«СЫН СВОЕГО ОТЦА»

Махатма Ганди (1869–1948).

Глава 13. «Последняя страница»

Из маминого дневника:

13 сентября 1997 г. (1 год и 4 месяца)

Ходили на салют, боялся. Научился от всех закрывать глаза.

24 ноября 1997 г. (1 год и 6 месяцев)

Фотографировали, стоял подстриженный, вылезли глазные зубы. Уже почти всё понимает, что ему говорят.

17 декабря 1997 г. (1 год и 7 месяцев)

Уже не сосёт соску, бросил. Говорит: «Аня», «Люля», «Тата-Тёма», «ляля», «мама», «папа», «баба».

20 декабря 1997 г.

Научился залазить в кроватку.

Вот и всё. Эпоха моей любимой соски подошла к концу, и пусть прощание было не из лёгких, её чары больше не властны надо мной. Когда на ней образовались предательские трещины, и я, заворожённый, изучал эти знаки разрушения, родители с нежной улыбкой объясняли: «Это собачка покусала!». И в этот момент Тёма, словно улавливая вибрации своего имени, сонно приоткрывал один глаз, прислушиваясь краем уха и бросая в нашу сторону скептический взгляд. (улыбаюсь*)

С каждым днём во мне прорастали перемены, словно ростки, тянущиеся к солнцу, неумолимо превращая меня во взрослого.

В детстве речь долго не давалась мне. Вернее, не то чтобы я не разговаривал вообще, нет, я говорил, но на языке, сотканном из собственных грёз и причудливых звуков, – тайном шифре, рождённом в моей фантазии и понятном лишь мне. (улыбаюсь*)

Например: Конфеты – «каля». Мотоцикл – «тикилем». Тёма – «Тата». Солнышко – «ленечко». Супчик – «любчик». Машина – «тпруа». Мясо – «ме».

У меня, как и у любого ребёнка, был свой, неповторимый запас слов – сокровищница, которой я с упоением делился с миром. (улыбаюсь*)

Ещё мама вспоминала: «Ты, когда хотел кушать, говорил «Ням-ням». Вместо «дай» говорил «на». Ты, когда что-то просил, говорил «на», а не «дай», мы же тебе говорили «на», ты так и просил. Деда «па» называл, мы же тоже так называли, а ты слышал и себе… (улыбаюсь*)

По поводу этого мой дедушка Валерий Игнатьевич забавно написал:

«Па» – меня твой папа называл, –

Ведь это было быстро и легко, –

До трёх лет ты меня так же называл, –

«Дед» сказать ведь было нелегко…

К слову, именно Валерию Игнатьевичу, моему дедушке, я обязан избавлением от страха перед водой. Помню, как всей нашей шумной семьёй мы отправлялись на дачу, к Северскому Донцу. Я робел перед рекой, боялся даже подойти к кромке воды. Дедушка, заметив мою нерешительность, тут же решил это исправить. Он бережно взял меня за руку, и мы начали бегать вдоль берега. Это было так трогательно. (улыбаюсь*)

Шум волн и брызги, словно маленькие искры, с каждым прикосновением закаляли мою волю. Страх таял с каждой минутой и вскоре, благодаря дедушке, исчез навсегда.

Пройдут годы, и на соревнованиях по плаванию я буду занимать призовые места. И тогда мне будет трудно поверить, что когда-то речная гладь вселяла в меня такой ужас… (слегка улыбнулся*)

В моих руках мамин дневник. Он подошел к концу… Перелистываю последнюю исписанную страницу – и пустота. Холодная, безмолвная, словно прощальный вздох уходящего дня. Аж как-то грустно…

Эти строки, начертанные простой шариковой ручкой, подарили мне целый океан эмоций! Открыли целый мир…

Моя мама – пример того, как нужно бережно следить за взрослением своих детей. Каждый шаг, каждый мой вздох, каждое движение, каждую победу мама с трепетом записывала в свой блокнот. Она была моим личным летописцем… И теперь, спустя много лет, я прочитал историю своего рождения и раннего детства…

Не каждому ребёнку дано счастье ощущать на себе столь пристальный, трепетный взгляд родителей, бережно вписывающих каждый его шаг в летопись семьи…

И, видимо, сама судьба уготовила мне когда-нибудь рассказать эту историю! Ведь она начала писаться, зреть ещё задолго до того, как я научился говорить, писать, ходить… (улыбаюсь*)

На последних, исписанных маминой рукой страницах дневника, словно застывшие во времени, отпечатаны контуры моих ладошек. Это очень мило. Уголки моих губ невольно растягиваются в улыбке. Мама бережно обводила мои маленькие ручки, запечатлевая мгновения детства на белоснежных листах. Рядом аккуратным почерком выведено: «1 год 7 месяцев 8 дней (5 декабря 1997 года)».

Эта тетрадь покоилась в синей миниатюрной коробочке на шифоньере. В безмолвном одиночестве, окутанная пылью, она терпеливо ждала своего часа…

В этой самой синей коробочке, помимо дневника, хранились мои первые неумелые рисунки и локон детских волос. Мама, словно сокровище, бережно завернула их в бумагу, оберегая от времени долгих двадцать лет, чтобы однажды я смог прикоснуться к этим воспоминаниям…

Мы с супругой, затаив дыхание, осторожно касались этих светлых, почти невесомых прядей. Время не тронуло их, они остались такими же, как и в день, когда были срезаны.

Едва уловимый скрип шелковистых волос отзывался в сердце необъяснимым чувством… Чувством, которое сложно выразить словами. Наверное, это и есть любовь! И я безмерно счастлив осознавать, что был желанным и любимым самыми дорогими и бесценными людьми на свете!

Запечатлевая в снимках трепетные моменты взросления детей, фиксируя их первые лепеты и робкие шаги, триумфы и неудачи, бережно собирая наивные рисунки и трогательные поделки, – мы сохраняем самое ценное – их любовь…

Ведь как же радостно будет нашим детям спустя годы, подобно мне, отыскать эту заветную синюю коробочку и погрузиться в чтение собственной истории…

И ощутить всем сердцем, как они любимы…

Как безгранично мы их любим… И как трепетно храним летопись их детства, написанную нашей любящей рукой! (улыбаюсь*)

Вот мы и прощаемся с маминым дневником. Мы его пролистали.

Теперь я буду опираться на собственные воспоминания. Ведь всё, что будет дальше, я помню хорошо…

И вот момент, врезавшийся в память навсегда…

Мы садимся в машину, отправляясь на дачу. Тёму оставляем дома за главного. Но не успеваем отъехать и нескольких сотен метров, как, оглушив окрестности радостным и одновременно тревожным лаем, он, вырвавшись на свободу, выскакивает на улицу!

И, замирая на мгновение, бросает взгляд вдаль… Туда, где, словно мираж под ослепительными лучами солнца, уплывает наш автомобиль. И, не раздумывая ни секунды, Тёма бросается в погоню!

Прямо по дороге, лавируя между сигналящими машинами, он изо всех сил пытается нас догнать. Мы видим, как он бежит. Бежит долго, упрямо… Демонстрируя нечеловеческую силу духа и безграничную преданность.

Я навсегда запомнил этот миг, когда, развернувшись на заднем сиденье, с болью и большим страхом наблюдал, как он, рискуя своей жизнью, бежал за нами…

Там бежал мой Тата… Мой Тата…

Мой верный друг, четвероногий братик, хранитель самого хрупкого уголка моего сердца…

Даже сейчас, когда годы пролетели, и воспоминания всплывают из глубин сознания, трудно совладать с дрожью нахлынувших эмоций. Что уж говорить о том далёком дне, когда я был всего лишь ребёнком, и мир в одночасье остановился, а сердце сковало словно льдом…

Наш верный друг… Он бежал, не отрывая взгляда, словно ища спасения в моей душе, пронзая её тоской.

Чувства, переполнявшие меня в тот момент, невозможно облечь в слова. Это была душевная, щемящая боль, словно кинжал медленно впивался в самое сердце, оставляя за собой лишь пустоту.

Тёма не видел никого и ничего вокруг, лишь цель – нас!

От самого дома на улице МОПРа он бежал за нами по улице Соссюра почти до самой семнадцатой школы, с отчаянной надеждой всё-таки когда-нибудь нас догнать…

Да, он видел лишь цель – тающий силуэт, и, рискуя всем, стремился настичь его. А силуэт всё таял, ускользал, словно зимний снег под весенним солнцем. И вскоре совсем исчез где-то в далёкой дымке, оставив позади лишь преданность и беззаветную верность, заставляя остановиться.

А карие глаза ещё долго смотрели вслед, в ту манящую даль, не понимая, почему его не взяли с собой. И сердце по ночам сжималось от накатывающей тоски, завывая волчьей песней в ночной тиши.

Эх, если бы лучшие друзья человека могли постичь, как часто их безграничная преданность расточается на тех, кто её вовсе не достоин…

Сейчас, когда воспоминания об этих душераздирающих событиях вновь оживают, к горлу подступает ком. Мой отец, вспоминая те дни, с горечью скажет: «Это было большим предательством».

Да, с этим тяжело не согласиться.

Но оставляли, потому что время было лихое. Эпоха, испытывавшая на прочность не только сталь, но и самые сокровенные уголки души. Каждый выживал в этой беспощадной буре перемен, отчаянно цепляясь за ускользающую нить надежды.

Девяностые клонились к закату, но мрак не спешил рассеиваться. Покидать родной очаг, особенно надолго, стало равносильно игре с огнём. Взломы и кражи превратились в зловещую рутину. Дома манили воров, словно беззащитные фрегаты под алыми парусами, в трюмах которых им грезились сундуки, полные несметных сокровищ.

Именно поэтому мы и оставляли Тёму дома. Он, конечно, в глубине своей собачьей души всё понимал. В его преданных глазах читалась мудрость, достойная не одной человеческой жизни. Ведь он был далеко не глупый пёс.

Понимая, что погоня бессмысленна, что нас ему уже не настичь, он сходил с проезжей части на трамвайные пути и долго смотрел в туманную даль, где мы растаяли, словно дым. Провожал взглядом, безмолвно желая счастливого пути… И, казалось, будь он способен на слёзы, одна горькая слеза скатилась бы по щеке…

Душа его, безусловно, бурлила…

Боль… Печаль… И ворох собственных терпких обид…

Но он был Тёма! И этим было сказано всё.

Словно очнувшись, он резко брал себя в руки, глубоко вдохнув утренний воздух и, развернувшись, гордо бежал обратно по трамвайным рельсам домой.

Дом ждал его защиты.

Ведь каждый в этом мире должен делать то, что у него получается лучше всего. Заниматься тем, в чём он неповторим. Быть там, где его место…

И это он знал не просто как факт, а как истину, высеченную в камне его души.

И всё же, каковы бы ни были законы жизни, в глубине души он так жаждал разделить с нами эти счастливые мгновения! Мечтал, чтобы вся наша дружная семья была вместе…

Даже когда боль разрывает на части, животные не проливают слёз.

Они продолжают верить, что, оставив их на произвол судьбы, хозяева непременно вернутся. Они убеждены, что удар, нанесённый в порыве гнева, или забытый корм – это не со зла, а лишь мимолётное помрачение, вызванное дурным настроением или слишком важными телепередачами.

Да, Тёма тоже никогда не плакал. Даже когда было очень больно…

Но в отличие от своих побратимов, он умел улыбаться! (улыбаюсь*)

Да-да, стоило нам переступить порог дома, как Тёма уже был тут как тут. Наши улыбки – и в ответ его хвост, словно обезумевший маятник, отбивал ритм безудержной радости. Он всегда был рад нам, так было всегда! (улыбаюсь*)

Ведь, в отличие от людей, в собачьем сердце не бывает места для плохого настроения. Они – вечные солнца, согревающие нас своим душевным теплом.

И вот однажды мы заметили странность: встречая нас, Тёма почему-то оскаливал зубы. Сначала это казалось непонятным – зачем он, подбегая, демонстрирует нам свои клыки? Но вскоре всё встало на свои места: видя наши улыбки, он пытался ответить тем же! (улыбаюсь*)

Вспоминая, моя мама скажет: «Тёма одной стороной улыбался – так классно!»

Это всё было очень трогательно. Даже несмотря на то, что голливудская улыбка давалась ему, конечно, не легко. (улыбаюсь*)

Наверняка, в те счастливые моменты его терзал вопрос: «Ради чего они скалят на меня зубы? Зачем? Неужели это необходимо?..» Но, словно смиряясь с неизбежным, он будто бормотал про себя: «Что ж, видно, такова игра… Тогда и я буду показывать им свои клыки!» (улыбаюсь*)

Тёме, как и всякой душе в этом мире, хотелось любви, в пикантной ипостаси этого чувства, но судьба не была к нему благосклонна. (улыбаюсь*)

Да-да, ну что тут говорить, то зов природы!

Всё сущее неустанно стремится к этому. Именно она – любовь – и есть тот невидимый двигатель, что толкает мир вперёд. Любовь – краеугольный камень нашего бытия.

Вот и наш Тёма, ах, как истомился в грёзах о ней! Дни и ночи влачил он в беспокойном ожидании. (улыбаюсь*)

Воля к победе в нём клокотала неистово! Да только вот беда – коротковаты лапы…

В амурных делах его преследовал лёгкий, но досадный дискомфорт.

Ибо он – невелик, а окрест него вышагивают статные дамы… Покорить их – задача не из лёгких. Тут одной лишь галантностью не обойтись, нужны дерзость, напор и время. (улыбаюсь*)

Вот почему он исчезал неделями напролёт. И лишь когда добывал то, чего жаждали его сердце и душа, довольный, с тайной улыбкой и смертельно уставший, возвращался домой, где мы его ждали с горячими объятиями. (улыбнулся*)

Тёма, как истинный охотник, не представлял жизни без будоражащих кровь приключений и яростных битв. В его глазах всегда горел огонь азарта, и он никогда не упускал возможности дать волю своему дерзкому, неукротимому нраву.

Тёма чувствовал себя большим авторитетом. Выходя на улицу, всем своим видом он показывал, что хозяин здесь – он. На любой чужой улице он был как у себя дома. И можно лишь представить, как он чувствовал себя на своей улице: упаси боже кому-то вторгнуться на его территорию! Любого ждала неминуемая участь – испытать на себе всю мощь его бесстрашной ярости!

И вот – очередная попытка вторжения железных чудовищ! Громогласно рыча, они подступали всё ближе. И бесстрашному рыцарю не оставалось иного выбора, кроме как ринуться в бой. Один, такой маленький, против таких огромных и, на первый взгляд, непобедимых…

Да, Тёма с яростным лаем гонялся за машинами, неистово бросаясь на колёса, словно безумный Дон Кихот, атакующий ветряные мельницы, видя в них злобных великанов. (улыбаюсь*)

И однажды этот неравный бой, который он вёл с маниакальным упорством, чуть не стал для нашего добродушного, но чудаковатого Дон Кихота последней страницей в его безумной, но храброй истории…

Когда вечерняя мгла, словно бархатный занавес, медленно опускалась на город и на нашу тихую улицу, разыгралась драма, едва не стоившая жизни нашему любимцу.

В очередной раз, бесстрашно бросаясь в бой на железного исполина, наш маленький рыцарь угодил в его стальные объятия, и безжалостные лапы машины похитили его в свою утробу…

Прямо здесь, у нашего дома, на наших глазах разыгралась трагедия: Тёма угодил под колёса машины. Удар, глухой и страшный, швырнул его на асфальт, поволок, словно тряпичную куклу, до самого перекрёстка. Казалось, он зацепился за адское брюхо чудовища. И в тот же миг улица взорвалась нечеловеческим воем, полным такой нестерпимой, первобытной боли, что кровь застыла в жилах!

Я очень хорошо запомнил этот трагический момент, но не помню подробностей. Лишь помню, как Тёме было больно…

После аварии он долго и мучительно болел. С головы до лап, он был обмотан бинтами, словно мумия. Лечение было долгим и тяжёлым. Раны гноились, причиняя нестерпимый зуд, от которого он сходил с ума, раздирая их снова и снова. А летний зной лишь усиливал неприятный запах и замедлял заживление гнойных ран.

Но моя мама… творила чудеса!

Как я уже говорил, у неё был дар возвращать к жизни даже самых безнадёжных.

И Тёма выздоровел!

Но эта схватка, едва не стоившая ему жизни, оставила неизгладимый след. Жестокий урок, усвоенный где-то в самой глубине его собачьей души, безусловно, немного притупил блеск его воинственного клинка, добавив толику мудрости в его горячее сердце. Отныне он знал: не стоит безрассудно обнажать свою шпагу, если того не требует острая необходимость…

Ведь цена безрассудства порой непомерно высока.

Глава 14. «Детский сад»

Неумолимый бег времени, словно тихий шёпот песка сквозь пальцы, отсчитал последние мгновения домашнего тепла. И вот, словно робкому птенцу, мне пришло время покинуть уютное гнездо и отправиться навстречу новым открытиям в шумный мир детского сада. Именно с этого порога, словно с первой ступени лестницы, ведущей в неведомое, всё и началось…

Мой отец видел и понимал, что в садике мне будет тяжело. Но моя мама, с материнской прозорливостью, убедила его, что для меня будет лучше, если всё-таки я туда пойду, ведь это необходимое погружение в мир, полный новых лиц и впечатлений.

– Там детки! Там общение! – говорила моя мама.

Родители рассказывали, что мои первые шаги в этом новом мире были сделаны ещё в яслях, когда я был настолько мал, что едва лепетал. Но те дни стёрлись из памяти. Зато я отчётливо помню себя чуть повзрослевшим, и именно эти воспоминания станут отправной точкой моего рассказа…

Перешагнув порог детского сада, я сделал свой первый робкий шаг навстречу жизни. И она не встретила меня с распростёртыми объятиями. Скорее наоборот, ощутилось в ней некое равнодушие, отстранённость, словно я был незваным гостем на чужом празднике.

Первые дни в садике были для меня настоящим испытанием…

Да что там дни, целые месяцы казались нескончаемой пыткой. Мне там было невыносимо тяжело. Я был словно маленький росток, затерянный в шумном поле, не общительный, скованный, зажатый в тиски собственных страхов. Вокруг меня кипела жизнь: дети беззаботно играли, улыбались, заливались смехом. Я же, словно тень, старался держаться в стороне от этого праздника жизни.

Молчание рождало в моей голове целый мир мыслей и рассуждений. Но вместе с тем оно множило страхи и тревоги, укореняя в душе зажатость, стеснительность и неуверенность.

Общение с другими детьми казалось непосильной задачей. Я чувствовал себя чужаком, выброшенным на незнакомую планету. Но постепенно, шаг за шагом, я учился приспосабливаться к новым условиям… хотя это и давалось мне с огромным трудом.

День за днём, словно капля за каплей, я вливался в детский коллектив. И вот, спустя время, у меня появились первые друзья. Особенно крепкая дружба связала меня с мальчиком, которого, как и меня, звали Сашей.

Мы были связаны невидимой нитью, понимали друг друга с полувзгляда, словно читали мысли. Наше общение было пропитано солнечным светом, улыбки не сходили с лиц, а смех звенел, как колокольчик. Каждый миг, проведённый вместе, превращался в маленькое приключение, а дружба крепла, словно старое дерево, пускающее корни всё глубже и глубже в землю.

Отец колко, шутя, называл нас зайчиками. Особенно прозвище «зайчик» относилось к Саше – моему другу.

При встрече мы, словно маленькие зверьки, подпрыгивали от восторга, наши сердца переполнялись радостью, а глаза искрились счастьем. (улыбаюсь*)

В наших глазах отражалась чистота и искренность, свойственная только детской дружбе. Дружбе между двумя малышами, познающими мир в стенах детского сада.

И эта дружба была подобна кристально чистому источнику, в котором нет места лжи и притворству. Именно поэтому я считаю детскую дружбу самой доброй и сильной, ведь она рождается из самой истины.

Такая же крепкая дружба завязалась у меня ещё с одним человеком, который стал для меня тем самым спасательным кругом среди бушующего океана…

Этого друга звали Лиза. Эта жизнерадостная и энергичная девочка стала для меня не просто подругой, а настоящей опорой и поддержкой. Она учила меня свободе, показывая пример своей непринуждённостью. Помню, как, несмотря на совсем малый возраст, она легко и смело, без родительской руки, входила в магазины, увлекая меня за собой. Я же, напротив, был скован и застенчив и в одиночку никогда бы не решился на такую «авантюру».

Общение с людьми никогда не давалось мне легко.

Возможно, именно поэтому я и стал писателем, чтобы найти слова, которые зазвучат громче молчания…

Один зимний день, канун Нового года, врезался в память особенно ярко…

На праздничном мероприятии я потерялся в море детских лиц, и казалось, до центра торжества не добраться. Но Лиза, словно маленький вихрь, мгновенно оценила ситуацию. Схватив меня за руку, она решительно потянула за собой, лавируя сквозь плотную толпу.

Не прошло и нескольких минут, как мы, сияющие от восторга, стояли уже у самой новогодней ёлки, прямо перед Дедом Морозом. (улыбаюсь*)

Наши семьи часто собирались вместе. Мы ходили друг к другу в гости, играли в футбол до упаду, катались на санках. Отец был счастлив, глядя на наши искренние детские улыбки. Он делал всё, чтобы укрепить нашу дружбу, придумывал новые игры, уделяя нам своё время.

Я не помню, чтобы кто-то из других родителей выходил играть со своими детьми в футбол…

В отличие от многих родителей, мой отец обладал удивительным даром: он умел превращать самые обыкновенные дни в маленькие сокровища, отблески которых и по сей день согревают моё сердце…

Каждый такой день становился маленьким, но ярким пазлом в огромной картине под названием «счастливое детство!» (улыбаюсь*)

Говорят, между мужчиной и женщиной дружбы быть не может… Что ж, не знаю, как на счёт мужчин и женщин, но в том, что между мальчиком и девочкой дружба может быть, и она может быть крепкой, в этом я ни капли не сомневаюсь, ведь убедился в этом лично.

Вместе с друзьями появились и первые враги.

А где враги – там и битвы!

И мне выпало счастье пройти через эти бои…

Ведь как можно стать мужчиной, не побывав в бою! (улыбаюсь*)

И мама оказалась пророчески права, наставляя меня идти в сад, дабы научиться общению, отточить речь и обрести друзей. Он стал для меня подлинной школой жизни, не пройдя которую, сложно даже вообразить, как сложилась бы моя судьба.

Этот садик стал необходимостью, преодолев которую, я почувствовал себя сильнее! Он сделал меня взрослее.

И всё же, несмотря на мамину прозорливость, становится жутко при одной мысли о том, что могло бы случиться, не прояви отец ту решительность в тот миг…

Поэтому моя благодарность безмерна и маме, и папе. Каждый из них вложил неоценимый вклад в моё будущее!

Ведь крепкая семья обретает свою силу тогда, когда каждый из родителей делает всё возможное, вовремя подхватывая своего птенца, чтобы тот, не дай Бог, не оступился и не разбился…

И в то же время, давая ребёнку волю почувствовать свои растущие крылья, ведь невозможно всю жизнь оберегать птенца от стужи и метелей, от зноя и морозов, от боли и падений… Ему всё равно предстоит лететь.

И вот передо мной развернулась череда серьёзных испытаний. Уверен, каждый из нас сталкивался с подобным – когда на жизненном горизонте возникает первый враг, чья тень навсегда остаётся в памяти…

Речь пойдёт именно о моём первом недруге, и сейчас нам с тобой представится возможность стать свидетелями его деяний…

Вот мой детский сад, куда я совсем недавно начал ходить. Слева, словно сказочные домики, примостились павильоны, где девочки, увлечённые игрой, перевоплощаются в заботливых мам. Чуть поодаль – яркая детская площадка: песочница, где рождаются замки и крепости, взлетающие в небо качели, весёлая карусель и уютные скамеечки с маленькими столиками.

Справа возвышается само здание садика, словно добрый великан, охраняющий своих подопечных. Вся территория окружена ажурным железным забором, сквозь который, как в волшебной рамке, открывается дивный вид.

Подойдя к нему, взору предстаёт очаровательная картина… Всюду снуют маленькие человечки, каждый увлечён своим собственным важным делом. Кажется, будто всё вокруг пронизано радостью и счастьем.

Среди всех выделяется один мальчик – словно чернильное пятно на светлом полотне. Тот самый, что миг назад вырвал куклу из рук девочки, оставив в воздухе лишь эхо обиженного всхлипа!

Теперь он приближается к песочнице, где двое мальчишек увлечённо строят свой мир из песка и фантазий. Нетрудно предугадать, что сейчас произойдёт…

И вот, спустя несколько мгновений, вероломство, подобно хищной птице, расправляет крылья над безмятежной картиной, сжимая в когтях власть и подчинение!