Айвен и омут души

Девушка из его сна.

Она была еще прекраснее, чем в видениях. Ее фигура казалась одновременно плотной и невесомой. Светящиеся одежды, похожие на струящуюся воду и лунный свет, обвивали ее стройный стан. Те самые каштановые волосы с медными и золотыми искрами были расплетены и рассыпались по плечам живыми, волнистыми прядями, достигая ее бедер. Ее кожа светилась изнутри мягким перламутровым светом. Но больше всего Айвен, затаив дыхание, смотрел в ее глаза. Теперь он мог разглядеть их цвет – это был меняющийся оттенок серебристо-зеленого, как листва ивы под луной, с глубокими фиолетовыми всполохами в глубине зрачков. В них читалась многовековая усталость, надежда и бездонная, щемящая грусть.

«Айвен», – ее голос прозвучал не в ушах, а прямо в его разуме. Он был тихим, как шелест листвы, но каждое слово отзывалось в его очищенной душе ясным, чистым звоном.

«Я… я не сплю?» – смог выдавить он, и его собственный мысленный голос показался ему чужим, таким легким и свободным.

«И спишь, и бодрствуешь, – ответила она, и в уголках ее губ дрогнула тень улыбки. – Твое тело отдыхает, погруженное в целительную силу этого места. А твой дух… твой дух сейчас здесь, со мной. В моем святилище».

«Кто ты?» – это был главный вопрос, который волновал его изнутри.

«Мое имя… его давно не произносили смертные, – ее взгляд стал отрешенным, словно она вглядывалась в глубины веков. – Когда-то меня звали Лираэль. Я – дух этого места. Дух Озера Изумрудных Снов, Страж Древнего Источника». Она сделала паузу, и ее светящаяся рука жестом очертила пространство вокруг. «То, что ты видишь снаружи – озеро, кристаллы, травы – это мое физическое воплощение, вернее, его отражение в мире смертных. Я – это озеро. А оно – это я».

«Ты… дерево?» – с глупым упорством спросил Айвен, все еще не в силах совместить образ девушки и величественной ивы.

Лираэль мягко улыбнулась. «Ива – мой якорь, мой фокус. Как дух, я не имею постоянной формы. Но много веков назад, когда я была слабее, я выбрала это дерево, чтобы обрести стабильность, чтобы говорить с миром. Оно впитывало мою силу, росло и стало… моей кожей, моими волосами, моими глазами, смотрящими в твой мир».

Мысли Айвена путались, но ясность, царившая внутри, помогала ему схватывать суть. «Ты сказала… ты была заточена. Кто? За что?»

Грусть в глазах Лираэль стала глубже. «Это долгая история, Айвен. Кратко… меня заключили в эти оковы не по злому умыслу. Моя сила, сила жизнетворного источника, слишком велика. Она питает землю на многие мили вокруг, дает жизнь лесам, животным. Много лет назад маги одной из исчезнувших ныне цивилизаций, опасаясь, что моей силой могут завладеть темные существа или что я сама, будучи свободной, могу непреднамеренно нарушить хрупкий баланс, создали ритуал привязки. Они не уничтожили меня, нет. Они… зацементировали мой дух в этом месте, сделав так, что я могу существовать лишь как его сердце, не в силах покинуть его. Я стала вечным узником собственного дома».

«Но… зачем тогда тебе нужно было меня освобождать?» – не понял Айвен. «Ты же и так здесь».

«Свобода – это не только возможность уйти, – голос Лираэль прозвучал с горькой страстью. – Свобода – это выбор. Сейчас я не могу его сделать. Я не могу прекратить питать землю, даже если захочу. Я не могу сдвинуться с места, не могу по-настоящему взаимодействовать с миром. Я – великолепный фонтан, но вода в нем застоялась. Мне нужна… перемена. Новый симбиоз».

Она приблизилась к нему, и ее сияющая рука едва не коснулась его груди. Айвен почувствовал исходящее от нее тепло и мощную, ритмичную вибрацию.

«Ритуал, который мы начали, Айвен, – это не просто мое освобождение. Это обмен. Ты, своей волей и своей кровью, очищенной огненными травами, разорвал древние печати. Ты дал мне шанс. А я… я даю тебе то, в чем ты так отчаянно нуждаешься».

«Что?» – прошептал он, уже догадываясь, но боясь поверить.

«Форму. Наполнение для твоей пустоты, – ее глаза загорелись. – Твоя душа – это идеальный, кристально чистый сосуд, Айвен. Но сосуд пустой. В тебе нет внутреннего источника магии, как у других одаренных. Но в тебе есть нечто большее – безграничная емкость. Ты можешь стать проводником. Моим проводником».

Ошеломленный, Айвен отступил на шаг. «Ты… ты хочешь вселиться в меня?»

Искренний, серебристый смех Лираэль прозвучал в его сознании. «Нет, дитя мое. Не вселиться. Связаться. Симбиоз. Я останусь здесь, у своего источника. Но часть моего сознания, крупица моей силы, будет пребывать в тебе. Ты получишь доступ к магии, но это будет не твоя магия. Это будет моя сила, которую ты научишься направлять. Ты станешь моими руками и ногами в мире людей, моим голосом. А я… я получу через тебя то, чего была лишена веками – новые впечатления, эмоции, связь с живыми, а не просто пассивное наблюдение. Мы поможем друг другу».

Мысли Айвена неслись с бешеной скоростью. Это было безумием. Связать свою судьбу с древним духом? Но разве его собственная судьба была лучше? Он – изгой, аномалия, пустое место. А здесь ему предлагали силу. Не просто силу, а цель. Высокую, пугающую, но цель.

«Почему я?» – снова задал он свой коронный вопрос, глядя в ее сияющие глаза. «Почему не могучий маг? Не прославленный воин?»

«Потому что могущественный маг или воин пришли бы сюда со своей, уже сложившейся силой, – объяснила Лираэль. – Их душа была бы подобна кувшину, наполненному собственным вином. Чтобы влить в него мое, пришлось бы вылить его содержимое, сломать его суть. А твоя душа… твоя душа – это чистый хрустальный кубок. И он достаточно прочен, чтобы вместить каплю океана. Ты – единственный, кто может принять мой дар, не сломавшись и не исказив его. Я чувствовала тебя, Айвен. Чувствовала твою пустоту и твою боль. И твою чистоту».

Она протянула к нему руку. Ее пальцы светились.

«Решение за тобой, Айвен из рода Аррен. Примешь ли ты мою сущность? Станешь ли моим Посланником? Это не сделает тебя всемогущим. Это наложит на тебя великую ответственность. Но это даст тебе силу изменить как свою судьбу, так и, возможно, судьбу многих других».

Айвен посмотрел на ее протянутую руку. Он вспомнил насмешки экзаменаторов, боль в глазах отца, давящую тяжесть собственной неполноценности. Он вспомнил сны о бескрайних океанах и тишине. И он вспомнил мольбу в ее глазах: «Помоги мне».

Он сделал шаг вперед.

«Я согласен».

Его собственная рука, мысленная, но ощущаемая так же реально, как и физическая, встретилась с ее ладонью.

В тот же миг все вокруг взорвалось светом.

Внешний мир, тем временем, переживал собственное чудо. Тело Айвена, лежавшее у корней ивы, вдруг выгнулось в немом крике. Из его рта, глаз и ушей хлынул поток ослепительного бело-голубого света. Ветер, которого до этого не было, взметнулся над озером, закручивая воду в спирали и срывая с ветвей ивы мириады светящихся листьев. Само дерево затрепетало, его кора засветилась изнутри тем же сиянием, что и тело Айвена.

Кристаллы на берегу и в расщелине вспыхнули в унисон, заливая поляну радужным сиянием. Цветы распустились за секунды, испуская пьянящие ароматы. Казалось, все место Силы пробудилось от долгого сна и ликовало.

Процесс соединения был подобен удару молнии и последующему тихому дождю. Айвен чувствовал, как в него входит нечто огромное, древнее, бесконечно сложное. Это не было болезненно. Это было… подавляюще. Как если бы в его чистейший сосуд начали вливать не воду, а целый океан. Он чувствовал воспоминания, что не были его – древние леса, первых людей, возведение и падение царств, тихую грусть одиночества, растянувшегося на тысячелетия.

Но океан не переполнял сосуд. Он лишь заполнял его ровно настолько, насколько тот мог вместить. И сосуд, к своему изумлению, начинал растягиваться, вмещая все больше и больше.

Внутри сияющей сферы Айвен все еще стоял, держась за руку Лираэль. Но теперь их фигуры были связаны тысячью светящихся нитей, пульсируют в унисон.

«Я… я чувствую…» – начал он и замолчал, пытаясь описать неописуемое.

«Все, – закончила за него Лираэль, и в ее голосе впервые зазвучала надежда, чистая и яркая. – Ты чувствуешь дыхание леса. Ты чувствуешь пульс земли под ногами. Ты чувствуешь воду в ручьях и жизнь в каждой травинке. Это мой мир, Айвен. И теперь он отчасти твой».

Она ослабила хватку, и нити света постепенно стали тускнеть, растворяясь в них обоих.

«Связь установлена. Отныне мы – часть друг друга. Я буду с тобой всегда, как тихий голос в твоей душе, как источник силы в твоих руках. Учись слушать меня. Учись слышать мир вокруг».

Ее образ начал бледнеть, становиться прозрачным.

«Проснись теперь, мой Посланник. Твой путь только начинается».

Айвен открыл глаза. Настоящие, физические глаза.

Он лежал на спине, глядя в предрассветное небо, окрашенное в нежные персиковые и лиловые тона. Он был все там же, у корней ивы. Но мир… мир был другим.

Он не просто видел его. Он слышал. Оглушительно.

Шепот листьев над головой был не просто шелестом. Он был музыкой, сложной и прекрасной. Он различал в нем отдельные «ноты» – радость молодого побега, мудрость старого сучка, легкую дремоту мха на коре. Он слышал, как по стволу дерева течет сок – это был тихий, бархатный гул, похожий на отдаленный звон колоколов.

Он слышал озеро. Каждая его молекула пела свою партию в гигантском, не умолкающем ни на секунду хоре. Он слышал, как кристаллы на берегу вибрируют, испуская едва уловимые звуковые волны, которые сливались в гармонию.

И он чувствовал. Он чувствовал под собой землю – не просто холодный грунт, а живой, дышащий организм. Он чувствовал, как от его тела вглубь уходят невидимые корни, связывая его с этим местом. Он чувствовал каждую травинку на поляне, каждое насекомое, ползущее в траве. Это было не подавляюще. Это было… естественно. Как если бы он всю жизнь был глухим и вдруг обрел слух.

Он поднял руку перед лицом. Та же ладонь, те же пальцы. Но теперь, если он сосредотачивался, он видел сквозь кожу. Видел, как по его венам течет кровь, но вместе с ней – тонкие, серебристые нити света. Энергия Лираэль.

«Это… я?» – прошептал он вслух.

В ответ в его сознании, тихо и нежно, прозвучал знакомый голос. «Да, Айвен. Это ты. Но теперь и часть меня. Добро пожаловать в мой мир».

Это было не похоже на чужой голос в голове. Это было как его собственная мысль, но более мудрая, более спокойная, наполненная знанием тысяч лет.

Он медленно сел. Тело слушалось его беспрекословно, движению не предшествовала команда мозгу – оно происходило одновременно с мыслью. Он был полон сил. Не просто отдохнувшим – он был заряжен, как грозовая туча.

Он посмотрел на иву. Теперь он видел ее иначе. Он видел не просто дерево. Он видел сложнейшую энергетическую структуру, якорь, удерживающий в этом мире сознание озера. Он видел, как сияние Лираэль пульсирует в ее стволе, переливается по ветвям, струится в каждую почку.

«Спасибо», – сказал он, и слова были обращены и к дереву, и к тому, что теперь жило внутри него.

Ива мягко качнула ветвями, и ему показалось, что он слышит в ответ тихий, невыразимо добрый смех.

Внезапно его взгляд упал на его старую холщовую сумку, лежавшую рядом. И его осенило. Отец. Виндхольм. Он пропал на целые сутки! Паника, острая и человеческая, на мгновение захлестнула его.

«Не бойся, – успокоила его Лираэль. – Время здесь течет иначе, чем в мире людей. Твоя ночь длилась дольше, чем кажется. Но тебе пора возвращаться. Они беспокоятся».

Айвен кивнул, поднимаясь на ноги. Он чувствовал себя новым, другим. Но вместе с тем – самим собой. Пустота ушла. Ее место заняло не просто наполнение, а целая вселенная.

Он собрал свои вещи. Кристаллы, травы – теперь они казались ему не просто ценными ресурсами, а частью знакомого, живого существа. Он бережно уложил их в сумку.

«Как мне… пользоваться этой силой?» – спросил он мысленно, поворачиваясь, чтобы идти.

«Учись, – был простой ответ. – Слушай мир. Слушай себя. Сила придет сама, когда будет нужна. Пока… просто иди. И помни, я с тобой».

Айвен сделал первый шаг по направлению к дому. Лес вокруг приветствовал его. Деревья склоняли ветви, очищая ему путь. Цветы поворачивались к нему, испуская ароматы. Он шел, и каждый его шаг отзывался в земле тихим, одобрительным гулом.

Он был пустым сосудом. Но теперь этот сосуд был наполнен до краев светом древнего озера, мудростью духа и отголосками песен целого леса. Его путь только начинался, и он больше не был один.

Глава 5. "Эхо войны"

Воздух за барьером был иным – не насыщенным магией святилища, а простым, свежим и прохладным, пахшим хвоей, влажной землей и далеким дымком. Он ударил в легкие Айвена, вернув его к привычной, суровой реальности. Сознание, еще несколько минут назад плывшее в океане сияющих ощущений, с резким щелчком вернулось в тело, заставив его осмотреться.

Тот самый барьер, через который он прошел, даже не заметив его вчера в кромешной тьме и отчаянии, теперь ощущался как легкое, почти невесомое сопротивление, похожее на паутину, сотканную из света и тишины. Обернувшись, Айвен увидел лишь густую, неприметную стену чащи. Никакого сияющего озера, никакой дивной поляны. Лишь обычный, хотя и древний, лес. Лираэль и ее владения были надежно спрятаны от посторонних глаз этим невидимым фильтром, отсекающим случайных путников и, возможно, что-то куда более опасное.

«Она… она защищается», – прошептал он про себя, и в глубине души, там, где теперь жила тихая, мудрая теплота, он почувствовал легкое, одобрительное биение – эхо сознания духа.

Солнце уже стояло высоко, пробиваясь сквозь редкие облака. По его положению Айвен определил, что сейчас ближе к полудню. Он проспал не просто ночь, а большую часть следующего утра. В груди комом застряла тревога за отца. Каэлан, наверное, уже с ума сходит от беспокойства.

Путь через лес к знакомой тропе теперь не казался таким уж сложным. Вчерашняя ночь, темная, полная ужаса и растерянности, искажала восприятие. Сейчас же, с новой силой, пульсирующей в жилах, и с обострившимися до невозможности чувствами, он шел легко и уверенно. Он не просто видел тропинку – он чувствовал ее под ногами, каждую кочку, каждый камень, будто его стопы срослись с землей. Лес приветствовал его, ветви мягко расступались, не цепляя одежду.

Вскоре он вышел на мощеную тропу. Она была шириной метров пять, не больше, но выглядела основательно и ухоженно. Крупные, плотно подогнанные булыжники образовывали ровное, прочное полотно, по которому могла проехать тяжелая повозка. По обеим сторонам тянулись невысокие, в пояс человеку, каменные ограждения, а через равные промежутки – примерно каждые пятьдесят шагов – стояли странные сооружения. Это были каменные столбы, чуть выше человеческого роста, увенчанные сложными конструкциями, напоминающими семигранные башенки с заостренными шпилями. Внутри этих «башенок», в специальных углублениях, мерцали кристаллы, испускавшие слабый, ровный эфирный свет.

«Эфирные маяки, – вспомнил Айвен отцовские уроки географии. – Освещают путь ночью и… вроде как отпугивают некоторых тварей из Чащи. Значит, это Главная тропа, что ведет от Виндхольма на север, к Лазгону».

Мысль о Лазгоне заставила его невольно поморщиться. «Весьма скверный городишко», – прошептал он, сдерживая разочарование. Лазгон был военным форпостом, второй линией обороны после их собственного Виндхольма. Серый, угрюмый, насквозь пропитанный запахом пота, металла и постоянного напряжения. Там не было ни уюта, ни привычной жизни, только казармы, плацы, кузницы и бесконечные тренировки солдат. Но, как говаривал его отец, грех жаловаться – это все-таки оплот, сдерживающий волну с севера.

Пройдя по тропе еще немного, он увидел небольшой каменный обелиск – целеуказатель. На отполированной дощечке были высечены направления и расстояния. Стрелка «На Виндхольм» указывала назад, в сторону, откуда он пришел, а под ней было выбито: «2 часа пешим шагом». Айвен с облегчением выдохнул. Он не так далеко забрел.

Он уже собрался двинуться в путь, как до него донесся ритмичный стук копыт и скрип колес. Обернувшись, он увидел приближающуюся повозку. Это была не простая телега, а длинная, крытая брезентом армейская фура, запряженная парой выносливых, коренастых лошадей. Возница, мужчина в потертой кожанке и с мушкетом, засунутым за спину, придержал вожжи, завидев одинокую фигуру на тропе.

«Эй, парень! Куда путь держишь пешком в таких дебрях?» – окликнул его возница, голос его был хриплым, но с добродушной ноткой. – «Редко тут пеших встретишь, разве что дезертиров, а ты на них не похож».

Айвен, отойдя на край тропы, чтобы уступить дорогу, поднял голову. «Я… я из Виндхольма. Заблудился в лесу вчера, ночевал под открытым небом. Возвращаюсь домой».

«А, так ты тот самый пропавший сынок лекаря? – удивился возница, внимательнее всматриваясь в его лицо. – Каэлан, кажись? О нем по всему гарнизону сегодня слух прошел. Бегает, всех спрашивает, не видели ли парня. Садись, подбросим. Место есть».

Айвен кивнул, чувствуя, как от этих слов в горле снова встает комок. «Спасибо. Меня Айвен зовут. Айвен Аррен».

«Боргард, – отрекомендовался возница. – А это, – он большим пальцем ткнул в сторону кузова, – наше грустное пополнение. Везу в Виндхольм. Забирайся сзади».

Айвен обошел повозку и забрался в кузов, откинув тяжелый брезентовый полог. Внутри пахло кровью, потом, пылью и чем-то еще, горьким и знакомым – запахом смерти. Вдоль бортов, на жестких скамьях, сидели человек десять-двенадцать. Солдаты. Их форма, когда-то серая с синей отделкой, теперь была в грязи, пятнах засохшей крови и разрывах. Лица – бледные, осунувшиеся, с темными кругами под глазами. У одного была перевязана голова, у другого – рука на импровизированной перевязи, третий просто сидел, сгорбившись и глядя в пол, не видя ничего вокруг.

А за ними, в глубине повозки, лежало нечто, накрытое грубым белым холстом. Контуры угадывались четко и беспощадно – человеческие тела. Несколько. И оттуда, из-под полотна, тянуло тем самым сладковато-тяжелым запахом, от которого сводило желудок.

Айвен молча пристроился на краю скамьи рядом с солдатом, у которого, помимо повязки на предплечье, был глубокий порез на щеке. Тот лишь коротко кивнул, не глядя на него.

Повозка тронулась, заскрипев на ухабах. Некоторое время все молчали, оглушенные стуком колес и собственными мыслями. Наконец, Айвен не выдержал.

«Вы… вы откуда?» – тихо спросил он, обращаясь ко всем сразу.

Солдат с порезом на щеке повернул к нему усталое лицо. «Из-под Клеймоны. Крепость на самой границе с Крадоном. Там сейчас жарко».

«Клеймона? – переспросил Айвен. – Я слышал, но… что случилось? Я ничего не знал о нападении».

«Так о них и не трубят, – хрипло усмехнулся другой, более молодой, с перебинтованной ногой. – Штатное событие. У крадонцев это в порядке вещей. Устроили осаду три дня назад. Небольшими силами, но яростно».

«Штатное? – не понял Айвен. – Но… люди гибнут». Он кивнул в сторону накрытых тел.

«Гибнут, – холодно подтвердил первый солдат. – Но не в таких количествах, как они. Их командование бросает своих солдат на убой, как дрова в топку. Для них это – отсев. Проверка нашей обороны на прочность, разведка боем. Одновременно они таким образом избавляются от слабых, немотивированных или просто лишних ртов. Выживут сильнейшие. А погибшие… так, статистика».

Айвен с ужасом смотрел на него. Он знал, что Крадон – воинственная империя, но чтобы так… так хладнокровно относиться к собственным людям?

«Но зачем?» – выдавил он.

«Чтобы найти слабое место, – вступил в разговор третий, старший по возрасту, с сединой в волосах и шрамом через левый глаз. – Чтобы измотать нас перед настоящим ударом. У них есть одно, очень важное направление, говорят, на юго-западе, где сходятся границы всех трех империй. Там вечная мясорубка. Вот они и экономят силы для него, а на нас, на второстепенных участках, отправляют пушечное мясо».

«Значит… это не настоящее нападение?»

«Настоящее? – старший солдат горько усмехнулся. – Для парня, который получает крадонским клинком в горло, оно самое что ни на есть настоящее. Для нас – рядовые будни. Таких нападений бывает до сорока в год. Мы отбиваемся. Несем потери, но несравнимые с ихними. Наша оборона выстроена грамотно. Стены Клеймоны высоки, артиллерия точна. Мы держимся».

Айвен слушал, и ему становилось не по себе. Весь его мир, состоявший из лечебницы, отца, учебы и тихих улиц Виндхольма, рушился, открывая жестокую и безразличную реальность войны. Эти люди говорили о смерти и тактике так, как он говорил о свойствах трав.

«А почему… почему не поднимают по тревоге всю страну? Не оповещают все города?» – спросил он, вспомнив свое удивление.

«В этом нет нужды, парень, – ответил возница Боргард, не оборачиваясь, но его голос был хорошо слышен из-под полога. – Чтобы народ зря не волновать? Чтобы паники не было? Да и что сделают мирные жители? Бросятся с вилами на крадонских магов-зверей? Нет, это наша работа. Солдатская. Мы сдерживаем. А вы, цирюльники, потом нас латаете».

В повозке снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком колес да сдержанными стонами раненых. Айвен смотрел на солдата рядом с собой. Тот сидел, прислонившись головой к брезентовому верху, и его лицо искажала гримаса боли. Айвен разглядел его раны подробнее. Два глубоких, скользящих разреза на левом боку, будто от когтей огромного зверя, и аккуратный, но неприятно выглядевший прокол на правом бедре, сантиметров на пять выше колена. Повязки на них уже проступили кровью.

Повозка налетела на особенно крупный камень, и все дружно подпрыгнули. Солдат рядом с Айвеном резко вдохнул от боли, и его лицо побелело. Инстинктивно, желая как-то поддержать его, Айвен положил ему руку на плечо, ближе к шее.

«Держись», – тихо сказал он.

И в тот же миг в его голове промелькнула ослепительная искра. Он не увидел ее глазами – она вспыхнула где-то в глубине сознания. И перед его внутренним взором, с пугающей, анатомической точностью, проступила картина – мышечные волокна, порванные сосуды, надкостница, тронутая ушибом. Он увидел эти раны изнутри, во всех деталях, будто держал в руках медицинский атлас.

А потом он почувствовал, как из него самого, из той бездны, что теперь была наполнена светящимся океаном Лираэль, хлынул поток энергии. Теплый, живительный, невероятно нежный. Он тек по его руке, через ладонь, и проникал в тело солдата. Айвен ощущал, как под его невидимым взором плоть начинает шевелиться, стягиваться, срастаться. Словно невидимые руки зашивали разрывы, восстанавливали сосуды, убирали гематомы. Это было похоже на то, как если бы время для этих ран ускорилось в сотни раз.

Одновременно с этим Айвен почувствовал, как его собственные силы начали стремительно таять. Словно кто-то выдернул пробку, и жизненная энергия уходит вместе с силой Лираэль. В глазах потемнело, в ушах зазвенело. Он едва не потерял сознание, но тут поток энергии сам собой иссяк. Силы перестали тратиться так же внезапно, как и начали.

Солдат рядом с ним вздрогнул всем телом и резко выдохнул. Он потрогал свою щеку, где еще секунду назад был кровавый порез. На его месте осталась лишь тонкая розовая полоска, похожая на старый, почти заживший шрам. Затем он судорожно расстегнул мундир, ощупал бок. Ни ран, ни кровоподтеков. Только чистая, чуть побледневшая кожа. Он с изумлением посмотрел на свою ногу – прокол бедра тоже бесследно исчез.

«Что… что это было?» – прошептал он, уставившись на Айвена широко раскрытыми глазами. Взгляды других солдат, понявших, что произошло нечто невероятное, тоже устремились на юношу.

Айвен сидел, опершись о борт, чувствуя легкую слабость, но не такую, как после купания в реке. Словно после долгой пробежки. Он не знал, что сказать. Он и сам не понимал до конца, что только что сделал.

И тогда в его сознании, тихо и нежно, прозвучал знакомый голос. Он был похож на его собственную мысль, но более плавный, мудрый и наполненный теплом, словна луч солнца, пробивающийся сквозь листву.

«Ты использовал мою силу, Айвен. Неосознанно. Твоя воля, твое желание помочь направили ее. Суть этой силы – восстановление утраченного и замена недостающего. Возвращение формы к ее изначальной, целостной сути».

«Но… как?» – мысленно спросил Айвен, все еще не в силах оторвать взгляд от изумленного лица солдата.

«Ты – проводник. Чистый сосуд. Я – источник. Ты лишь дал энергии путь, направил ее, как русло реки. Твоя собственная жизненная сила тоже участвует в процессе, но в малой степени. Вскоре ты поймешь все лучше. Пока… просто прими это».

«Эй, парень, – солдат тронул его за рукав, все еще не веря своему счастью. – Это… это ты? Ты маг? Целитель? Но вчера на проверке…»

Айвен резко встрепенулся. Слух о «пустой оболочке» должен был разнестись по всему городу. Теперь его выдал собственный, неконтролируемый поступок.