Мы все неидеальны. Других людей на эту планету просто не завезли!

К концу универа Никите казалось, что в вопросах принятия решений он уже до конца разобрался, и решения научился принимать только «правильные», а значит и ответственность за принятые решения он всегда готов нести в полном объеме, без оглядки и сомнений!

Один только вопрос оставался для него пока не до конца проясненным – прав Макс, который почти всегда любое свое решение уже после осознания всех его последствий пытается не то чтобы переоценить, скорее, переосмыслить, надеясь обязательно докопаться до самых корней, понять мог ли он в сам момент принятия решения лучше и точнее последствия просчитать или не мог, сделал ли он ту самую тяжелую работу до конца или все-таки поленился! Или Макс неправ, а правы остальные, говоря, что Макс напрасно рефлексирует и загоняется?

Не было пока у Никиты окончательного ответа на этот вопрос, ну, да и жизнь ему пока, по большому счету, задачек таких не подкидывала, повода особо рефлексировать не давала. Все принятые им решения пока оставались без ощутимых тяжелых последствий.

Через четыре года Никита выпустился, получил диплом бакалавра юриспруденции «с отличием» и почти сразу ушел в армию. Это тоже было его решение, армию он считал для мужчины этапом в жизни абсолютно необходимым, и в этом мужики были с ним совершенно согласны.

Отслужил, вернулся и твердо заявил, что будет опером, как покойный отец. И здесь мужики с ним спорить не стали, да и обид ни у кого не было – он ведь не между ними пусть и косвенный выбор сделал, он решил пойти по стопам отца.

Устроился на работу опером в один из райотделов полиции, в нее тогда как раз переименовали столь любимую всеми его мужиками милицию.

И опером Никита очень быстро стал классным, сказалось не только правильное воспитание и подходящее образование, он все детство с упоением слушал рассказы своих мужиков об оперской работе, впитывал их как губка, запоминал, обдумывал, анализировал, вот и получилось, что опыт оперской работы у него уже как бы был, не прямой опыт, конечно, а мысленный, но и это очень и очень немало.

Уже за первый год службы Никита сумел себя так зарекомендовать, что перевод в Главк заслужил сам, без всякой со стороны своих мужиков протекции.

Глава 33.

А дело было так: выехал Никита в составе опергруппы на очередное дело, ничем не примечательное дело – бытовое убийство, каких на его «земле» в месяц всегда не по одному случалось.

Приехал мужик, звали его Николаем Всеволодовичем Демидовым, после отсидки домой, а там баба его с новым сожителем на кухне милуется да винишко попивает, увидела его, пошел вон, говорит, не нужен ты мне такой. Он слова ее больно близко к сердцу принял, видимо, решил, что она о том, что с ним на зоне произошло, знает, потому его так и встречает. Обиделся сильно, обозлился, нож кухонный прямо со стола схватил, да и порешил и бабу свою и ее сожителя, потом посмотрел на содеянное, в ванну пошел, да и вскрыл себе вены тем же ножом.

Ситуация неудивительная, особенно учитывая имеющуюся информацию о том, за что Николай Всеволодович сидел и, главное, как, а сидел он относительно недолго, но по «нехорошей» статье – за изнасилование. Было реально то изнасилование или нет, вопрос, по мнению Никиты, был, несмотря на вынесенный приговор, не до конца проясненным.

Согласно материалам того дела, Демидов этот, на момент совершения изнасилования 47-летний, самый обычный научный сотрудник в каком-то заштатном НИИ, лысенький, плюгавенький, тихонький такой интеллигентишка, практически без гроша в кармане по причине крайне низкой зарплаты, решил однажды гульнуть, внести в жизнь свою серую красок необычных и разнообразия, так сказать. Подкатил к коллеге своей, такой же интеллигентной старой деве, которой уже глубоко за сорок, а перспектив никаких, с такой же мизерной зарплатой, и начал за ней ухаживать. Ну, как ухаживать, на обед в столовую их НИИ вместе пару раз сходили, до остановки автобусной после работы прогулялись, провожал он ее так, гвоздички даже как-то принес, да не по случаю, не на день рождения или 8 марта, а просто так. Она и растаяла, домой его пригласила, на чай. Он приехал, а дальше …

Толи дама та, и правда, только чай имела в виду, а Николай Всеволодович не понял, толи все он понял правильно, да впечатления на нее произвести не смог достойного, и она передумала, толи еще что между ними не сложилось, да только на следующее утро принесла она в полицию на него заявление. Так, мол, и так, снасильничал, гад такой, без всякого моего на то согласия и разрешения. И к заявлению тому справку от гинеколога приложила об имеющихся следах сексуального контакта с дополнительными признаками, свидетельствующим о возможном принуждении.

Демидов клялся и божился, что все по взаимному согласию было, а дополнительные признаки – ну увлекся, признаю, с кем не бывает, с женой у меня давно уже все очень в этом плане серо и обыденно, а тут яркие эмоции, вот и перестарался чуть, но исключительно от страсти и желания, стремления перед новой партнершей как можно ярче себя проявить. Сожалею, что она не оценила.

Сожалеешь, не сожалеешь, а заявление есть и дополнительные признаки имеются, в общем, осудили его, по минимуму дали, но все же. Отправили на зону, а там сидельцев с такой статьей, ох как, не любят, а он еще и слабый, постоять за себя совсем неспособный, вот и «опустили» его, и был он в этой роли до конца отсидки.

Информацию эту в опергруппе мигом получили, еще пока место происшествия осматривали, Демидов же по всем учетам проходил. Решили, что в деле все ясно, вот только ясно – не ясно, а обычные следственные действия никто не отменял, доказательства то собирать все-равно надо.

Работают, эксперты нож изымают, отпечатки со всего снимают, тела погибших осматривают, следователь протокол осмотра места происшествия составляет, он записывает, а один из оперов ему диктует, остальные опера огляделись, да пошли на поквартирный обход, соседей расспрашивать кто что видел, слышал, да пояснить может. И Никита пошел на поквартирный обход.

Заходит в одну из квартир, а там старичок совсем древний, сухонький, маленький, кожа вся сморщенная и в крапинках, и волосики реденькие белые-белые на голове. Никита огляделся, а старичок то заслуженный, в шифоньере на планшете ордена с медалями выставлены, и времен войны и более поздние. Стал он дедулю про происшествие сегодняшнее расспрашивать, а дедуля ему в ответ: «Нечего мне тебе сказать, не слышал и не видел я ничего, да и не найдете вы никого, просто искать не станете, вот Оленьку мою две недели назад убили, а меня до сих никто даже про нее и не спросил. Думаете, небось, старуха, так зачем убийц ее искать!».

Очень удивился Никита такому ответу, не было в этом доме убийств ни две недели назад, ни месяц, ни раньше, ни позже, в этом доме убийство это первое за много лет. Расскажите, говорит, дедушка что за Оленька и когда ее убили, я поинтересуюсь ее делом и Вам потом доложу, как идет расследование.

Так Оленька Бергман, в девичестве Егорова, отвечает ему старичок, она в двух кварталах отсюда жила в семнадцатом доме.

Никита чуть на стуле не подпрыгнул!

Глава 34.

Дело об убийстве Ольги Дмитриевны Бергман, 1919 года рождения, произошедшем, действительно, около двух недель назад в семнадцатом доме, он знал очень хорошо. Не просто знал, он лично сам его на Петровку десять дней назад отвез и Максу, возглавлявшему там убойный отдел, официально передал для дальнейшего расследования в Главке.

Дело это с «земли» не просто так забрали, старушка Бергман оказалась человеком совершенно выдающимся, начав еще в годы войны, она почти всю жизнь была на нелегальном положении, вернулась на Родину только в конце 70-х, о достижениях ее во времена службы ходили легенды, а вот официальные материалы об этих самых достижениях были до сих пор в соответствующих архивах под грифом «совершенно секретно». С момента возвращения на Родину жила одна, и до самого последнего дня, несмотря на очень преклонный возраст, не только сама себя обслуживала, но и сохраняла отменную ясность ума.

Две недели назад ее судьбой озаботились соседи, позвонили в полицию, сказали, что пожилую женщину уже несколько дней не видно, и звуков из ее квартиры никаких не слышно. Приехали полицейские, вскрыли квартиру, старушку обнаружили мертвой в своей кровати.

На первый взгляд, смерть криминальной не выглядела, сначала даже вскрытие не собирались проводить, вызвали эксперта только для установления точного времени смерти, но эксперт оказался внимательным, при осмотре тела выявил некоторые нехарактерные для естественной смерти признаки.

Назначили вскрытие и обнаружили в организме следы наркотиков, от передозировки которых бабуля и скончалась, а вовсе не от естественных причин. Никаких наркотиков ей врачи не назначали, не выписывали, да и наркотики были не медицинские, один из новейших препаратов, который даже в самых «крутых» московских и питерских клубах и то совсем недавно появился, а уж где его могла старушка раздобыть было вообще непонятно.

Началось следствие, учитывая личность потерпевшей, доложили в соответствующее ведомство, вот оттуда и прилетела команда дело расследовать как особо важное, поэтому Максим его с «земли» Никитиной официально и забрал.

За десять дней опера Максима буквально всю землю носами изрыли, но ничего существенного не узнали. Информации была масса, но вся какая-то бесполезная. Ни в день смерти ни накануне никто к старушке не приходил, да к ней вообще, кроме врача участкового, за последние несколько лет никто никогда не приходил. В подъезд в эти дни также входили только жильцы и их родственники, гости и т.п., еще были несколько посторонних – ремонтники, почтальон, их всех поименно установили и опросили, никто из них отношения к убийству не имел. Отсмотрели все материалы со всех окрестных камер, сотни часов видео, тот же результат – никого ранее не установленного и неопрошенного не выявили. Получалось, что старушка наркотик все-таки сама приняла, добровольно, никто ей в этом не помогал. Но откуда она его взяла? Максим, пока это не будет установлено, дело переквалифицировать на самоубийство и закрывать решительно отказывался.

И вот сейчас перед Никитой сидел человек, которого до сих пор не опросили, не просто не опросили, о его знакомстве с потерпевшей до сих пор никто ничего не знал. Понятно, что в поквартирный обход по делу об убийстве Бергман старичок этот не попал, все-таки в двух кварталах живет, нельзя же полгорода опросить, но вот почему никто никогда его вместе с Бергман не видел, об их знакомстве не сообщил, вот это была загадка.

Никита старичку сказал, что про убийство его Оленьки знает, следствие по делу идет, никто его закрывать не собирается, убийц такой выдающейся женщины обязательно найдут и накажут, это он лично дедушке обещает, а вот помощь дедушкина в этом будет неоценима. Попросил рассказать все, что тот знает.

Долго старичок рассказывал, что знакомы они с Оленькой были еще до войны, жили тогда в одном дворе, что потерялись потом на многие десятилетия, а увиделись только пять лет назад, случайно пересеклись на Ваганьковском кладбище, они москвичи коренные оба, у обоих там могилы родителей.

Он тогда уже из дома почти не выходил, слишком стар стал, ориентировался в городе с большим трудом, не понимал как с транспортом разобраться, а пешком особо никуда не дойдешь. Это был его, считай, последний визит на могилу родителей. «Теперь уже только там встретимся.» – мысленно попрощался он с ними, стоя возле могилы в последний раз. Попрощался и побрел к выходу, а на центральной аллее его и окликнули, Олюшка как раз узнала и окликнула.

Олюшка, казалось, возрасту не поддавалась, шла вполне уверенно, ногами не шаркая, в транспорте прекрасно ориентировалась, безошибочно довела его до нужной остановки, да вместе с ним до самого его дома и доехала.

Зашли к нему на чай, по пути все та же неугомонная Олюшка плюшек купила, да не где-нибудь в магазине, а в пекарне. Старичку сказала, что пекарня эта ее любимая, она долго в Европе жила, там пекарен всегда много было, вот и привыкла она каждый день в пекарню ходить, да пить кофе с плюшками, а когда в Москве пекарни стали массово открываться возобновила эту традицию. Теперь каждый божий день около четырех часов пополудни заходит она в эту пекарню, кофе с молоком берет в большой чашке, плюшечку, садится в уголок и наслаждается! Девочки, которые в пекарне работают, ее все знают, если работы нет, подходят, присаживаются, женихов своих с ней обсуждают, советуются, вот такая у нее ежедневная светская жизнь и развлечение.

Никита быстро записывал: Ваганьковское кладбище – могилы родителей, пекарня – ходила пешком, поискать возле ее дома, но по пути с кладбища, поговорить с персоналом.

А дедуля дальше стал рассказывать, что дружба их с Олюшкой с тех пор возобновилась, только вот приходила она к нему всегда сама, он вскоре из дома совсем выходить перестал, ему продукты и лекарства социальные работники приносили, приходила, они беседовали, вспоминали былые времена. Сначала часто, почти каждый день приходила, потом уже реже, все-таки и ее возраст стал в оборот брать. Зимой уже почти не заходила, два квартала все-таки неблизкий путь, особенно по плохой погоде, а летом навещала, как силы позволяли. В основном они созванивались, по городским телефонам, мобильные ни он ни она не освоили.

«Неужели Макс телефоны городские до сих пор не дал поручение проверить?!?» – подумал в этот момент Никита, но старичок тут же и разрешил его сомнения, сказал, что в последние несколько месяцев они уже не созванивались, ему телефон отключили, видимо, за неуплату, а он все забывает социального работника попросить с этим разобраться. Поэтому в последние несколько месяцев он практически и не общался со своей Олюшкой, один раз только она заходила, как раз две недели назад. Сказала, что все у нее хорошо, с телефоном его пообещала прямо в этот день сама разобраться, а то, что за дела – ни ей не позвонить, ни врача не вызвать, ни социального работника.

Ушла и с тех пор пропала, и телефон так и не заработал, и вот это самое странное, Олюшка, в отличие от него, ничего не забывала и обещания свои всегда выполняла, сказала разберусь с телефоном сегодня, значит, сегодня и точка.

А неделю назад к нему социальный работник приходила, вот ее то он и попросил узнать, как там его Олюшка, та куда-то со своего переносного телефона позвонила, ей и ответили, что Олюшка умерла, да не сама, следствие идет по ее убийству. Он стал ждать, когда к нему придут про Олюшку спрашивать, ждал-ждал, а никто так и не пришел.

«Спасибо, дедушка, много Вы мне сегодня полезного для расследования рассказали,» – уже собираясь прощаться, сказал ему Никита, «я всю Вашу информацию тем, кто дело ведет, передам, мы обязательно в деле о гибели Вашей Олюшки разберемся. Телефон Вам в ближайшее время включат, теперь я об этом позабочусь, и звонить буду, докладывать, как дело продвигается.».

Глава 35.

Попрощались, Никита, первым делом, Максиму позвонил и всю новую информацию подробно доложил, а сам поехал с телефоном дедушкиным разбираться, это обещание нужно было выполнить в первую очередь.

Разобрался, задолженность оплатил, тут же и подключили, номер свой оставил как контактный, чтобы ему позвонили, если дедуля опять забудет оплатить. Деду, в принципе, компенсацию оформить можно было по оплате за телефон, ну, да это позже, сейчас легче было оплатить, чем с бюрократическими формальностями разбираться. По этому поводу Никита решил потом соцработнику дедову позвонить, бюрократические формальности за стариков выполнять – это как раз соцработника обязанность.

Только освободился, звонит Максим, я, говорит, в следственную группу по делу Бергман тебя включил, будешь нам на «земле» содействие оказывать теперь официально, ты информацию нарыл, тебе ее и отрабатывать.

Никита обрадовался, да тут же отработкой информации и занялся, на Ваганьковское кладбище в этот день уже поздно идти было, там в администрации вечером уже никого, скорее всего, нет, а вот пекарню поискать самое то. Правда про пекарню дедуля рассказывал применительно к тому, что было пять лет назад, сейчас ее уже могло и не существовать, или пекарня то сама была, да Ольга Дмитриевна Бергман в последние годы в нее не заходила, вот и не вспомнит ее там никто. Но отработать информацию все-равно нужно было, отработать по максимуму.

Никита поехал к себе в отдел и стал выстраивать все возможные маршруты от Ваганьковского кладбища к дому дедули и самой Бергман, ища и помечая на них все возможные пекарни и кофейни. Следующие три дня он беспрерывно мотался по району, отрабатывая весь этот список, только на само кладбище один раз заехал, там информацию о могилах родителей Брегман быстро получил, а все остальное время пекарни, пекарни, пекарни…

К концу третьего дня, когда от запаха кофе и выпечки, которые он раньше любил, его уже натурально тошнило, нужную пекарню он все-таки нашел. Нашел случайно, никто из нынешних ее сотрудников Бергман уже не помнил, но пекарня была одной из самых старых в районе, сохранившейся еще с тех времен, когда на стенах модно было делать коллаж из фотографий, что-то типа «наши постоянные посетители». Вот на одной из фотографий этого коллажа он и увидел Бергман.

Дальше дело пошло легче, на фотографии Ольга Дмитриевна позировала в окружении нескольких девушек в форменной одежде этой кофейни, никто из них давно уже в заведении не работал, но установить их данные для Никиты не составило особого труда. Следующие несколько дней он их последовательно находил и опрашивал.

Все они Ольгу Дмитриевну вспомнили, одно время она действительно бывала у них каждый день и про женихов с ними беседовала, все очень расстроились, узнав о ее смерти, и все, все до одной, попросили Никиту обязательно передать родственникам или кто там будет ее хоронить, чтобы колечко ее знаменитое не забыли ей на палец перед погребением надеть, уж очень она его любила это колечко, говорила, что непременно нужно ее в нем похоронить, оно ей там проводником к любимому, которого уже больше полувека нет в живых, будет.

Никита историей с колечком заинтересовался, уже первую девушку, которая о нем рассказала, попросил его подробно описать, и с этим описанием позвонил Максиму. В описи вещей, которые были на месте преступления, колечка не было, ни описанного девушкой ни какого другого, ни в доме Бергман ни на ней самой вообще ни одного кольца найдено не было.

Никита, на всякий случай, всех девушек подробно о колечке расспросил, все описали его одинаково, а одна так даже нарисовала, и все уверенно заявили, что на Ольге Дмитриевне оно было всегда, и ни продавать ни дарить кому-то она его никогда бы не стала. Ценности в нем особой не было, серебро обычное, даже без камня, денег за него никаких не выручишь, родственников, кому по наследству его передать, у нее нет, а вот памятью о том самом давно усопшем любимом человеке, в колечке этом спрятанной, она необыкновенно дорожила.

Колечко сделано было необычно, вокруг пальца обычный круг из серебра вообще без затей, а сверху как бы совсем маленький медальон, у которого, аккуратно нажав чем-то острым с тонким концом, шилом, например, можно было крышечку открыть, а под крышечкой той хранился совсем крошечный лоскуток с пятнышком крови. Ольга Дмитриевна рассказывала, что это ей так любимый, когда они на войне расставались, каждый на свое задание отправляясь, на крови своей поклялся в вечной любви и верности – колечко у него с собой было, отец его ювелир его и изготовил, а лоскуток тот он от рубашки своей отрезал с внутренней стороны, где пуговицы крепятся, палец шилом уколол, да на тот лоскуток и капнул. Больше Ольга Дмитриевна никогда со своим любимым уже не увиделась, погиб он на войне, а она всю жизнь колечко бережно хранила, считала, что приведет оно ее к любимому, не здесь на земле, так там на небе.

Поехал Никита к деду, которому про расследование убийства Бергман обещал докладывать, звонить специально не стал, а именно поехал. Рассказал, как дела идут и спросил про кольцо.

И дедуля уверенно вспомнил, что в тот день, когда Ольга Дмитриевна к нему в последний раз заходила, кольцо точно было на ней. Получалось, что кольцо она или по пути домой потеряла, что странно, всю жизнь носила, не снимала, поэтому и не теряла, а тут вдруг зачем-то сняла и тут же и потеряла, или его убийца снял с нее и с собой унес.

Нужно было искать кольцо, Никита уже понял, что именно оно ключ к разгадке загадочного убийства.

Глава 36.

На следующий день утром у Максима в кабинете была оперативка, на которой собрались все участники следственной группы по делу об убийстве Бергман.

Опера из отдела Максима доложили информацию о результатах своих поисков по линии приобретения наркотиков – по-прежнему ничего, не покупала, да и не могла купить этот наркотик Бергман, ну негде ей было это сделать, не было у нее ни одного знакомого в этих кругах. И никто из иных фигурантов этого дела также никак причастен к покупке такого наркотика не был. В этом направлении «копать» дальше было просто некуда, все уже со всех сторон изучили, проверили, оценили, очевидный тупик.

Никита доложил свои изыскания про кольцо, эта линия расследования, в отличие от наркотической, как раз была очевидно перспективной, Максим тут же дал относительно нее поручения своим операм:

1. провести в квартире Бергман повторный обыск, чтобы точно убедиться, что кольца там нет;

2. начать розыск кольца по всем ломбардам, антикварным магазинам и лавкам, скупкам лома драгоценных металлов и т.п.

С первым поручением вопросов ни у кого не возникло, а вот второе вызвало среди сотрудников некоторое недовольство, работа предстояла «адова» – таких магазинов, лавок и скупок в Москве не счесть, а результат ее был весьма сомнителен, очевидно же было, что кольцо это никакой особой ценности не представляет, такое найти почти нереально.

Тут в обсуждение вмешалась Тоня, Никита тогда ее первый раз на оперативке увидел и познакомился, хотя слышал о ней до этого от мужиков часто, и отзывы их всегда были просто превосходными – аналитик, каких поискать.

«А почему все решили, что кольцо никакой ценности не представляет?» – спросила она, «Сделано то оно из серебра, да без камня, ювелирная его ценность, может, и невелика, а вот историческая – это совершенно неизвестно. Кольцо, как минимум, довоенной работы, а если раньше, еще дореволюционной, например? Кому оно принадлежало до Бергман, может его историческая личность носила первой величины? Или кто его изготовил, может ювелир, в свое время, был очень известен, и работы его высоко ценятся за свои художественные качества, а вовсе не за драгоценность металла, из которого они изготовлены?».

«Очень хорошие вопросы, Антонина Дмитриевна,» – поддержал ее Максим, «очень правильные. Нужно заняться отработкой и этого направления. Давайте подумаем, как нам это установить.».

«А тот возлюбленный, который Бергман кольцо подарил, сын ювелира, он ведь, наверное, Бергман и был, в том смысле, что девичья то фамилия нашей убитой Егорова, а вовсе не Бергман, как мне старичок мой рассказал. Значит замужем она была, раз фамилию меняла, возможно как раз за тем, кого всю жизнь и любила. А если возлюбленный Бергман, то и отец его ювелир тоже Бергман. Может нам ювелира Бергмана и поискать?» – спросил Никита.

«Нет, Никит, здесь, к сожалению, мимо,» – ответил Максим, «я интересовался у наших коллег из конторы, в которой Ольга Дмитриевна Бергман всю жизнь служила, не была она замужем никогда, а фамилию меняла в рамках «оперативной комбинации», прожила под этой фамилией всю свою жизнь, привыкла, вот вернувшись на Родину, назад на Егорову менять и не стала. А старичок твой, видимо, до войны ее знал как Егорову, а потом она ему свою новую фамилию назвала, он и решил, что она замуж выходила, поэтому Егоровой была в девичестве.».

«Жаль,» – ответил Никита, «а у этих, из конторы, нельзя спросить, как возлюбленного Бергман звали, у них в архивах же это вполне может быть?».

«Спрошу, только ответа быстро ждать от них не приходится, они там долго думают можно нам информацию сообщать или нет, взвешивают со всем сторон возможность ее раскрытия.» – ответил Максим.

«А я в архивах, да в интернете поищу информацию, очень уж примечательное кольцо Вам, Никита, нарисовали, может что и удастся узнать,» – добавила Тоня, «только это тоже не быстро, массу возможных источников перелопатить придется.».

«Ладно, пока поручений других нет, расходимся и работаем, работаем.» – завершил оперативку Максим.

Никита вышел с оперативки немного расстроенный, ему по делу Бергман делать пока больше было нечего, отработкой всех поручений займутся опера Максима и Антонина Дмитриевна, а он остался не у дел.

Пока возвращался с Петровки к себе в отдел, обдумывал Никита еще один вопрос, которые его здорово беспокоил – как так получилось, что на старичка своего он наткнулся при отработке совсем другого дела? Это что? Случайность, чисто оперское везение, про которое он неоднократно от мужиков своих слышал? Или все-таки два эти дела как-то связаны? И если связаны, то как?