Высота притяжения

– Ты говорила с ними по-русски, – констатировала София, не вопросом, а фактом. Ее голос был тише обычного, почти конфиденциальным. – Это… помогает? Или лишь делает больнее?

Мария оперлась о холодную металлическую стойку. Гул двигателей на мгновение стал громче.

– И то, и другое, – призналась она, голос сорвался в шепот. – Как открытая рана, которую трогаешь, чтобы убедиться, что она все еще болит. Она посмотрела на Софию. – Сегодня твой день, да? С Днем Рождения.

На идеально сдержанном лице Софии мелькнуло что-то неуловимое. Легкое замешательство? Смущение? Она отложила стакан, который держала.

– О. Спасибо. – отвернулась, стала особенно тщательно выравнивать стаканы. – Обычно я не… отмечаю. Работа.

– Мы отмечаем, – твердо сказала Мария. Тень страха перед Рэйфом на мгновение отступила перед простой человеческой теплотой. – Артур что-то шептал про сюрприз в Нью-Йорке. Думаю, Лиам уже слил секрет.

София фыркнула, звук был почти… девичьим, и неожиданно громким в тишине кухни.

– Лиам не умеет хранить секреты дольше пяти минут. Но… – Она впервые за долгое время посмотрела Марии прямо в глаза, и в ее взгляде вспыхнул настоящий огонек веселья. – Спасибо. Это… мило.

Вечер. Нью-Йорк. Небольшой уютный итальянский ресторан в Бруклине.

Запах чеснока, базилика и свежеиспеченной пиццы висел в теплом воздухе. Длинный стол ломился от еды. Артур громко смеялся, рассказывая историю про пассажира-миллионера и его ручного лемура, активно размахивая руками и почти опрокидывая бокал. Лиам подливал всем вино, его рыжие вихры торчали как языки пламени, он громко подпевал итальянской балладе, звучавшей из колонок. Аиша, сняв строгий обруч, смеялась открыто, запрокинув голову, ее черные волосы струились по плечам, она шлепнула Артура по плечу, подбадривая его рассказ. Даже Хантер расслабился, его взгляд светился теплом, когда он смотрел на Марию через стол, легко перекидываясь репликами с Лиамом.

И София… София была преображена. На ее темных волосах красовалась смешная блестящая корона «Именинницы», которую вручил Лиам. Она краснела, когда все поднимали тосты, закатывала глаза, но улыбка не сходила с ее лица. И смеялась Соф громче всех над шуткой Артура – смех звонкий, заразительный, заставлявший окружающих оглядываться. Девушка оживленно размахивала руками, рассказывая про свой первый рейс, когда перепутала команды капитана.

– …и я вместо «приготовиться к посадке» объявила «приготовиться к водной эвакуации»! Капитан потом час отчитывал меня! – Она схватилась за сердце в комичном ужасе, вызывая новый взрыв смеха. София была живой, легкой, девчонкой, закованной в броню строгости лишь по необходимости, и сейчас позволившей себе быть настоящей.

– А помнишь, Соф, рейс в Сингапур? – крикнул Лиам, поднимая бокал. – Когда тот парень пытался устроить вечеринку в экономе с живой коброй? А ты ему так ледяным тоном: «Сэр, рептилии на борту – нарушение правил перевозки. И ваши друзья, кажется, уже спят». Он сдулся как шарик!

София закрыла лицо руками, смеясь так, что слезы выступили на глазах:

– О боже, не напоминай! Я потом три дня проверяла, не заползла ли она куда! А Артур все подкладывал мне игрушечных змей в сумку! – Она швырнула в Артура салфеткой, которую он ловко поймал, расшаркиваясь.

Мария смотрела на нее, чувствуя волну теплой привязанности. Они были разными – ее бурлящая эмоциональность и аналитическая холодность Софии. Но в этой ауре общего праздника, смеха и вина, в этом новом, раскрепощенном образе Софии, что-то щелкнуло. Доверие. Недоговоренное, но ощутимое.

– Спасибо, – шепнула София Марии позже, когда они ненадолго вышли подышать прохладным нью-йоркским воздухом на крошечный балкончик. – За то, что… заставила прийти. За этот вечер. – Ее лицо в свете неоновой вывески было необычайно мягким, а щеки все еще горели румянцем от смеха.

– Спасибо тебе, – ответила Мария. – За то, что сегодня была просто Софией. Настоящей. Они улыбнулись друг другу, молчаливое понимание вибрировало между ними.

Вернувшись за стол, Мария поймала взгляд Хантера. Он сидел чуть в стороне, наблюдая за ней. В его глазах горел не просто интерес – там было обжигающее тепло, понимание, и что-то еще… что-то глубокое и невысказанное. Он кивнул в сторону тихого уголка у бара. Сердце Марии стукнуло громче грохота нью-йоркского такси за окном.

Она подошла. Запах его кожи – морская соль и древесина – смешался с ароматом кофе из барной стойки. Гул разговоров за спиной стал приглушенным фоном.

– Ты сегодня… светишься, – тихо сказал Хантер. Его голос был грубым шелком, скользящим по ее нервам. – Несмотря на все. Несмотря на него. – Его рука легла на ее локоть, тепло проникло сквозь тонкую ткань блузки.

Мария посмотрела на его губы. Вспомнила его тепло после скандала с Рэйфом, его руку на ее плече, его обещание: «Мы выстоим». Страх, тоска, давление – все это сжалось в тугой комок где-то глубоко внутри, а на поверхности осталась только дрожь предвкушения.

– Это потому что ты здесь, – вырвалось у нее, голос чуть хриплый от эмоций. – Потому что… я не одна.

Он не ответил словами. Его рука коснулась ее щеки, ладонь шершавая, но невероятно нежная. Большой палец провел по ее скуле, смахивая несуществующую слезинку. Время замедлилось. Шум ресторана исчез, остался только стук ее сердца в висках и его дыхание – теплая волна на ее лице. Он наклонился. Медленно. Давая ей время отстраниться. Но она не двинулась. Она тянулась к нему всем существом, как растение к солнцу после долгой зимы.

Их губы встретились. Сначала осторожно, вопросительно. Потом глубже. Это был не страстный порыв, а тихое потрясение, откровение. Его губы были теплыми, чуть шершавыми, вкус его – кофе и темный шоколад. Она утонула в этом ощущении. В его руке на ее талии, притягивающей ее ближе. В его запахе, ставшем вдруг таким близким. В абсолютной тишине, воцарившейся в ее голове. Ни Рэйф, ни страх, ни разлука – ничего не существовало, кроме этого поцелуя, этого мгновения чистого, неистового ощущения близости.

Они оторвались друг от друга, дыхание сбивчивое. Мария прижала пальцы к своим губам, ощущая их пульсацию, их новую память. Она подняла глаза на Хантера. В нем бушевала буря – облегчение, желание, и обещание. Обещание чего-то большего.

– Мария… – начал он, голос низкий, хриплый от эмоций.

Но ее радость была недолгой. В кармане завибрировал телефон. Настойчиво. Зловеще. Сердце Марии упало. Она знала этот номер. Знакомый код России. Не мать. Бывший муж. Дмитрий.

— Мне нужно… ответить, – прошептала она, глаза внезапно наполнились тревогой. Хантер кивнул, его рука еще секунду сжимала ее пальцы.

Она вышла на улицу, в прохладную, пропитанную выхлопами нью-йоркскую ночь. Звонок как колокол в тишине. Дрожащими пальцами нажала смахнула экран, голос сжался в комок, автоматически перейдя на русский:

– Алло?

Голос в трубке взорвался гневом:

– Маша? Где ты, черт возьми?! Я приехал к тебе! Хотел сына увидеть! А тут твоя мать! Говорит, ты в Абу-Даби! Бросила ребенка и свалила?.. Ты что, сошла с ума?!

Мария прижалась спиной к холодной кирпичной стене ресторана. Ощущение тепла от поцелуя испарилось, сменившись ледяным ужасом. Ее голос сорвался в защитный шепот:

– Дима, я… я работаю. Хорошая работа. За Сашей пока мама присматривает… Он в порядке…

– Хорошая работа?! – он взревел в трубку, голос хриплый от ярости. – Он же скучает! Плачет постоянно! Я… я сообщу в опеку, Маша! Слышишь?! Если ты не справляешься, я его заберу! У меня теперь стабильная работа, квартира в Москве! Я смогу!

Слова ударили как молотком по наковальне. Мария зажмурилась, пытаясь сдержать рыдание, голос задрожал:

– Дима, не надо так! Пожалуйста! Я высылаю деньги, я звоню каждый день! Он… он знает, что я люблю его…

– Звонки – это глупость! – перебил он грубо. – Ему мать нужна! Рядом! А ты где? В каких-то Эмиратах! Наслаждаешься свободой? Ребенок тебе больше не нужен?

Его голос стал угрожающе тихим, ледяным:

– Я серьезно, Маша. Подумай. Либо возвращаешься в ближайший месяц, либо я иду в суд и сына ты больше не увидишь. Я прошу тебя по-хорошему.

Щелчок. Он сбросил вызов.

Мария стояла, прижимая горячий телефон к груди, как щит. Мир вокруг поплыл. Огни Нью-Йорка расплылись в слезах. Страх за Сашу, вина, бессилие – все смешалось в удушающем коконе. Она не услышала шагов, не почувствовала присутствия, пока ледяной голос не прорезал ночь:

– Проблемы на родине, мисс Соколова? – Голос был английским, но интонация – как нож по стеклу.

О, этот тон! Еще тебя не хватало!

Мария вздохнула, резко обернулась. Рэйф Дэвлин стоял в нескольких шагах, закутанный в темное пальто, воротник поднят. Его взгляд в свете фонаря был лишен всякого выражения. Каменный. Но в уголках губ играла ледяная усмешка. Он не знал русского, но всё понял: ее внезапную бледность, дрожь в руках, сжавших телефон, сдавленный шепот, полный отчаяния и мольбы, ее слезы, наконец. Он видел язык тела, универсальный язык страха и угрозы. Видел раздавленного человека.

– Это не ваше дело, капитан, – выдохнула она, стараясь выровнять голос, сжимая телефон так, что побелели костяшки.

Он медленно шагнул ближе. Давление его присутствия стало почти физическим. Его глаза скользнули по ее мокрым щекам.

– Мое дело – экипаж. И его… моральная устойчивость. – Его голос был тихим, опасным, как шипение змеи. – Сбежала от ребенка. Теперь, видимо, от мужа. – Он сделал паузу, давая словам вонзиться. – Что дальше, мисс Соколова? От себя самой тоже сбежите? Или от ответственности за то, что натворили?

Каждое слово было отточенным лезвием, бьющем точно в цель, которую он угадал.

Ярость, черная и отчаянная, вскипела в Марии, смешавшись с паникой.

– Вы ничего не знаете! Ни о моем ребенке, ни о моей жизни! – прошипела она, сдерживая крик, чтобы не услышали в ресторане. – Вы просто… больной человек, который пытается сломать меня, потому что сам сломан!

Ублюдок!

Тень проскользнула в его каменных глазах. Быстрая. Ядовитая.

– Сломан? Возможно, – он бросил на нее последний взгляд, полный ледяного презрения и… странного удовлетворения от ее боли. – Убедилась теперь, что ваш… супруг?.. прав? Что вы – безответственная эгоистка! Думайте об этом. Особенно когда будете смотреть в глаза Халеду в следующий раз. Он резко развернулся и исчез в темноте переулка, как призрак ее кошмара.

Мария осталась одна, дрожа всем телом, соль слез на губах смешалась с привкусом отчаяния. Радость поцелуя, тепло дружбы – все было растоптано. Остался только ледяной ветер угрозы Дмитрия и ядовитые слова Рэйфа.

Поздний вечер. Номер Марии в отеле экипажа рядом с JFK.

Мария сидела на краю кровати, обхватив колени, взгляд пустой, уставленный в ночной Нью-Йорк за окном. Телефон молчал, как обвинение. Вдруг тихий стук в дверь. Она вздрогнула.

– Кто?

– Это я, София.

Мария впустила ее. София была без нелепой короны, ее лицо снова было спокойным, но не холодным, а теплым и усталым после веселья. В руках она держала рабочий планшет Alamir Air.

– Я знаю, что сегодня было тяжело, – тихо начала София. Она села рядом, не прикасаясь, но ее присутствие было утешительным. – И я знаю, что ты… тоскуешь. По дому.

Мария не смогла сдержать дрожь в голосе:

– Это так заметно?

София слегка улыбнулась, теплой, понимающей улыбкой.

– Для тех, кто смотрит. И для тех, кто стал… семьей.

Она разблокировала планшет, открыла внутренний портал авиакомпании, раздел «Предпочтения экипажа / Запросы на рейсы».

– Видишь этот пункт? «Предпочтительные страны/города для назначения». – Она быстро ткнула пальцем в экран. – Вот здесь. Москва. Шереметьево или Домодедово. На экране четко высвечивались выбранные города.

Мария замерла, глаза расширились от непонимания, потом – от надежды.

– Софи…

– Мы сделали это, – продолжила София, ее голос звучал деловито, но в глазах горела искра неподдельной заботы. – Весь экипаж.

Она показала список запросов. Действительно, все их имена стояли рядом с выбранными московскими аэропортами.

– Система учитывает такие массовые запросы при составлении расписания. Шансы получить рейс в Москву в ближайший месяц… резко возрастают. Она посмотрела прямо на Марию. – Ты не сможешь уехать в город. Но несколько часов в аэропорту… на родной земле. Она сделала паузу, подбирая слова. Ее улыбка стала еще теплее, почти материнской. – Это не дом. Но это… кусочек дома. Воздух. Звук речи. Почва под ногами.

Мария не могла говорить. Комок в горле сдавил дыхание. Она посмотрела на имена на планшете. На Артура с его неизменным «chica». На Лиама с его дурацкими шутками. На Аишу, которая все еще побаивалась Рэйфа, но сделала это. На Хантера… Его имя согрело изнутри, как обещание поддержки. И на Софию.Аналитик. Стратег. Подруга. Которая сегодня смеялась до слез и теперь дарила ей надежду.

Слезы наконец хлынули. Не от отчаяния. От невероятной, щемящей благодарности. От чувства, что она не одна. От крошечного, но такого важного луча надежды в кромешной тьме ее страхов и вражды.

– Спасибо, – прошептала она, голос срывался. – Огромное спасибо… всем. – Она сжала руку Софии, не в силах сказать больше.

София легко сжала ее плечо в ответ.

– Держись, летунья. – Она встала. – Завтра ранний вылет. Попробуй поспать. – На пороге она обернулась. – И… Мария? То, что было с Хантером у бара… Она едва заметно улыбнулась, и в ее глазах мелькнул знакомый огонек веселья. – Мы видели. И мы… очень рады за вас. По-настоящему. – Он хороший человек.

Дверь закрылась. Мария осталась одна, но одиночество уже не было таким всепоглощающим. Она подошла к окну. Огни Нью-Йорка мерцали, как далекие звезды. Где-то там, за океаном, был Саша. Где-то в этом городе, во тьме, бродил ее враг, несущий свою боль как оружие. Но здесь, в этой комнате, горел маленький огонек надежды, зажженный друзьями. Огонек, указывавший на Москву. Она прижала ладонь к холодному стеклу, как будто могла дотронуться до родной земли уже сейчас.

Борьба была далека от завершения. Дмитрий угрожал, Рэйф преследовал, Халед ждал. Но теперь у нее был не только Хантер. У нее был экипаж. У нее был шанс. Хрупкий, как крыло «Золотого Сокола» в турбулентности, но реальный. И ради этого шанса, ради Саши, ради этого тепла, пробивающегося сквозь лед, она готова была сражаться до конца.

Телефон на тумбочке снова завибрировал. Мария вздрогнула. Сердце замерло. На экране горел все тот же роковой российский код. Дмитрий. Новая волна страха накатила, холодная и липкая. Она медленно протянула дрожащую руку. Война шла на всех фронтах. И битва за сына только начиналась. Но теперь она знала – она не одна в этом небе.

***

Глава 9: Сингапурский рубеж: небо, боль и обжигающая близость

Абу-Даби. Зал ожидания для экипажа перед рейсом в Сингапур.

Утреннее солнце било в глаза через панорамные окна. Рэйф Дэвлин стоял у стойки с кофе, его фигура напоминала тугую струну, готовую лопнуть. Во взгляде, обычно столь холодном, плавала глубокая, тревожная рябь. Он смотрел на фото в смартфоне. Девочка с темными волосами и выражением глубочайшего упрека. Оливия.

— Дэвлин! Заснул на взлетной полосе? Или кофе остывает? – Голос разрезал тишину – баритональный, с хрипотцой и вечной иронией. К Рэйфу подошел высокий мужчина, его ровесник, в безупречной форме Alamir Air с четырьмя нашивками командира. Лицо загорелое, с сеточкой морщин в уголках глаз – Маркус Райт. Его рука тяжело легла на плечо приятеля.

Рэйф вздрогнул, отстраняясь инстинктивно, но не убирая фото.

– Райт. Неожиданно. Думал, ты в Джакарте.

Маркус фыркнул, взял стакан.

– Рейс перенесли. Судьба решила, тебе нужен кофе и пинок, – выражение его лица, обычно озорное, стало серьезным. Он кивнул на телефон. – Опять? Сколько можно, Рэйф? Ты вмерз в тот день, как мамонт. Оливии – десять. Жизнь идет. Твоя – тоже.

Рэйф резко погасил экран.

– Ты не понимаешь, Маркус. Она ненавидит меня. Небо, форму… все, что связано со мной. – его голос, стальной по привычке, дрогнул, обнажив глухую боль. – С тех пор… Она винит меня. И это ее право. Вина грызла изнутри.

Маркус вздохнул, поставил стакан.

– Она винит за то, что ты выжил, Рэйф. Что летаешь. Что не сгинул в бутылке. И да, ты был за рулем. После рейса. Уставший. Это был несчастный случай. Не преступление, – он посмотрел другу прямо в лицо. —Но вечно винить себя? Это не горе. Это мазохизм. Щит. Чтобы не жить. Не давать жить ей. Он ткнул пальцем в карман с телефоном. – Оливия не в Лондоне. Она в твоей тюрьме вины. Ключ – у тебя.

Рэйф отвернулся, взгляд уперся в силуэт аэробуса на рулежке:

– Что? Привезти сюда? В этот… позолоченный муравейник? – он покачал головой. – Возненавидит еще сильнее.

– Попробуй, – настаивал Маркус, голос мягче, но тверже. – Абу-Даби – не Лондон. Солнце, море. Школы – топ. Ты будешь рядом. Не каждый день, но чаще. Значительно, – шагнул ближе. – Покажи ей себя. Не Командора. Человека. Который спасал мою задницу над Андами. Который ужасно поет в душе, – Маркус улыбнулся, пытаясь растопить лед. – Познакомь с экипажем. С Софией – умница. С Артуром – уж этот добряк растопит ее сердце. Пусть увидит твою жизнь. Людей. Ее место рядом с тобой. – Сделал паузу, видя сомнение. – А насчет Элис… Не волнуйся. Она тебя с пеленок нянчила. Оливию отдаст только с боем. Поедет, Рэйф. Сто процентов.

Тишина. Только гудение двигателей и шипение кофемашины. Рэйф сильно сжал кулаки. Образ Оливии, отвернувшейся от экрана, обжег. Ее слова о "женщинах в баре" – нож в сердце. Но сквозь боль пробилась искра. Рядом. Значительно чаще. Элис… Глубоко вдохнул, воздух обжег легкие.

–Возможно… – пробормотал, первая трещина в броне.

Маркус хлопнул по плечу.

– Вот и славно. Думай, – взглянул на часы. – Мне пора.

Он ушел, оставив Рэйфа одиноко стоять у окна, но ледяная скорлупа треснула. Мысль об Оливии здесь – пугающая и невероятно желанная. Снова взглянул на фото. Попробовать? – пронеслось. Впервые за годы – не "нет".

Над Южно-Китайским морем. Начало снижения в Сингапур. Рейс AUH-SIN. Airbus A350-1000 «Золотой Сокол».

Салон эконом-класса гудел предпосадочной суетой. Пассажиры убирали столы, поправляли ремни. Мария, в терракотовой шелковой блузке бортпроводницы, проверяла ряд у иллюминатора. Взгляд – ясный, сосредоточенный, несмотря на усталость долгого рейса. Тень от Дмитрия давила, но вчерашний спокойный разговор с Сашей дал передышку. Договорились: Александр будет гостить у отца в Москве месяц. А потом состоится разговор. Маленькая победа.

Вдруг – из бизнес-класса донесся резкий, хриплый звук. Потом – судорожный вдох, переходящий в бульканье. Мария резко подняла голову. Инстинкт врача сработал раньше сознания. Хантер, как старший бортпроводник, уже мчался из галереи с аптечкой в руках. Их взгляды встретились – мгновенное понимание.Резко кивнул ей в сторону бизнеса.

– София! Связь с капитаном! Возможна анафилаксия в бизнесе! – бросила Мэри девушке, уже разворачиваясь и стремительно двигаясь по проходу, обходя пассажиров.

В бизнес-классе, у окна, молодой мужчина судорожно хватал ртом воздух, лицо багровело, губы синели. Отек лица и шеи нарастал на глазах. Женщина, сидевшая рядом, смотрела на него с широкими от ужаса глазами, ее рука сжала его руку:

– Джейсон? Что с тобой? Боже… – голос дрожал, полный тревоги и беспомощности.

Адреналин ударил ледяным ключом. Все личное испарилось. Остался пациент. Мария присела на корточки рядом.

– Аллергия? Что ел? – вопросы быстрые, четкие, пока пальцы ощупывали пульс на запястье – бешеный. Дыхание – стридор, хрипы. Классика. Отек Квинке. Риск анафилаксии.

– Арахис! Обещали, что без… в десерте… – женщина задыхалась от хлынувших слез.

– Подтвержденная аллергия? – Мария уже вскрывала упаковку эпи-пена, который вручил подбежавший Хантер.

– Да! Да!

– Держите его! – Сильно прижала эпи-пен к наружной стороне бедра Джейсона. Щелчок. Адреналин вошел в мышцу. Начала отсчет в уме: 1…2…3… Держать 10 секунд. – Кислород! Высокий поток! – бросила она Хантеру. – Готовь второй эпи-пен и преднизолон!

София связывалась с пилотами:

– Капитан, это Соф. Пассажир в бизнесе, ряд 7А. Анафилактическая реакция, вероятно на арахис. Мария с ним. Состояние тяжелое. Требуется медицинская помощь по прилете, – коротко, ясно, без паники.

Голос Рэйфа был резким, сфокусированным:

– Принято, София. Начинаем снижение в Сингапур через 10 минут, посадка примерно через полчаса. Держите в курсе состояния каждые 5 минут. Передайте Мэри: нужно стабилизировать до посадки. Продержитесь?

София быстро перевела взгляд на Марию. Та, контролируя дыхание Джейсона через кислородную маску, которую держал Хантер, услышала вопрос.

Доклады? Каждые пять минут? Чем ему помогут мои отчеты? Пусть летит! Но внешне – только твердый кивок Софии.

– Да, капитан. Уверена. Стабилизируем.

Следующие двадцать пять минут стали марафоном на выживание. Мария руководила с ледяным спокойствием: контроль пульса, давления (Хантер ловко наложил манжету портативного тонометра), подача кислорода под высоким потоком, подготовка второго эпи-пена. Коротко диктовала Софии для доклада:

– Отек стабилизирован, не спадает. Дыхание со стридором. Пульс 115, давление 90/55… Введен преднизолон… Дыхание ровнее, стридор слабее… Сатурация 92%…

Каждый доклад – констатация факта. Рэйф молча принимал информацию.

В кабине раздавались четкие команды второму пилоту Амиру и глухие переговоры с диспетчером Сингапура: – Сингапур-подход, Alamir Air 270, подтверждаю прямой заход на полосу 02L. Медицинский случай на борту, состояние стабилизировано, но требуется скорейшая встреча медиков… Принято.

Когда лайнер с ревом выпустил закрылки и мягко коснулся полосы в Чанги, а к самолету подкатила машина скорой, напряжение начало спадать. Джейсон дышал тяжело, но ровно, отек спадал, цвет лица приближался к нормальному. Медики забрали его под благодарные всхлипы жены. В салоне бизнес-класса повисла тихая, вымотанная тишина.

Артур вытер лоб:

– Madre de Dios… Думал, сердце выскочит, – он посмотрел на Марию с восхищением. – Chica, ты – спасение!

– Абсолютно безупречно. Капитан передал благодарность, – добавила София подмигнув.

Ой, пошел он к черту! Этот ваш капитан!

Хантер стоял чуть поодаль. Молчал. Но его взгляд горел – обожанием, гордостью, безоговорочной поддержкой. Смотрел на нее. Это не женщина, нет… скала в шторме.

Дверь кабины открылась. Капитан вышел и почти сразу остановился. Взгляд скользнул по лицу Марии. Не ледяной. Не враждебный. Оценивающий и глубокий. В глазах мелькнуло нечто неуловимое – признание. Отважная. Хладнокровная. Медик в экипаже. Ее профессионализм… спас положение. Но эта тайна… Этот ребенок… Желание сокрушить ее защиту подрагивало, яростное. Но сейчас… Он просто кивнул. Один раз. Четко.

– Мария. Хорошая работа. – Не "отлично". «Хорошая работа» от Командора. В их войне – высшая награда. Капитан развернулся уходя к службам. Этот кивок висел в воздухе – еще одна трещина в ледяной стене отстраненности.

Сингапур. Аэропорт Чанги. Вечер.

После передачи пассажира медикам, беглого оформления бумаг и короткого отдыха в транзитной зоне, экипаж вышел в липкую, пропитанную тропическим дождем ночь Чанги. Усталость давила кости, но была светлой, очищающей. Они сделали это.

Хантер задержал Марию у выхода к транспорту. В его руках – маленький букет. Не розы. Орхидеи. Белые и фиолетовые. Хрупкие. Неожиданные.

– Для героя дня, – сказал он тихо, голос охрип от напряжения.– Для тебя. – Вручил цветы. Пальцы едва коснулись ее руки – тепло, якорь в реальности.

Мария вдохнула тонкий аромат, чувствуя, как усталость смешивается с внезапным теплом под ложечкой.

– Спасибо, Хантер. Они… прекрасны.

– Поужинаем? – спросил парень, глаза его пылали в отражении мокрого асфальта. – Знаю, до вылета обратно всего 16 часов. И тебе надо спать. Но… не хочу отпускать одну сегодня. Хочу быть рядом. Делить эту тишину после бури.

Мария посмотрела на него. На усталое, но сильное лицо. На орхидеи. Вспомнила Рэйфа и его кивок – признание, отравленное яростью. Вспомнила звонок Саше перед вылетом – его смех, такой хрупкий за тысячи километров. И вспомнила его губы в Нью-Йорке – обещание опоры, которое сейчас было единственным, что могло заглушить гул тревоги.

Усталость была всепоглощающей. Жажда тепла, человеческого прикосновения, простого физического присутствия – сильнее разума. Она подняла глаза на него, без тени смущения, с открытой, почти обреченной потребностью.