Таежное смятение чувств. Дорога

Потянувшись ввысь, Степка нашарил коробку отцовских папирос на верхней полке шкафа, вышел на крылечко, присел на завалинке, закурил. Ему хотелось посидеть, настроиться на долгую ночку с прибывшими к ним в дом бабенками. Табак плыл кольцами в прохладном ночном воздухе.

На крыльце скрипнула дверь, в появившемся просвете возникла тоненькая фигурка юной девушки. Она потянулась и что-то весело пропела, думая, что одна и никто ее не слышит.

Заметив сына Буруна, Дашка робко приблизилась к нему и подсела скромненько рядом с парнем. Долго молчали они в темноте, пока не продрогли до самых косточек.

– Холодновато в ночи… – произнес Степка негромко.  – Не ровен час застудить себе можно того самого…

– Пойдем, отогрею ить! – ответила Дашка игриво.

Парень посмотрел на нее долгим взглядом. Еще день тому назад эта девчонка боялась его, как огня, а нынче сама льнет к нему, как к давнему и очень близкому знакомому.

– Пошли… – поднялся сын Буруна.

Друг за другом они вошли в темные сени. Степка накинул крюк на дверь, резко повернувшись, ткнулся впотьмах в стоявшую неподвижно за его спиной девушку. Она забросила руки на плечи парня, ее горячие губы неумело прижались к его губам.

– Будя те, Дашка, ступай к себе! – велел Степа. – Водицы попью, приду к тебе. Жди меня, Дашка, не засыпай…

Уютно закутавшись в суконное одеяльце, свернувшись клубочком у стенки деревянного топчана, Зинаида решила никого на ночь к себе не ждать. Прошедший день выдался долгим и трудным, волнующим и тревожащим. Хотелось уморившейся вконец бабе поскорее забраться в темную норку, забыться умиротворяющим сном от всего пережитого за день. Утро вечера мудренее…

В комнатку, оглядываясь на неприкрытую дверку, вошла Дашка, гибкой змейкой юркнула под одеяльце к родной матери, прижалась к ее уху и доверительно зашептала:

– Мам, он ить сейчас придет! Ежели ты сильно не хочешь, дай мне с ним вволю потереться! Люб ить он мне! Может, замуж меня возьмет! Чего мне искать другого, ежели он мне дюже по нраву пришелся! Я ить запросто за двоих сдюжу!

– Умолкни, оглашенная! – пихнула раздраженно Зинаида дочку в бок. – Глупости говоришь! Не гоже бабе самой и мужика самой себе выбирать! Мужик сам тебя выберет! Будешь сама к нему липнуть и лезть, он живо весь мужской интерес к тебе потеряет! Для мужика строгость, покорность в бабе – самый верный манок! Мужик завсегда тебя хотеть станет, о другой бабе думать не станет! Себя мужику королевой дарить надобно, а не вешалкой на нем виснуть! Сиди гордо и тихо жди, покуда тебя к себе не позовет. А сама на шею ему не висни! Усекла, дуреха?

Молча кивнув в ответ на материнскую строгую отповедь, Даша накинула на себя суконное одеяльце, метнулась кошкой на стульчик, уселась поудобнее, тупо уставилась в темнеющее в ночи оконце, выходившее на просторный хозяйский двор.

– Не спите еще? – приоткрылась дверка, на пороге стоял Степка, напряженно оглядывал комнату.

Смущаясь столь богатому выбору из присутствующих в светелке баб, он подошел к самодельному топчану, присел на его край, в аккурат у ног Зинаиды. Оглядев статную фигуру бабы, накрытую легким одеялом, Степка перевел взгляд на молчаливую Дашку, сидевшую у окна. Никак не мог парень для себя окончательно решить, с кого именно ему следует начать ночные забавы.

Тусклый свет от керосинки выхватывал лишь край лица, прикрытого тяжелой гривой густых волос распущенной косы взрослой бабы. А Дашка, обхватив себя руками под грудками, неподвижно сидела на стуле, сосредоточенно всматривалась в непроглядную темноту. Смешная девка. То кидается на него с нежными глупостями, то упрямо нос воротит. И хороша до чего же чертовка! С годами в тело войдет, и вовсе станет глаз от нее не отвести. А пока она на него чего-то упорно не глядит. Ее же дело…

– Зина, спишь? – потрогал Степка женщину за колено. – Коли притомилась, отдохни чуток. Мы с Дашкой пока…

– Как скажешь, милок! – приоткрыла глаза Зинаида, вздохнула и улыбнулась. – С девкой молодой, поди, тебе интереснее будет! Я за вас едино порадуюсь… – произнесла она с материнской заботой в голосе. – Шалите! На меня не смотрите…