Высота притяжения

– Рассказывай, как прошел твой день? Что интересного на земле? – Она устроилась поудобнее, жадно впитывая каждое его слово, каждую мелочь его жизни – школу, друга Петю, новую модель самолета, склеенную с бабушкой. Его золотое, чистое сердце билось в унисон с ее собственным, легко преодолевая любые расстояния.

И пока он говорил, заполняя тишину комнаты своим звонким голоском, Мария смотрела на него, и мысль о капитане вернулась с новой силой. Есть ли у него такое же золотое сердце, наглухо запрятанное подо льдом? Возможно. Но ее собственное сердце было здесь, на этом экране, – живое, любящее, уязвимое и самое дорогое, что у нее было. Оно было ее истинным и единственным компасом, неизменной точкой в мире, где она балансировала между опьяняющей высотой притяжения Alamir Air и своим истинным курсом на земную правду. Легкая, манящая интрижка с Хантером казалась теперь лишь мимолетной искрой на фоне этого вечного, негасимого огня. А ледяной капитан… он оставался загадкой, чья боль, если слухи были правдой, лишь подчеркивала бездонную пропасть между их мирами.

Глава 4: Грани Близости и Ледяные Отражения.

Недели, сплетенные из бесконечных взлетов и посадок, выковали для Марии новый, почти инстинктивный ритм жизни. Она больше не чувствовала себя «новобранцем». Ее глаза, от природы столь внимательные и аналитичные, теперь считывали малейшие оттенки пассажирского дискомфорта за версту; волосы, собранные в тугой, безупречный пучок, не распускались ни на миг даже в адскую жару долгой стоянки в Дохе. Она стала плотью от плоти стаи Золотого Сокола, и все чаще ее крылом в этой стае оказывался Хантер Маккензи. Его присутствие стало живым обещанием чего-то легкого, нового, самой жизни, бьющей ключом здесь и сейчас.

Сегодняшний рейс из Абу-Даби в Стамбул на их любимом A350 сулил нечто особенное. Экипаж собрался у гейта, где гул спящего терминала смешивался с предрассветной, колючей прохладой.

Лиам, допивая крепкий, почти черный кофе, с жаром рассказывал очередную невероятную историю:

– …а этот парень в 34F как давай орать: «Это море? Или все-таки пустыня?» Мы же в тот момент над Ираном летели! Артур, я тебя умоляю!

Артур с невозмутимым видом поправил невидимую пылинку на лацкане своего пиджака и добродушно улыбнулся, его глаза лучились мудростью:

– Amigo, для него это был первый полет. Мир с высоты птичьего полета – всегда шок. Терпение и улыбка, как я тебя учил, да, Мария? – Он подмигнул ей, и в его взгляде читалась отеческая гордость.

Девушка не сдержала улыбки, проверяя данные на планшете. Простая, искренняя радость от этого товарищества была для нее новой и дико приятной.

– Твои уроки, Артур, превращают любое «странно» в просто «невероятно». Даже если в салоне вдруг окажется птица. Не то что удивленные пассажиры.

Аиша фыркнула, идеально поправляя обруч, сдерживающий непокорные черные волосы:

– Кстати о птицах. София, – она повернулась к коллеге, – наш нефтяной шейх с пернатым другом опять в бизнес-классе?

София лишь кивнула, но ее утонченные, красивые черты оставались сосредоточенными:

– Тот самый. Клетка уже в багаже. Хантер, ты в курсе. Ожидайте много… нюансов.

Хантер Маккензи подошел, услышав свое имя. Легкая, почти невидимая улыбка тронула его губы, а его внимательный, изучающий взгляд на мгновение задержался на Марии – быстрая, но емкая оценка, молчаливое одобрение ее собранности.

– Сокол к соколу, Соф, справимся. Все готовы? Начинаем погрузку. Лиам, Артур – эконом, Аиша – с Софией в бизнес, VIP под ключ. Мария – со мной. Покажу тонкости сервиса при полной загрузке.

В его тоне звучала не команда, а приглашение к партнерству, к танцу. Мария почувствовала под ребрами знакомое теплое покалывание – та самая искра профессионального доверия и магнетического, животного интереса, игнорировать который уже не оставалось сил. Просто почувствовать себя женщиной. Всего на миг. После двух лет пустоты…

* * *

Рейс быстро вошел в слаженный, почти музыкальный ритм. Хантер, работая плечом к плечу с Марией в узком проходе, был не просто наставником. Он был соавтором их общего, безупречного успеха. Подсказывал ей почти незаметным движением руки, ловко поправлял угол подноса в ее пальцах, его смех, когда они вместе усмиряли разбушевавшегося малыша, звучал искренне, свободно и заразительно. Их плечи касались все чаще, взгляды встречались и цеплялись друг за друга на секунду дольше, чем того требовал суровый протокол. Во всех его движениях, в каждой улыбке Мария читала явное, неподдельное тепло, растущее уважение и интерес, от которого ее сердце принималось биться чаще и громче. Он видит меня. Не только стажера. Меня. Такую, какая я есть.

– Вот видишь, Мария, – его голос был тихим, интимным в общем гуле салона, пальцы ловко расставляли чашки на подносе, на миг коснувшись ее руки – прикосновение мимолетное, но намеренное, обжигающее. – Уверенность. Она у тебя в крови. И эта душевная теплота, как учил Артур. Идеальная формула. Ты рождена для этого неба. – Его взгляд был прямым, открытым, лишенным привычной насмешливости. Комплимент прозвучал не как лесть, а как констатация непреложного факта.

Мария почувствовала, как горячий румянец заливает ее щеки, но уже без прежней паники. Она училась принимать его внимание, купаться в нем. Это так приятно. Так опьяняюще…

– Спасибо, Хантер, – ее улыбка была самой искренней за весь день. – Ты… прекрасный учитель. И партнер.

– О, не льсти, стажер, – он усмехнулся, но явное удовольствие светилось на его загорелом лице. – Я лишь задаю направление. Ты летишь сама. И летишь чертовски красиво.

В этот самый момент замигал красный индикатор у двери кабины пилотов. Аиша мгновенно ответила и тут же принялась готовить напитки. Через пару минут даже до Марии и Хантера донесся свежий, бодрящий запах бергамота и лимона. Она невольно сделала глубокий вдох, наслаждаясь этим согревающим, цитрусовым ароматом.

– Эрл Грей, долька лимона. Неизменный стандарт капитана, – тихо улыбнулся Хантер. – Или кофе, или это. Других вариантов не бывает.

Мария кивнула, автоматически ставя мысленную пометку.

Дверь кабины приоткрылась. В проеме снова возникла рука капитана. Аиша передала поднос.

– Благодарю, – прозвучал изнутри ровный, чистый, абсолютно безэмоциональный голос с безупречным британским произношением. Как голограмма. Как запись. Вот же чопорный англичанин!

– Всегда рады, капитан Дэвлин.

Дверь начала закрываться. Но Мария, находившаяся всего в двух шагах, вдруг ощутила ледяной укол вдоль позвоночника. Она подняла взгляд – и встретилась с леденящими серо-голубыми глазами. Рэйф Дэвлин стоял в проеме внутренней двери кабины, видимо, передавая чашку Амиру. Его взгляд, пронзительный, сканирующий, с той самой шокирующей сияющей каймой вокруг зрачков, скользнул по салону и… остановился на них. На Хантере, склонившемся к ней, на его полуулыбке, на ее залитых румянцем щеках и сияющих от счастья глазах. Всего на долю секунды. Но этого оказалось достаточно.

Абсолютно ничего. Ни тени осуждения, интереса, удивления. Лишь всепоглощающая, ледяная нейтральность. Как если бы он видел не людей, а потенциальный сбой в отлаженной системе. Затем он бесшумно растворился в полумраке кокпита, и дверь за ним беззвучно захлопнулась.

Мария почувствовала, как все ее тепло и легкость мгновенно испарились, словно капли воды на раскаленном песке пустыни. Ее улыбка застыла маской. Хантер, почувствовав резкую перемену, слегка нахмурился, его бровь поползла вверх в немом вопросе:

– Мария? Все в порядке? Выглядишь так, будто только что увидела призрака.

Она сглотнула комок в горле, судорожно сжимая поднос с напитками. Он видел. Видел меня счастливой. Видел нас вместе…

– Да… просто… капитан Дэвлин. Его взгляд… Он насквозь все видит. Чувствую себя… будто под рентгеном. – Она не соврала. Давний страх разоблачения – правды о Саше – сжал ее горло ледяными пальцами.

Хантер фыркнул, но и его собственная легкость померкла, съежилась:

– Рэйф видит только то, что касается безопасности полета и безупречной репутации компании. Все остальное для него – не более чем фоновый шум. Не забивай себе голову. Работаем, Мэри. Пассажиры ждут. – Он коснулся ее локтя – жест поддержки, но теперь он казался осторожным, почти что формальным. Ледяной взгляд капитана набросил на них обоих невидимую, но ощутимую тень.

* * *

После безупречной посадки в Стамбуле и столь же гладкого обратного рейса в Абу-Даби усталость была приятной, сладкой, заряженной адреналином общего успеха. Экипаж, как это часто бывало, почти единодушно потянулся в уютный, приглушенно освещенный бар кампуса «Зодиак». Воздух был густым и вкусным, пахнущим кофе, восточными пряностями и сладковатым дымком жареных орешков. Артур, Лиам, Аиша и София уже захватили большой угловой столик, и громоподобный смех Лиама весело гремел над общим гулом голосов.

Хантер подошел к стойке и вернулся с двумя высокими бокалами – с чем-то мятно-цитрусовым, ярким и явно ледяным, о чем красноречиво свидетельствовали запотевшие стенки.

– За Стамбул и трех маленьких дьяволят в 15-м ряду, – сказал он, протягивая один бокал Марии. Его миндалевидные глаза в мягком, теплом свете ламп потеряли привычную профессиональную остроту, став глубокими, бархатистыми, почти нежными. – Ты сегодня была потрясающа. Настоящий врожденный талант к усмирению самых отчаянных бунтов. – Его палец легонько, почти невесомо коснулся ее руки, когда он передавал бокал – прикосновение мимолетное, но намеренное, полное смысла.

Мария почувствовала, как волна тепла разливается от точки касания по всему телу. Легкое головокружение от усталости, сладкого коктейля и его пристального внимания. Он здесь. Со мной. И это… так правильно. Так просто.

– Спасибо, Хантер, – ее улыбка была естественной, расслабленной, впервые за долгое время. – Это был… особенный полет. С тобой… мне легко дышится. – Слишком личное? – пронеслось в голове, но было уже поздно, слова сорвались с губ.

Их взгляды сцепились, замкнув пространство вокруг них. Искра между ними вспыхнула ярче, жарче, обжигающе реальной. Воздух за столом внезапно сгустился, наполнился напряженным ожиданием. Общий разговор затих на долгую, звенящую секунду. Лиам театрально поднял бровь, Аиша спрятала едва заметную улыбку в свой бокал, Артур излучал молчаливое, отеческое одобрение, а София наблюдала за ними с присущей ей спокойной, аналитической отстраненностью, словно изучала интереснейшее социальное явление.

И в этот самый момент, когда натянутая струна напряжения грозила лопнуть, дверь бара открылась. Вошел Рэйф Дэвлин.

Он был не в форме. Темные, идеально сидящие джинсы, темная же рубашка с закатанными до локтей рукавами, открывавшими сильные, загорелые предплечья. Но это ни на йоту не делало его менее внушительным или более доступным. Напротив. Его аура ледяной, всепоглощающей отстраненности казалась еще более чужеродной и контрастной на фоне этой неформальной, расслабленной обстановки. Его глаза одним беглым, сканирующим взглядом охватили зал, мгновенно зафиксировав их столик, их позы, ту самую непозволительную, очевидную близость. Он не подошел. Не кивнул. Капитан выбрал столик у дальнего окна, в глубокой тени. Заказал минеральную воду с лимоном. И сел. Один.

Эффект был мгновенным и сокрушительным. Легкая, смеющаяся, почти беспечная атмосфера за их столом сдулась, как проколотый воздушный шар. Разговоры резко стихли, стали натянутыми, тихими, вымученными. Даже неутомимый Лиам смолк. Хантер слегка отодвинулся на своем стуле, его расслабленная, раскованная поза сменилась на более собранную, формальную. Улыбка не сошла с его лица, но стала дежурной, картинной.

Ледяной Командор.Даже вне стальной кабины, без форменного кителя, он нес с собой непреодолимую стену безупречного протокола, тотальной дистанции и молчаливого осуждения. Его молчаливое присутствие было физическим напоминанием о всех границах, о всех правилах, о том, что ее манящая «легкая интрижка» – со старшим бортпроводником! – могла быть воспринята как вопиющий непрофессионализм. А непрофессионализм неминуемо вел к вопросам. Вопросы – к проверкам. Проверки – к Саше.

Мария машинально отхлебнула свой коктейль. Освежающая прохлада мяты не смогла прогнать пронзительный холодок страха, пробежавший по ее спине. Она снова увидела лицо сына на экране планшета. Услышала его беззаботный, звонкий смех. Ее золотое сердце, ее главная тайна и ее вечная боль.Капитан Дэвлин с его всевидящим, пронзительно-ледяным взглядом внезапно стал живым воплощением угрозы тому хрупкому, такому дорогому миру, который она с таким трудом выстраивала между небом и землей.

Она подняла взгляд и посмотрела на Хантера.Он наблюдал с интересом, и неподдельным недоумением. Вопрос о том, почему она снова отдалилась, позволив тени капитана встать между ними, витал в воздухе. Мария быстро, слишком быстро и неестественно, улыбнулась ему, отчаянно надеясь, что эта тревога не читается на ее лице как открытая книга.

Но она-то знала правду: зеркало души отражает не только радость полета и теплый, манящий блеск в глазах привлекательного мужчины. Оно с одинаковой ясностью отражает и глубокие, темные, скрытые ото всех воды ее собственных секретов. Хрупкие грани близости с Хантером оказались легко затуманенными этим ледяным дыханием, доносящимся со стороны окна. Между опьяняющей высотой притяжения к нему и Alamir Air и ее истинным курсом на сокрытую земную правду снова легла глубокая, зияющая трещина.

Глава 5: Дальний полет и тени досье

Абу-Даби, Комната для брифингов, Терминал 3, 04:57

Предрассветная синева медленно заливала огромные окна комнаты для брифингов, окрашивая ряды стульев в холодные, призрачные тона. Воздух вибрировал от низкого гула кондиционеров и приглушенного ропота экипажей, готовящихся к вылетам. За стеклом, на перроне, купающемся в желтом свете прожекторов, вырисовывались изящные силуэты Airbus A350-1000 – стальные птицы Alamir Air, замершие в ожидании броска через континенты. Мария Соколова сидела с идеально прямой спиной, планшет с маршрутом в Сидней лежал на коленях, а пальцы непроизвольно впивались в край сиденья. Каштановые волосы были убраны в безупречный пучок, оттенявший строгие линии ее лица, но во взгляде горел знакомый огонь – жажда неба, долгожданного ультра-лонга. Рядом, уверенно расставив ноги в безукоризненно отглаженных брюках, Хантер Маккензи изучал метеосводку, его русые волосы слегка выбивались из строгости, а сконцентрированное выражение лица напоминало хищника, выслеживающего добычу. Легкий шлейф его одеколона – древесный, с нотой морской соли – смешивался с ароматом свежемолотого кофе и бумаги.

Лиам, растрепанный и вечно невыспавшийся, с россыпью веснушек на носу, зевнул во всю ширь рта:

– Четырнадцать часов, ребят! Четырнадцать! – Он потянулся, и костяшки его пальцев тихо хрустнули. – Надо же столько времени провести с нефтяным шейхом и его пернатым громилой в бизнес-классе. София, Аиша, вы готовы к битве за тишину? Он ненавидит шум больше, чем я – ранние вылеты.

София, воплощение сдержанной элегантности, чье темное каре обрамляло лицо подобно дорогой раме, лишь слегка кивнула, не отрываясь от планшета:

– Клетка уже в грузовом отсеке, Лиам. Надеюсь, сокол оценит наши усилия по звукоизоляции выше, чем твое чувство юмора.

Аиша, поправляя безупречные стрелки на глазах, фыркнула:

– Главное, чтобы он не оценил вкус твоих ушей. Вспомни тот рейс в Эр-Рияд? Амир потом месяц с повязкой ходил.

Артур, их добродушный медведь, с улыбкой, способной растопить ледник, рассмеялся, его мощная фигура покачивалась:

– Amigos, por favor! Спокойствие! Шейх любит розовую воду и тишину. Мы дадим ему и то, и другое. Мария, – он обернулся к ней, взгляд его был отечески теплым, – ты с нами в секторе С. Хантер покажет все тонкости работы с полным экономом в длинных рейсах. Не объема бойся, а скуки!

Хантер поднял голову, и его взгляд встретился со взглядом Марии. В глубине его глаз мелькнула вспышка понимания и чего-то еще – теплого, обнадеживающего.

– Объем – это вызов, Артур, – произнес он, и его низкий, уверенный голос легко парил над шумом комнаты. – А вызовы Мария принимает лучше кого бы то ни было. – Он чуть склонился к ней, опустив голос до сокровенного шепота, от которого по коже побежали мурашки: – Ты готова к настоящему небу, стажер? К этому ультра-лонгу? – Его пальцы легко, почти невесомо коснулись ее предплечья, скользнув по рукаву униформы – мимолетное и намеренное прикосновение, полное поддержки и притяжения.

Это прикосновение оказалось сильнее предстартового волнения. Его вера в нее была осязаемой, как первый луч солнца после долгой зимы. Уголки ее губ дрогнули в улыбке – не дежурной и профессиональной, а искренней, светлой.

– Готова, Хантер.С тобой – готова на все. – После двух лет пустоты… его присутствие – словно глоток чистого воздуха на высоте.

Внезапно дверь распахнулась, и в комнату вошел Рэйф Дэвлин. Безупречный, как всегда. Темный китель подчеркивал его поджарую фигуру, четыре золотые полосы на рукавах холодно сверкали под люминесцентным светом. Его появление мгновенно переменило атмосферу. Шутки смолкли, спины выпрямились. Даже Лиам замер. Взгляд капитана – пронзительный, оценивающий – медленно скользнул по комнате, задерживаясь на каждом на мгновение, будто проверяя боевую готовность. Не говоря ни слова, он кивнул и занял место во главе стола. Его аура полного контроля и отстраненности нависла над всеми, словно грозовая туча. Ледяной Командор вступил на мостик.

* * *

На борту Airbus A350-1000 «Saker Falcon», Высота 37 000 футов над Индийским океаном

Крейсерский полет погрузил лайнер в состояние гипнотической неги. Рев двигателей превратился в ровный, убаюкивающий гул. В салоне эконома царил полумрак, большинство пассажиров спали, кутаясь в пледы под призрачным синим светом иллюминаторов. Мария бесшумно скользила по проходу, поправляя одеяла, собирая пустые стаканы. Тело помнило каждое движение, отточенное до автоматизма, но душа парила где-то высоко – четырнадцать часов в небе! Это был ее первый ультра-лонг, и он ощущался как истинное посвящение.

Хантер возник рядом так же тихо, как тень. В его руках были две термокружки с дымящимся чаем.

– Перерыв, – прошептал он, и его голос прозвучал теплым пятном в прохладе салона. Он кивнул в сторону пустых кресел для экипажа в хвосте. – Давай. Ты заслужила.

Они опустились в кресла рядом. Плечи их почти соприкасались. Хантер протянул ей кружку. Его пальцы намеренно задержались на ее пальцах – дольше, чем того требовала простая вежливость. По ее руке пробежала тёплая волна.

– Ну как твое первое большое плавание, Мэри? – спросил он, откинувшись на спинку кресла, изучая ее черты в полумраке. – Масштабы не пугают?

Мария сделала глоток горячего чая. Тепло разлилось внутри, смешиваясь с теплом его близости.

– Это… медитация, – ответила она, глядя в иллюминатор на бескрайнюю пелену облаков, серебрившихся в лунном свете. – Гул, вибрация, звезды… Чувство, будто ты – часть чего-то бесконечного. Будто время здесь течет иначе. – Она повернулась к нему: – А тебе не надоело? Столько лет… столько часов в воздухе? Ты ведь мечтал о земле. О доме.

Хантер задумался, его взгляд скользнул по ее лицу, задержался на губах, потом вновь встретился с ее глазами. Он протянул руку и кончиками пальцев, с нежностью, отодвинул выбившуюся прядь волос с ее виска. Жест был невероятно интимным, стиравшим все профессиональные границы.

– Дом – это мечта о корнях, Мария. О стабильности. – Его голос стал тише, глубже. – Но есть полеты… есть мгновения… – Он взглянул на их руки, лежавшие рядом на подлокотнике – ее мизинец почти касался его. – …которые заставляют забыть, зачем тебе эти корни. Которые заставляют желать парить вечно. Как этот «Сокол». – Он медленно, совершенно сознательно, накрыл ее руку своей. Его ладонь была теплой, сильной, с легкой шероховатостью. – Этот полет… с тобой… он из таких.

Его прикосновение… Сжигает страх, сжигает одиночество последних двух лет. Так просто… так опасно просто… позволить себе это. Она не отняла руку. Напротив, ее пальцы слегка разжались, приняв его ладонь. Их руки сплелись на подлокотнике – немой, но красноречивый договор в полумраке летящего лайнера.

Внезапность резкого звука вызова пилотов грубо вторглась в возникшую между ними близость. Хантер вздохнул, его пальцы на мгновение сжали ее, прежде чем он поднялся.

– Время кофе, – пробормотал он уже другим, рабочим тоном и направился к переговорному устройству.

Когда он вернулся, подав кофе в кокпит, мгновение уже ушло. Но напряжение между ними не исчезло. Оно витало в воздухе, словно статическое электричество перед бурей. Мария почувствовала, как румянец заливает ее щеки, и поспешно опустила взгляд.

* * *

Сидней, The Rocks Hotel, Harbour View Bar

Закат над Сиднейской бухтой был ослепительно прекрасен. Небо пылало огненными полосами оранжевого, розового и лилового, отражаясь в темнеющей воде, словно разлитая палитра безумного художника. Силуэты Оперы и моста Харбор-Бридж вырисовывались на этом фоне изящными черными кружевами. Воздух был теплым, влажным, пропитанным запахом океана, жареных морепродуктов и далеких эвкалиптовых лесов. Бар на террасе отеля гудел от голосов, смеха, звона бокалов. Экипаж «Сокола» занял большой столик у перил, с лучшим видом на водное безумие красок.

Мария сделала глоток местного горьковатого пива прямо из бутылки. Прохлада напитка была приятным контрастом теплому вечернему воздуху. Она наблюдала, как Хантер оживленно спорит с Лиамом о достоинствах австралийского регби, его руки широко жестикулировали, лицо было оживленным. Его смех – глубокий, заразительный, идущий из самой груди – был музыкой на фоне общего веселья.

София присела рядом с Марией, ее темные волосы сливались с наступающими сумерками. Она держала бокал с белым вином, внимательно изучая подругу.

– Ты сегодня сияешь, – тихо констатировала София, и на ее губах дрогнула едва заметная улыбка. – Совсем не похожа на ту строгую стажерку, что пришла к нам несколько месяцев назад. – Она кивнула в сторону Хантера. – Он делает тебя… живой. Настоящей.

Мария почувствовала, как приятное тепло разливается по груди от этих слов и от взгляда Софии. Она отпила пива, подбирая слова.

– Он… – начала она, глядя на Хантера, который что-то с жаром объяснял Артуру, – он как… попутный ветер. Сильный, надежный… несущий тебя вперед. С ним… легко дышится. Даже на высоте.

София тихо рассмеялась, и звук этот был похож на звон хрусталя.

– Попутный ветер? Милая, Хантер Маккензи – это скорее атмосферный фронт. Может вознести к невероятным высотам… – Ее взгляд стал чуть серьезнее. – …а может обрушиться с грозой и градом. Будь осторожна с этим ветром, Мария. Он дует куда захочет. Но сегодня… – Она улыбнулась с легкой грустью. – …он явно дует в твои паруса. И смотрит на тебя так, будто ты – единственный маяк в его океане. Завораживающее зрелище.

Хантер вдруг обернулся, словно почувствовав их взгляды. Он отыскал глазами Марию сквозь толпу и, извинившись перед Артуром, направился к ним. Его походка была уверенной, грациозной. В руках он нес два свежих бокала с пивом.

– Не сбегаете? – спросил он, и его голос звучал низко и тепло, предназначенным лишь для них двоих. Он поставил бокал перед Марией, его рука естественно, будто так и должно было быть, легла ей на поясницу, пальцы слегка притянули ее к себе. – Я не отпущу тебя так легко, Мария. Не сегодня. Не в таком месте.

Его близость была опьяняющей. Запах его кожи – смесь древесного одеколона и морской соли – заполнил все ее существо. Его тепло проникало сквозь тонкую ткань топа. После двух лет пустоты… это как падение в теплый океан. Она улыбнулась, ее рука сама собой легла поверх его на пояснице.

– Я и не собиралась, – прошептала она, глядя ему прямо в глаза. – Ветер сегодня слишком хорош, чтобы убегать.

Вдруг Лиам, сидевший лицом к бару, замер с бокалом у губ. Его рыжие брови поползли вверх.

– Святая Дева Мария и все небесные сонмы… – пробормотал он, не отрывая взгляда от стойки. – Это… это же наш Ледяной Командор? Или мне уже алкоголь в голову ударил?

Все, словно по команде, обернулись.

Рэйф Дэвлин стоял у высокой стойки бара. Без униформы. В темных, идеально сидящих джинсах, простой белой льняной рубашке с расстегнутым воротом и закатанными до локтей рукавами, открывавшими сильные предплечья. На левом – бледный, длинный шрам, похожий на след от ожога или глубокой царапины (от аварии? От обломков? Слухи ходили разные). Но шок вызвало не это. И не высокая, эффектная брюнетка в платье цвета охотничьего золота, стоявшая рядом, склонив голову к его плечу.