Мы все неидеальны. Других людей на эту планету просто не завезли!

Ольгу Дмитриевну из больницы вскоре выписали, Попова каждую ночь бегала к ее двери прислушиваться, но ничего не происходило, а потом уже соседи забеспокоились, стали обсуждать, что давно не слышно Бергман, из квартиры не выходит, нужно бы участковому позвонить. Говорить то говорили, но позвонили не сразу, все им недосуг было, вечером с работы придут, увидятся, поговорят, решат утром позвонить, а утром и позабудут.

Решила Попова сама все проверить, врачом, как и в прошлый раз, тщательно облачилась, дождалась пока все соседи уснут, да в квартиру Бергман и поднялась.

Старушка на кровати лежит, видно, что умерла уже пару дней как, Попова кольцо с пальца сняла, баночку с таблетками с прикроватной тумбочки прихватила, да и ушла потихоньку, дверь за собой снаружи заперев.

На следующий день дубликат ключа от квартиры Бергман и ту самую баночку с таблетками по пути на работу в Москву-реку выбросила, наряд медицинский в помойке при доме престарелых на другом конец города оставила, и решила для себя, что все вообще отлично получилось – умерла Бергман от естественных причин, наркотик даже не попробовала, раз шума не было и скончалась старушка в своей собственной кровати, вот и нет ее, Екатерины Поповой, в том вины, нет на ней греха, не сделала она ничего плохого, только колечко свое сокровенное, ценность семейную, по наследству переходящую, себе вернула.

Еще через день соседи наконец сподобились до участкового дозвониться, квартиру Бергман вскрыли и мертвую старушку в ней нашли.

Попова, не будь дурой, с продажей своей квартиры и отъездом на ГОА торопиться не стала, чтобы внимание к себе не привлекать. Только одно ее расстраивало – сломала покойная Бергман колечко, сколько не нажимай в привычном месте, больше оно не открывалось, про то, что кольца то эти парными выпускались, и механизмы открывания у мужского и женского колец с разных сторон располагались она ведь и не знала ничего.

А тут следователь взял, да на глазах у нее колечко открыл! С другой стороны нажал, не там, где Попова всю жизнь открывала, да и открылось колечко на другую сторону, поняла Попова в этот момент, что не ее это колечко, а просто похожее, и что Ольгу Дмитриевну она совершенно ни за что убила! Поняла, ужаснулась содеянному, разрыдалась и стала каяться!

Глава 40.

Вот такая история получилась неожиданная, в самом начале Никита в возможность просто совпадения, случайности, в том, что он свидетеля по одному делу нашел в рамках мероприятий по совершенно другому, никак не связанному делу, не поверил, и правильно не поверил, но жизнь все-равно без случайностей и невероятных совпадений не обходится – два колечка довоенного производства больше чем через 70 лет после окончания войны почти встретились, одно у Поповой пропало, а совсем скоро второе на руке Бергман на глаза Поповой попалось, хотя до этого Попова даже представить себе не могла, что такие кольца не в единичном экземпляре существуют, всю свою жизнь думала, что кольцо ее уникально.

Никиту это совпадение долго не отпускало, очень ему хотелось узнать было ли пропавшее у Поповой кольцо кольцом погибшего возлюбленного Бергман или просто мужским вариантом такого же кольца, ранее принадлежавшим кому-то третьему, но узнать этого ему, к сожалению, так никогда и не удалось, хотя следы кольца Поповой он и нашел.

Съездил к новым хозяевам квартиры, в которой Попова до переезда в дом Бергман жила, их про кольцо порасспрашивал, но они ничего рассказать не смогли, сказали только, что никакого кольца не находили, да и не могли найти, они перед переездом в эту квартиру ремонт в ней капитальный делали, все меняли, от пола до потолка, под жизнь семьи с детьми приспосабливая, поэтому когда они въехали, там вообще никаких следов прежней хозяйки не было. Дали ему телефон бригадира той бригады, что ремонт у них делала.

Бригадира Никита нашел, тот и вспомнил, что находили его рабочие кольцо, когда плинтус в спальне демонтировали, вот за плинтусом, в том месте, где он, по виду, уже давно от стены немного отходил, они и нашли кольцо. Бригадир его мельком видел, как раз такое, как Никита описывает.

«Да, ночка то та присно памятная у Поповой с Демидовым, похоже, и правда бурная была, просто слетело кольцо в зашатавшейся прикроватной тумбочки, да за плинтус отстающий и завалилось, а Попова, когда искала его, за плинтусом посмотреть то и не догадалась. Вот как бывает – одна бурная ночь жизнь стольких человек погубила: и Демидова с его бабой и ее новым сожителем, и Бергман, и самой Поповой!» – подумал тогда Никита.

Ремонтники кольцо хозяевам решили не отдавать, рассудив, что тем, кто раньше здесь жил, оно без надобности, раз переехали и искать его не стали, а к новым хозяевам оно никакого отношения не имеет, они в этой квартире не жили еще ни одной минуты, сразу после обмена ремонт начали. Отнесли работяги найденное кольцо в ближайший ломбард, думали сдать, да выручку между всеми поделить, но им за него такие копейки предложили, что смысла не было, приемщик в ломбарде сказал, что кольцо только на лом тянет, как изделию ювелирному ему цена «пятак в базарный день». Не стали сдавать, отдали самому молодому в бригаде, он как раз на этом заказе на свадьбу себе зарабатывал, решили, пусть невесте подарит, порадует. Вот этот молодой кольцо куда-то в далекую молдавскую деревню, откуда он родом был, и увез, там его следы навсегда и потерялись.

Попову осудили и отправили в колонию, а Никита, роль которого в раскрытии этого дела недооценить было невозможно, сразу получил и повышение в звании, и рекомендацию на работу в Главк, и первую свою государственную награду – медаль «За отличную службу по охране общественного порядка».

Поздравляя Никиту с этой наградой, тогдашний начальник Главка не только его хвалил, он свою поздравительную речь завершил словами: «Молодцы твои бати, отличного мужика из тебя вырастили и смену достойную себе готовят!».

Именно в этот момент Никита окончательно осознал две вещи: что у него, действительно, по сути, три отца, не считая давно погибшего родного, и что, раз они отцы, то и отношение у них к нему вполне отеческое, а значит, не нужно обижаться когда время от времени в их словах покровительственные нотки звучат или поучения, это они не от непризнания его заслуг, не от неуважительного отношения как к пацану неразумному, а исключительно от заботы отеческой. Осознал и с тех пор никогда уже на них за это не обижался, реагировал с улыбкой на такое их поведение: «Бати мои чудят», говорил, да и чудили они, нужно отдать им должное, уже таким образом все реже и реже, понимали, что Никитос их окончательно вырос, и ни к чему его уже наставлять и поучать, нет уже никаких поводов и оснований в зрелости его сомневаться.

Глава 41.

За первые пару лет работы в Главке Никита репутацию свою геройскую только утвердил, в связке Максима и Старшины стал полноправным третьим, и не потому, что те кого-то другого задвинули, место ему своим покровительством освобождая, а исключительно за счет своих личных качеств – среди всех остальных оперов отдела он всегда был лучшим, во всем лучшим: и по уму, и по старательности и дотошности в раскрытии, он любое дело всегда до конца доводил, никогда на полпути не бросал даже самую кажущуюся бесперспективной версию, и по отваге своей неизмеримой, на защиту людей направленной.

Была у Никиты только одна слабость, да и не слабость даже, скорее, особая черта – женщин он любил неимоверно, любил вообще всех и любых, а вот свою единственную выбирать не торопился. За два года в его постели перебывало вообще все женское население Главка младше 35 лет, с кем то он один раз время провел, с кем то два, максимум три раза «пообщался», но в постоянные отношения ни с одной не вступал, но самое удивительное, что ни одна из девушек обиженной на него не осталась, все вздыхали по поводу не случившихся отношений, но ни одна обиды не держала. Создавалось впечатление, что все девушки понимают, что такого мужика как Никита в единоличное пользование получить просто невозможно, не того полета птица, чтобы окольцевать ее удалось, да гнездо с ней свить.

Тоня такому отношению девушек к ситуации и удивлялась и забавлялась, с Никитой они тогда еще близко не дружили, общались тепло, но как коллеги, интимных отношений с ней Никита не заводил, Тоне, когда Никита в Главк работать пришел, уже слегка за сорок было, не попадала она в его возрастную категорию, да и не стремилась, наблюдала со стороны как мальчишка забавляется, наблюдала и недоумевала, ну как ему так удается, что ни одна не в обиде?

Ответ на этот вопрос получила случайно, в туалете разговор услышала между молоденькими коллегами, даже усмехнулась про себя, вспомнив, как много лет назад вот также в туалете услышала разговор оперов, из которого поняла, что замуж ей не светит, вот уж ценный источник информации получается – туалет, он же сортир!

Одна, совсем новенькая, двум другим рассказывала, что Никита сейчас как раз ее обхаживает, а она боится соглашаться, но не потому боится, что бросит он ее потом, а не понравиться ему боится, переживает из-за своей неопытности в постели. Никита у нее, конечно, не первым будет, но опыт предыдущий у нее неяркий, да и маловато его, а тут такой «орел». Только более опытные коллеги над такими ее переживаниям посмеялись, дурочка, говорят, да в том то и дело, что Никите не понравиться невозможно, он от женщины никаких умений не ждет, на них не рассчитывает, он, наоборот, сам только о женщине и заботится, ведет себя в постели так, что под ним буквально любая кончит! «Мне вообще кажется,» – заявила одна из них, «что если бы Никите в голову пришло с куклой резиновой однажды любовью заняться, то и та бы под ним кончила, да так кончила, что лопнула бы натурально от невыносимого удовольствия! Уж больно он ласковый, умелый да старательный!».

«Да, необычный экземпляр этот Никита, в этом плане Максима Викторовича с пьедестала уже скинул, тот, правда, отношений интимных в Главке никогда и не заводил, ни разу не ходили о нем такие слухи, видимо, только на стороне предпочитал всегда с женщинами общаться, но до появления Никиты всегда считался самым желанным мужчиной в Главке, а теперь, видишь, уже нет, у нынешних сотрудниц другой фаворит. Интересно было бы поближе с Никитой познакомиться, но не для интима, а исключительно для общения!» – подумала тогда Тоня.

Вот такая возможность поближе познакомиться Тоне вскоре и представилась. На очередной еженедельной охоте пошла она в один новый паб, недавно в Москве открывшийся. Заходит, смотрит, возле барной стойки Никита спиной к ней сидит, девицу какую-то угощает да обхаживает.

«В Главке всех уже, наверное, перепробовал, да все ему мало!» – с усмешкой подумала Тоня.

Подумала и уже хотела уйти, встречаться на охоте с коллегами, в том числе и с Никитой, в планы ее никогда не входило. Только собралась к выходу развернуться, как Никита встал и в другой конец паба в сторону туалета направился.

Тоня глазами спину его проводила, решила, пока минутка есть, девицу его поближе рассмотреть, оценить, взгляд на нее перевела, а та в Никитин стакан что-то подсыпает.

«Вот же, дурачок, на клофелинщицу нарвался и не заметил, а еще опер легендарный называется, совсем не смотрит с кем знакомится, видно, тем, что в штанах у него, выбор делает, а голову не подключает!» – с неудовольствием подумала Тоня.

И пошла навстречу Никите в сторону сортира, хоть и не входило в ее планы ему свое присутствие в пабе этом демонстрировать, да просто так ситуацию оставлять нельзя было, жалко было парня, ладно без денег останется, а если на службе известно станет, вылетит же в два счета, никто ему не поможет, даже Максим Викторович, а жалко, опер то он, действительно, отличный. Подходя к сортиру, повстречалась с выходящим Никитой глазами и жестом ему показала знакомство их никак не обозначать, а поравнявшись произнесла негромко: «У тебя в стакане клофелин, сама видела, как девица твоя подсыпала», сказала, да и мимо прошла, скрылась в туалете.

Через десять минут фиаско Никиты превратилось в блестяще проведенную полицейскую комбинацию по задержанию клофелинщицы, все честь по чести, с изъятием стакана и его содержимого для исследования и снятия отпечатков пальцев и с обнаружением при девушке остатков запрещенного вещества.

А уже в отделе Никита девушку ту «дожал», дала она показания на целый сомн своих подельниц и их заказчиков, которые всю схему по обиранию мужиков с помощью клофелина в разных барах Москвы и организовали, а учитывая, что там, помимо уворовывания денег и ценностей, и эпизод со смерть потерпевшего от передозировки клофелином имелся, раскрытие получилось громким.

Вот только Тониного участия во всей этой ситуации скрыть было невозможно, она когда из туалета вышла, четко поняла, что уходить сейчас уже бессмысленно, Никита задержание уже организовал, даже если сейчас уйдешь, все-равно потом по камерам то, что она в пабе была, установят и вопросы задавать будут.

Никита Максиму сказал, что задержание клофелинщицы давно готовил, но ему помощник был нужен в зале, лучше девушка, чтобы внимание не привлекать, вот он Тоню и попросил поучаствовать.

Максим его не похвалил, совсем не похвалил, наоборот, отчитал прямо при Тоне, жестко отчитал, как мальчишку, и за то, что операцию организовал его, Максима, начальника своего, не предупредив, и за то, что делом не своим занимается, клофелинщицы и их жертвы, это же не уровень Главка, по ним на земле работать должны, вот и нужно было просто туда информацию передать, а не самому операцию по задержанию организовывать, и главное, за то, что Тоню привлек, она же не опер, нельзя ей рисковать и втягивать в сомнительные операции.

«А если бы что-то пошло не так, как бы ты Антонину Дмитриевну вытаскивал? Как смог бы ее защитить, сам, один, не сказав никому, индюк ты самонадеянный?» – почти сорвался под конец Максим.

«А Вы, Антонина Дмитриевна, тоже меня удивили, Вы то зачем на его дурацкое предложение согласились, зачем повелись? Почему мне не сообщили что этот дуралей задумал?» – слегка поостыв, обратился Максим к Тоне.

«Я никогда в практической работе не участвовала, все только в теории, вот и было мне интересно посмотреть, что да как, тем более риски я оценила как незначительные.» – только и смогла ему ответить Тоня.

«В следующий раз не ведитесь на такое, пожалуйста, сразу мне сообщайте о всяких сомнительных предложениях от таких вот коллег» – уже совсем спокойно попросил ее Максим.

На том и разошлись. Никита от Максима красный как рак вышел, понятно, неприятно, когда тебя так отчитывают, да еще и публично, но промолчал, возражать ничего не стал.

Уже в коридоре Тоне предложил в ближайшем баре встретиться, выпить, да и обсудить произошедшее, Тоня согласилась – для охоты ночь уже все-равно была безнадежно потеряна.

Глава 42.

Сели в баре, сначала молча выпили, видно было, что Никита все еще болезненно переживал недавний инцидент с Максимом, но быстро успокоился, начал улыбаться, даже шутить.

«Ты на Максима Викторовича уже не в обиде?» – аккуратно спросила Тоня.

«Да прав он, как ни крути, если бы я не знал, как все на самом деле было, также, как он, наверное бы реагировал. Во всем прав: и дело не мое, и ему не доложил, и тебя под риск поставил. Да и ты на него не обижайся, сама подумай, если бы ты там случайно не оказалась, а я бы тебя попросил вот так, с бухты барахты, с панталыку, в операции поучаствовать, ты бы ведь не согласилась, сразу бы ему доложила, верно ведь?» – ответил ей Никита.

«Верно,» – согласилась Тоня, «да я и не обижаюсь!» – добавила она.

«Кстати, а на самом то деле, ты как там оказалась?» – спросил Никита, и Тоня, сама даже до конца не зная почему, взяла и рассказала ему о своей охоте.

Никита слушал внимательно, не перебивая, и смотрел на нее в течение всего ее рассказа отнюдь не с осуждением, даже скорее восхищенно.

«Ох, и нестандартная ты женщина!» – резюмировал в конце, «Во всем необыкновенная, что в работе, что в увлечениях! Интересно с тобой было бы почаще общаться.».

С этого момента они и подружились, договорившись на охоту ходить теперь всегда вместе, подстраховывая друг друга, что и делали потом еще больше года, сближаясь все больше и больше.

В какой то момент Никита с удивлением понял, что друга ближе Тони у него теперь нет, вот такая странная судьба – он о близком друге всю свою жизнь мечтал, и в школе, и в универе, и в армии, да и на службе, мечтал, мужикам своим завидовал, дружбе их необыкновенной, через все годы и все испытания с честью пронесенной, а у самого у него такого друга все не было, и вот теперь появился, только не мужик, а женщина. Вот такой необычный поворот мироздания!

И ни Никита ни Тоня дружбу эту ни за что и никогда ни на что бы не променяли, предрассудков о том, что не может быть дружбы между мужчиной и женщиной, потому что для одной из сторон это всегда не дружба, а желание любви, они решительно не понимали и не поддерживали. Не было ни у того ни у другого никакого любовного интереса, дружба в чистом виде, хотя может быть это все-таки значительной разницей в возрасте объяснялось, для дружбы возраст неважен, а вот для любви женщина на пятнадцать лет старше – это, чаще всего, и не любовь вовсе, а лишь взаимный «рациональный интерес», расчет вместо любви, хоть видимостью любви и прикрытый.

И дружба эта была настоящей, в которой один за другого горой, в которой друг друга почти всегда без слов понимают, в горе сочувствуют, и радость разделяют. Вот такая это была дружба, причем, судьбой не раз проверенная, испытанная на прочность в самых разных ситуациях.

Благодаря этой дружбе, Тоня однажды даже в «круг избранных» попала, о чем давно мечтала, да ее не звали. А дело было так: еще с тех времен, когда Максим только начальником убойного отдела стал, ввел он у себя в отделе традицию – каждый год на День милиции (как бы название этого праздника, да и самой милиции за годы службы не менялось, для Максима и его близких это всегда был именно День милиции, всегда только так и никак иначе) они всем отделом ходили куда-нибудь праздновать, да обязательно не одни, а с женами, подругами, другими членами семьи, каждый опер брал с собой кого хотел.

Как только официальная праздничная часть в Главке заканчивалась, и все прочие сотрудники по домам расходились, опера из отдела Максима шли в какое-нибудь кафе или бар неподалеку, там с семьями своими встречались и все вместе праздновали. Из тех, кто в отделе не работал, на такие праздники приглашали всегда только Славу и обязательно с Тамарой Сергеевной, а больше никого и никогда в этот самый «круг избранных» не звали, хотя многие хотели попасть. И Тоню многие годы не звали, она же формально в убойном отделе не числилась.

В организации таких праздников у Максима свой интерес был, он к операм своим там приглядывался в неформальной, так сказать, обстановке, да и не только к операм, а и к их семьям, ему важно было понять в какой обстановке живут его сотрудники, чем «дышат». Он прекрасно понимал насколько любому мужику «тыл» надежный важен, а уж при их работе – это вообще «первое дело», вот и наблюдал он за своими операми и их семьями, как ведут себя, как общаются, у кого все отлично, а у кого просто ровно, а кто на грани, на грани срыва, развода, неважно чего, главное, на грани.

Того, кто на грани, всегда поддержать потом старался, чтобы человек не сорвался, грань эту самую не переступил или переступил, но переступил осознанно, без тяжких для самого себя последствий. Сам наблюдал, и Тамара Сергеевна наблюдала, он изнутри, а она как бы снаружи, потом делились они своими наблюдениями, мнениями обменивались, и часто много пользы для дальнейшей работы убойного отдела из этого извлекалось.

Когда Никита в Главке стал работать, и он на такие праздники, конечно же, стал ходить, он же опер в отделе Максима, ему там самое место. Только ходил один, девчонок с собой не брал, не без оснований считая, что праздник этот хоть и не семейный, но для присутствия случайных людей не предназначенный, а девушки в его жизни пока были только случайные, на «тыл» ни одна из них явно не тянула, и им в таком качестве не рассматривалась. А вот с Тоней подружившись, он тут же ее на следующий такой праздник и пригласил. Тоня сначала отнекивалась, хоть и мечтала там побывать уже давно, да смущало ее, что за столько лет работы в Главке ее туда никогда не звали, боялась «не ко двору прийтись» и только проблемы создать себе и Никите, но Никита ее убедил.

Пришли, и Максим им искренне обрадовался, даже воскликнул: «Какой же ты, Никита, молодец, что Антонину Дмитриевну сообразил к нам позвать, а я за столько лет не додумался! Она же самый что ни на есть полноценный член нашего коллектива, хоть формально в убойном и не числится.».

И не только Максим обрадовался, все опера с Тоней тепло поздоровались, а Тамара Сергеевна, когда Слава их друг другу представил, даже Тоню рядом с собой сесть попросила, много, говорит, я о Вас наслышана за эти годы, давно хотела познакомиться и пообщаться. Тоня тоже давно хотела Тамаре Сергеевне вопрос свой задать, тот самый, о воспитании настоящих мужиков.

Глава 43.

Праздник уже явно за половину перевалил, из-за стола все повыходили, кто танцевать пошел, кто курить, несколько мужиков в углу зала сгрудились и что-то по работе бурно обсуждали, остались за столом только Тамара Сергеевна, Тоня да Лизавета.

Вот тогда и задала Тоня Тамаре Сергеевне свой вопрос.

Та в ответ улыбнулась, «Это Никита тебе сказал, что их всех я воспитывала?» – спрашивает.

«Да, он, а разве это не так?» – удивилась Тоня.

«В чем-то так, а в чем-то и нет. Я имею в виду, что это только Никите кажется, что именно я и именно воспитывала, потому что для него это, в определенной мере, так и есть. Просто, когда он рос, я уже сама воспиталась и ему это воспитание передавала, а со старшими мужчинами это не совсем так. Вот смотри…» – сказала Тамара Сергеевна, и Тоня сразу сосредоточилась, приготовившись к поучительному рассказу с явно нестандартными выводами.

«Историю Максима и отца Никитиного Юры ты, наверное, знаешь?».

«Да, в общих чертах, Никита рассказывал.»

«Так вот, когда они ко мне в детдом попали, то скорее не я их воспитывала, а они меня, да и друг друга.

Из меня тогда воспитатель не ахти какой был, несмотря на профильное образование и должность директора детского дома. Я мужиков растить совершенно не умела, Слава мой тому тогда ярким примером был, умный, начитанный, но без огромного количества необходимых для мужчины качеств и навыков.

И осознала я свое неумение мужиков растить далеко не сразу, только когда Максим ко мне попал, вот его до меня отец воспитывал, очень по-мужски воспитывал, и во всем его поведении, во всех аспектах отношения к жизни, это уже тогда, несмотря на возраст его совсем еще юный, ему двенадцать только исполнилось, было очень явно видно.

Вот он и воспитывал в друзьях своих мужские качества, только не в классическом смысле, который под словом «воспитание» понимается, а в жизненном, он просто так жил, и пацаны, глядя на него, также жить учились.

И я училась, наблюдала, выводы делала, каждый поступок его обдумывала, каждую реакцию запоминала, чтобы мужиков растить хоть немного научиться, мне это, с учетом моей должности, было совершенно необходимо, иначе это уже профнепригодность.

История про привычку вставать, когда женщина входит, или дверь перед ней открывать и стул отодвигать, ну, да и про весь прочий этикет, она, кстати, отсюда же. Я же понимала, что к двенадцати годам еще далеко не все успел отец в Максима вложить, а отца то уже и нет, очень мне не хотелось, чтобы мужское воспитание и Максима и других пацанов на этом и остановилось. А как мне отцов им заменить? Да никак, не могу я мужчину заменить, при всем желании не могу, просто потому что сама я не мужчина, а женщина. И других мужчин у нас ни в детдоме ни в школе, где они учились, не было, у нас вообще в образовании почти всегда одни только женщины работали и работают, так откуда им примеры мужского поведения брать? Да, приезжали иногда друзья отца Максима, навещали его, тренеры по единоборствам с парнями занимались, но это же мало, безнадежно мало для пацанов, у которых самый сложный возраст, период самого становления.

Вот тогда я и поняла, что примеры этого самого мужского поведения им только из книг я и могу дать, благо, книги они приключенческие обожали, просто ими зачитывались, все героями хотели стать, вот я им книги, соответствующие, через Славку своего и подсовывала. Правильные книги старалась выбирать, не идеологически правильные, как тогда положено было, а с точки зрения мужского поведения героев правильные, вот из этих книг они основы этого самого этикета и почерпнули, мне только оставалось внимание их на это обратить, показать, что дворяне в «Войне и мире» у Толстого или в «Белой гвардии» у Булгакова, например, не только за Родину воюют, но и на балу или даже в быту особым образом даму сопровождают, и это для них это такой же вопрос чести, как и доблесть в сражении.