Полная версия
«СЫН СВОЕГО ОТЦА»
Глава 10. «Мои первые шажки»
Жизнь неумолима в своей поступи – она взывает к подъёму, заставляет подниматься!
Каждый из нас прошёл сквозь горнило тех самых этапов, о которых пойдёт речь. Этапы эти, на первый взгляд, просты… Вернее, кажутся простыми сейчас, с высоты прожитых лет. Но когда мы плыли в безбрежном океане детства, они были великими, непомерно тяжкими испытаниями!
Первые шаги, первые бастионы, взятые нами на пути познания мира – те рубежи, которые мы все с вами давно преодолели, и которые утонули в дымке далёких воспоминаний…
Они погребены под толщей прожитых лет, почти стёрлись из памяти. Но как же они важны! Ведь это не только наши первые шаги, но и первые робкие звуки, складывающиеся в слова, в этом новом, неизведанном мире.
Ибо всё начинается с малого, с едва уловимого. Всё великое произрастает из мельчайших зёрен.
Каждый из нас поднимался. Сама природа, словно заботливая мать, шептала: «Нужно вставать!»
И мы, повинуясь её тихому призыву, начинали неуклонное движение к своей заветной цели, день за днём сокращая разделяющее нас расстояние.
Стремился к ней, конечно, и я! (слегка улыбнулся*)
Сначала робко, словно слепой котёнок, ладошками ощупывал мир, боясь спугнуть его тишину. Потом, как неуверенный жеребёнок, впервые вставший на дрожащие ноги, покачиваясь, поднимался на четвереньки. А освоив и эту премудрость, упрямо тренировался сидеть, гордый своим маленьким достижением, озаряя всё вокруг лучезарной улыбкой, словно спрашивая сам у себя: «Видят ли мои родные люди мои победы?»
Да, конечно, видят!
Мои родные и любимые люди всегда были рядом со мной, они были моим незримым оберегом, разделяя со мной не только каждую победу, но и горечь падений, поражений. В моменты отчаяния их слова утешения звучали тихим шёпотом, а заботливые тёплые руки вытирали мои горькие слёзы. Они поддерживали меня и верили, что у меня всё получится!
Всё происходит не вдруг, не по мановению волшебной палочки. Никто не начинает бегать, едва научившись стоять на ногах, и никто не рождается с чемпионским кубком в руках. Победы – это плод упорного труда, капля за каплей, год за годом вытачивающего мастерство.
Мир открывается нам постепенно, словно бутон, распускающийся под первыми лучами солнца. Медленно, бережно, шаг за шагом, день за днём. Ведь этот мир нам в детстве ещё совсем незнаком.
В каждом из нас живёт исследователь, первооткрыватель. Мы тянемся к неизведанному, пробуем на вкус, осязаем, вдыхаем аромат, изучаем, наблюдаем и удивляемся каждому новому явлению. Нам любопытно посмотреть, что там внутри…
Любопытство – двигатель прогресса, искра, разжигающая пламя познания!
Конечно, и я не был исключением. Подобные этапы проходил и я. И каждый мой шаг, каждое робкое открытие, каждая значимая дата, каждая ускользающая цифра, каждое первое, пусть и крохотное, достижение – всё это с трепетом и любовью фиксировала моя мама в своём дневнике – летописи моего взросления.
Пройдут годы, я стану взрослым, мне исполнится двадцать один год, и я найду их. Рукописи, мирно покоившиеся все эти долгие годы на шифоньере в тихой комнате. Там, в пыли времени и сжимающей темноте, они дождутся света и с робкой надеждой встрепенутся от прикосновения моих глаз, читающих их с трепетом и восхищением.
Я буду бережно переворачивать пожелтевшие страницы и, слово за словом, погружаться в туманную дымку самого раннего детства, которое я ни как не могу помнить.
Но благодаря любящим строкам моей мамы, я смогу прикоснуться к первым дням после рождения, к этим трогательным, ускользающим мгновениям…
Я безмерно благодарен своей маме за этот дневник, который станет бесценным сокровищем, нитью, связующей меня с истоками моей истории!
Этот дневник станет нашим верным помощником, хранителем ускользающих воспоминаний, к которому мы будем обращаться за уточнением каждой детали моего раннего детства.
И, конечно, я преисполнен благодарности к моему уважаемому дедушке, Валерию Игнатьевичу. Его стихотворения стали бесценным вкладом в эту летопись моих воспоминаний.
Валерий Игнатьевич, словно небесный картограф, с любовью рассыпал созвездия стихов над родными и близкими, друзьями и знакомыми. Ни один мой день рождения не ускользнул от его поэтической звезды, каждый раз озаряя праздник искрой неповторимого шедевра. В строках его произведений, словно в волшебном зеркале, отразилось моё трепетное детство, запечатлелся мой характер, увековечились мои достижения!
Именно к этим сокровенным источникам я и обращусь за помощью, чтобы восстановить ускользающую цепочку событий давно прошедших дней.
И сейчас, не теряя ни секунды драгоценного времени, мы погрузимся в этот калейдоскоп разрозненных фрагментов, чтобы, словно искусные мозаичисты, воссоздать из них цельную и лучезарную картину!
Записи из маминого дневника:
22 октября.
Были в больнице на уколе и делали капельки.
Вес – 7 кг, рост – 67 см.
Отец об этих уколах и капельках ничего не знал. Все его мысли были заняты одним – как прокормить семью. В больницу всегда ходил я с мамой, и все эти вопросы решала именно она. Как потом отец скажет: «Если бы я о них знал, я бы никогда не согласился, чтобы тебе их делали!»
Как я уже говорил, каждому из нас стоит прислушиваться к еле слышному шёпоту сердца, к тому внутреннему голосу, что, словно нить Ариадны, ведёт сквозь лабиринт сомнений. Моя мама, повинуясь велению материнского сердца, поступала так, как чувствовала, во имя моего блага, моего здоровья. И я вырос здоровым, что является самым красноречивым подтверждением правильности принятых ею решений.
И я склонен так думать, даже несмотря на то, что с годами всё больше убеждаюсь: и без этого я бы прожил ту же, обычную жизнь. Ибо я категорически против любого, пусть и благонамеренного, вмешательства в хрупкую гармонию организма.
31 октября.
Начал ползать, подпрыгивает и ползёт, ещё раскачивается.
20 ноября. (7 месяцев 24 дня)
Ходили в больницу. Весит 7,700 кг. Сидит, ползает во всю. Стоит на коленках.
23 ноября.
Начал подниматься на ноги. Ходит по кроватке, губами чмокает.
29 ноября.
Говорит что-то наподобие; «ба-ба-ба» и «дай-дай-дай».
9 декабря. (8 месяцев 12 дней)
Перестал говорить. Ходили в больницу, весит 8,150.
26 декабря.
Вылез один зуб, рассказывает что-то, сидит на коленках.
2 января 1997 года (9 месяцев)
Играет на детском пианино, сильно злится.
15 января.
Пытается стоять не держась, отойдёт и стоит немного, бывает переходит без рук.
Мои первые шажки… Неуверенные, робкие, словно касание крыла бабочки. Мир передо мной распахнулся, полный ярких красок и манящих звуков. Каждая травинка, каждый солнечный зайчик казались чудом, достойным самого пристального внимания. Земля, до этого лишь смутно ощущаемая сквозь пелёнки и руки матери, вдруг стала твёрдой и надёжной опорой. И в каждом этом шаге, пусть и шатком, заключалась целая вселенная открытий, восторга и безграничного стремления вперёд!
Что ж, продолжая следовать по следам нашей истории, нельзя не сказать о моём характере. Я был хоть и совсем маленький, но характер у меня был, как у взрослого. Я практически никогда не капризничал просто так, не звал на помощь без острой необходимости. Старался сам находить выход из любой ситуации. Этот факт не раз был подтверждён моими родителями и родственниками.
Кажется, отголоски сурового заточения в материнской утробе навсегда отпечатались на моём характере. Долгое, одинокое сражение за выживание, где помощи ждать было неоткуда, закалило меня.
Я не был из тех детей, кто сразу начинал плакать.
Наверное, все мои слёзы остались в роддоме, пролитые в те дни, когда меня оторвали от мамы, обрекая на томительные дни без этого всеобъемлющего, живительного материнского тепла…
Мне нравилось, когда меня качали. Наверное, как и всем младенцам, в этих ритмичных движениях находилось какое-то умиротворение. Словно в колыбели волн, веки тяжелели, и сон приходил – глубокий, безмятежный, как летнее небо. Но родители, погружённые в заботы, тонули в водовороте работы, и я, маленький, не решался отвлекать и тревожить их.
Родители были не раз свидетелями того, как с соской во рту я, словно маленький маятник, раскачивал свою кроватку, а затем вновь опускался на подушку. Если же сон в гости не спешил, то спецоперация повторялась до тех пор, пока он, наконец, не забирал меня в свои объятия…
Эти трогательные мгновения запечатлелись в памяти моих родителей, бабушек и дедушек, став драгоценными жемчужинами семейных воспоминаний. Они ещё не раз будут всплывать в разговорах, когда я стану взрослым, вызывая у меня и у всех слушающих тёплую ностальгическую улыбку. (улыбаюсь*)
Мой дедушка Валерий Игнатьевич писал:
«Жизнь нашу сложную внук понял сразу,
И на судьбу он не роптал ни разу, –
Всегда в кроватке сам себя качал
И без толку ни разу не кричал».
(Четверостишие из стихотворения; «Годовщине моего первого внука Александра Александровича Доли»).
В нашей семейной летописи были и страницы, написанные тушью скорби, и главы, сияющие золотом радости. Взлёты сменялись падениями, словно приливы и отливы в бушующем море жизни, как, наверное, и случается в каждой семье, плывущей по его волнам.
Времена были суровые, словно выкованные из стали. Не жили, а скорее, цеплялись за жизнь, как ростки за каменистую почву.
Когда мои родители вместе со мной только переехали на улицу МОПРа, денег не было, на последние деньги купили холодильник, ставший символом надежды в этом царстве нужды.
Так тяжко было вначале, но постепенно становилось легче. А вскоре жизнь и вовсе преобразилась.
В то время, когда многие перестали праздновать дни рождения, отмечая чисто символически, наш дом всегда был полон родственниками и друзьями.
Родители занимались предпринимательством – небольшим, но стремительно растущим бизнесом. Именно это дело и давало нам средства к существованию.
Весь сарай был завален ящиками, банками, мешками, всевозможными товарами, этикетками и упаковками. Работы было невпроворот, и родители трудились от зари до заката.
Когда последний луч солнца таял где-то за горизонтом, уставшие родители выходили со мной подышать свежим воздухом. Я, с любопытством выглядывая из коляски, зачарованно следил за ослепительными фарами проезжающих машин. Родители хорошо запомнили, как сильно меня манили эти яркие огни, как я не мог устоять перед их притяжением. (улыбаюсь*)
Как поведал мамин дневник, в семь месяцев я уже поднимался на ножки, вышагивал по периметру кроватки и посылал миру воздушные поцелуи. (улыбаюсь*)
Что ж, мои самые первые, робкие шаги в этом мире сделаны. Пусть пока неуверенные и нетвёрдые, но это только начало пути. Совсем немного времени пройдёт, и я буду крепко стоять на ногах, с уверенностью глядя вперёд, в светлое будущее!
И этот важный шаг я совершу уже в десять месяцев, когда, отпустив родительскую руку, смело пойду навстречу неизведанному.
Запись из маминого дневника:
18 февраля (10 месяцев). Саша ходит без рук.
2 марта (11 месяцев). Сашенька ходит сам во всю!
Как только я немного окреп и почувствовал под ногами зыбкую твердь земли, отец сразу же начал брать меня с собой в город по делам.
У отца была белая «шестёрка», приобретённая им в двадцать лет, в бурные девяностые, на честно заработанные деньги. В те времена заработать на автомобиль было совсем не просто, а законно – и вовсе почти непосильно.
Можно только представить, какая зависть и злоба снедали души некоторых местных авторитетов, когда они видели эту машину. Большинство из них занимались грязными делами, добывая деньги силой и беспощадной жестокостью. Такое было время. Время, диктовавшее свои волчьи законы, по которым приходилось не жить, а выживать… И каждый выживал как мог.
Мой отец, хоть и не сразу, но сумел перестроиться, сменить криминальный путь. Ему хватило прозорливости сделать это вовремя, избежав печальной участи друзей и знакомых, кто, несмотря на юный возраст, не единожды успеет побывать в местах не столь отдалённых…
Отец был полон предпринимательской жилки и целеустремлённости. Он решил всецело посвятить себя предпринимательству, изо дня в день оттачивая ум и навыки дельца. Путь был тернист. Не раз он оказывался в долгах, порой отчаяние шептало о том, чтобы всё бросить. Но он не сдавался и потому в конце концов смог в молодые годы позволить себе машину. На всём квартале автомобили были у единиц, ведь времена были лихие. Во многих семьях не хватало денег даже на хлеб, не говоря уже о какой-то роскоши.
Кстати, когда мы переехали на улицу МОПРа, даже соседка полагала, что с покупкой автомобиля помог Валерий Игнатьевич, занимавший высокий пост на заводе «ОР» и обладавший серьёзными связями.
Так вот, отец ставил меня между креслами, и я, маленький, с соской во рту, чмокая её, увлечённо, зачарованно, с детским любопытством вглядывался в дорогу, рассматривая машины, прохожих, деревья, светофоры – всё это проплывало мимо калейдоскопом впечатлений.
Это было трогательно до глубины души!
Я ведь это всё видел впервые. Для меня этот мир был загадочным, и всё очень удивляло. Поэтому мои широко распахнутые, удивлённые и зачарованные глаза, эта соска во рту – всё вместе было очень мило и вызывало улыбку. Я ведь такой серьёзный, я изучаю этот мир… (улыбаюсь*)
Позже, вспоминая те моменты, отец улыбаясь говорил: «Ты был невероятно сосредоточен! Серьёзный, как капитан дальнего плавания. Чмокал соску и внимательно осматривал окрестности, ни тени улыбки на лице!»
Я цепко держался за сиденья, напрягая каждый мускул своего маленького тела. Это было уже не просто удержание равновесия, а целый акробатический этюд, приправленный острыми ощущениями – захватывающий аттракцион, от которого перехватывало дыхание!
– Оп! Ё-моё… Сыночек, держись, держись крепче! – улыбался папа.
Просто машина взбрыкнула, словно норовистый конь, резко затормозив на светофоре, и я, не удержавшись, кубарем покатился на заднее сиденье. (улыбаюсь*)
Но ничего, я уже снова на ногах, мои маленькие ручонки железной хваткой вцепились в передние сиденья. Всё в порядке! Я готов к новым приключениям!
Ух, сколько же всего нового и интересного, целое море эмоций! И «чмок, чмок, чмок!» – моя верная соска не покидает меня. (улыбаюсь*)
Эта картина была наполнена какой-то особенной, трогательной красотой. Папа смотрел на меня и улыбался. Папа был счастлив!
Наша машина плавно скользила по краю дороги, неспешно, словно боясь спугнуть тишину. Я был в полной безопасности. Рядом – мой отец, мой лучший друг! Мы с ним – друзья не разлей вода.
И конечно, мои поездки с отцом были отличным щитом от вездесущих гаишников, этих неутомимых ловцов, не упускавших случая остановить машину и выжать из водителя хоть что-нибудь. Отцу же лишние проблемы были ни к чему. В машине почти всегда был какой-то товар, и перспектива беспрепятственной поездки была гораздо привлекательнее, чем утомительные объяснения.
Эти люди с полосатыми жезлами стали настоящей головной болью для отца. Каждая их встреча была как предвестник бури, как зловещее предупреждение: «Впереди опасность!»
Так что наши поездки были не только приятным времяпровождением, но и полезной конспирацией. Ведь детские глаза и искренняя улыбка способны растопить самое суровое сердце и усмирить даже самого придирчивого инспектора. (слегка улыбнулся*)
Записи из маминого дневника:
13 марта 1997 г.
Сашенька залазит на кроватку ногами, а руками цепляется за верх.
10 апреля 1997 г.
Сашенька подойдёт, укусит и уходит. Ещё дует, и получается свистеть. Любит танцевать и петь. Получается слазить с дивана.
13 апреля 1997 г.
Научился возить машинку за верёвку и бросать мяч.
Через несколько недель мне исполнится годик.
Целый год остаётся позади, словно мимолетное дуновение ветра, оставившее за собой шлейф из тысяч улыбок, россыпь новых навыков и первых, робких побед!
Глава 11. «Первый годик»
Материнское молоко питало меня целых двенадцать месяцев, даря жизнь и тепло с каждым глотком. Из беспомощного комочка я превращался в «годовасика», уверенно стоящего на крепких ножках. (улыбаюсь*)
26 апреля 1997 года мне исполнился годик!
Счастливее моих родителей было не найти! (улыбаюсь*)
Несмотря на все трудности, это время было самым светлым периодом в жизни нашей семьи. Наш дом, словно пропитанный солнечным светом, был наполнен уютом домашнего очага, безграничной любовью и трепетным взаимопониманием.
1 мая 1997 года – день, когда распахнулись врата моей души, день духовного рождения, озарённый светом крещения. Виталий Кочкин и Оксана Курушина стали моими проводниками в этот дивный, неизведанный мир веры.
Судьба распорядилась так, что лица крёстных почти стёрлись из моей памяти, оставив лишь смутное, далёкое эхо. К большому сожалению, жизненные пути наши разойдутся, но, несмотря на это, когда я вырасту и спрошу у отца о своих крёстных, он ответит о них с теплотой: «У тебя были крёстные – люди достойные, люди, заслуживающие уважения!»
Мамин дневник:
1 мая 1997 г. Крестили, справляли годик и фотографировали.
20 июня 1997 г. Ходили в больницу. Весит 10,500. Сделали прививку от кори.
Я развивался всё быстрее.
С упоением барабанил пальцами по кнопкам, играя в тетрис. Любил залезать в тумбочку, превращая её в укромное убежище. С восторгом плескался в воде широкого тазика, будто в бескрайнем море. Кружась в танце с мамой, ловил каждое её движение, словно зачарованный, а помогая лепить вареники, чувствовал себя настоящим волшебником, создающим маленькие кулинарные чудеса!
И вот настал миг, когда я впервые отважился покинуть порог дома. Передо мной расстилался целый мир, заключённый в границах нашего двора, с которым мне предстояло познакомиться.
Поначалу всё казалось неизведанным и полным скрытых опасностей. Робкие, неуверенные шаги выдавали моё трепетное волнение. Но с каждым новым днём моя поступь становилась всё твёрже и увереннее. И вскоре от прежней робости не осталось и следа.
Я очень любил наш двор и огород – это был мой личный мир, где я целыми днями пропадал, утопая в свежем воздухе и собственных фантазиях. Бродил, словно маленький Робинзон, выискивая сокровища в каждой травинке, копался в земле, находя что-то интересное и увлекательное, что-то строя или разрушая, при этом распевая себе под нос какие-то песни и мелодии. Это иногда слышала соседка, которая рассказывала о моём певучем таланте моим родителям. (улыбаюсь*)
Но больше всего в памяти запечатлелся мамин огород – настоящее море цветов! Она безумно любила цветы, и эта любовь была взаимной. Они тянулись к ней, распускались во всём своём великолепии, словно стараясь отблагодарить за заботу и нежность. (улыбаюсь*)
Во дворе, словно в ожившей сказке, кудахтали куры, крякали утки, а центром вселенной был он – Вася, огромный и добродушный свин, которого я очень любил. Мы были друзья – не разлей вода! (улыбаюсь*)
Вася, блаженно жмурясь, дремал в прогретой солнцем пыли, а я, озорной и счастливый, карабкался по его бокам, кувыркался, прыгал, не боясь разбудить это дремлющее, самое доброе в мире чудо! (улыбаюсь*)
В стареньких семейных альбомах, бережно хранящих тепло прошлых лет, сохранились трогательные, до боли в сердце смешные фотографии нашей невероятной дружбы. Каждый раз, перелистывая их, я невольно улыбаюсь, вспоминая то беззаботное и весёлое время. (улыбаюсь*)
Порой озорной искрой вспыхивало желание взгромоздиться на его широкую спину, ощутить себя новым Александром Македонским, покоряющим мир! Вася, хоть и не выражал бурного восторга, особо и не противился моим шалостям. Быть может, втайне и ему льстило примерить на себя образ легендарного Буцефала… (улыбаюсь*)
С Васей мир словно окутывался мягкой дымкой безмятежности, расцветая тёплыми красками свободы. В его обществе легко было сбросить оковы условностей, забыть о приличиях и с головой окунуться в озорное ребячество: валяться в прогретой солнцем пыли до багряного заката, кувыркаться и ползать на животе, не боясь испачкаться. Рядом с ним отступали все тревоги, позволяя обнажить душу, не страшась ни осуждения, ни непонимания, – просто быть собой. (улыбаюсь*)
Такая дружба – сокровище, редкий цветок в каменных джунглях!
Вокруг неторопливо вышагивали куры и утки, бросая на нас недовольные взгляды. Казалось, наше присутствие и праздное веселье вызывали у них лишь раздражение, и они, косясь, обходили нас стороной.
Особенная неприязнь клубилась в злом, надменном взгляде одного из двух петухов, державших двор в «ежовых рукавицах». Казалось, в его горящих ненавистью глазах плескалось предчувствие беды, и адресовано оно было не только нам…
Всего через несколько месяцев после моего дня рождения во дворе случится несчастный случай, который оставит горький, неизгладимый след в моей жизни…
Экономически держать домашнюю птицу было не сильно выгодно. Во время разговора на эту тему моя мама скажет: «Мне это нравится!».
Любовь к живности у неё была безграничной. Истинная хозяйка, она превращала наш дом в ковчег, наполняя его щенячьим визгом, кошачьим мурлыканьем, писком цыплят и кряканьем утят. Так и прошло моё детство в окружении этой неугомонной живности. (улыбаюсь*)
– Хорошо, я понял, – ответил с улыбкой мой отец, понимая, что женскому сердцу это было по душе.
Больше на тему нужно или не нужно никто не говорил.
Родители мои не скупились на содержание пернатого царства: отборные корма, витаминные добавки – всё лучшее для любимцев. Двор наш бурлил жизнью, год от года принимая в свои ряды всё новых обитателей. Многие из них с боем пробивались из тесных скорлупок, впервые распахивая глаза навстречу миру!
И двор превращался в подобие шумного детского сада, где каждый птенец, словно ребёнок, тянулся к своей заботливой воспитательнице, бегая за ней по пятам. Это было очень мило. (улыбаюсь*)
И, конечно, если беда касалась кого-то из обитателей двора, мама тут же преображалась в целительницу. Даже безнадёжно больных она возвращала из небытия.
Наш двор жил в симфонии птичьих трелей, перемежающихся с жизнерадостным хрюканьем, кудахтаньем, мяуканьем и заливистым лаем. Всё это объединялось в единый шум. В общем, о том, чтобы скучать, никто и думать не успевал. Всегда находилось чем заняться. (улыбаюсь*)
Родители часто ограждают детей от домашних животных, но в моей семье всё было иначе. Моё детство прошло в окружении верных четвероногих друзей.
Первым среди них, конечно, был Тёма. Он, словно доблестный рыцарь, охранял покой всех обитателей двора, живя с ними в мире и дружбе.
Я часто играл во дворе, а Тёма, будто дремавший страж, приподнимал одно ухо, выглядывая из будки. Положив влажный нос на передние лапы, он внимательно вслушивался в каждый шорох, в каждое движение, сонно приоткрывая один глаз, зорко присматривая за маленьким, но уже таким шустрым принцем, охраняя его от всех дворовых опасностей. Бдительный присмотр был просто необходим!
Когда родители выпускали из сарая хрюшу, мы с Тёмой кружились вокруг него, словно свита вокруг короля. Вася, несомненно, был польщён таким вниманием. Ведь в тёмном сарае с утра до вечера тоскливо. Поэтому все были счастливы: и я, и Тёма, и Вася, вырвавшийся на свободу! (улыбаюсь*)
Тёме, как и мне, уже шёл второй год. Несмотря на то, что мы с ним были практически одногодками, он был старше, и ощущал себя намного взрослее меня. Но дурачился со мной на равных, будто малыш. (улыбаюсь*)