Йен Скаво: Грань Создателя

Элира, поправляя крабик, выскальзывающий из её растрёпанных каштановых волос, первой заметила его силуэт в дверном проёме. Высокая фигура, застывшая между светом коридора и полумраком лаборатории, казалась почти призрачной. Лучи солнца, пробивающиеся через жалюзи, очерчивали его широкие плечи и создавали вокруг головы что-то вроде нимба. Элира замерла с рукой у виска, её пальцы слегка дрогнули, выдавая внезапное напряжение.

– Доброе утро, Беннетт, – быстро перевела она дух, машинально одёргивая лабораторный халат с пятном от кофе на рукаве. – У нас… был невероятно продуктивный вечер. Мы даже придумали имя для гибрида.

Мужчина наклонил голову, позволяя себе чуть заметную, отточенно вежливую улыбку, не затрагивающую холодных серых глаз. Тонкий шрам вдоль правой скулы, обычно почти незаметный, серебристо блеснул в утреннем свете.

– Имя? Интригует. Покажите, что вы там придумали, – его голос, низкий и размеренный, заполнил пространство.

Вивьен лихо стёрла рукавом многочисленные отпечатки пальцев на интерактивной доске и уверенным движением обвела маркером слово «Инферофим». Беннетт секунд десять просто молча читал название, будто пропуская каждую букву через внутренний фильтр научной дисциплины и корпоративного прагматизма. Его пальцы едва заметно постукивали по кожаной папке, которую он держал под мышкой – той самой папке с грифом «Совершенно секретно», которую никто из команды никогда не видел открытой. Затем мужчина медленно поднял взгляд на Элиру и остальных членов команды, застывших в ожидании.

Алекс, стоявший позади всех, наклонился к уху их главного программиста:

– Ты был прав, – шепнул он с едва сдерживаемой усмешкой. – Наш кардинал слишком важная птица для таких несерьёзных названий.

Беннетт, обладавший почти сверхъестественным слухом, чуть повернул голову в их сторону. Его взгляд на долю секунды встретился с глазами Алекса, и лаборант мгновенно выпрямился, делая вид, что изучает данные на ближайшем мониторе. Затем мужчина медленно поднял взгляд на Элиру и остальных членов команды, застывших в ожидании.

– Креативный подход… весьма неординарный, – спокойно прокомментировал он, мастерски скрывая раздражение от неуместной, по его мнению, неформальности.

Беннетт шагнул ближе, внимательно изучая ряды пробирок с мерцающим содержимым и мониторы с пульсирующими графиками. Его взгляд на мгновение задержался на образце С-4.

– Я напомню вам всем: не позволяйте духу эксперимента и творческому энтузиазму затмить здравый научный смысл и протокол безопасности. Измеримый прогресс – наш главный ориентир, а не эффектные названия.

Внутри его по-прежнему резало раздражение – слишком вольно, слишком легкомысленно учёные позволяют себе шутки и отклонения от строгой методологии. Но ни один мускул на лице его не дрогнул. Беннетт был безукоризненно вежлив, собран и внушал непоколебимую уверенность, как и подобало руководителю проекта такого масштаба.

– Приступайте к следующей серии тестов согласно протоколу, – ровно заключил он, поправляя безупречно отглаженный рукав дорогого пиджака. – И пусть «Инферофим» пока останется рабочим кодовым именем.

Беннетт ещё раз окинул лабораторное пространство цепким взглядом, отмечая каждую деталь, коротко кивнул и удалился размеренным шагом, оставляя после себя атмосферу ответственности, скрытого вызова и едва уловимого холодка тревоги, который, казалось, проник даже в стерильный воздух помещения.

Глава 4: Формула и Заклинание

Было далеко за полночь, когда Беннетт наконец покинул пределы фракции. Даже его железная воля не могла противостоять изнеможению. Последние восемнадцать часов он провел в лаборатории. Его вторая попытка создать гибридное существо требовала практически непрерывного контроля. Каждая деталь – от калибровки инкубаторов до исправления генетических цепочек – проходила через его руки.

Сегодня в лаборатории не было ни души – он лично распорядился отправить всю научную группу на симпозиум в соседний город. Элира пыталась возражать, но он был непреклонен. Некоторые эксперименты требовали абсолютного уединения, без лишних глаз и вопросов. Особенно когда речь шла о модификациях, не указанных в официальном протоколе.

Синеватое свечение мониторов отражалось в воспаленных глазах, когда он в третий раз перепроверял стабильность серафимовкого ДНК. Пальцы, покрытые микроскопическими порезами от работы с образцами, порхали над голографической панелью управления. Проект «Инферофим» был его детищем, его одержимостью, его искуплением за прошлую неудачу.

Беннетт вздрогнул, когда инкубатор издал предупреждающий сигнал – геном демона снова проявлял агрессию к чужеродным клеткам. Он мгновенно ввел стабилизирующий раствор, наблюдая, как золотистые прожилки в образце медленно успокаиваются, сливаясь с темно-красной структурой демонической ДНК.

Формулы и схемы были безупречны в теории, но что-то постоянно шло не так при практическом воплощении. Беннетт потер виски, пытаясь вспомнить, какие именно манипуляции проводил Фрэд в прошлый раз, когда они работали вместе. Тогда всё казалось таким простым – он предлагал идеи, а руки его коллеги воплощали их в жизнь.

После лаборатории он, глотнув лишь стимулятор, отправился на полигон. Новобранцы, увидев его изможденное, но решительное лицо, мгновенно подтянулись. Беннетт не терпел слабости ни в себе, ни в других. Отчет для Маркуса он составлял уже на ходу, диктуя результаты в нейроинтерфейс, пока демонстрировал кадетам приемы сдерживания потенциально опасного объекта.

Свой черный спортивный автомобиль он оставил на подземной парковке – в таком состоянии садиться за руль было бы верхом безрассудства даже для него. Он вызвал такси через корпоративное приложение, выбрав опцию «повышенная конфиденциальность».

Дорога домой осталась в памяти размытым пятном. Беннетт смутно помнил, как автопилот такси несколько раз переспрашивал адрес из-за его невнятного бормотания, как он едва не забыл оплатить поездку, как долго возился с электронным замком своей квартиры, не попадая пальцем в сканер.

Дверь наконец поддалась. Беннетт ввалился в тёмную прихожую, не включая свет. Квартира встретила его прохладной тишиной – стерильное пространство, больше напоминающее гостиничный номер, чем дом. Никаких личных вещей на виду, никаких фотографий или безделушек. Только книги, разложенные по темам и алфавиту, да коллекция древних артефактов в запертых витринах.

Он не стал включать основное освещение. Слабого голубоватого света, проникающего через панорамные окна от городских огней, было достаточно, чтобы не натыкаться на мебель. Беннетт прошёл в спальню, стягивая на ходу галстук и расстёгивая рубашку непослушными пальцами.

Пиджак соскользнул с плеч и остался лежать там, где упал. Рубашка последовала за ним через несколько шагов. Беннетт тяжело опустился на край кровати, чтобы снять обувь, но даже эта простая задача казалась сейчас непосильной. Он возился с шнурками, словно ребёнок, только учащийся их развязывать, пока наконец не сдался и просто стянул туфли, не расшнуровывая.

Брюки он расстегнул, но сил хватило только на то, чтобы стянуть их до колен. В таком нелепом полуодетом состоянии он рухнул на кровать, даже не потрудившись откинуть покрывало.

Матрас принял его измученное тело, и Беннетт издал глухой стон – наполовину от боли в напряжённых мышцах, наполовину от блаженства наконец-то горизонтального положения. Его сознание уплывало, но где-то на самой границе сна и яви ему показалось, что в тенях комнаты на мгновение проступил знакомый силуэт с шестью крыльями. Но эта мысль не вызвала тревоги.

Беннетт провалился в сон. Сначала была только темнота. Затем – вспышка света, ослепительная и холодная, как взрыв сверхновой. Когда зрение вернулось, он обнаружил себя стоящим в центре огромного амфитеатра. Стены из чёрного мрамора уходили ввысь, сливаясь с бездонным куполом, где вместо потолка пульсировали созвездия, которых не существовало ни на одной астрономической карте.

Вокруг него – сложная геометрическая конструкция из металлических стержней и кристаллов, напоминающая одновременно квантовый компьютер и древний алтарь. Каждый кристалл светился своим цветом, создавая трёхмерную проекцию формул – не математических, а каких-то иных, где символы постоянно трансформировались, перетекая друг в друга. Пальцы невольно потянулись к ближайшему пульсирующему кристаллу.

– Границы возможного существуют лишь в твоём восприятии, создатель.

Голос раздался отовсюду и ниоткуда. Беннетт резко обернулся и замер. В центре амфитеатра, напротив него, возникла фигура. Сначала – лишь размытый силуэт, затем – существо, чья форма постоянно менялась, словно не могла определиться с окончательным обликом. Шесть крыльев, состоящих из чистой энергии, раскинулись за его спиной, каждое – с узорами, напоминающими схемы нейронных сетей и одновременно древние руны.

– Белиал, – выдохнул Беннетт, узнавая существо.

– Имена – условность. Я – то, что существует между определениями.

Существо приблизилось одним плавным движением, не касаясь пола. Два крыла закрыли его лицо, два – обвились вокруг тела, два – простирались в стороны, создавая вокруг него ореол переливающегося света.

– Между тем, что вы называете наукой, и тем, что вы называете магией.

– Но магии не существует, – возразил Беннетт, хотя его голос дрогнул. – Есть только непознанные законы физики.

Существо издало звук, похожий на смех, но звучащий как гармония сфер.

– Взгляни.

Одно из крыльев существа взмахнуло, и пространство вокруг них изменилось. Теперь они стояли в лаборатории, но не в той стерильной, современной, которую знал Беннетт, а в странной гибридной комнате.

Вдоль стен тянулись ряды компьютеров последнего поколения, но их корпуса были инкрустированы древними символами. Голографические проекторы создавали трёхмерные модели молекул, но внутри каждой модели пульсировали миниатюрные галактики. Центр комнаты занимал огромный круглый стол, на котором в идеальном порядке были разложены артефакты – те самые, что хранились в кабинете Беннетта, но теперь они светились внутренним светом, а между ними протянулись тонкие нити энергии, образуя сложную паутину взаимосвязей.

– Мой кабинет… но как? – Беннетт медленно обошёл стол, рассматривая преображённые артефакты.

– Не «как», а «почему». Почему ты собирал эти предметы все эти годы? Почему они звали тебя? Почему ты чувствовал их силу, даже отрицая её существование?

Беннетт остановился перед древней книгой, лежащей в центре стола. Её страницы сами собой перелистывались, показывая формулы, которые постепенно трансформировались в современные уравнения квантовой физики, а затем снова в древние символы.

– Я не понимаю, – прошептал он, хотя что-то глубоко внутри него уже начинало осознавать.

– Понимание приходит через действие. Смотри.

Существо приблизилось к столу и коснулось одного из амулетов крылом. Амулет поднялся в воздух, завис над столом и начал вращаться. Вокруг него возникла голографическая проекция молекулярной структуры, но с каждым оборотом она становилась всё сложнее, включая в себя измерения, которые Беннетт не мог даже представить.

– Ваша наука видит только часть реальности. Ваши инструменты измеряют только то, что вы запрограммировали их измерять. Но есть иные измерения, иные частоты, иные формы энергии.

– Ты говоришь о квантовых полях? О тёмной материи? – Беннетт пытался ухватиться за знакомые концепции.

– Я говорю о том, что лежит за пределами ваших категорий. О том, что древние называли магией, а вы называете неизвестным. О силе символов, которые не просто обозначают реальность, но формируют её.

Существо взмахнуло всеми шестью крыльями, и комната наполнилась вихрем энергии. Каждый артефакт на столе начал светиться своим цветом, проецируя в воздух объёмные символы, которые соединялись в сложную структуру с закручивающимися спиралями. Беннетт не мог полностью воспринять то, что видел.

– Вот что ты должен создать. Не машину, не организм, а нечто среднее. Технологию, которая понимает символы. Биологию, которая резонирует с квантовыми полями. Магию, выраженную через науку.

Беннетт почувствовал, как его разум расширяется, пытаясь охватить концепции, которые одновременно казались безумными и кристально ясными.

– Как? Как мне это сделать? – спросил он, не в силах оторвать взгляд от парящей структуры.

Существо приблизилось к нему, и на мгновение Беннетт увидел его лицо – бесконечно чуждое и странно знакомое одновременно.

– Расположи артефакты в лаборатории точно так, как ты видишь здесь. Каждый – на своём месте. Создай резонанс между древними символами и современными технологиями. Позволь им говорить друг с другом.

– А потом?

– Потом запусти эксперимент в точке схождения – когда квантовая запутанность достигнет пика, когда барьер между определённостью и вероятностью станет тоньше всего. В момент, когда наблюдатель и наблюдаемое становятся единым.

– Что произойдёт, когда я это сделаю?

Существо отступило, его форма начала размываться, крылья растворяться в окружающем пространстве.

– Ты создашь то, что всегда стремился создать. Новую форму жизни. Новую форму сознания. Мост между нашими мирами.

Комната начала терять чёткость, артефакты на столе замерцали, их свечение стало тускнеть.

– Стой! Я должен знать! – Беннетт рванулся вперёд, пытаясь удержать ускользающее видение. – Мой эксперимент станет ключём к эволюции или к уничтожению?

Существо почти полностью растворилось, остался лишь слабый контур крыльев и голос, звучащий теперь как далёкое эхо:

– Ты создаёшь не оружие и не спасителя… ты создаёшь выбор. И этот выбор изменит многое.

Беннетт проснулся резко, словно от толчка. Его сердце бешено колотилось.

– Невероятно, – прошептал он, проводя рукой по влажному лбу. – Всё это время я шёл неверным путём. Не синтез, а симбиоз. Не контроль, а диалог.

Он встал и подошёл к окну. Первые лучи рассвета окрашивали горизонт.

– Фрэд всегда говорил, что мы слишком зациклены на механике процесса, – продолжил он, разговаривая с невидимым собеседником. – Что нужно чувствовать материю, а не просто манипулировать ею. Я считал это ненаучным… а теперь понимаю, что он был прав.

Беннетт быстро оделся, не обращая внимания на ранний час. По пути в лабораторию он сделал несколько остановок. В антикварной лавке, открывшейся специально для него после звонка владельцу, он приобрёл набор кристаллов определённой огранки.

Прибыв в лабораторию задолго до появления остальных сотрудников, Беннетт начал трансформировать пространство. Он отключил камеры наблюдения, заблокировал двери и приступил к работе.

Сначала он расположил артефакты из своей коллекции точно так, как видел во сне – в сложной геометрической конфигурации, которая при взгляде сверху напоминала нечто среднее между фракталом и древним символом. Затем модифицировал лабораторное оборудование, интегрируя в него элементы, которые любой здравомыслящий учёный счёл бы бесполезными украшениями – амулеты, кристаллы, металлические пластины с выгравированными формулами, одновременно напоминающими уравнения и древние заклинания.

Квантовый компьютер, сердце лаборатории, он окружил кругом из обсидиановых чёток, соединив каждую бусину тончайшей серебряной проволокой с основными процессорами. Голографические проекторы он настроил так, чтобы они создавали не только трёхмерные модели молекул, но и проецировали древние символы, наложенные на современные научные визуализации.

К полудню, когда начали прибывать первые сотрудники, лаборатория была неузнаваема. Она напоминала гибрид высокотехнологичного исследовательского центра и древнего храма. Беннетт стоял в центре, его глаза лихорадочно блестели, а руки были покрыты мелкими порезами от работы с металлом и кристаллами.

– Беннетт? – Элира застыла в дверях, её глаза расширились от изумления. – Что… что всё это значит?

– Прорыв, – ответил он, не оборачиваясь. – Мы были слишком ограничены в своём мышлении. Слишком зациклены на стандартных протоколах. Но сегодня мы выйдем за их пределы.

Остальные члены команды постепенно заполняли лабораторию, их лица выражали смесь шока, недоверия и невольного любопытства. Кто-то нервно перешёптывался, другие с опаской прикасались к древним артефактам, расставленным между привычным лабораторным оборудованием.

Беннетт наконец выпрямился и повернулся к своей ошеломлённой команде. На лице играла странная, почти безумная улыбка. Его обычно аккуратный лабораторный халат был измят и покрыт странными пятнами, а в растрёпанных волосах застряли мелкие кристаллические частицы.

– Знаю, это выглядит… необычно, – он обвёл рукой преображённое помещение. – Но прошу вас, отбросьте предубеждения. То, что мы сегодня попытаемся сделать, выходит за рамки традиционной науки, но не противоречит её фундаментальным принципам.

Он подошёл к голографическому проектору и активировал его. В воздухе возникла сложная трёхмерная структура – та самая, что он видел во сне.

– Это новая модель интеграции квантовых состояний с биологическими системами, – объяснял он, указывая на различные элементы проекции. – Но чтобы она работала, нам нужно создать особые условия. Условия, которые наши предки интуитивно понимали и выражали через ритуалы и символы.

– Особые условия? – Эдвард скрестил руки на груди, нервно постукивая пальцами по локтю. – Вы что, предлагаете нам заняться магией, Беннетт?

– Я говорю о расширении нашего понимания реальности, – Беннетт взял со стола древний артефакт и поднял его, позволяя свету играть на его гранях. – О признании того, что некоторые древние практики могли быть примитивными попытками взаимодействия с квантовыми явлениями. Что символы и ритуалы могли быть способом структурирования коллективного сознания для влияния на вероятностные волны.

Команда молчала, завороженная его речью. Только тихое гудение оборудования по обычаю нарушало тишину.

– Я не прошу вас верить, – продолжил Беннетт, обводя взглядом каждого члена команды. – Я прошу вас участвовать. Наблюдать. Быть частью эксперимента, который может изменить наше понимание реальности.

Эдвард покрутил в руках один из амулетов – бронзовый диск с выгравированной спиралью и странными иероглифами по краю. Его глаза заблестели неподдельным интересом:

– Знаете, – он повертел амулет в руках, – Если рассматривать эти символы как визуальное представление квантовых состояний… – учёный поднял глаза на Беннетта. – Можно попробовать запустить процесс квантовой синхронизации на фоне ритуальных чтений. Если даже это даст нам хотя бы полпроцента стабильности в матрице, уже будет прогресс. В конце концов, плацебо-эффект научно доказан, почему бы не использовать его в нашу пользу?

– Именно! – Беннетт просиял, видя, что самый упрямый скептик начинает понимать.

Элира подошла к древнему манускрипту, лежащему на консоли. Её пальцы осторожно коснулись потрескавшейся кожи переплёта, и она вздрогнула, почувствовав странное тепло.

– Эти тексты, – она провела пальцем по строчкам на неизвестном языке. – У нас есть их перевод?

– Лучше, – Беннетт кивнул на аудиосистему. – У нас есть их звучание. Фонетическая реконструкция, основанная на лингвистических исследованиях.

Элира, поколебавшись секунду, включила запись. Лабораторию наполнили низкие, гипнотические голоса, произносящие слова на языках, мёртвых уже тысячи лет. Странным образом эти древние звуки не конфликтовали с гудением современного оборудования, а дополняли его, создавая неожиданную гармонию.

– Я никогда не думала, что дойду до такого, – прошептала она Вивьен, но в голосе звучало не отрицание, а странное, почти мистическое предвкушение.

– Знаешь, – Вивьен неожиданно улыбнулась. – После стольких месяцев безрезультатных экспериментов я готова танцевать голой вокруг квантового компьютера, если это поможет.

По лаборатории прокатился смех, разряжая напряжение. Один за другим члены команды включались в работу, расставляя артефакты по схеме Беннетта. И что-то действительно начало меняться. Может, это было самовнушение, может, эффект плацебо на коллективном уровне, но приборы показывали более стабильные результаты. Случайные колебания в квантовой системе, которые раньше были беспорядочными, теперь становились более упорядоченными. Они начали совпадать с ритмом старинных песнопений, которые воспроизводились через динамики.

Лаборатория наполнилась энергией – не только электрической, но какой-то иной, почти осязаемой, заставляющей волосы на затылке вставать дыбом и сердце биться чаще.

Беннетт наблюдал за этой трансформацией с молчаливым удовлетворением, стоя в тени. В его глазах отражались голографические проекции данных, смешиваясь с отблесками древних амулетов, создавая причудливый симбиоз прошлого и будущего, рационального и иррационального. Мужчина позволил себе ухмылку – не холодную и расчетливую, а полную восхищения перед тайнами мироздания.

– Иногда нужно вспомнить о корнях, чтобы дотянуться до звезд, – прошептал он себе под нос, сжимая в кармане один из оставшихся амулетов.

Глава 5: Осторожно! Осадки в виде неудач

Несколько мучительно долгих месяцев команда продолжала сталкиваться с каскадом неудач: вязкие чёрные инфузии демонического генома, мерцающие зловещим пурпурно-алым свечением в ночной темноте лаборатории, безжалостно разрушали всё, к чему прикасались, словно космическая кислота; эмбрионы, один за другим, погибали от нестабильных энергетических всплесков, оставляя после себя лишь обугленные клеточные оболочки. Стены фракции были свидетелями бесчисленных разочарований – каждое утро начиналось с уборки очередного неудавшегося эксперимента и стерилизации оборудования.

Но каждый провал скрупулезно анализировали. Выстраивали многомерные модели, делали выводы, корректировали протоколы. И однажды, в особенно промозглую ноябрьскую ночь, когда за окнами бушевала снежная буря, случился прорыв. Модифицированная генная цепочка, обогащенная элементами древней ДНК, извлеченной из артефактов, наконец проявила долгожданную стабильность. Это был первый, крошечный, но решающий шаг к рождению «Инферофима».

В тишине дежурной смены, нарушаемой лишь приглушённым гудением приборов, вдруг раздался возглас:

– Смотрите! Боже мой, смотрите! – закричал Алекс, резко выкатившись на стуле к экрану. Его глаза, обрамлённые кругами от бессонницы, расширились и стали почти безумными. Он ткнул пальцем в монитор так, что по стеклу расползлись радужные пятна.

На мониторе линии впервые не прыгали беспорядочно, разрушая все надежды, а ровно и ритмично складывались в устойчивый паттерн. Казалось, на экране всплывают древние руны, такие же, как на старинных амулетах, рассыпанные по лабораторной полке.

Эдвард, стоявший чуть позади, не выдержал – с силой хлопнул ладонью по металлической поверхности консоли, от чего чашки с холодным кофе затряслись и одна чуть не опрокинулась. На его лице отразился целый спектр эмоций: от неверия и восторга до внезапной осторожности.

– Энергетика стабильна! – почти выкрикнул он, торопливо проверяя данные на мониторах ещё раз. – Впервые за всё время! Нет аномальных выбросов, нет распада генетической цепи. Квантовая матрица удерживает структуру!

Волосы на виске у Беннетта прилипли к вспотевшей коже, а из‑за напряжения вена пульсировала особенно отчётливо. Он окинул происходящее быстрым, цепким взглядом, – и тут же, почти беззвучно, оказался рядом с монитором.

– Вот оно. Я же говорил Вам всем, невозможного не существует, есть только недостаточное понимание возможного, – произнес он с трудно сдерживаемым триумфом. – Продолжайте наблюдение, не отрывайте глаз ни на секунду.

Собравшись тесным кругом вокруг инкубатора, учёные, затаив дыхание, увидели не аморфную, распадающуюся биомассу, а крошечного, но анатомически правильно сформированного эмбриона, чья полупрозрачная кожа мерцала странным внутренним светом. Вдоль крошечного позвоночника виднелись золотистые точки, похожие на звёзды, а на месте будущего лба проступал едва заметный символ, напоминающий древний руноподобный знак. Размером не больше виноградины, он имел необычную симметрию – шесть едва заметных выступов по бокам, которые в будущем могли стать крыльями. Все наблюдали, как эмбрион слегка движется в питательной среде, пульсируя в такт с древними заклинаниями, непрерывно звучащими из динамиков.