Таежное смятение чувств. Дорога

Ни на медную копейку, ни на грош. Может, у Дашки всё и сладится путем. А свадьбу и потом закатить не поздно…

– Дашка, ходи до меня, дело к тебе имеется… – отозвала Зинаида дочку в сторонку. – Слушай меня внимательно…

– Я ить понимаю, мама! – закивала Дашка согласной головой в ответ на ее слова. – Рано или поздно мне всё едино придется ить под кого-то на спинку лечь! Лучше под Степкой ить мне начать, чем отдать мое девичество грязному и вонючему мужику!

– Вот и хорошо! Вот и хорошо, что ты все понимаешь! – выдохнула облегченно Зинка. – Ну, пошли…

Предупрежденный отцом, Степка все время топтался за их спинами, тяжело сопел, ждал уговоренного сигнала.

– Пошли, женишок, пока со страху девка не передумала! –усмехнулась Дашка и сплюнула себе под ноги.

Втроем они гуськом отправились в самые густые заросли. Дойдя до непролазных кустов, Зинаида скинула с себя пальтишко и сунула его в руки Дашке, прижала дочку к себе, тяжело вздохнула.

– Подложи пальто под себя! – велела она. – Холодно, простудишь бабское нутро. Век, доченька, будешь маяться болями, дитя не сможешь родить! Ну, с Богом! – перекрестила женщина дочку.

– И со мной! – хохотнул бригадиров сынок.

– Ты первый у девки будешь! – посмотрела Зина на парня строго. – Кровь пойдет, пальто мне не запачкайте, не вымажьте!

Нетерпеливый пацан дернул плечом, горячо выдохнул:

– Да понял я все, тетка Зина! Иди уже!

– Ладно, ступайте с Богом! Времени мало…

Выставив перед собой локти, Степка со всей решимостью на лице продирался сквозь заросли. За ним, испуганно озираясь на удаляющуюся мать, шла бедная Дашка, прижимала материнское пальтецо к груди, гулко ходящей ходуном.

– Пришли, Дашка… – кинул коротко нечаянный женишок. – Кидай мамкину одёжу на свадебное ложе!

Найдя удобное место, девушка аккуратно расстелила в кустах пальтишко, скинула с себя курточку, положила сверху, задрала юбку и проворно избавилась от нижней части белья.

– И как мне лечь? – спросила Даша, волнуясь.

– Откинься на спину! – велел Степка, она повиновалась и легла, раскинула широко руки.

Откинув юбку на девичий живот, парень нежно погладил ее начинающий зарастать волосиками треугольник между ног, осторожно провел пальцем по открывшимся створкам.

– Ой! – сжала девушка инстинктивно ноги, попыталась откинуть его руку. – Куда суешь культю свою, негодник!

– Дашка, не балуй! – нахмурился сурово сынок бригадира. – Сама знаешь, зачем со мной пошла!

– Боязно мне ить! – пискнула Даша.

Оглянувшись, Степка спустил с себя штаны, шагнул к девке.

– Терпи, Дашенька! – выдохнул он девчонке в ухо.

– Токмо ты не в меня! – замахала девка всполошенными руками. – Родить ить от тебя могу!

Поморщившись, бригадиров сын запальчиво огрызнулся:

– Не маленький, чай! Не учи!

– Я не учу, я ить не учу…

– Не болтай! Ноги чуток подогни и раздвинь!

По всему телу Дашки пробежала испуганная дрожь, она тихонько пискнула, едва слышно и прерывисто прошептала:

– Я ить боюсь!

– Не бойся! Я все быстро. И не вздумай орать, как будто режут тебя! Тута далече все слыхать! Враз набегут охотники до бабского тепла! – навалился Степка на девушку, прижал ее всем телом к сыроватой земле. – Ноги растопырь!

– Ой, мамочки! – заверещала девка.

Где-то рядом стояла Зинаида, с щемящей душу тоской глядела на кусты, за которыми скрылись парень и девушка.

Она очень переживала за дочку, думала, что рановато еще для Дашки вступать во взрослую жизнь со всеми ее бабскими тяготами и лишениями. Но иного выхода она не видела.

– Ой! – донесся тихий Дашкин вскрик, утонул посреди густых кустов, и опять все стихло.

Прошло несколько минут, и появились ребята. Степка на ходу отряхивал женское пальтишко, довольно щерился.

– Сладилось все! – доложил паренек.

– Ну и слава Богу! – перекрестилась Зинка.

Торопясь, они поспешили вернуться к месту привала.

Их возвращение Борька встретил сумрачным взглядом.

– Куда ходили втроем? – спросил он глухо.

– Бригадир приказал мне Дашку со Степкой свести! – решила Зинка рассказать ему всю правду, ничего не утаила.

Сжимая кулаки, Борька переступил с ноги на ногу, прошипел:

– Свела дочку родную, сводня?

– Свела! – моргнула Зина огорченно. – А что нам оставалось делать? Там, на прежнем месте, женщина на кадрах сразу предупредила меня, что в том Озерном сплошь одни мужики толкутся. Заработки там у них хорошие, приходится терпеть приставания голодных и охочих до баб мужиков. Есть ради чего корячится…

– Что, баб вовсе нет? – моргнул Зимин недоверчиво.

– Есть, куда без них! – пожала Зинаида плечами. – Но женщин там мало. И все они давно замужние!

Покрутив головой, Борька негромко спросил:

– Они нарочно берут одних одиноких баб?

– Стараются семейных не набирать! – пояснила Зина. – От семейных пар одни скандалы. Пойдет чья-то женка по чужим рукам, а мужик ее со злости дебоши устраивает, драки и поджоги, мордобой и убийства! Проще набрать одиноких да холостых!

Нахмурился Борька, зло сплюнул под ноги:

– И стоило нам наниматься, если Дашка уже пошла под расход? Могли бы и на прежнем месте оставаться!

– Денег там вовсе не осталось, нет работы, нет хорошей оплаты! Нам в нашем положении особо не выбирать!

Сверкнув решительными глазами, паренек приблизился к тетке, едва слышно и издевательски прошипел:

– Тебя, Зина, в поварихи определили или сразу в шлюхи кабацкие записали? Чего-то я не пойму! Дашку с пути сбила!

– Что ты! В поварихи, конечно же! – мотнула баба головой. – Прочие дела на твое усмотрение. На месте на все посмотрим! Ты только на рожон зазря не лезь! Со Степкой ты сдружился, не держи на него зла за Дашку. Знаю, что нравится она тебе. Не решилась против бригадира сказать, отдала дочку Степке. Уговорились мы…

Выслушав тетку, Борька зло мотнул головой, пообещал:

– Еще раз к ней полезет, зашибу!

– Смирись! – вздрогнула женщина, посмотрела в упрямые мальчишеские глаза. – Люди мы все подневольные! Сам ею пользуйся и Степке дорогу к Дашке не закрывай! Не губи нас! Буруну не понравится, что не по его указке живем…

– Скажешь Дашке, что ты сама мне дорогу к ней указала! – кивнул, соглашаясь с теткой, и повелел Зимин.

– Скажу я! – закивала Зинаида. – Скажу ей! Слишком часто не пользуй ее! Молода еще пока! Ей бы годик-два повременить, чтобы в тело бабское вошла. Мною можешь пользоваться, раз такое между нами дело пошло. Правда, старовата я для тебя, не то что Дашка! Но ты всегда с интересом смотрел на меня…

Похлебав приготовленное на скорую руку горячее варево и запив его крутым кипятком, обозники свернули привал и расселись по тоскливо скрипучим телегам, отправились дальше в направление очередной таежной сопки.

Отдохнувший мерин пошел чуть скорее, животное живее стало перебирать по дороге старыми копытами.

После сытного обеда всех клонило ко сну. Дремали пассажиры-бездельники, клевали носом возчики. Один лишь их угрюмый бригадир старался не спать, выглядывал дорогу.

Через час пути, удостоверившись, что все вокруг него дрыхнут, Борька устроился за спиной Зинаиды, накрылся весь рогожей, воровато просунул руку под женскую юбку.

– Тише, тетка, не шуми! – зажал ей парень рот ладонью, ощутив притягивающее к себе тепло женского зада, он принялся медленно стягивать трусы с пышных бедер Зинки.

– Ты чего удумал, Боря, люди кругом! – зашептала она, кидая по сторонам испуганно настороженные взгляды.

– Им не до нас! Дрыхнут они! – стянули цепкие пальцы байковую тряпицу с женский бедер, вытолкнули ее к ногам. – Ты обещала мне нынче! Вертайся задом ко мне!

Тяжело вздохнув, женщина повернулась набок, увидела решительно настроенные Борькины глаза, сильно смутилась.

– Может, на вечер оставим, а? – вопрошала Зина с робостью в взволнованно задрожавшем голосе.

– Вечером само собой повторим! – почувствовал парень крепкую власть над женщиной, которую он раньше почитал за родную тетю, а нынче держал просто за ровню себе. – А зараз мы давай, начнем, пока всем до нас, как до прошлогодней травы…

Женщина притихла, и ищущие пальцы пацана неторопливо поднялись по женской ноге, ожидаемо провалились в горячую ложбинку, утопли в ее липкой влажности. Зинаида сразу ощутила нарастающий зуд и томительное возбуждение.

– Не надо, Боря! Прошу тебя! – скривилось теткино лицо в мучительной гримасе, закусив до боли нижнюю губу, женщина крепко сжала Борькино запястье, оттянула его прочь.

С обиженным видом, получив никак не ожидаемый им и неприятный отпор, парень тут же повернулся к Дашке.

– Образумился отрок-то! – прошептала Зина одними губами и воздала хвалу Господу.

Постепенно успокоившись, Зинаида расслабилась, глядя на высокие кучевые облака, плывущие по высокому небу, как вдруг на ее обнаженный предыдущим радетелем зад легла горячая ладонь лежавшего по ее другую сторону Степки.

Вздрогнула баба и резко обернулась к сынку бригадира, уставилась в его нагловато бесстыжие зенки, сверкнула глазами.

– Чего тебе? – вопрошала Зина, гневно щурилась.

– Того самого! Сама все знаешь! – пролезла настойчивая рука парня между ног, ворвалось в ее еще не остывшее нутро.

– Изыди, сатана! – откинулась женщина резко на спину, крепко сжала коленки. – Не балуй! Я тебе в мамки гожусь!

Но настырная рука мгновенно нашла мохнатый лобок и целиком накрыла его. Нежно перебирая ее волосики, Степка шаг за шагом высвобождал их из плена крепко зажатых ляжек и выпускал на свободу, лишал женщину всяких сил к сопротивлению.

– Тетка, не шуми! Понятие имей! – шепнул Степка ей в ухо.

Второй рукой парнишка юркнул под кофту, по-хозяйски прихватил тяжелую грудь, принялся мастерски покручивать стремительно набухающие соски. Зинаида поняла, что тут все ее дальнейшие протесты не будут иметь никакого смысла, так как валялась она со спущенными до щиколоток трусишками рядом с двумя молодыми жеребцами. И ежели проявит она упрямое упорство, то Степкин отец в этом случае правильно ее не поймет и не поддержит.

– Черт с тобой, леший тебя забери! – сдалась Зинка, и ее сопротивление пошло на убыль, уступив, баба расслабилась, раскинула коленки и открыла свое сокровище.

– Набок повернись! – скомандовал Степка. – На боку сподручнее выйдет, и не так со стороны заметно…

Зинаида покорно повиновалась, устроилась поудобнее. Телега покачивалась на ходу, и им казалось, что она тоже принимает деятельное участие в том, что происходило между ними. Протяжные скрипы колес заглушали тихие бабские стоны.

Положив руки на большие женские груди, парнишка мял их с все более возрастающим напором. Его поступательные движения участились, сынок бригадира вжался Зинке в спину, заглушил протяжный стон в вспотевшей женской шее.

Через минуту Степка отвалился в сторону, как дитя, насосавшееся вдоволь молока из материнской груди.

– Хорош жеребчик вырос! – повернулась баба лицом к своему нечаянному кавалеру, с лаской погладила курчавые и сильно растрепанные волосы, коснулась губами Степкиной щеки.

Расстроенно вздыхая, Зинаида думала о том, что и миски супа она не успела еще сварить, а артельной подстилкой стать успела. И если к ней днем бригадирский сынок подлез, то ближе к вечеру стоит и самого Буруна ей непременно дожидаться…

За непродолжительное время морального падения тетки Борька не бездействовал, а переключился на другой объект. Повернувшись к Дашке, он по-хозяйски обнял ее за талию, та, охотно и нисколько не брыкаясь, приподняла руку, пропустила к девичьей груди.

– Чего ждал, поначалу к мамке лез? – прошептала она.

Борька давно ей нравился, она все ждала, когда же он подступится к ней, готовила подарить ему свое сокровище. Но не дождалась. Другой человек сорвал ее нежный цветок.

– Спросил бы меня, давно ить тебе с радостью дала… – вытащила девушка цветастую кофтенку из простой матерчатой юбки, освободила свободный проход к юным грудкам.

Нежные девчоночьи холмики не были особо большими, но их размер компенсировался девственной упругостью и совершенством идеальной формы груди, нежной выпуклостью сосков.

– Потрогай, Боря, мои маленькие птенчики! – выдохнула Дашка в его оттопыренное ухо. – Тебе ить понравится…

Вняв ее призыву, парнишка крепко обхватил девичьи грудки обеими ладонями, пропуская между пальцами твердеющие комочки сверхчувствительных сосков, лаская и возбуждая их.

– Еще! Еще! – затянула пелена девичьи глазки.

Нежно поглаживая руки нравившегося ей парня, Дашка чувственно выгибала для него тонкую шею. Вывернув голову, она подставила губки для упоительного поцелуя, и Борька сам потянулся к ним, нажав на девичий подбородок, неотвратимо приоткрыл Дашке ротик и втолкнул туда ищущий сладостных ощущений длинный и много умеющий язык, натолкнулся на два жемчужных ряда девичьих зубов, раздвинул, скользнул дальше.

– Где ты так сладко целоваться выучился? – отдышалась девчонка с трудом, изумленно ахнула. – Я ить и не знала, что это так вкусно! Ты меня ить прям удивил! Я ить едва не улетела…

– Нашлась одна учительница… – хмыкнул парень.

В душе Борька был благодарен разбитной соседке Таньке за то, что та преподала ему первые уроки общения с бабами.

– Меня ить целоваться научишь? – попросила Даша.

– Научу! – закрыл ей Борька рот долгим поцелуем.

Ему сейчас было не до излишних и никчемных слов. Внутри у парня все кипело и бурлило, грозило вырваться наружу…

Отлежавшись, Зина, кряхтя, приподняла с годами все тяжелеющий круп, проворно подтянула бельишко. По активно дергающемуся заду Борьки она поняла, что пацан переключился на ее дочку и, вне всяких сомнений, добился своего.

– Времени они зря не теряют! – легла снова на ее распахнутую настежь грудь Степкина рука. – Может, мы с тобой повторим еще разок? Под шумок, и пока все заняты собой!

– Не сейчас, на ночевке… – пообещала Зинаида.

Не стала она лукавить самой себе, честно призналась, что ей самой, на удивление, понравилось тыкаться со Степкой. Не по годам пацан оказался сноровистым и мастеровитым, умел он завести бабу, разбудить в ней внутренние чувства. Решив выяснить интересующий ее вопрос, она повернулась к нему.

– И где же это ты так ловко с бабами научился в постели кувыркаться? – спросила Зинаида. – Вижу, далеко не первая я у тебя, не считая уже и моей кровиночки Дашеньки!

– Из чужих баб ты, Зина, считай, вторая! – почесался Степка в кудрявом затылке и честно признался. – Врать тебе не хочется, правду всю тебе скажу, как на духу!

Удивленно моргнув, Зинка понизила голос до шепота:

– А первая, значится, Дашка моя?

– Она самая…

На какое-то время женщина умолкла, переваривая его слова. Чудно пацан говорил, с намеком. Намек-то легко его понять. Принять это знание выходило крайне непросто.

– Своих баб, выходит, ты дома радовал? – хмыкнула Зина. – На своих и на домашних обучение проходил…

– Сперва тетку родную я баловал, – посмотрел по сторонам и тихо обронил парнишка. – Потом батя мне мамку позволил использовать, когда он по полгода в тайге безвылазно торчит…

– А мать что, сама взяла и согласилась? – прищурилась Зинаида недоверчиво. – Взяла так и легла под тебя!

Почесав нос, Степка усмехнулся и самодовольно изрек:

– А кто ее у нас в семье-то спрашивать станет? Батька гаркнул, и дело решенное! Мамка и легла под меня…

– Не рановато ли ты приобщился к семейному радению? – поморщилась женщина, скользнуло в ней раздражение.

– Батя подумал и решил, что лучше эдак, чем черта лысого по темным углам гонять! И мамке польза огромная! Не будет нужды бабе на чужих мужиков пялиться и по ночам утробно вздыхать. Все утехи на дому… – раскрыл душу пацан, озадаченно моргнув, Зина посмотрела ему прямо в глаза, покачала головой.

– Не слишком ли много для тебя, молодого, по кругу ядреных баб? Справляешься? – зашептала баба. – Тетка, мамка…

– Надо будет, батя подсобит! – ответил сразу парнишка, долго не думал. – Вдвоем мы запросто справляемся. А не хватит нам баб, ты и Дашка теперь под рукой…

Под боком заворочался Борька, учащенно засопел, Дашу крепко прижал к себе, дернулся всем телом и затих.

– С облегчением, дети мои! – рассмеялся саркастически Степка, откровенно и не стесняясь тиская Зинкину грудь.

Скрипучая телега шла, покачиваясь с бока на бок. Снова на память пришла история, рассказанная Фимой, о ее связи с племянниками. Разные впечатления легли тогда на душу Зины от откровенного признания ее одинокой подруги.

Непростые отношения Фимы с племянниками сразу же пошли на лад, их жизнь обустроилась, решились проблемы, о которых не принято говорить вслух. Интимная жизнь у всех троих благополучно наладилась. Может, Фима и правильно поступила, вовремя прочно привязала взрослеющих мальчиков к своему подолу. Может, подруга была и не права, да только не ей нынче судить Фиму. Сама только что погрязла по самые уши в стыдном блуде.

Все последние годы она сама уверенным и никуда в сторону не сворачивающим шагом шла, галопом скакала к срамному концу. Похотливый сосед Кузьма немало тому самому поспособствовал, прилип к ней, как банный лист, присосался пиявкой.

Что ни день, то повадился шельмец шастать к ней, словно пчелы на мед, дорвался кобель до сладостного. Как-то скрипнула дверь, и в прихожую ввалился ее соседушка. Постоянные его набеги набили ей оскомину, и она решила с ним объясниться.

– Чего приперся, сосед? Аль дорогу домой перепутал и не туда приперся? – огорошила она Кузьму. – Так я тебе напомню, сосед, укажу прямую и ровную дорожку!

Не ожидавший столь неласкового приема, почесав бороденку, мужик развел губы в улыбке и отвечал ей:

– Заглянул, вишь, по-соседски! Ты одна без мужика все хозяйство тянешь. Вишь, думаю, зайду, подсоблю чем…

Поняв, что до соседа не дошло, что ему тут только что выписали отворот-поворот, подняв голову, Зинаида хмуро взглянула на гостя, отчеканила твердо и по слогам:

– Особой нужды в твоей помощи, соседушка, не наблюдается. Борька за мужика сам справляется.

– Могу, Зинка, тебе в чем другом подсобить! – притянул Кузьма по-хозяйски женщину к себе, уронил руку пониже ее спины.

– Нет у меня, Кузьма, в том особой нужды! – вывернулась женщина, отскочила в сторону, выставила перед собой ладошку.

– В другой раз я зайду! – прищурился хитро мужик.

– Ни сейчас, ни в другой еще раз! – как отрубила Зинаида. – Не требуется более! А за заботу тебе спасибо! По-соседски, стало быть, говорю тебе! Иди, Кузьма, иди!

Обидевшись, сосед покачал головой и глухо проронил:

– Ты чего этак резко рубишь по канату? Нет настроя, так завтра он с утречка появится. Я и сейчас его настрою, постараюсь, чай, мне это дело не впервой! Живо настроим его…

– Шел бы ты, настройщик рояля…

Резво шагнув к женщине, мужик решительно притянул к себе ее неожиданно податливое тело, обеими руками прихватил ее пышные ягодицы. Зинаида почувствовала, как быстро тает и предательски утекает ее былая решимость. Как мало нужно одинокой бабе, чтобы поддаться на уговоры мужика. Хлопнул кобель бабу по заднице, она вся затряслась и вмиг поплыла.

– Вижу, что сама хочешь, не слепой! Чего ершишься? – выдохнул мужик жаром, уткнувшись в ее шею лицом.

Призвав к себе на помощь остатки тающих сил, Зинаида рывком скинула с себя мужскую руку, отпихнула Кузьму в сторону, обозленно выпалила, обозленно глядя в его глаза:

– Ты чего не понял, сосед? Я тебе все ясно пояснила! Нет у меня потребности в тебе! Была минута, и дала тебе мною всласть попользоваться. Помог ты страдалице. А теперь все у меня прошло. На выход, сосед! Жене от меня привет! Дорогу ко мне забудь! Все хорошенько уразумел, сосед? Аль тебе повторить…

Обиженно хмыкнув, Кузьма зло сунул сжатые кулаки в драные карманы облезлой куртки, тяжело топоча, направился к двери. На пороге повернулся к ней, отрывисто пролаял:

– Вас, драных баб, нормальному мужику не понять! То все у вас путем и за милую душу! То через минуту они плюют уж прямо в душу! Позовешь – не приду! На тропинке к тебе я посею траву, тыном от тебя огорожусь! Этак и знай…

– И правильно сделаешь! – поморщилась женщина и отмахнулась пренебрежительно рукой. – Прощай!

Покосившая дверь захлопнулась, Зина вновь осталась одна со своими путаными и во всем сомневающимися рассуждениями.

– Отшила одна баба мужика раз и навсегда! – проговорила она вслух. – А с чем она осталась, бедовая душа? Аль на Борьку ей надежды положить? Сможет ли пацан взрослого мужика заменить? Кузьма хорош, да не гож! С ним рано аль поздно, но погорю! Аль залечу – одно другого не лучше! Но на Борьку надо мне по-другому взглянуть, посмотреть с другой стороны… – терла женщина пальчиком скулу, собрала на лбу задумчивые морщины.

В душе Зинаида хорошо понимала, что Борис ей вовсе не родня, что лишь ее годы являются препятствием для их полного сближения. Так она и не набивается ему в законные женки, а на время ищет в нем твердой опоры для одинокой бабы. Знает, что придет времечко, и Борька найдет для себя ровню, женится…

Глава 6. Условие

Опускался вечер. Темнело. Старый мерин остановился и дальше ни шагу не сделал, уперся, обозначил конец дневного перехода. Бригадир спрыгнул с повозки, потянулся в спине, размял затекшие ноги, огляделся по всем сторонам, посмотрел на притихших в ожидании его слов попутчиков, взмахнул указующей всем рукой.

– Ну, вот, почитай, и доехали! – изрек он. – Тута нынче мы заночуем, а с рассветом тронемся далее, к обеду доберемся.

– Слава Богу, Алексей Иванович! – обрадовалась Зинаида. – Скорее бы! Бока все свои отлежали!

– Слыхал я, как вы дорогой радели! – буркнул Бурун. – Аж взмок весь от вашего бесстыдства и свального греха…

Зинку слова бригадира бросили в горячий жар, лицо ее разом вспыхнуло, запылало багровым огнем.

– Не прячь глаза, Зинаида! – поглядел на нее Алексей Иванович и показательно хмыкнул. – Ни к чему смущением красить свои щеки. Дело житейское промеж вас случилось, ничего в нем плохого не вижу. Порядки таковы в нашей округе, и вы к ним сообща приобщились. Дело сделано, чего уж тепереча жалиться…

Вечерние сумерки сгущались, просветы в деревьях все темнели и темнели, ночная мгла ложилась на приблизившиеся к ним дальние сопки, появились первые звездочки. Пока они мастерили шалаш, устраивали лежаки для сна, поспел ужин. Попутчики расселись у костра и принялись поглощать еду.

Под перестук ложек бригадир поведал об их дальнейших действиях по прибытии в Озерный:

– Расскажу вам, Зинаида, про наш поселок. Озерный наш находится за полторы сотни километров, а то и того больше от районного леспромхоза. Население местное наше сплошь и рядом занято исключительно промыслом пушнины.

– Много жителей в поселке живет? – поинтересовалась Дашка и спряталась за спину Бориса.

Почесав пятерней затылок, Бурун разъяснил:

– В поселке с тридцаток бревенчатых изб. Живут в них и семейные люди, и холостые мужики. С пяток из них домины для бабского населения. Имеется торговая лавка. Столовая есть для рабочего люда. Само собой стоит контора. Школа ютится с нею рядом. Санчасть сбоку прилеплена. Баня общая стоит у озера. У семейного люда свои баньки выстроены.

– Жить можно… – подытожила Зина.

– Люди живут, не жалуются они особо, – оглядел всех бригадир с прищуром в левом глазу и согласно кивнул головой. – Всем мы обеспечены, но на всех мужиков не хватает баб, оттого и раздоры порой происходят. Люди приходят к нам и уходят…

– А чего у вас народ-то не держится? – глянул угрюмо Борька на бригадира. – Чем ему не угодили вы?

Глядя поверх Зимина, Бурун усмехнулся и пояснил:

– Условия труда шибко тяжелы, сезонный труд, люд долго у нас не задерживается. Сезон отрубят, и поминай, как и кого звали! Те, что находят себе пару по душе или по своему нутру, те обрастают хозяйством, детишками, укореняются. Имеется в поселке негласный и нерушимый закон для всех мужиков, чтоб семейных баб им не трогать, ладиться только к холостячкам, пользоваться исключительно незамужними бабами. Иначе скорый суд…

– Конкуренция среди баб! – блеснул Степка с шиком новым модным словечком. – Носом порой воротят…

Отец посмотрел строго на сына, качнул головой, продолжил:

– Правило имеется, что больше двух раз отказать мужику бабе никак. Силком упрямицу заставят. Лучше дать по обоюдному на то соглашению. Да и лишние деньги бабенке вовсе не помеха. Эдак по копеечке себе на приданное девка какая и соберет. Уедет от нас куда подальше в город, выйдет замуж, выйдет в люди, забудет напрочь про грех наш свальный и общественный блуд, заживет примерной для мужа женой, детишками обрастет…

Взяв паузу, бригадир надолго замолчал, давая время на то, чтобы его попутчики смогли все сами хорошенько обдумать. Трещали угольки, взлетали вверх искорки, таяли в ночи.