Белый олень

Ладно, учителю виднее.

Несмотря на все трудности, Касьяну нравилось здесь гораздо больше, чем у мачехи. Ириней оказался весьма строг, но не обижал его.

Он был всегда ровен в обращении, но Касьян со временем научился различать его настроения. Порой учитель бывал весел, поддразнивал Касьяна, шутил, порой погружался в какие-то мысли так, что не сразу откликался на обращение к нему, изредка мрачнел и становился ещё более немногословным, чем обычно – его явно тяготили какие-то воспоминания.

В такие часы Ириней даже пугал порой Касьяна. Он робел и тихо занимался каким-нибудь делом, стараясь не привлекать к себе внимания. Но происходило такое редко.

Что ещё сперва немного волновало Касьяна – это разговор Иринея с бабушкой Марой. Она сказала тогда… как она сказала?.. сказала, если обидишь мальчика, сила тебя покинет. А Ириней только посмеялся, мол, не покинет, однако не обещал, что не причинит ему вреда.

Но ведь если бы он был плохой человек, мог бы и обещать, а потом обмануть.

На этом Касьян пока и остановился, тем более что ничего страшного не происходило.

Когда выдавалась свободная минута, мальчик с восхищением рассматривал сказочный дворец на картинке в своей комнате. Как же он хорош! И почему учитель с таким равнодушием говорит об Изберилле? Касьян был бы счастлив, если бы хоть на миг увидел эти дивные башни.

Но Ириней стольный град не расхваливал и о своей жизни там говорил мало. Хотя по некоторым обрывкам фраз Касьян понял, что учитель его бывал не только в Изберилле, но и в других, далёких странах, и их столицы приходилось ему видеть.

Впрочем, этими городами он тоже не восторгался.

Комната Иринея была закрыта для Касьяна. Не то чтобы ему запрещали туда заглядывать, но явно ни разу не звали, а заглянуть самому без разрешения было неудобно. Пока мальчик боролся с прописями, учитель часто уходил туда и чем занимался – неизвестно. Касьян, конечно, при каждом удобном случае старался туда заглянуть. Успел увидеть кровать, шкаф, стол, – ничего такого интересного, на столе вроде книга, чернильница, ряд занятных предметов непонятного ему назначения.

В это помещение Касьян попал в первый раз только через несколько недель после того, как покинул деревню. Произошло это настолько обыденным образом, что разочаровало бы его, если бы не одно странное происшествие.

Мальчик сидел в своей комнате у окна, вычерчивая непослушным пером буквы на вечном желтоватом листе. Ставни были распахнуты.

В этот раз дело шло совсем неудачно. Все руки были в чернильных пятнах. Лист усеивали кляксы.

С досадой отложив перо, Касьян вышел на крыльцо. Ириней пилил дрова на козлах.

– Брусья расходятся, – крикнул он Касьяну, не прекращая пилить. – Принеси-ка молоток и гвозди.

– А где их взять? – спросил тот, обрадовавшись возможности хоть на минуту оторваться от чистописания.

– В моей комнате, в маленьком сундучке справа. Не закрыто. На столе ничего не трогай.

Обрадованный Касьян, сгорая от любопытства, вернулся в дом и толкнул дверь в комнату учителя.

Обычная комната, чуть больше, чем у него, с такой же простой мебелью. Сундучок вот красивый, кованый. Касьян откинул крышку, достал молоток, холщовый мешочек с гвоздями. Не мог удержаться, чтобы не подойти к столу.

А вот на столе были вещи удивительные.

Первое, что привлекло его внимание – это золотое перо. Не гусиное – чёрное, белое, серое, не жёлтое, не рыжее, а именно золотое, словно светящееся. Оно лежало рядом с книгой. Касьян побоялся нарушить запрет учителя и взять его в руки.

Чернильница – обыкновенная склянка.

А вот книга тоже оказалась примечательной.

Толстая, но относительно небольшая, раскрытая на том месте, где Ириней закончил писать. Точнее, даже не писать, а рисовать. На левой странице были изображены странные круги, линии, непонятные знаки. Правая страница чистая. Ириней ещё не добрался до неё.

Касьян не видел оклада, только самый краешек его, но можно было предположить, что он очень красив. Взглянуть на него очень хотелось.

– Не трогай, – приказал он сам себе.

Но руки, словно не повинуясь ему, сами потянулись к книге, чтобы прикрыть её. Он коснулся исписанной Иринеем страницы.

И тут случилось непоправимое.

Руки мальчика были в чернилах. Когда он дотронулся до белого, белоснежного листа, на нём тут же отпечатался след от его пальцев, прямо посреди сферы, тщательно вычерченной Иринеем.

Касьян похолодел и отшатнулся. Предательское пятно чернело, изобличало, вопило.

Надо идти признаваться.

Что сделает Ириней? Касьян не мог даже предположить. Но понимал, что порча драгоценной книги – ужасное преступление.

Учитель прогонит его? Или как-то страшно накажет? Касьян предпочёл бы второе.

Задрожали почему-то колени.

Он бросил последний безнадёжный взгляд на кляксу на странице. И увидел нечто странное.

Пятно, большое, тёмное, несуразное, на глазах светлело. Сперва подтаяло по краям. Потом из чёрного превратилось в тёмно-серое. Потом ещё уменьшилось в размерах. Белое пространство листа пожирало его, неумолимо подступало и заглатывало.

Касьян завороженно смотрел на метаморфозы пятна. Оно всё съёживалось. Стало совсем крохотным, последний раз задрожало, словно от отчаяния, и сгинуло.

На листе остались лишь чёткие штрихи, выведенные пером Иринея.

Касьян, несколько раз моргнув, ещё раз посмотрел. Нет, ему не показалось. Следы его преступления исчезли менее чем за пару минут.

Он вздохнул полной грудью. Кажется, он забыл дышать, пока это происходило.

Молоток и мешочек с гвоздями упали на пол. Касьян подобрал их и, опасливо озираясь, вышел из комнаты.

Книга спасла его, но безжалостное уничтожение пятна произвело устрашающее впечатление. Он ясно понял, что книга стёрла, разрушила бы всё, что показалось ей неправильным.

Касьян не мог, конечно, спросить у Иринея, что это было, и неведение тревожило. Ночью ему приснилось, что мир – книга, он сам – пятно на белом листе, и белизна стирает, поглощает его.

Тогда он в смятении проснулся, широко распахнул глаза, выглянул в окно. Там ощерился лунный серп, похожий на беззубую пасть. Чуть ниже втыкались в небо остроконечные чёрные еловые пики.

Касьян резко сел. Серп повернулся и превратился в обычный бледный месяц. Ночь была настолько тиха, что слышалось даже умиротворяющее журчание ручья, обычно совершенно скрытое за звуками дня.

Нет ничего страшного. Всё спокойно. Или только так кажется?

А за стеной лежит на столе эта книга. Или Ириней на ночь убирает её? Холодок пробежал по спине.

Всё же он слишком устал, чтобы над этим размышлять. Лёг обратно, повернулся пару раз с боку на бок, и заснул снова, уже без сновидений.

Через несколько дней учитель собрался в Синь. Касьян попросился с ним тоже, соскучился по деревне.

– Ну что ж, пойдём, – согласился Ириней.

Ходил он быстро, Касьян с трудом успевал, но не жаловался. Мальчик успел заметить, что Ириней всё делал по-особому, не то чтобы лучше других, но более вдумчиво, более предусмотрительно, более точно, что ли. Если наблюдать за ним и подмечать мелочи, повторять его движения, научишься так же ходить, не уставая. И многому другому тоже.

Добрались до Сини через пару часов. Здесь Ириней пошёл по каким-то своим делам, к кузнецу, или ещё куда, и оставил Касьяна.

Касьян ненадолго задумался. Идти в бывший дом не было смысла. Он направился к бабушке Маре.

Увидев его, она обрадованно всплеснула руками, налила молока, сунула кусок хлеба с сыром и стала расспрашивать о жизни в лесу. С набитым ртом Касьян стал рассказывать обо всём в самых радужных красках, лишь в конце вспомнил про книгу и запнулся.

Проницательная бабушка Мара это заметила.

– Тебя что-то тревожит, Каська?

Касьян к тому моменту уже прожевал хлеб. Ему не хотелось рассказывать подробностей даже бабушке Маре, он чувствовал – то, что происходит в мире Иринея, там и должно остаться.

– Есть некоторые вещи, которых я не понимаю, – сказал он. – И это пугает.

Бабушка Мара пожала плечами.

– Конечно, ты не всё понимаешь, – рассудительно заметила она. – Вряд ли тебе, мальчику, удастся за несколько недель понять Иринея. Но ведь он обращается с тобой хорошо?

– Да, – без колебаний ответил Касьян.

– Тогда не беспокойся. Понимание придёт в своё время.

Она погладила его по светлым волосам.

До встречи с Иринеем ещё было время. Касьян попрощался с бабушкой Марой. Он хотел найти ребят и поболтать с ними.

Бабушка Мара смотрела ему вслед и укоряла себя, потому что выказанной ею же уверенности не разделяла, сама не зная почему. Однако к чему пугать мальчика? К чему выдумывать плохое, его и так на свете много, невыдуманного. Ириней, конечно, человек странный, но до сих пор ни в каких злых делах не был замечен.

Да, но всё когда-то бывает в первый раз.

Бабушка Мара с досадой покачала головой, прогоняя неспокойные мысли, нагнулась, сорвала с грядки несколько репок – твёрдых, жёлтых, хвостатых, и ушла в избу.

Неумолимое время уже подгоняло лето, но то, не желая уходить, заполняло дни пламенным жаром, ночи – стрёкотом кузнечиков. Пахло скошенной травой. После полуденного часа небо сияло ослепительно. Редкие лоскутья облачного кружева на глазах истлевали в синеве, обращаясь в ничто. Трескалась сухая земля в колеях, поднималась пыль, оседала на подорожниках, приютившихся на обочинах. Яблоневые ветки нависали над дорогой, согнувшись под тяжестью плодов, порой срывавшихся и падавших то наземь, то в редкие телеги, влекомые неторопливыми низкорослыми лошадками.

Касьян брёл по знакомой дороге, поглядывая туда-сюда. Ему казалось, он за эти несколько недель вырос. Вроде ничего и не видел, кроме того же леса, нескольких толстых книг и рисунка с видом Изберилла, а горизонты его расширились. Деревня раньше была большой, а теперь казалась не такой уж и большой, и даже маленькой.

Перед изгибом дороги были густые заросли – куст боярышника, высоченная, в человеческий рост, крапива, шиповник, ещё жёлтые круглые цветы. Всё это сплавилось в живую стену, за которой ничего нельзя было разглядеть. Касьян обогнул её и лицом к лицу столкнулся с мачехой.

Он застыл от неожиданности, хотя встреча была не такой уж удивительной.

Мачеха тоже на миг остолбенела, но быстро нашлась.

– А! Явился! Выгнали тебя? К себе не впустим, и не мечтай.

– Нет. Я ненадолго. Пришёл с учителем, – со всем возможным спокойствием ответил Касьян.

– Да ну? С учителем? – привычно пронзительным голосом выкрикнула мачеха. – Это ты думаешь, он тебя чему-то учит?!

Касьяну бы пожать плечами и уйти, но прерывать разговоры с неприятными людьми он ещё не умел.

– Да, учит.

Мачеха недобро засмеялась.

– Сам подумай, зачем ты сдался колдуну этому, учить тебя? Совсем не это надо ему.

Касьян угодил в ловушку.

– А что же? Я ему нужен, он хорошо со мной обращается.

– А, он хорошо с тобой обращается, значит? – мачеха ещё повысила голос. – Ну это до поры, до времени. Думаешь, ты ему зачем нужен? Для обряда какого-то, не иначе. Чтобы скормить какой-нибудь твари потусторонней.

Касьян рассердился.

– Чушь, – резко сказал он, в упор посмотрев на мачеху. Лицо её, тонкогубое, вытянутое, недоброе, казалось совершенно незнакомым.

– Вот скажи, он учит тебя колдовать? – не сдалась мачеха.

Касьян запнулся. Учитель показывал ему, как читать, писать, решать задачи, как защититься от нападения, как лучше ловить рыбу и выслеживать дичь, но действительно никогда не упоминал про чародейство.

Мачеха заметила его замешательство.

– Во-от, вот то-то и оно. Это он вид делает, что учит тебя, а сам какого-то срока ждёт. А потом и порешит. Ты не нужен никому, искать тебя никто не будет. А если и будет – что толку, с него спрос какой? Пропал мальчишка в лесу, и весь сказ. Засунет тебя в мешок и оттащит нежити на болота.

– Чушь, – ещё раз повторил Касьян, обошёл мачеху и направился дальше.

Она посмотрела ему в спину победоносно. Поле боя осталось за ней.

Царапина осталась в душе Касьяна после этой встречи. Он был собой недоволен. Ему казалось, что он уже неуязвим для уколов мачехи, а оказалось, у неё ещё есть власть его задеть. И что самое неприятное, в словах её была правда.

Ириней и впрямь никогда про волшебство не говорил. Почему? Он же чародей. Все знают об этом. Он убил волков волшебством.

Не доверяет? Касьян ухватился за это объяснение. Конечно, ещё рано посвящать его в колдовские тайны.

Потом он встретил друзей из деревни и забыл про мачеху и её недобрые слова.

Вспомнил уже на обратном пути. Возвращались они в молчании, и мыслям Касьяна ничто не препятствовало. Но он постарался унять своё воображение. В конце концов, у него нет никаких оснований доверять мачехе.

Минуло несколько недель.

Жизнь шла обычным чередом. Чистописание, задачи, хозяйственные дела. Касьян уже не думал о мачехиных словах, однако однажды Ириней отлучился куда-то без него и вернулся во второй половине дня с большим мешком, заполненным не более чем на треть. Положил его на лавку в угол.

Скорее всего, это ничего не значило, мало ли что может быть в мешке, и само по себе это не обеспокоило бы Касьяна. Но Ириней был раздражён, не показывал, но это чувствовалось. Как будто ему предстояло какое-то неприятное дело, которого нельзя было избежать.

Вечером Касьян стоял на крыльце и смотрел в сторону заката. Небо на западе было красным, словно отражалось в нём зарево далёкого пожара. Деревья, озарённые умирающим светом, толпились, сливаясь в единый лес, лес рассыпался на отдельные деревья, он никак не мог понять, что видит – часть или целое?

Скрипнула в доме половица, распахнулась дверь. Вышел Ириней. Сказал сухо:

– Ложись спать. Завтра дел много.

“Каких дел?” – подумал Касьян. Завтрашний день не обещал ничего необычного.

Но Ириней уже спустился с крыльца и направился в сторону пещеры, не ответив на невысказанный вопрос.

Касьян заглядывал в пещеру. Ириней держал в ней кое-какую утварь. Там был ровный песчаный пол, каменные ломаные стены, недалеко от входа Ириней соорудил очаг. Дальше в глубину земли вёл извилистый ход. Мальчик пробовал как-то пройти по нему, но ход быстро сузился, впереди было черным-черно, и в тот раз он, некстати вспомнив о чудищах, которых учитель может держать в пещере, вернулся обратно.

Касьян не сразу последовал распоряжению Иринея и успел увидеть, как учитель разжигает огонь в пещере. Впрочем, он не сильно удивился. Ириней и раньше так делал, когда дурное настроение нападало на него. Что вызывало эти приступы тоски, Касьян не знал.

Он ещё немного помедлил на крыльце, пока не почувствовал, что стало холодно. Всё-таки осень неумолимо подкрадывалась, а одежда у него была лёгкая. Поёжившись, Касьян ушёл в дом.

Ночью он опять спал тревожно, просыпался, вспоминал то о книге, то о странностях Иринея, порой невольно открывал глаза и бросал взгляд в окно. Там за белёсой дымкой тлела нарастающая Луна, точно угли в натопленной печи. Глухо и неспокойно ворчал за стенами дома ветер, перекрывая журчание ручья.

На следующий день Ириней словно задался целью измотать Касьяна упражнениями. Наклоны, приседания, подтягивания – в два раза больше, чем обычно. Смотрел на Касьяна внимательно и словно был чем-то недоволен.

Наконец, приказал:

– Беги до уступа и обратно. Быстро.

Уступ, поросший мхом, выдавался из скал дальше к северу от жилища Иринея. К нему вела тропка. Касьян побежал, чувствуя спиной, что учитель за ним наблюдает. Какая муха его укусила?

Ириней гонял его туда-обратно несколько раз. Потом посмотрел на Касьяна, и на лице его отобразилось удовлетворение.

– Молодец. Подойди сюда.

Касьян приблизился, с трудом переводя дыхание, чувствуя, как по лбу, по вискам течёт пот. Он поднял было руку смахнуть солёные капли, но Ириней резко прикрикнул на него.

– Не трогай! Подойди к столу.

Там, на столе у изгороди, стояли различные предметы, которые требовались для приготовления чернил. А сами чернила были почему-то налиты не в склянку, а в широкую плошку, чёрные, непроницаемые.

– Загляни туда, – распорядился Ириней, указывая на плошку.

Что можно там увидеть? Касьян вдруг вспомнил сказки, когда царевны видели необыкновенные чудеса, отдалённые земли в обычном блюдце. Может, Ириней решил наконец показать ему что-то волшебное?

Со стеснённым дыханием, заволновавшись, он склонился над плошкой. Жидкость в ней была черным-черна, ничего нельзя было в ней увидеть, она лишь притягивала свет, но ничего не отражала. Касьян стоял, склонившись, опершись на стол, и пот градом стекал с его лба, капая в чернила.

Ириней за его спиной шумно вздохнул. Касьян повернул голову и краем глаза увидел, что в руке учитель сжимает нож, острейший, тот самый, которым он разделывал крупную дичь.

Вот оно. Началось. Он ведь ждал и боялся именно этого.

Дико вскрикнув, Касьян метнулся от стола к калитке.

– Куда? – крикнул Ириней.

Он успел выскочить за изгородь. Ириней, видимо, не думал, что Касьян увидит нож, не ожидал побега. Но спохватился он сразу. Касьян был уже и так вымотан, так что Ириней нагнал его через минуту. Нагнал, повалил, сжал так, что невозможно было и шевельнуться.

“Скормит тебя какой-нибудь твари потусторонней”, – прозвучали в ушах слова мачехи.

– Не убивай меня! – выдохнул Касьян.

Хватка Иринея немного ослабла.

– Ты спятил, Касьян? Зачем бы мне тебя убивать?

Сердце мальчика колотилось так, что, казалось, только давящая в спину рука учителя не даёт ему выскочить через лопатку. Он не мог говорить.

Ириней ещё приотпустил его, но не совсем. Нож, выпавший во время возни, валялся на земле прямо перед глазами Касьяна. Осталось протянуть руку, поднести к горлу…

Но Ириней этого не делал. Мальчик не видел его лица. Он смотрит на нож?

– Так зачем мне тебя убивать? – снова прозвучал вопрос. – Не просветишь?

Касьян облизнул губы. Голос вернулся к нему. Очень неуверенный, срывающийся голос.

– Мачеха… сказала, что ты держишь меня для какого-то потустороннего обряда. Я не поверил, но всё было так странно, а потом я увидел мешок, а потом нож…

– А, понятно. – Смешок из-за спины прозвучал невесело. – Ну ты нашёл кого слушать – мачеху.

Ириней уже почти не держал его. Но Касьян не пытался ничего предпринять, чувствуя себя очень глупо. Дело ведь не только в мачехе. Он ошибся? Тогда зачем был нож?

– Согласись, что если бы я хотел сейчас тебя убить, уже бы убил, правда?

– Да, – глухо ответил Касьян в землю.

– А раз я тебя до сих пор не убил, значит, и не собираюсь. Сейчас я тебя отпущу. Не будешь убегать?

– Нет.

Ириней выпустил его и выпрямился. Касьян сел, чувствуя боль в заломленных руках. Встряхнул ими. Потом поднялся, встал рядом с учителем.

– А что в мешке? – спросил с подозрением. Его выходка дала ему право на расспросы.

Ириней сделал неопределённый жест ладонью.

– Ну хорошо, подожди, покажу.

Повернулся и вошёл в дом. Через минуту вынес мешок и кинул Касьяну.

Касьян вывернул мешок на лавку, и там оказалась одежда на мальчика его лет. Ириней достал где-то новую куртку на осень, штаны, даже сапоги. Очень хорошая одежда, у Касьяна никогда такой не было.

– Померяй, – прозвучал голос из-за его спины.

Касьян опустил глаза. Ему стало очень стыдно.

Ириней, очевидно, это понял.

– Я не сержусь на тебя, Касьян, и не обижаюсь. Твой страх понятен. Здесь и правда много странного.

И всё равно прозвучало это отчуждённо.

Но тут Касьян набрался смелости.

– Ещё мачеха сказала… – он запнулся.

– Продолжай. Что же ещё поведала тебе эта достойная женщина?

И Касьян заговорил со страстью, неожиданной для него самого.

– Она сказала, что ты не учишь меня волшебству, потому что я тебе не нужен. Что ты только делаешь вид, а потом просто меня используешь. Я раньше этого не замечал, а после её слов задумался. Действительно, ты никогда не показывал ничего колдовского, даже не упоминал про него. Почему ты не даже не говоришь об этом? Ты ведь волшебник!

– Вот оно что… – протянул Ириней как-то растерянно.

– Я уверен, что причина есть, – выпалил Касьян. – Я не верю мачехе. Думаю, это из-за того, что я ещё маленький, что это очень сложно, очень опасно, или я вообще для этого не подхожу, или ещё что-нибудь. Но мне очень нужно знать, почему так…

Ириней отвернулся, посмотрел в лес, потом на солнце, словно хотел оттуда какой-то подсказки.

Касьян смотрел на него внимательно и ждал объяснения, очень ждал.

– Ладно, попробую растолковать, – Ириней сел на лавку и посмотрел прямо в глаза мальчику. – Всё очень просто. Касьян, я не учу тебя волшебству, потому что я не чародей. Я учёный. Я вникаю в тайны природы, и использую их, если удаётся.

– Как? Но ты же убил тогда волков с помощью волшебной силы! – шёпотом сказал Касьян. – Мне рассказывали в деревне, как это было.

Лицо Иринея на миг окаменело. Потом он вздохнул и спокойно ответил:

– Мои спутники просто не поняли. Я убил волков не волшебством. Я использовал естественную природную силу, мы мало знаем о ней, однако её можно изучить. Но я почти ничего не знаю о волшебстве и не люблю его. На мой взгляд, его вообще не должно существовать.

– И его не существует? – спросил Касьян частью с облегчением, частью разочарованно.

– К сожалению, существует, – ровным голосом ответил Ириней. – И сейчас я покажу тебе одну волшебную вещь. Подожди.

Он снова ушёл в дом.

Касьян остался во дворе, смятённый, собирающий разметавшиеся мысли. Иринея не было что-то долго. Он успел от нечего делать померить куртку, сапоги. Всё подошло. Раньше Касьян ужасно был бы рад таким вещам, но сейчас нечто более значимое занимало его. Он так привык к мысли, что Ириней – чародей, что сейчас просто не мог представить себе чего-то иного.

Хорошо это или плохо?

Наконец Ириней появился, держа в руках книгу. Ту самую книгу.

Касьян невольно вздрогнул, словно книга могла рассказать о его проступке. Может, действительно могла? Может, и рассказала? Зачем Ириней её принёс?

Учитель положил книгу на край стола, раскрыл на чистом листе. Поставил поближе чернила – не ту непонятную плошку, а обычную чернильницу. Положил рядом гусиное перо.

– Сейчас проведём опыт, Касьян, – решительно сказал он. – Возьми перо, чернила, и напиши что-нибудь.

Касьян, придвинувшийся было близко, отступил на шаг.

– Я не могу писать в такой книге, – возразил он.

– Почему? – спросил Ириней, одним простым словом расширяя границы дозволенного и увеличивая смятение Касьяна.

– Я очень плохо пишу. Ты же знаешь. Я испорчу книгу.

– Надо быть увереннее в себе, Касьян.

Касьян поглядел на книгу. Взялся за неё, закрыл, придерживая пальцами страницу, посмотрел на оклад, изукрашенный драгоценными каменьями и тончайшими золотыми пластинами. Снова открыл. Тончайший, белейший пергамент, такого и быть не могло.

Однако же вот он.

Касьян упрямо помотал головой.

– Пиши, я приказываю.

Подчиняясь, не по своей воле, он сел за стол на скамью, взял тонко очинённое перо. Глухо спросил:

– Что писать?

– Пиши. – Ириней поднял палец. – Пиши: “Земной диск висит в пространстве без опоры”.

Касьян принялся за работу. Это была очень длинная фраза.

Земной… диск…

Висит … в пространстве…

Без опоры…

Почему без опоры? Говорили, что он лежит на диковинных существах… это сказки?

Впрочем, до опоры Касьяну ещё очень долго было добираться. Тщательно он выводил чёрточки, стараясь, чтобы получалось как можно лучше.

Земной… диск…

И дойдя до слова “висит”, он бросил взгляд на написанное.

Всё растворялось.

“Земной” – уже почти пропало. Осталось лишь “ой”.

“Диск” ещё уцелел. Но пока Касьян смотрел на итог своих трудов, на глазах у него то ли таяли, то ли испарялись чернила с листа.

Он удивился так, словно и не было той истории с пятном. Ему казалось, что надпись должна была сохраниться.

– Что это? – растерянно спросил он Иринея. – Почему?

Тот ухмыльнулся, скрестил на груди руки.

– Пробуй ещё.

Касьян попробовал ещё и ещё раз, сперва он писал старательно, потом всё небрежней и небрежней, теряя почтительность к книге и к чистописанию, он переписывал эти злосчастные два слова “земной диск” не меньше десятка раз и даже не успевал перейти к слову “висит”… Яростно скрипело перо.

Учитель лишь усмехался.

Касьян, поощряемый молчаливым одобрением Иринея, вошёл в раж. Поставил на листе кляксу, нарисовал рожицу, начеркал бессмысленных линий. Он словно пытался отомстить книге за то, что она так его пугала. Но все его усилия были тщетны. Чем быстрее двигал он пером, тем быстрее стирала начертанное проклятая книга.