Она сжала пальцами ткань покрывала. Паника, тёмная и липкая, подползала к горлу, заставляя учащённо биться сердце.

«Почему я вообще решила, что смогу?» – пронеслось в голове с пронзительной ясностью. Она всегда мечтала стать детективом, мечтала оказаться в гуще приключений, но теперь понимала, что не представляла их себе по-настоящему. Она представляла себе славу, открытия, но не эту гнетущую пустоту и страх в одиночестве.

Она росла в идеальных, тепличных условиях. Герцог оберегал её как зеницу ока. Даже на балах в соседних владениях она бывала считанные разы, и то под неусыпным присмотром. Мир за стенами Кастельгара был для неё книгой с красивыми картинками. Теперь же книга открылась, и она оказалась внутри – без ориентиров и защиты.

– Всё хорошо, – шепнула она сама себе, но голос прозвучал слабо и неубедительно. – Ты справишься. Ты же Крайнс.

Но эти слова, обычно вселявшие в неё уверенность, сейчас казались просто набором звуков. Впервые в жизни она почувствовала себя не герцогской племянницей под сенью могущественной семьи, а просто Мари – маленькой, испуганной девочкой в огромном, безразличном к ней мире.

Она повернулась на бок и прижалась лбом к прохладной стене, пытаясь заглушить нарастающий гул тревоги. Приключение, о котором она так мечтала, внезапно обрело реальные, пугающие очертания.

2 глава

Мари проснулась не отдохнувшей, а измотанной, словно провела ночь в беге по лабиринту собственных страхов. Тревожность не ушла за ночь – она выросла, созрела в тишине, и теперь она безжалостно давила в сердце.

Умывание, сборы – всё происходило на фоне этой звенящей тишины, нарушаемой лишь стуком её собственного сердца. Она надела своё самое воздушное, лёгкое платье —батиста и кружева, и накинула шаль, легкую, сотканную будто из паутины. Пальцы, привыкшие к этому ритуалу, сами заплели у висков тонкие косички, собрав их на затылке в изящный узел. Каждое движение было отточенным, почти механическим, попыткой укрыться в коконе привычных вещей.

В кожаную папку, пахнущую дорогой выделки и обещанием новых знаний, она аккуратно уложила тонкие листы пергамента, изящную дорожную чернильницу, перо и карандаш. Но даже эти приготовления не могли рассеять гнетущую атмосферу. Солнце только поднималось, заливая комнату холодным, безразличным светом.

И вот она стояла у двери, вцепившись в папку так, что костяшки пальцев побелели. В этот момент снаружи, пронзая толщу стен, прозвенел оглушительный колокол. Мари вздрогнула всем телом, сердце болезненно ёкнуло, отдаваясь в висках. Она вспомнила. Пять утра. Подъём. Сейчас все будут вставать. Проснётся и Макс. Было ещё очень рано, надо было подождать пока он соберется.

Мари отошла от двери и опустилась на идеально заправленную кровать, складки платья безвольно упали вокруг. Она уставилась на дверь, гипнотизируя деревянную панель, мысленно уговаривая себя.

«Не смотри на них. Игнорируй. Не бойся. Вчера же всё нравилось? Вчера это было приключением…»

Но сейчас это пугало. Да, нравилось, но пугало до дрожи, до тошноты. Тихий, бессильный стон вырвался из её груди. Она смахнула предательскую каплю, успевшую скатиться по щеке и наклонившись, опустила голову на колени. Горечь собственной слабости была отвратительна. Она злилась на себя, яростно и беспощадно, но не могла по мановению руки стать сильнее, перестать чувствовать, перестать бояться.

Снизу, словно отголоски надвигающегося прилива, донеслись первые шаги, сдержанный гомон пробуждающегося общежития. Время истекло. Мари поднялась с кровати, снова подошла к двери. Ещё две слезы, быстрые и горячие, прожгли ей щёки, но она смахнула их рукавом с отчаянной резкостью. Глубокий, прерывистый вдох. Выдох – через поалевшие от покусывания, губы.

Она вновь закусила нижнюю губу до боли, и, не дав страху нового шанса, резко потянула на себя ручку. Дверь открылась, впуская в её маленькое убежище шум чужой, уже начавшейся жизни.

Широкая каменная лестница казалась в тот миг самым длинным и опасным путём в её жизни. Снизу уже хлопали дверьми. Четвертый этаж оживал. В общих уборных создавалась очередь. Мужской смех студентов разносился эхом.

Едва её туфли коснулись последней ступени четвертого этажа, волна внимания накатила на неё, почти осязаемая. Разговоры стихли, сменившись шепотом и приглушённым смешком. Десятки глаз прилипли к её фигуре в невесомом платье, будто пытаясь прожечь ткань. Многие из них были с оголенным торсом. Очередь у другого конца коридора, все рослые парни, кто-то с перекинутым через плечо полотенцем. Не готовая к такой картина, девушка замерла округлив глаза. Даже рот приоткрылся от изумления. Мари залилась ярким румянцем и так резво отвернулась, что часть ее локонов перебросилось через плечо.

Послышался хохот довольных мужчин. Некоторые тут же выпрямились, выставляя напоказ рельефы мышц.

– Мисс, идите к нам! Мы вас пропустим без очереди! – крикнул кто-то из толпы.

Мари прикрыла лицо ладонью будто ширмой от вида полуобнаженных мужчина, намереваясь спуститься как можно быстрее.

Тут один из студентов поднимающийся с третьего на четвертый заметил ее. Он уставился на студентку, все так же поднимаясь. Парень будто гипнотизированный поднялся на четвертый и продолжил свой путь на пятый, совершенно забыв что дальше ему и не нужно. Он был так очарован девушкой, что взгляда не мог оторвать, хоть ноги и несли его вперед. Так он и пропустил ступень, споткнулся о собственную неловкость и с грохотом растянулся на ступенях, вызвав новый взрыв хохота.

Популярность Мари возрастала с немыслимой скоростью. Даже когда она просто спускалась на несчастный второй этаж. Кто-то присвистывал, кто-то бросал двусмысленный комментарий о том, что «в академии стало куда красивее».

Яркое внимание рябило в глаза. Оно было для нее на столько инородным, что девушка физически ощущала свое раздражение, но она не могла его показывать. Девушка понимала, покажи им слабость и они почувствуют еще большую вседозволенность. Поэтому Мари глубоко вздохнула, подняла подбородок высоко, взгляд обратила вперед, в некую невидимую точку и пошла. Нет, не пошла. Она парила. Внешне – это была гордая, холодная львица, проходящая сквозь стаю назойливых шакалов. Она не обернулась на хохот, не ответила на свист, не удостоила взглядом ни одного из них. Лишь пальцы, вцепившиеся в её кожаную папку, сжались так, что побелели, выдавая дикий, сковывающий страх. Но этого никто не видел.