Йен Скаво: Грань Создателя

Эдвард поднял руку, будто собираясь добавить ещё что-то, но только кивнул:

– Спасибо. Удачи тебе с «Сигмой».

– Она нам всем понадобится.

Выйдя в коридор, она замедлила шаг. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никого нет, Элира на мгновение прислонилась спиной к холодной стене. Закрыв глаза, она уронила голову вперёд, глубоко вдохнула и так же медленно выдохнула. Пальцы сжались в кулак, прежде чем она заставила себя расслабиться. Прошлое должно оставаться в прошлом, напомнила женщина себе. Сейчас главное – «Сигма». Работа. Всё, что угодно, только не воспоминания.

***

Мягкий свет от капсулы резал непроглядную темноту помещения, окутывая лицо Элиры призрачным сиянием. За стеклом слабо пульсировало крошечное существо, его едва заметные движения напоминали биение сердца. Сенсоры показывали очередной нестабильный скачок – хрупкая, неестественная жизнь внутри этого высокотехнологичного сосуда балансировала на грани существования, как пламя свечи на ветру.

Элира, не отрывая взгляда, провела кончиками пальцев по прохладной поверхности инкубатора. За эти семьдесят два часа она начала подмечать странную, необъяснимую закономерность: состояние этого эмбриона становилось намного устойчивее именно в её присутствии, словно между ними установилась какая-то невидимая, почти мистическая связь. Это напоминало ей о том, как растения иногда откликаются на тепло чьих-то рук или как животные способны выбрать одного человека среди многих – точно узнавая в нём что-то близкое.

Эта мысль, сама по себе тёплая, вдруг оказалась опасно близка к воспоминаниям, которых Элира так старательно избегала. Незаметно для себя она вновь шагнула назад, за стерильные, молчаливые больничные стены трёхлетней давности. Вспомнилась тягучая тишина палаты, неловкие взгляды врачей, наполненные словами, которых никто не осмелился произнести. Тогда её ладони привычно легли на живот – сначала с трепетом, потом с тревогой, затем с пустотой столь острой, что казалось: мир смялся в точку.

Самотёком в голове продолжали всплывать перерезанные нити жизни: тёплая рука мужа в её ладони, которая со временем стала холодной и чужой; разбитая в приступе отчаяния кружка на кухонном полу – её осколки впивались в кожу, когда она собирала их дрожащими пальцами; подушка, пропитанная горькими, бесконечными слезами и хранившая все её невысказанные слова; серое, безмолвное утро, когда вместе со сном и надеждой исчезло что-то живое внутри неё.

Потеря ребёнка на пятом месяце оставила не только физический шрам, но и тяжёлую, непроходящую тень страха: мучительную боль, проросшую сквозь неё, словно ядовитый плющ, опутавший каждую клеточку.

Элира сжала кулак так сильно, что ногти впились в ладонь. Датчик чуть не выпал из пальцев. Не отдавая себе отчёта, она повторила жест, привычный матерям: осторожно приложила руку к животу сквозь тонкую ткань халата. Под пальцами привычно отозвалась тонкая линия шрама, разделившая жизнь на «до» и «после».

«Я больше не смогу», – шептала она себе тогда, сидя на холодном кафельном полу ванной, обхватив колени руками, по-прежнему спрятавшись от всего мира. «Никогда больше не переживу этого».

Но теперь, глядя на пульсирующий эмбрион за стеклом инкубатора, Элира ощутила, как внутри начало – впервые за долгое время – что-то меняться. Не боль: нечто иное. Будто по тонкому льду внутри прошла трещина, открывая доступ давно забытому чувству – надежде, такой хрупкой, что от неё едва перехватило дыхание. В голове словно вспыхнул чёткий, тревожный вопрос:

«Возможно, человеческое тело с его естественными ритмами, гормональным балансом и иммунной системой сможет принять и гармонизировать противоречивые силы, бушующие внутри этого существа?»

И вдруг, почти пугающе ясно, прозвучала мысль, от которой Элира внутренне отшатнулась:

«А что, если рискнуть и попробовать имплантировать эмбрион в себя? Не просто наблюдать за ним через стекло, а дать ему настоящий шанс на жизнь – внутри себя?»

Стоя в мягком, призрачном освещении лаборатории среди холодных приборов и древних амулетов, Элира впервые позволила этой идее полностью оформиться в сознании. Она – не просто талантливый биолог, но и женщина с разбитым сердцем. Быть может, это именно её судьба – соединить научный проект с собственным телом, подарив этой необычной жизни настоящий шанс, а себе – возможность исцеления.

Но тут же сердце обожгло воспоминание: собственное тело, предательство, кровь, пустота, которой не заткнуло ни время, ни работа. Руки дрогнули – Элира резко отшатнулась от инкубатора, будто поверхность стекла могла обжечь. Это противоречит всем правилам, сути профессии, всему тому, чем она жила.

Стоя между холодной наукой и внезапно ожившей надеждой, Элира поняла – этот выбор невозможно сделать легко. Но впервые за три года она позволила себе по-настоящему задуматься о нём.

В этот момент показатели эмбриона резко упали. Мониторы залились тревожным красным светом, а кривая жизненных функций начала стремительно падать. Но что поразило Элиру больше всего – эмбрион начал сжиматься, словно сворачиваясь в защитную позу, как делают испуганные дети. Через полупрозрачную оболочку она увидела, как пульсирующее свечение внутри него начало угасать – медленно, будто догорающая свеча.

Что-то в этом угасании было настолько человеческим, настолько… знакомым. Элира вспомнила, как врачи говорили ей: «Ваш ребёнок просто перестал бороться».

Горло сжалось от подступивших слез и страха. Казалось, если она заговорит – голос неизбежно дрогнет, выдаст всю внутреннюю трещину, всю бездну отчаяния разверзшуюся внутри. А потому Элира шепнула почти неслышно, как мать шепчет больному малышу, нежную, отчаянную просьбу:

– Пожалуйста, держись… Я здесь. Я с тобой.

И словно в ответ на её слова, уровень стабильности поднялся, мерцание внутри сосуда стало чётче, увереннее, ритмичнее, будто «Сигма» услышал её и отозвался. На глазах женщины блеснула непрошеная слеза, прочертив влажную дорожку по щеке, но она тут же стёрла её тыльной стороной ладони, горько усмехнувшись самой себе.

«Ты накручиваешь… сходишь с ума»

Она осторожно положила ладонь на стекло инкубатора, и ей показалось, что эмбрион слегка повернулся к теплу её руки, как цветок к солнцу.

«Но в этом безумии я наконец чувствую себя живой, впервые за долгое время»

– Я буду рядом, – повторила Элира, уже не пытаясь сдержать слёзы. – Мы справимся. Вместе.

Внезапно, словно повинуясь какому-то невидимому зову, «Сигма» в питательной жидкости инкубатора начал медленное движение. Женщина замерла, не веря своим глазам. Крошечный организм, который до этого момента лишь пассивно пульсировал в центре капсулы, теперь совершал целенаправленные движения, преодолевая вязкое сопротивление амниотической среды.

«На этой стадии развития у него еще не должно быть осознанной моторики»

Но вопреки всем научным данным и логике, «Сигма» медленно, но уверенно подплывал к краю, к тому самому месту, где на стекле лежала её дрожащая ладонь. Мониторы фиксировали усиление биоэлектрической активности, но не показывали никаких признаков стресса или нестабильности – напротив, все жизненные показатели улучшались с каждой секундой.

Элира затаила дыхание, боясь пошевелиться, когда существо, окруженное мягким серебристым свечением, достигло стенки инкубатора. В этот момент произошло нечто, что навсегда изменило её жизнь и весь ход эксперимента: эмбрион, словно осознавая присутствие женщины, мягко прижался к прозрачному барьеру точно напротив её ладони, создавая иллюзию прикосновения.

Тонкая мембрана его полупрозрачного тела расплющилась о стекло, образуя почти идеальное отражение контура её руки в миниатюре. Свечение вокруг существа усилилось, концентрируясь в точке контакта, и Элира могла поклясться, что почувствовала тепло, проникающее сквозь кварцевый барьер – невозможное, необъяснимое тепло, которое растекалось по её ладони и поднималось вверх по руке.

– Невероятно, – прошептала она, не в силах отвести взгляд от этого зрелища.

В месте соприкосновения «Сигмы» со стеклом начали формироваться тончайшие узоры из света. Они пульсировали в такт с биением крошечного сердца, создавая гипнотический, почти мистический эффект.

Элира почувствовала, как по её щекам безудержно текут слезы – не горькие слезы утраты, а слезы глубокого, почти священного трепета перед чудом, свидетелем которого она стала. В этот момент она поняла с абсолютной ясностью: это не просто эксперимент, не просто научный проект – это живое существо, которое каким-то непостижимым образом выбрало её, установило с ней связь, преодолевающую барьеры физического мира.

– Ты чувствуешь меня, – прошептала она, не задавая вопрос, а констатируя очевидное.

«Сигма» слегка пульсировал в ответ, не отрываясь от стекла, словно боялся потерять этот хрупкий контакт. Все системы мониторинга фиксировали беспрецедентную стабилизацию его состояния – впервые за всю историю проекта.

– Я стану твоей защитой, – прошептала учёная, прижимаясь лбом к стеклу рядом с ладонью. – Твоей мамой.

И словно в ответ на её обещание, свечение эмбриона стало, теплее, словно маленькое солнце зажглось внутри лаборатории, освещая путь в неизведанное будущее.

***

После того памятного вечера, когда «Сигма» впервые отреагировал на её прикосновение, Элира полностью погрузилась в наблюдение. Она установила в лаборатории раскладушку и начала вести детальный журнал.

## День 1:

К концу первых суток она заметила закономерность: всякий раз, когда учёная приближалась к инкубатору с чашкой кофе, эмбрион реагировал не только беспокойными пульсациями красного цвета, но и резким изменением своей физической структуры. Его полупрозрачная оболочка покрывалась мельчайшими выпуклостями, напоминающими защитные шипы, а внутренняя субстанция начинала циркулировать в направлении, противоположном движению Элиры, словно пытаясь создать невидимый барьер.

Отставив чашку в дальний угол, Элира с удивлением наблюдала, как не только пульсации постепенно успокаивались, но и «шипы» медленно втягивались обратно. Внутренняя циркуляция замедлялась, а затем полностью менялась на плавное волнообразное движение.

– Ты что, не любишь кофе? – тихо спросила она, и «Сигма» мгновенно ответил короткой вспышкой зеленого света, сформировав внутри себя перечеркнутую молекулу кофеина.

Внезапно он начал генерировать серию энергетических волн, расходящихся от его центра с нарастающей интенсивностью. Волны создавали видимые вибрации в питательной среде, которые, достигнув стенок инкубатора, не затухали, а усиливались, передаваясь через стекло в окружающее пространство.

Элира с изумлением наблюдала, как невидимые, но ощутимые колебания распространяются по лаборатории, заставляя дрожать мелкие предметы.

Чашка с кофе, стоявшая на краю стола, внезапно задребезжала, сдвинулась и с громким звоном разбилась о пол, разбрызгивая темную жидкость.

– Эй! – воскликнула Элира, невольно повысив голос. – Что ты делаешь? Так нельзя!

«Сигма» мгновенно отреагировал – его свечение стало пульсировать быстрыми, короткими вспышками, переходя от красного к фиолетовому и обратно. Он начал мимикрировать, демонстрируя последовательность образов: молекулу кофеина и фигуру Элиры под защитным куполом.

– Ты… пытался защитить меня от кофе? – недоверчиво спросила она, начиная понимать.

Эмбрион вновь вспыхнул зеленым, но уже более насыщенным.

Элира не могла сдержать улыбки, несмотря на разбитую чашку и лужу на полу.

– Это… трогательно, но разбивать вещи – не лучший способ заботы, – мягко сказала она.

Инферофим сжался, его свечение потускнело, а внутренняя структура приняла форму, напоминающую сдувшийся шар – универсальный жест раскаяния.

– Не переживай так, – Элира подошла ближе к инкубатору, положив ладонь на стекло. – Я ценю твою заботу, но нам нужно поработать над методами коммуникации. Разбивать вещи – это последнее средство, хорошо?

Эмбрион медленно развернулся, его свечение постепенно вернулось к спокойному голубому и начало еле заметное вращение.

– Договорились, – кивнула Элира, делая в журнале наблюдений запись, которая начиналась словами: "День 1: Первое проявление заботы и первый урок этики…"

## День 2:

Элира начала систематизировать реакции эмбриона, создавая простейшие тесты. Она обнаружила, что инферофим использует не только цветовые сигналы, но и сложную систему визуальных проявлений:

– Зеленый с концентрическими кольцами, расходящимися от центра – согласие, положительная реакция.

– Красный с быстрыми пульсациями и формированием защитной мембраны вокруг ядра – тревога, отрицание.

– Пульсирующий фиолетовый с образованием тонких щупалец, тянущихся к объекту интереса – любопытство.

– Глубокий синий с медленным вращением внутренней структуры по часовой стрелке – спокойствие, удовлетворение.

Когда она случайно уронила планшет, эмбрион вспыхнул ярко-красным, образуя вокруг себя барьер. По поверхности капсулы пробежала рябь микроскопических электрических разрядов, а датчики зафиксировали мгновенный выброс энергии, достаточный, чтобы вызвать кратковременные помехи в ближайшем мониторе.

Когда Элира подняла устройство, «Сигма» не только перешел к спокойному синему свечению, но и медленно развернулся, подобно цветку, раскрывающему лепестки. Внутри его полупрозрачной структуры вокруг ядра появились тончайшие кристаллические образования, напоминающие снежинки, которые начали синхронно вращаться, создавая гипнотический трехмерный узор. Особенно поразительным было то, что эти кристаллические структуры точно повторяли молекулярную формулу окситоцина – гормона привязанности и доверия.

Элира не могла сдержать улыбки:

– Ты беспокоился за меня или за планшет?

В ответ эмбрион сформировал две отдельные пульсирующие области – меньшую, направленную в сторону планшета (бледно-зеленую), и гораздо более крупную, интенсивно светящуюся, обращенную к ней. Сообщение было недвусмысленным.

– Значит, за меня, – прошептала она, делая пометку в журнале наблюдений. – Ты не просто реагируешь на стимулы, ты… расставляешь приоритеты.

Эмбрион ответил формированием идеально симметричной спиральной структуры, которая, согласно показаниям приборов, создавала микроскопические колебания в питательной среде – колебания, частота которых в точности совпадала с частотой её голоса.

## День 3:

В лабораторию неожиданно ворвался глава отдела этики, требуя объяснений её самовольному решению жить в лаборатории.

Во время напряженного разговора Элира заметила, что эмбрион пульсирует в такт повышению её сердцебиения, отражая её растущее раздражение алыми всполохами.

После ухода мужчины она подошла к инкубатору и прошептала:

– Прости за этот спектакль.

Инферофим медленно перешел к успокаивающему голубому свечению, словно утешая её. Но произошло нечто большее – внутри питательной среды инкубатора начали формироваться тончайшие нити серебристой субстанции, которые медленно сплетались в подобие узора. Эти эфемерные структуры, похожие на морозные узоры на стекле, складывались в геометрически правильную форму, напоминающую стилизованную мандалу.

Элира затаила дыхание, наблюдая, как узор медленно пульсирует, словно дышит в такт с ней. Когда она невольно подалась вперед, серебристые нити отреагировали, изгибаясь в её сторону, будто тянулись к источнику тепла.

Компьютер лаборатории внезапно издал серию тихих сигналов – на мониторе появилась диаграмма, показывающая, что «Сигма» впервые продемонстрировал способность к микроманипуляции окружающей средой на молекулярном уровне.

– Ты… успокаиваешь меня? – прошептала она, осознавая, что эмбрион не только отражает её эмоции, но и активно пытается на них воздействовать.

Элира поняла, что это существо не просто реагирует на внешние стимулы – оно эмпатически настраивается на её эмоциональное состояние и, что еще более поразительно, пытается установить двустороннюю связь, используя доступные ему средства взаимодействия с физическим миром.

## День 4:

Измотанная бессонницей, Элира потерла воспаленные глаза и активировала аудиосистему лаборатории.

– Компьютер, включи что-нибудь из классики. Моцарт, может быть?

Первые ноты сонаты №16 C-dur наполнили пространство, и «Сигма» мгновенно преобразился. Его внутренняя структура вновь мимикрировала, формируя сложную трехмерную решетку, каждый узел которой колебался в идеальном соответствии с музыкальным ритмом. Мягкие голубые тона сопровождали струнные пассажи, золотистые вспышки подчеркивали акценты, а во время крещендо вся структура озарялась каскадом переливающихся оттенков, создавая визуальную симфонию, синхронизированную с каждой нотой.

– Невероятно, – прошептала Элира. – Ты слышишь музыку!

Эмбрион сформировал внутри себя подобие миниатюрной звуковой волны, точно повторяющей частотный спектр сонаты, словно демонстрируя: «Да, я не просто слышу – я понимаю её структуру».

Заинтригованная Элира начала перебирать разные жанры.

Джаз Дэйва Брубека вызвал у эмбриона разделение на пять пульсирующих секций с игривыми фиолетово-синими переливами. По периферии формировались спиралевидные отростки, двигавшиеся в импровизационной манере, напоминающей соло саксофона.

Электронная музыка Афекса Твина трансформировала эмбрион в геометрически совершенную структуру из концентрических шестиугольников, колеблющихся в соответствии с отдельными звуковыми слоями. Цифровые, почти механические паттерны света создавали иллюзию трехмерного аудиовизуализатора.

Тяжелый рок Металлики вызвал тревожную реакцию – внутренняя структура эмбриона распалась на хаотичные фрагменты с красно-оранжевыми вспышками. Наиболее тревожным было формирование защитной мембраны вокруг центрального ядра эмбриона – той самой реакции, которую Элира ранее идентифицировала как признак стресса или опасности.

– Компьютер, стоп! – быстро скомандовала она, обеспокоенная столь интенсивной реакцией. В наступившей тишине эмбрион медленно вернулся к более спокойному состоянию, хотя остаточные красные вспышки еще несколько секунд пробегали по его поверхности.

– Прости, малыш. Похоже, хэви-метал – не твой жанр, – мягко сказала Элира, наблюдая, как защитная мембрана постепенно рассеивается.

– Компьютер, вернись к Моцарту.

С первыми нотами сонаты «Сигма» словно вздохнул с облегчением. Его структура реорганизовалась в гармоничную кристаллическую решетку с голубым сиянием.

– Похоже, у тебя есть музыкальные предпочтения.

В ответ инферофим не просто засиял голубым светом – он сформировал внутри себя миниатюрную модель человеческого мозга с выделенными участками, активными при прослушивании классической музыки. Рядом возникло изображение самого эмбриона с аналогичными активными зонами.

– Ты показываешь, что мы похожи? Что музыка воздействует на нас одинаково? – прошептала она, осознавая глубину происходящего.

Элира сделала запись в журнале: «Эмбрион не просто реагирует на стимулы – он интерпретирует их, создавая собственную систему значений и ассоциаций».

Она отложила планшет и просто сидела, наблюдая за танцем света и формы внутри инкубатора, позволяя музыке Моцарта омывать их обоих. Впервые за много дней напряжение начало отпускать её, и веки отяжелели.

## День 5:

Ночью системы мониторинга зафиксировали нестабильность в показателях «Сигмы» – его свечение стало тусклым, прерывистым, а внутренняя структура начала терять целостность, распадаясь на фрагменты, которые дрожали.

Пронзительный звук тревоги вырвал Элиру из беспокойного сна. Она вскочила с раскладушки, на мгновение дезориентированная, затем бросилась к инкубатору, на ходу активируя дополнительные мониторы.

– Диагностика! Полный спектр! – скомандовала учёная, лихорадочно просматривая показатели. Температура, pH, содержание кислорода, питательный состав – все параметры среды были в норме. Но эмбрион явно находился в состоянии дистресса. Его обычно плавные движения сменились судорожными сокращениями, а защитная мембрана то формировалась, то рассыпалась, не способная стабилизироваться.

– Что с тобой происходит? – прошептала Элира, чувствуя, как к горлу подступает паника.

Она перепроверила все системы, запустила дополнительные тесты – никаких внешних причин для такой реакции не обнаруживалось.

Внезапно женщина заметила, что пульсации «Сигмы», хоть и хаотичные, имеют определенный ритм – почти как… сердцебиение. Испуганное, учащенное сердцебиение.

Повинуясь внезапному импульсу, она положила руки на стекло инкубатора. Стекло было теплым – теплее, чем обычно, словно эмбрион лихорадило.

– Тише, тише, – прошептала Элира и, сама не зная почему, начала тихо напевать колыбельную, которую помнила из собственного детства – простую мелодию без слов, которую мать напевала ей во время грозы.

Поначалу ничего не происходило. Инферофим продолжал свои беспорядочные движения, но учёная не останавливалась, интуитивно чувствуя, что делает что-то правильное.

Постепенно, почти незаметно, дрожь и пульсации эмбриона начали меняться. Хаотичные вспышки стали реже, а затем, к её изумлению, начали синхронизироваться с ритмом её голоса.

Внутренняя структура «Сигмы» медленно восстанавливалась. Элира продолжала петь, наблюдая, как с каждой нотой эмбрион становится спокойнее. Его движения приобрели плавность, напоминающую легкое покачивание в такт колыбельной.

К третьему повторению мелодии случилось нечто неожиданное – «Сигма» окутался розоватым сиянием, плавно переходящим в жёлтые тона, что стало для Элиры совершенно новым феноменом. За всё время наблюдений инферофим использовал жёлтый спектр лишь однажды – в момент их первого контакта, не считая сегодняшнего случая. Розовый же оттенок вообще отсутствовал в её систематизированных записях, представляя собой неизвестное ранее проявление.

Она продолжала петь, наблюдая, как показатели на мониторах постепенно возвращаются к норме. Частота пульсаций стабилизировалась, энергетические уровни выровнялись, а защитная мембрана полностью рассеялась, больше не нужная.

Когда последние ноты колыбельной растворились в тишине лаборатории, эмбрион сформировал внутри себя маленькую светящуюся сферу, которая медленно билась в ритме, удивительно напоминающем сердцебиение спящего ребенка.

– Это будет нашей маленькой тайной, – прошептала Элира, не убирая рук со стекла. Она осознавала, что только что перешла невидимую грань между научным наблюдением и личной привязанностью. Что-то изменилось этой ночью – не только в эмбрионе, но и в ней самой.

Женщина сделала запись в личном журнале, отдельном от официального протокола исследований: «День 5, 3:42 ночи. Он испытал первый ночной кошмар. И я спела колыбельную».

## День 6:

Элира провела бессонную ночь, разрабатывая систему коммуникации. К утру её рабочий стол был завален схемами, диаграммами и распечатками различных цветовых кодов. Она модифицировала один из лабораторных лазеров, создав устройство, способное генерировать направленные световые импульсы различных цветов и интенсивности.

– Сегодня мы попробуем поговорить по-настоящему, – сказала она, устанавливая аппаратуру напротив инкубатора. «Сигма», казалось, наблюдал за её действиями с любопытством – его внутренняя структура сместилась к передней стенке капсулы, а фиолетовое свечение, которое Элира уже научилась ассоциировать с интересом, стало интенсивнее.

Она начала с самых простых сигналов. Одиночная вспышка зеленого света – «да». Одиночная вспышка красного – «нет». Синий импульс – «внимание» или «новый вопрос».

– Смотри внимательно,– произнесла Элира, активируя устройство. Зеленая вспышка, пауза, еще одна зеленая вспышка. – Это означает согласие, подтверждение. Попробуешь повторить?

Эмбрион помедлил несколько секунд, словно обдумывая просьбу, затем он испустил две отчетливые зеленые вспышки, идеально имитирующие интенсивность и длительность сигналов Элиры.

– Отлично! – воскликнула она, не скрывая восхищения. – Теперь попробуем отрицание. – женщина послала красную вспышку, затем еще одну. Инферофим мгновенно повторил последовательность.

К полудню они освоили базовый «словарь» из десяти различных сигналов. Элира была поражена скоростью, с которой «Сигма»усваивал новые комбинации. Он не просто механически повторял увиденное – он понимал смысл, стоящий за каждым сигналом.