Квантовый Демиург

Все компьютерные системы в лаборатории одновременно отключились, а затем включились снова. На экранах появилась единая визуализация – сложная геометрическая структура, постоянно меняющаяся, эволюционирующая на глазах. Вдоль нее тянулись линии символов, напоминающих те, что передавал зонд, но более упорядоченные.

– Это невозможно, – выдохнул Ли. – Системы лаборатории изолированы от внешних сетей. Как аномалия может влиять на них напрямую?

Вера молча смотрела на экраны, ощущая странную смесь страха и благоговения. Нечто, обитающее в аномалии или за ней, только что продемонстрировало способность манипулировать электронными системами станции напрямую, игнорируя все протоколы безопасности.

– Зонд! – внезапно воскликнул Ли. – Его сигнал прерван!

Вера перевела взгляд на монитор с телеметрией зонда. Все показатели были на нуле, связь отсутствовала.

– Активируй протокол аварийного возврата, – быстро сказала она.

Ли ввел команду, но ничего не произошло.

– Не работает. Я не могу установить связь с зондом.

В этот момент все экраны в лаборатории вновь мигнули, и на них появилось изображение зонда. Он неподвижно висел в центре аномалии, окруженный странным свечением. Затем, на глазах у потрясенных ученых, зонд начал… распадаться. Не взрываться, не плавиться, а именно распадаться на составляющие, как будто кто-то разбирал его молекулу за молекулой.

– Аномалия разбирает зонд, – прошептал Ли. – Изучает его.

Через несколько секунд от зонда ничего не осталось. Экраны снова мигнули и вернулись к нормальному состоянию, показывая стандартные интерфейсы систем.

Вера и Ли молча смотрели друг на друга, пытаясь осмыслить увиденное.

– Что именно мы только что наблюдали? – наконец произнес Ли.

– Первый контакт, – тихо ответила Вера. – И демонстрацию технологии, выходящей далеко за пределы наших возможностей.

Они не успели обсудить это дальше. Дверь лаборатории с шипением открылась, и на пороге появился директор Корнев. Его лицо было бледным от ярости.

– Что вы наделали? – процедил он, входя в помещение. За ним следовали двое офицеров службы безопасности. – Вы представляете, какой риск создали для всей станции?

Вера встретила его взгляд спокойно.

– Мы провели эксперимент, директор. И получили результаты, подтверждающие мою теорию. Аномалия действительно является формой коммуникации. Или интерфейсом для коммуникации.

– Без разрешения! Без протоколов безопасности! – Корнев был в ярости. – Вы отправили модифицированный зонд в аномалию, инициировав контакт с неизвестным явлением, которое теперь демонстрирует способность влиять на наши системы!

– Откуда вы знаете о модификациях? – спросила Вера, нахмурившись. – И о воздействии на системы? Вы же были на совещании с Землей.

Корнев на мгновение замолчал, явно пытаясь совладать с гневом.

– Системы всей станции испытали кратковременный сбой. Все экраны показывали одно и то же изображение – вашего зонда внутри аномалии. – Он сделал паузу. – Что касается модификаций, я не вчера родился, доктор Соколова. Стандартные зонды не способны передавать структурированные сигналы типа тех, что зафиксировали наши датчики.

Вера переглянулась с Ли. Если изображение зонда появлялось на всех экранах станции, это означало, что влияние аномалии было еще более масштабным, чем они предполагали.

– Директор, – начала Вера, стараясь говорить спокойно и рассудительно, – эксперимент предоставил нам бесценные данные. Мы подтвердили, что аномалия реагирует на структурированные сигналы, демонстрирует понимание математики и пытается установить коммуникацию.

– Именно этого я и боялся, – мрачно ответил Корнев. – Вы хоть понимаете, что вы сделали? Вы инициировали контакт с сущностью, природа и намерения которой нам абсолютно неизвестны. Сущностью, которая теперь продемонстрировала способность влиять на наши системы.

– Директор, – вмешался Ли, – аномалия уже воздействовала на станцию и до нашего эксперимента. Колебания в составе воздуха, синхронизированные сны членов экипажа… Мы просто сделали это взаимодействие более… направленным.

– Вы превысили свои полномочия, – отрезал Корнев. – Оба отстранены от работы до дальнейшего уведомления. Офицеры, – он кивнул сопровождавшим его людям, – установите блокировку на всех терминалах этой лаборатории. Полный карантин систем.

– Это нерационально, – возразила Вера, стараясь сохранять спокойствие. – Данные, которые мы получили, бесценны для понимания природы аномалии. Вы сами вчера говорили о проекте "Резонатор". Наш эксперимент предоставил информацию, которая может быть критически важна для его успеха.

Корнев смотрел на нее несколько секунд, затем сделал офицерам знак подождать за дверью. Когда они вышли, он приблизился к Вере.

– Вы не понимаете, с чем играете, доктор Соколова, – его голос стал тише, но интенсивность не уменьшилась. – То, что скрывается в аномалии – не просто инопланетный разум или природное явление. Это нечто, способное переписывать саму реальность.

– Откуда вам это известно? – напрямик спросила Вера.

Корнев бросил взгляд на Ли, явно сомневаясь, стоит ли продолжать разговор в его присутствии.

– Я доверяю доктору Чену, – твердо сказала Вера. – Если вы хотите, чтобы я возглавила проект "Резонатор", нам понадобится его экспертиза.

Корнев несколько секунд буравил их взглядом, затем резко кивнул.

– Два года назад мы запустили серию экспериментов, похожих на ваш сегодняшний. Результаты были… тревожными. – Он сделал паузу. – Три зонда исчезли, а четвертый вернулся с данными, которые не должны были существовать.

– Какими данными? – спросил Ли.

– Математическими формулами, описывающими процессы, которые противоречат известным законам физики. Схемами устройств, принцип работы которых нам непонятен. И… – он заколебался, – предсказаниями. Некоторые из них уже сбылись.

– Например? – Вера подалась вперед.

– Солнечный шторм, разрушивший спутниковую сеть над Азией восемь месяцев назад. Землетрясение на Аляске. Прорыв в квантовых вычислениях, сделанный группой в Цюрихе. – Корнев потер лицо. – Детали, которые никто не мог предвидеть с такой точностью.

Вера и Ли обменялись взглядами. Если Корнев говорил правду, это означало, что сущность в аномалии не только понимала их язык и науку, но и обладала способностью видеть будущее – или влиять на него.

– Почему эта информация не была обнародована? – спросила Вера.

– Шутите? – Корнев горько усмехнулся. – Представьте последствия. Религиозные фанатики сочтут это доказательством существования бога. Правительства начнут борьбу за контроль над аномалией. Корпорации захотят использовать ее технологии. Это приведет к хаосу. – Он покачал головой. – Нет, эта информация доступна только высшим руководителям проекта и нескольким ключевым ученым. И теперь, к сожалению, вам двоим.

– И что теперь? – спросил Ли. – Вы все еще хотите отстранить нас?

Корнев вздохнул.

– Нет. Но я хочу, чтобы вы работали в рамках официального проекта. Под контролем. С соблюдением протоколов. – Он повернулся к Вере. – Вы возглавите научную часть проекта "Резонатор". Доктор Чен будет работать над алгоритмами коммуникации. Но все ваши действия должны согласовываться со мной. Никаких самостоятельных экспериментов. – Он сделал паузу. – Согласны?

Вера задумалась. Сотрудничество с Корневым давало ей доступ к ресурсам и информации, но также означало компромисс – ей пришлось бы действовать в рамках установленных им ограничений. С другой стороны, после сегодняшней демонстрации способностей аномалии было очевидно, что работа с ней требовала осторожности и координации.

– Согласна, – наконец сказала она. – При одном условии. Полная прозрачность. Я хочу знать все, что вам известно об аномалии.

Корнев колебался.

– Некоторая информация классифицирована на уровне правительств финансирующих стран.

– Тогда доступ к тому, что не классифицировано. И возможность подать заявку на получение доступа к остальному.

– Это приемлемо, – кивнул Корнев. – Доктор Чен?

– Я согласен на тех же условиях, – ответил программист.

– Хорошо. – Корнев выглядел не совсем удовлетворенным, но смирившимся. – Я отменю блокировку терминалов. Но все данные вашего эксперимента должны быть переданы в центральный архив проекта. – Он направился к выходу, но остановился в дверях. – И, доктор Соколова… – он обернулся. – Будьте осторожнее с тем, что ищете. Некоторые ответы могут оказаться опаснее вопросов.

Когда дверь за Корневым закрылась, Вера и Ли посмотрели друг на друга.

– Ты ему веришь? – тихо спросил Ли.

– Не полностью, – призналась Вера. – Но достаточно, чтобы понимать: он действительно боится аномалии. Или того, что в ней.

– А ты?

Вера задумалась.

– Я боюсь неизвестного, – наконец сказала она. – Но еще больше боюсь остаться в неведении.

Новости о странном инциденте со всеми экранами станции быстро распространились среди членов экипажа. К обеду в столовой только об этом и говорили, хотя официальное объяснение – сбой в системе синхронизации – многих не убедило.

Вера сидела одна, погруженная в мысли, когда рядом опустился поднос. Она подняла глаза и увидела Михаила.

– Я слышал о вашем эксперименте, – сказал он без предисловий. – Рискованно.

– Но результативно, – ответила Вера. – Мы подтвердили, что аномалия реагирует на коммуникацию и демонстрирует признаки разумности.

– И способность влиять на наши системы, – добавил Михаил, понизив голос. – Это не тревожит тебя?

Вера задумалась.

– Тревожит. Но также интригует. – Она сделала паузу. – Корнев назначил меня руководителем научной части проекта "Резонатор".

Михаил выглядел удивленным.

– Серьезно? После сегодняшнего инцидента? Я думал, он будет в ярости.

– Он был. Но, кажется, осознал, что лучше иметь нас под контролем, чем отстранить и рисковать новыми несанкционированными экспериментами.

– Умно с его стороны, – кивнул Михаил. – И что это за проект "Резонатор"?

Вера коротко объяснила концепцию устройства, предназначенного для коммуникации с аномалией через модулированные сигналы, имитирующие паттерны в изменениях физических констант.

– Звучит рискованно, – заметил Михаил. – После того, что случилось с вашим зондом…

– Именно поэтому нам нужен осторожный подход, – сказала Вера. – И мне понадобится помощь отдела астрофизики для анализа влияния аномалии на окружающее пространство-время.

Михаил понял намек.

– Ты хочешь, чтобы я участвовал в проекте.

– Да. Твой опыт был бы неоценим.

Он долго молчал, глядя куда-то поверх ее плеча.

– Я не уверен, что это хорошая идея, Вера, – наконец сказал он. – Я наблюдаю за аномалией три года. И последние шесть месяцев ее поведение становится все более… непредсказуемым. – Он понизил голос. – Мы фиксируем локальные искажения пространства-времени. Моменты, когда причинно-следственные связи, кажется, нарушаются.

– Что ты имеешь в виду?

– В прошлом месяце один из наших детекторов зафиксировал гравитационную волну, идущую из аномалии. Через восемь минут после этого мы запустили зонд для исследования этого феномена. – Михаил сделал паузу. – Анализ показал, что гравитационная волна была создана столкновением зонда с областью повышенной плотности внутри аномалии.

Вера нахмурилась.

– Ты говоришь, что эффект предшествовал причине? Это невозможно.

– В нормальном пространстве-времени – да. Но внутри аномалии… – Михаил пожал плечами. – Мы наблюдали подобные эффекты трижды. Каждый раз сигнал от будущего события приходил раньше самого события.

Вера задумалась. Если время внутри аномалии текло не линейно, это объясняло бы способность сущности предсказывать будущие события, о которой говорил Корнев.

– Тем более важно, чтобы ты участвовал в проекте, – сказала она. – Нам нужен твой опыт и понимание этих феноменов.

Михаил вздохнул.

– Я подумаю. Но обещай, что будешь осторожна, Вера. Взаимодействие с чем-то, что может манипулировать самим временем… – он покачал головой. – Это выходит за рамки всего, с чем мы сталкивались.

– Знаю. Именно поэтому это так важно.

Их разговор был прерван появлением Жанны Кастро, которая целенаправленно двигалась к их столику.

– Доктор Соколова, – она кивнула Вере, затем Михаилу. – Доктор Левин. Простите за вторжение, но мне нужно срочно поговорить с вами.

Что-то в ее голосе и напряженной позе заставило Веру насторожиться.

– Что случилось?

Жанна огляделась, затем понизила голос почти до шепота:

– Колебания в составе воздуха усилились десятикратно после вашего эксперимента. И они следуют новому паттерну. – Она протянула Вере планшет. – Взгляните.

Вера изучила данные на экране и почувствовала, как сердце забилось чаще. Колебания в соотношении изотопов кислорода теперь следовали паттерну, идентичному тому, что они наблюдали в ответном сигнале аномалии. Как будто аномалия продолжала коммуницировать, но теперь через состав воздуха на станции.

– Это происходит по всей станции? – спросила Вера.

– Да, но с разной интенсивностью. – Жанна указала на график. – Самые сильные колебания зафиксированы рядом с вашей лабораторией и… – она заколебалась.

– И?

– И рядом с вашей каютой, – закончила Жанна. – Как будто аномалия фокусируется на конкретных местах. Или людях.

Вера вспомнила слова Жанны о том, что активность аномалии коррелирует с ее перемещениями по станции.

– Когда началось усиление колебаний?

– Сразу после вашего эксперимента. И еще кое-что… – Жанна выглядела встревоженной. – Я начала слышать… голоса.

– Голоса? – переспросил Михаил.

– Да. Не постоянно. Только когда я нахожусь рядом с вентиляционной системой. Шепот, слова на непонятном языке. – Жанна нервно сцепила пальцы. – Я думала, это галлюцинации, но записала их на аудио. И когда проанализировала запись… – Она включила воспроизведение на планшете.

Из динамика послышался тихий шелестящий звук, похожий на шум ветра, но с едва различимой структурой, напоминающей речь.

– Это может быть просто акустический эффект воздуха в вентиляции, – скептически заметил Михаил.

– Я тоже так думала, – кивнула Жанна. – Но посмотрите на спектрограмму.

Она переключила экран, и перед ними появилась визуализация звука – сложный паттерн частот, формирующий узнаваемую структуру. Ту же самую, что они наблюдали в изменениях физических констант и в колебаниях состава воздуха.

– Это тот же паттерн, – тихо сказала Вера. – Аномалия использует акустические эффекты в вентиляции как еще один канал коммуникации.

– Или это ваш мозг интерпретирует случайный шум как знакомый паттерн, – возразил Михаил. – Парейдолия.

– Возможно, – согласилась Жанна. – Но как тогда объяснить это?

Она переключила экран снова, показывая два графика – колебания в составе воздуха и спектрограмму шепота. Они были идеально синхронизированы, изменяясь в одном и том же ритме.

– Это… трудно объяснить совпадением, – признал Михаил.

– У меня есть теория, – сказала Вера после паузы. – Если аномалия способна влиять на квантовые процессы, она может манипулировать материей на фундаментальном уровне. Изменять состав воздуха, создавать акустические эффекты, возможно, даже влиять на электронные системы, как мы видели сегодня.

– Но зачем? – спросил Михаил.

– Чтобы коммуницировать, – ответила Вера. – Она пытается найти способ общения, который мы сможем понять. Сначала через изменения физических констант, теперь через более… непосредственные методы.

– И эта коммуникация сосредоточена вокруг вас, доктор Соколова, – заметила Жанна. – Почему?

Вера не знала ответа, но внутри нее росло странное чувство, что ответ каким-то образом связан с ее матерью, с книгой в библиотеке и с загадочной женской фигурой из снов членов экипажа.

– Я не знаю. Но намерена выяснить, – она повернулась к Михаилу. – Теперь ты понимаешь, почему мне нужна твоя помощь? Это выходит за рамки обычной физики. Нам нужен междисциплинарный подход.

Михаил долго смотрел на нее, затем кивнул.

– Хорошо. Я в деле. Но мы действуем осторожно, Вера. Никаких импровизаций.

– Согласна, – кивнула она, затем повернулась к Жанне. – Продолжайте мониторинг колебаний и запись этих… шепотов. И будьте внимательны к любым изменениям в системах жизнеобеспечения.

– Конечно, – кивнула Жанна. – И еще кое-что… – Она заколебалась. – Эта женщина из моих снов, о которой я вам рассказывала. Она стала более… настойчивой. Как будто пытается что-то показать.

– Что именно? – спросила Вера.

– Число. Или последовательность чисел. 1-9-3-7. Она показывает их снова и снова, как будто это важно.

Вера нахмурилась. Числа не вызывали у нее никаких ассоциаций.

– Я подумаю об этом. И сообщите мне, если увидите что-то еще.

Жанна кивнула и удалилась, оставив Веру и Михаила наедине.

– Ты действительно считаешь, что эти сны и видения – форма коммуникации? – спросил Михаил.

– Я не знаю, – честно ответила Вера. – Но слишком много совпадений, чтобы игнорировать возможность. И если аномалия действительно может влиять на сознание… – Она оставила мысль незавершенной.

– Тогда мы уже не просто исследуем внешний феномен, – мрачно закончил Михаил. – Мы сами становимся частью эксперимента.

Вечером Вера наконец получила доступ к документации проекта "Резонатор". Устройство оказалось гораздо более сложным, чем она предполагала – сферическая конструкция диаметром около трех метров, содержащая продвинутые квантовые процессоры, генераторы модулированных полей и систему сенсоров, способных фиксировать малейшие изменения в фундаментальных константах.

Согласно документации, "Резонатор" был разработан для двух основных целей: коммуникации с аномалией через имитацию наблюдаемых паттернов и создания "защитного поля", которое теоретически могло бы предотвратить нежелательное влияние аномалии на станцию.

Интереснее всего был раздел о предыдущих экспериментах. Как упоминал Корнев, четвертый зонд, отправленный в аномалию, вернулся с данными, которые "не должны были существовать". Среди них были описания процессов квантовой телепортации, выходящих за рамки современных теоретических моделей, концепция "квантового сознания" как фундаментального свойства вселенной и странные математические формулы, описывающие "структуру мультивселенной".

Но самым тревожным был раздел о предсказаниях. Зонд передал последовательность чисел и символов, которые впоследствии были интерпретированы как даты и координаты событий – солнечного шторма, землетрясения, научного открытия. Все они сбылись с пугающей точностью.

И еще было предсказание, которое еще не реализовалось – дата и время без координат, сопровождаемые криптической фразой: "Завеса разорвется". Дата была назначена через двадцать три дня.

Вера закрыла документацию, чувствуя смесь возбуждения и тревоги. Если аномалия действительно могла видеть будущее или каким-то образом влиять на него, это выводило их исследования далеко за пределы обычной науки.

Ее размышления были прерваны сигналом коммуникатора.

– Доктор Соколова? – раздался голос Ли Чена. – Вы должны это увидеть. Я в лаборатории D-7.

– Что случилось? – спросила Вера.

– Лучше увидеть лично. Это… трудно объяснить.

Через десять минут Вера была в лаборатории. Ли сидел перед мониторами, на которых отображались потоки данных и странные геометрические структуры.

– Что это? – спросила Вера, подходя ближе.

– Помните код, который аномалия передала через наш зонд? – Ли указал на один из экранов. – Я запустил его через алгоритм дешифровки, основанный на математических последовательностях, которыми мы обменивались.

– И?

– И получил это, – Ли активировал голографический дисплей, на котором появилась трехмерная модель сложной молекулярной структуры. – Это похоже на генетический код, но с модификациями, которые не соответствуют ни одному известному виду.

Вера изучала модель, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Структура выглядела как ДНК, но с дополнительными элементами, интегрированными в двойную спираль.

– Какова функция этих модификаций? – спросила она.

– Я не генетик, – покачал головой Ли. – Но судя по моделированию, эти изменения могли бы значительно повлиять на экспрессию генов, связанных с развитием нервной системы и мозга.

Вера почувствовала, как сердце пропустило удар. Генетические модификации, влияющие на развитие мозга. Мутация, убившая Лизу, затронула именно эти системы.

– Есть еще кое-что, – продолжил Ли. – Когда я запустил обратный анализ, пытаясь определить, как такая модификация могла возникнуть естественным путем, компьютер выдал странный результат. – Он активировал другой экран. – Эта последовательность могла появиться только при целенаправленном воздействии очень специфического типа радиации. Типа, который теоретически может возникать в пространстве вокруг аномалии.

Вера молчала, пытаясь осмыслить услышанное. Если аномалия каким-то образом влияла на генетический код живых существ, это открывало пугающие перспективы.

– Когда именно аномалия передала этот код? – наконец спросила она.

– В ответ на нашу математическую последовательность, – ответил Ли. – Как будто это было… сообщение. Или инструкция.

– Но зачем аномалия передала бы генетический код? – пробормотала Вера, скорее себе, чем Ли.

– Может быть, это не просто сообщение, – задумчиво сказал Ли. – Может быть, это… чертеж?

Вера посмотрела на него.

– Чертеж чего?

– Новой формы жизни? – предположил Ли. – Или модификации существующей? – Он сделал паузу. – Или интерфейса.

– Интерфейса?

– Да. Если аномалия ищет способ коммуницировать с нами более напрямую, логичным решением было бы создание биологического интерфейса. Организма или модификации организма, способной воспринимать сигналы, которые обычный человеческий мозг не может обработать.

Вера вспомнила слова матери из книги: "Они уже здесь. Они всегда были здесь." Что, если "они" не существа из другой вселенной, а люди, генетически модифицированные для взаимодействия с аномалией? Что, если ее мать была одной из них? И что, если Лиза…

– Нам нужно показать это генетику, – сказала Вера. – Кто-то должен проанализировать эту последовательность более детально.

– Я уже отправил запрос доктору Кляйну из биомедицинского отдела, – кивнул Ли. – Но не сказал ему об источнике. Представил как теоретическую модель для анализа.

– Хорошо, – одобрила Вера. – Чем меньше людей знает о наших исследованиях, тем лучше. По крайней мере, пока мы не поймем, с чем имеем дело.

Она еще раз посмотрела на голографическую модель молекулы. Мысль о том, что аномалия могла каким-то образом влиять на генетический код, была тревожной. Но еще более тревожной была мысль, что это влияние могло быть целенаправленным и продолжаться уже давно, возможно, десятилетиями.

– Ли, – медленно произнесла Вера, – мне нужно, чтобы вы еще кое-что проверили. Возможно ли, что числа 1-9-3-7 как-то связаны с этим генетическим кодом?

– Почему именно эти числа? – удивился Ли.

Вера рассказала ему о снах Жанны и о женской фигуре, показывающей эту последовательность.

– Интересно, – задумался Ли. – Проверим.

Он ввел команду, и компьютер начал анализ.

– Есть совпадение, – удивленно сказал он через несколько секунд. – 1937 – это позиция в генетической последовательности, где начинается критическая модификация. – Он посмотрел на Веру. – Как Жанна могла знать это?

– Не Жанна, – тихо сказала Вера. – Фигура из ее снов. Проводник.

– Кто?

– Неважно, – покачала головой Вера. – Важно то, что эта последовательность действительно существует и связана с модификациями. Это подтверждает, что сны могут быть формой коммуникации.

Она подошла к окну, глядя на звездное небо и едва заметное свечение аномалии вдалеке.

– Нам нужно ускорить работу над "Резонатором", – сказала она. – Если аномалия пытается коммуницировать так многими способами, значит, у нее есть что сказать. И я думаю, нам стоит послушать.

Той ночью Вера снова видела сон. Она парила в пространстве, окруженная кристаллической структурой аномалии. Но на этот раз она не просто наблюдала – она была частью структуры, одним из узлов в бесконечной сети взаимосвязанных точек.

И она была не одна. Рядом с ней двигалась женская фигура в белом, ее лицо скрывал яркий свет, исходящий изнутри. Женщина указывала на различные части структуры, и каждый раз, когда она это делала, Вера видела вспышку понимания – как работает аномалия, как она связана с тканью реальности, как она может служить мостом между вселенными.

"Они создали нас," – прошептал голос, который, казалось, звучал отовсюду. "А мы создали их. Бесконечный цикл творения."

Женщина повернулась к Вере, и на мгновение свет вокруг ее лица приглушился, позволяя разглядеть черты.