Высота притяжения

Рэйф Дэвлин улыбался.

Настоящей, непринужденной улыбкой. Она смягчала обычно сжатые губы, заставляя морщинки лучиками расходиться от уголков глаз. Его взгляд, всегда холодный и пронзительный, казавшийся осколком льда, преобразился. В мягком свете барных фонарей он утратил ледяную твердость, став глубоким, почти бархатным, и в нем горел живой, заинтересованный огонек. Он слушал женщину, слегка склонив голову, его пальцы лениво вращали основание бокала с белым вином – жест расслабленный, небрежный, человечный. Он что-то сказал в ответ, девушка рассмеялась – звонко и искренне – и Рэйф присоединился к ней. Его смех был низким, бархатным, удивительно приятным, – звук, которого никто из экипажа прежде не слышал.

Аиша ахнула, ее безупречный маникюр впился в руку Лиама.

– Это… он? Наш капитан? – прошептала она, глаза ее были круглы от изумления. – Его что, подменили? Или это спецэффект австралийского воздуха?

Лиам медленно покачал головой, не веря своим глазам.

– Нет… это он. Но… живой! Смотрите! Он же… флиртует! По-настоящему! Как обычный человек! Рубашка расстегнута, рукава закатаны… И этот смех! Боже, да он чертовски привлекателен!

Артур присвистнул тихо, его добрые глаза сощурились:

– Dios mio… Капитан… расслаблен. Я и не думал, что это возможно. Плечи не напряжены, челюсть не сжата… Он даже наклоняется к ней, когда слушает! Словно… человек, а не боевая машина.

Хантер наблюдал молча, его рука непроизвольно обвила талию Марии чуть крепче. Его взгляд стал пристальным, анализирующим.

– Виктория Картер, – произнес он тихо, в голосе сквозило удивление. – Юрист из Сиднея. Летела с нами в бизнес-классе. Видел, как она передала ему записку при выходе. Видимо, назначили встречу.

Мария не могла оторвать глаз. Рэйф Дэвлин предстал не неприступной скалой, а привлекательным мужчиной. Сильным, уверенным, с обволакивающим обаянием, пробивавшимся сквозь обычную броню. Этот контраст был ошеломляющим. И почему-то… освобождающим. Если даже он мог позволить себе улыбнуться, найти радость в простом разговоре… Может, и я не должна так бояться? Может, и моя тайна… не так ужасна? Может, и я заслуживаю этой легкости с Хантером? Она почувствовала, как напряжение последних недель понемногу отпускает ее плечи.

София прищурилась, ее взгляд стал острым, как лезвие:

– Он не просто улыбается. Он… оттаивает. Смотрите. – Она кивнула.

Рэйф что-то сказал, его рука легко, галантно коснулась локтя Виктории, направляя ее к свободному столику у воды – жест интимный, защищающий, полный внимания. Его пальцы ненадолго задержались на ее коже, прежде чем он убрал руку. Виктория улыбнулась ему в ответ, и во взгляде ее читалось явное восхищение.

Он смотрит на нее так, как Хантер смотрит на меня. С интересом. С теплом. Как на женщину, а не на функцию. Значит, подо льдом есть жизнь. Значит, все возможно.

* * *

Усталость после долгого обратного перелета витала в воздухе комнаты для брифингов, смешиваясь с запахом кофе и антисептика. Но настроение было приподнятым, почти праздничным. Рейс прошел безупречно, Сидней подарил отличный отдых. Экипаж переговаривался с улыбками, делясь впечатлениями. Мария сидела рядом с Хантером, их плечи соприкасались. Его рука лежала на ее колене, большой палец легко, почти неощутимо, водил по коже сквозь тонкую ткань чулок – тайный, успокаивающий жест. Она чувствовала его тепло, его веру в нее.

Дверь открылась, и вошел Рэйф Дэвлин. Он выглядел… отдохнувшим. Лицо было менее напряженным, тени под глазами почти сошли. Даже походка его стала чуть свободнее. Он прошел к своему месту во главе стола, его взгляд скользнул по присутствующим. В нем не было привычной ледяной оценки, скорее спокойное, даже одобрительное скольжение.

Лиам не выдержал разительной перемены в обычно замкнутом капитане:

– Капитан, воздух Сиднея пошел Вам на пользу! Выглядите отдохнувшим, – весело начал он, ища поддержки у коллег. Все замерли.

Опасаться, однако, было нечего. Дэвлин усмехнулся, кивнув:

– Спасибо, Лиам. Длинные рейсы… они… – он сделал едва заметную паузу, и на лицо его легла легкая тень, —… освежают перспективу.

Капитан мгновенно собрался и вновь обвел взглядом всех:

– Экипаж, – его голос был четким, но без привычной стальной ноты. – Рейс завершен. Отчеты сданы. – Он сделал небольшую паузу, его взгляд остановился на Марии. В его глазах мелькнуло что-то… похожее на тепло? – Работа была выполнена безупречно. Слаженность, профессионализм, внимание к деталям – все на высшем уровне. Особенно приятно видеть, как стажеры вливаются в команду и показывают выдающиеся результаты. – Он взял синюю папку с логотипом Alamir Air, которую только что передал ему менеджер наземной службы. Мария узнала ее – личные дела стажеров. Ее сердце едва заметно дрогнуло, но тут же успокоилось. Это формальность. Он уже решил. – И по этому поводу, – продолжил Рэйф, открывая папку, на его губах играла та самая, редкая, почти человеческая улыбка, которую они видели в Сиднее, – руководство предложило мне утвердить перевод одного из наших стажеров в основной состав экипажа на постоянной основе. На основании исключительных показателей, отзывов командиров экипажей и, что немаловажно, мнения вашего старшего бортпроводника, – он кивнул в сторону Хантера.

Тишина в комнате стала глубокой, полной ожидания.Хантер сжал руку Марии под столом крепче. Его глаза сияли гордостью и предвкушением. Держись. Это твой момент.

Рэйф нашел нужную страницу. Он поднял голову, его взгляд, теплый и одобрительный, устремился прямо на Марию.

– Мария Соколова, – произнес он, и его голос звучал искренне, почти тепло. – Ваша преданность небу, ваша способность учиться, ваша исключительная работа на этом сложном рейсе, ваша взаимовыручка с командой – все это не оставляет сомнений. – Он улыбнулся – настоящей, широкой улыбкой, которая преобразила его строгое лицо, сделала его чуть доступнее. – Поздравляю. С сегодняшнего дня вы – полноправный бортпроводник авиакомпании Alamir Air. Добро пожаловать на борт, настоящим соколом. – Он протянул руку для рукопожатия через стол.

Взрыв!

Аиша вскрикнула от восторга, вскочив и захлопав в ладоши. Лиам засвистел так громко, что эхо отозвалось от стен. Артур прослезился и потянулся через стол, чтобы обнять Марию, бормоча: «Поздравляю, моя храбрая девочка!» София улыбалась своей сдержанной, но теплой улыбкой и аплодировала. Хантер не сдержался: вскочил, обхватил Марию за талию и поднял ее в воздух, закружив! Когда ее ноги коснулись твердого пола, он все еще продолжал крепко держать ее за плечи.

– Я так горжусь тобой! – выдохнул он, и голос его дрожал от эмоций. – Ты это заслужила! Каждую секунду! – Его губы прикоснулись к ее виску – горячее, быстрое, полное невысказанных эмоций и обещаний прикосновение. Запах его кожи, смешанный с едва уловимым ароматом самолета и Сиднея, заполнил ее сознание. Это вершина! Я сделала это! Для себя! Для Саши! Для нас!

Рэйф наблюдал за этим ликованием, его улыбка все еще играла на губах, делая капитана почти добрым. Он перелистнул страницу в папке, видимо, чтобы найти место для своей подписи под приказом. Его взгляд скользнул по тексту…

И улыбка исчезла.

Не медленно, не постепенно. Она слетела с его лица, словно ее и не было. Буквально испарилась. Его брови резко сдвинулись, прорезав глубокую складку между ними, а губы сжались в тонкую, белую линию. Но самое страшное – это был взгляд. Глаза, секунду назад теплые, одобрительные, человечные, обратились в лед. Белая кайма вокруг зрачков стала еще резче, еще холоднее. Они впились в одну точку на странице – не читая, а будто прожигая бумагу взглядом, полным шока, гнева и… предательства. Вся его недавняя легкость, тепло, человечность испарились, оставив после себя лишь бездонную, леденящую пустоту и нарастающую ярость. Он замер, вновь превратившись в ледяную статую, но теперь – статую гнева.

Тишина наступила не сразу. Сначала замолчал Лиам, его свист оборвался на высокой ноте. Потом Артур замер с полуобъятием. Аиша прикрыла рот рукой. София перестала аплодировать, ее глаза сузились. Хантер почувствовал внезапную дрожь, пробежавшую по телу Марии. Он разжал объятия, его взгляд метнулся от ее побледневшего, застывшего в ужасе лица к лицу капитана. Что-то очень, очень не так.

Рэйф медленно поднял голову. Его взгляд – тяжелый, как свинец, острый, как лезвие, полный абсолютного, немого осуждения – вонзился в Марию. В нем не было вопросов. Лишь констатация факта. Факта лжи. Факта предательства доверия. Весь недавний свет, вся человечность были мертвы. Остался только Капитан. Судья.

Тишина стала абсолютной, гнетущей, звенящей. Даже гул кондиционера казался оглушительным.

Рэйф резко, с громким, окончательным щелчком, закрыл папку. Звук прозвучал как приговор.

– Документы… – его голос был низким, хриплым, лишенным всяких эмоций, кроме ледяного презрения, – …будут оформлены. – Он встал, его движения были резкими, механическими. Он взял папку, держа ее как доказательство вины. Его ледяной взгляд скользнул по ошеломленным лицам экипажа. – Все. Выйти. – Приказ прозвучал как удар хлыста. – Сию же минуту. – Он не повышал голос, но угроза в нем была осязаемой, физической.

Никто не шелохнулся от шока.

– ВЫЙТИ! – Голос Рэйфа рванул, как выстрел, наполнив комнату стальной, нечеловеческой яростью. Это был крик абсолютной власти и абсолютного гнева.

Экипаж вскочил, как по команде. Лиам чуть не уронил планшет. Аиша схватила сумочку. Артур потянул за рукав остолбеневшую Софию. Хантер замер на мгновение, его взгляд в ужасе метался между Марией, стоящей как вкопанная, и Рэйфом, чье внимание было приковано только к ней. Он хотел что-то сказать, сделать… но волна ледяной ярости, исходившая от капитана, была непреодолима. Артур схватил его за плечо и потащил к двери.

Рэйф не сводил глаз с Марии. Он ждал, пока последний член экипажа – Хантер, сопротивляясь, но подчиняясь – не выйдет за дверь. Звук захлопнувшейся двери прозвучал как гильотина.

Мария осталась одна посреди внезапно огромной, пустой, холодной комнаты. Перед ней был Рэйф Дэвлин, сжимающий папку с ее тайной. Его лицо было каменной маской гнева и разочарования, а ледяной взгляд прожигал ее насквозь.

Глава 6: Ледяное пламя и материнский гнев

Абу-Даби, Комната для брифингов

Захлопнувшаяся дверь отсекла последний звук – приглушенный гул коридора, взволнованные голоса экипажа. Воцарившаяся тишина была гробовой, выжженной яростью. Свет флуоресцентных ламп резал глаза. Воздух пах озоном, пылью и свинцовым холодом, исходившим от фигуры у стола.

Рэйф медленно выпрямился. Его лицо напоминало пепельную маску. Он не смотрел на нее. Его взгляд уперся в стеклянную стену. За ней в ожидании приговора стоял экипаж. Хантер – бледный, с бессильно сжатыми кулаками. Аиша – с ладонью, прижатой ко рту. Лиам и Артур – ошеломленные. София – с пронзительным, все понимающим взглядом. Рэйф медленно, с нечеловеческим усилием воли, кивнул им. Жест был четким, отточенным: Расходитесь. Немедленно.

Экипаж замер, потом медленно, словно во сне, стал расходиться. Хантер бросил последний, отчаянный взгляд на Марию, но покорился приказу. Их силуэты растворились в полумраке коридора.

Рэйф Дэвлин стоял, неподвижный, как изваяние гнева. Его пальцы впились в синюю папку Alamir Air, костяшки резко выделялись, белые от напряжения. Он не смотрел на Марию. Его взгляд был прикован к злополучной странице. В графе «Дети» – жирный, вызывающий прочерк. А ниже, алым штемпелем Службы Безопасности: «ПРИМЕЧАНИЕ: Имеется сын. Александр Соколов, 07 лет. Проживает: г. Пермь, РФ. Опекун: Екатерина Громова. Обстоятельства требуют проверки». Тиканье часов грохотало в звенящей тишине.

Мария стояла напротив. Сердце бешено колотилось о ребра, но она впилась каблуками в ковер, выпрямив спину. Саша. Они знают. Холод страха сдавил горло, но под ним тлели раскаленные угли возмущения. Как СМЕЕТ он судить?

Капитан медленно поднял голову. Движение было смертельно плавным. Его взгляд встретился с ее. Никакого вопроса. Лишь бездонная пропасть шока, стремительно заполняемая ледяной яростью. Резкая складка между бровей казалась расселиной во льду.

– Семь лет. – Его голос прозвучал тихо, низко, словно скрежет льда под килем. Без повышения тона. Пугающая непостижимость. – Прочерк. – Он ткнул пальцем в алый штамп. – А здесь? Твой сын. Семилетний мальчик. В России. – Каждое слово было отдельным ледяным осколком, вонзающимся в тишину. – Ты не просто солгала. Ты высмеяла каждое правило, каждый принцип этой компании. Моей компании. Моего экипажа.

Мария глубоко вдохнула, ее голос прозвучал твердо и отчетливо:

– Это не ваше дело, капитан Дэвлин. Мое личное решение не влияет на мою работу. Мои показатели, моя преданность – они…

– ЗАМОЛЧИ! – Его голос не повысился. Он обрушился на нее свинцовым катком, перехватывая дыхание. Его рука швырнула папку на стол. Оглушительный грохот эхом отозвался от стеклянной стены. Страницы разлетелись. Фотография Марии в униформе легла рядом с алым штампом, говорящим о сыне. – Не влияет? – Он сделал шаг вперед. Его тень накрыла ее. – Ты лгала нам в глаза! Ты подорвала доверие экипажа! И смеешь говорить о преданности? – Пальцы сжались в кулаки на столешнице. – Ты пробралась в мой экипаж под личиной. И теперь стоишь здесь, отстаивая право на это предательство?

Этот англичанин говорит о правилах, но ярость в его глазах – личная. Да какое ему дело до моего сына? Она гордо подняла подбородок.

– Я не пролезала. Я прошла отбор. Честно. Я не солгала – я умолчала. И это не предательство! Это единственный способ! – Ее голос набирал силу, горячая сталь пробивала ледяную броню страха. – Вы думаете, мне легко? Сжиматься от тоски каждую ночь? Просыпаться с чувством вины каждое утро? Я сделала это ради него! Чтобы найти себя! Чтобы обрести почву под ногами и забрать его в нормальную, достойную жизнь!

Рэйф резко оторвал кулаки от стола. Движение было порывистым, взрывным. Взгляд сузился.

– Ради него? – Короткий, презрительный звук, похожий на щелчок бича. – Ты сбежала! Добровольно! Бросила ребенка, чтобы искать себя в облаках? Оставила его бабушке и умчалась разбираться со своим кризисом? – Он сделал шаг к ней, его взгляд сканировал ее лицо, ища слабину, наполняясь абсолютным, леденящим презрением. – Ты вообще знаешь, что значит по-настоящему бороться? Знаешь, что значит потерять всякую возможность бороться? Знаешь, как смотреть в глаза ребенку, который винит тебя в смерти матери, и ты с этим ничего уже не можешь поделать? – Голос внезапно дрогнул. Не от ярости. От прорвавшейся наружу боли, сокрушившей ледяную плотину. – Нет. Ты не знаешь.Ты сбежала от собственной тени.

Мария вздрогнула от яростной силы его слов. Слухи… Жена… ДТП… Его вина… Но его тон, его личная, искаженная боль – обожгли ее душу.

– Я не убежала! Я вырвалась! И я вынуждена была солгать! – Она бросилась вперед, ее глаза пылали не только гневом, но и горькой, выстраданной правдой. – Вы все здесь! Вы знаете Абу-Даби! Знаете их правила, их бескомпромиссные требования! – Ее голос несся, срываясь на крик, слезы гнева катились по щекам. – Одинокая мать с ребенком? Для элитной арабской авиакомпании? Это позор! Это угроза репутации!Никто не взял бы меня! Никто! Даже с моими дипломами! Даже с моей страстью к небу! Для них я – потенциальная проблема, нарушительница их ханжеских устоев!– Она задыхалась, но гнала слова, тыкая пальцем в сторону невидимых судей. – Меня не били! Меня игнорировали! И я задыхалась! Саша… он был единственным светом. Но я не могла быть настоящей матерью там, в той пустоте! Не могла дать ему счастливую, сильную мать! Бабушка дала ему стабильность и безопасность до тех пор, пока я не встану на крыло здесь! Пока не стану независимой, неуязвимой! Чтобы забрать его и дать всю себя, а не жалкую тень! Солгать в анкете – это не трусость! Это единственный ключ от двери, которую они захлопнули бы передо мной навсегда! Ключ к спасению для нас обоих! Который вам, в вашем привилегированном капитанском коконе, никогда не понять!

Рэйф замер. Его ледяная маска на миг дрогнула, отразив лишь шок. Но боль тут же вспыхнула ярче, переплавляясь в новую, всесокрушающую волну ярости.

– Спасение? – Он прошипел. Его лицо исказилось. Вся сдержанность испарилась. Он навис над ней, не касаясь, но его ярость была физической стеной. – Ты говоришь о духовной смерти? О потере себя? – Голос рвался, становясь громче, хриплее. – Я знаю пустоту! Я знаю, как это – видеть смерть! Видеть, как жизнь уходит из глаз самого дорогого человека! Зная, что твоя рука на руле! Твоя усталость! Твоя проклятая ошибка! – Он замолчал, тяжело дыша. Грудь бурно вздымалась. По виску скатилась капля пота. Он отвернулся, сжав голову руками – жест немыслимой, шокирующей уязвимости. – Эмили… – имя прозвучало как стон из самой глубины. – Она не сбежала! Она жила! Любила Оливию! Хотела для нее всего! – Он резко обернулся, глаза пылали ледяным пламенем боли и ненависти. – А ты? Ты сбежала! От материнства! От ответственности! Как от неудобной роли! Ты бросила своего сына, словно кукушка, подкинув его в чужое гнездо.

Его слова ударили, как пощечина. Мария вскрикнула. Не плач. Крик. Отчаянный, полный всей накопленной боли и ярости. В ее сознании ярко вспыхнули все образы, воссозданные по слухам об этом Ледяном англичанине. .

– ХВАТИТ!! – Слезы, еще минуту назад катившиеся по щекам, мгновенно высохли, а голос зазвучал еще громче: – Ты – последний, кто имеет право судить! Ты, кто похоронил свою дочь заживо! Кто заточил ее в склеп своей вины! Кто не видит, как она вянет без материнского тепла! Без радости! – Ее палец был направлен на него, дрожа, но неумолимо точно. – Оливия! Так ее зовут? Она ненавидит тебя! Она кричит об этом в твою глухую душу! И она никогда не простит! Потому что ты не отец! Ты – ледяное надгробие на могиле ее детства! И ты душишь ее своей мертвой хваткой каждый день! Так что не смей мне указывать, как любить своего ребенка!

Тишина.

Абсолютная. Звенящая. Даже дыхание замерло.

Рэйф остолбенел. Словно пуля пробила его насквозь. Ярость, презрение слетели с его лица. Осталось лишь голое, безмолвное страдание. Рот приоткрылся. Взгляд, секунду назад пылавший, стал огромным, пустым, мертвым. Он отшатнулся, спиной ударившись о край стола. Папка с грохотом свалилась на пол. Он не видел этого.

Оливия… Ненавидит… Кричит… Она говорила… "Ты убил маму!"… "Я тебя ненавижу!"… Правда. Всё правда.*

Мария дышала часто, поверхностно, ярость отхлынула, оставив ледяную пустоту и смертельный ужас от содеянного. Она видела его реакцию. Видела эту кровоточащую рану.

Рэйф медленно повернулся к ней. Его глаза были пусты, но голос… голос обрел новую, жуткую силу. Низкую, металлическую, абсолютно контролируемую. Ни капли прежних эмоций. Лишь обжигающий холод и непреложная угроза.

– Поздравляю, – Он произнес это тихо, но каждое слово врезалось в сознание, как отточенный гвоздь. – Ты добилась своего. Ты – официальный член экипажа. – Он бросил взгляд на валяющееся досье. – Но знай. Отныне каждый твой полет в моем экипаже будет адом. На земле. И особенно – в небе. Я буду следить за каждым твоим шагом. За каждым вздохом. Я выжгу из тебя ложь и трусость огнем безупречного стандарта. Или сожгу тебя в нем дотла. – Он сделал паузу, его взгляд наконец встретился с ее. Ледяные глубины обещали безжалостную, тотальную войну. Он отвернулся, вновь уставившись в пустоту за окном. – Убирайся… И не расслабляйся. Завтра рейс в Джакарту. Начнем адаптироваться к аду.

Мария стояла. Ком в горле душил ее. Она видела его спину – непробиваемую броню над зияющей пропастью. Она сделала шаг назад. Потом еще один. Рука нащупала холодную ручку. Она рывком открыла дверь и вышла в яркий, безлюдный коридор.

Рэйф Дэвлин остался один, прижав лоб к ледяному стеклу. За ним пылал огнями Абу-Даби. А перед его внутренним взором стояло мертвое лицо Эмили. И глаза Оливии. Полные ненависти. К нему. Убийце. И слова этой женщины сливались в единый хор с криком его дочери: «Она ненавидит тебя! Она кричит! И она никогда не простит!»

Ледяное пламя ярости погасло. Остался лишь холод обещанной войны. И бесконечная, всепоглощающая тяжесть вины.

***

Глава 7: Высота давления и тени вины

Тишина в комнате после разрыва связи с Сашей была оглушительной. Мария сидела на краю кровати, планшет с потухшим экраном, хранившим отблеск сияющих детских глаз, безвольно лежал на ее коленях. Слова капитана Дэвлина, словно отравленные шипы, впивались в самое сердце: «Бросила ребенка… подкинула, словно кукушка, в чужое гнездо?» Страх, холодный и липкий, сжимал горло. Не страх перед Рэйфом – перед неминуемым крахом всего, что она так отчаянно строила. Картина представала с мучительной ясностью: возвращение в Россию с позором, осуждающий взгляд матери («Я же предупреждала, Машка!»), унизительная жалость соседей, украденное будущее для Саши. И самое ужасное – гнетущее, разъедающее чувство вины, подпитываемое ядовитой правдой в словах капитана. А вдруг он прав? Если я и впрямь предательница? Униформа Alamir Air, аккуратно висевшая на дверце шкафа, казалась теперь не символом мечты, а тяжелым саваном обмана, готовым рухнуть в любую секунду.

Стук в дверь прозвучал как выстрел в звенящей тишине. Мария вздрогнула, инстинктивно смахивая влагу со щек. На пороге стоял Хантер Маккензи. Он был не в форме – в темных джинсах, сидевших как влитые, и простой серой футболке, подчеркивавшей его подтянутую фигуру. Его взгляд, обычно такой уверенный и насмешливый, теперь был полон глубокой, безмолвной тревоги.

– Эй, – произнес он, и его низкий, бархатный голос прозвучал на удивление мягко, без тени привычной иронии. Он шагнул в комнату без приглашения. – Видел, как ты сбежала после… аудиенции у Его Ледяного Величества. – В его подтексте сквозила искренняя, неподдельная забота. – Не могу оставить тебя одну, Мария. Одевайся потеплее. Поедем. Покажу место, где можно перевести дух. Просто выдохнуть, – добавил он, словно прочитав ее мысли о насущной потребности в глотке воздуха.

* * *

Ночной Абу-Даби проплывал за окном его мощного внедорожника. Футуристические небоскребы сияли, словно гигантские кристаллы, отражаясь в черной глади Персидского залива. Хантер включил музыку – что-то меланхоличное и прекрасное, где струнные переплетались с тихим фортепиано. Он не задавал вопросов. Вместо этого он говорил. О городе. О крошечном ресторанчике в старом квартале, где готовят лучшую в мире шаверму, о потаенном садике за высокими стенами виллы шейха, где бьет прохладный фонтан, о своем первом дне в Alamir Air, когда он, зеленый новичок, заблудился в терминале размером с небольшой город. Его голос, спокойный и убаюкивающий, был живительным бальзамом на израненные нервы. Мария откинулась на подголовник, закрыла глаза, позволяя усталости и горечи понемногу отступать под этот мерный, успокаивающий поток слов. Физическое присутствие Хантера, его ненавязчивая, но ощутимая забота, создавали островок спасения в бушующем море ее страхов. Просто тепло, – пронеслось в голове. Человеческое тепло. Оно так редко и так нужно сейчас.

Он привез ее далеко от сияющего центра, на пустынную смотровую площадку у самого моря. Здесь не было огней, только бескрайняя, усыпанная звездами бархатная чернота неба, сливавшаяся на горизонте с такой же черной гладью воды. Шепот прибоя смешивался с отдаленным, могущественным гулом взлетающего лайнера. Воздух был прохладным, соленым и очищающим.

– Вот, – Хантер протянул ей стакан с дымящимся кофе. Тепло напитка приятно обожгло ладони. – Мое тайное место. Лучшее лекарство после любых штормов, земных и капитанских. – Он облокотился на невысокое бетонное ограждение, его профиль, освещенный слабым светом далекого маяка, казался задумчивым и отмеченным легкой грустью. – Рэйф…– произнес он имя тихо, будто боясь спугнуть тишину. – Он перешел все границы. Жестоко. Несправедливо. – Хантер сделал глоток кофе, его взгляд устремился к огонькам взлетной полосы вдали. – Не знаю, что именно он тебе наговорил… – Он осторожно обошел суть стороной. – Но я видел твое лицо, когда ты вышла. И видел его. Он был… смертельно опасен. Как никогда. – Хантер повернулся к Марии, его взгляд в полумраке казался почти черным, полным сложных, невысказанных мыслей. – Он несет в себе тяжелую ношу. О его дочери Оливии ходят слухи… что между ними сложные отношения. И что случилось нечто… очень страшное. Из-за его выбора. Он живет с этим, Мария. И эта боль… она делает его жестоким. Особенно с теми, в ком он видит… что-то, что задевает его за живое. – Хантер развел руками. – Не оправдываю его. Его поведение – подлость. Но понимание этого… оно хоть немного помогает осмыслить то безумие, что было в нем сегодня. Хотя и не прощает.