Души на привязи

– Тебе кажется, что ты все знаешь и понимаешь. Видишь насквозь нас и весь мир, который улыбается тебе и подмигивает, а остальные настолько отупели, что этого не замечают.

Саманта хотела возразить, но повинуясь жесту, не произнесла ни слова. Ребекка огляделась. Вокруг ходили туристы, и никто не обращал внимания на их разговор.

– Не спорь. Я все понимаю. Но мир… как клоун. На лице яркие краски и обещание счастья, а внутри может скрываться что угодно.

– Пресвятая Мария, ты рассуждаешь, как тётушка Милли, – не выдержала Саманта, – которой на старости лет мерещился озабоченный улыбчивый дух на чердаке. И когда бедняга решила поддаться богомерзким ухаживаниям, кавалером оказалась куча тряпья, на которую ты в детстве прицепила вставную челюсть её покойного муженька.

Ребекка невольно улыбнулась. Потом поспешно прикрыла рот ладонью и тихо рассмеялась, второй рукой приобнимая сестру.

– Не вспоминай этот ужас. Я понятия не имела, что тётя найдёт это… эту… инсталляцию.

– Забей. Тебя почти не ругали, я помню, папа даже посмеялся.

– Хорошо, извини, но мне пора сделать обход. Ярмарка в самом разгаре, а рук не хватает. Жаль, что ты не захотела присоединиться к нашему волонтерскому штабу.

– Прости, сестренка, но я бы здесь со скуки подохла. К тому же Скотт пригласил меня на свидание, а это куда круче всей этой движухи.

– Саманта, следи за языком, – в который раз попросила Ребекка, поежившись, – и, пожалуйста, будь осторожна с этим парнем. Тебе всего четырнадцать, а он старше на два года.

– Так общаются все, кроме престарелых ватрушек, напыщенных аристократов, тех, кто под них косит, и тебя, – нисколько не заботясь о чувствах сестры, отрезала Саманта. – Я красивая и яркая, у меня гормоны. Я хочу праздника и внимания мальчиков. Это естественно. И если ты держишься от всего этого подальше, в чем моя вина?

Ребекка прикусила губу, медленно развернулась и влилась толпу.

У неё есть дела важнее препирательств с сестрой. На ней лежала огромная ответственность. И как член семьи Андервуд, она прекрасно со всем справится.

Она шла вперёд, не замечая обращенные к ней вопросы, чуть щурясь от яркого солнца. И лишь какое-то размытое движение на периферии зрения заставило её замереть. Замереть и понять, что ярмарка и люди, омытые музыкой и громкими голосами, остались позади.

К ней навстречу шёл высокий, красивый мужчина. Волнистые каштановые волосы блестели под яркими лучами солнца, а белоснежная улыбка заставляла дам вокруг поворачивать головы вслед. За его локоть держалась миниатюрная юная девушка в ярко-синей юбке и крохотном топике. Её яркий, даже вульгарный макияж, по сравнению с которым образ Саманты казался верхом благопристойности, на секунду поднял в душе Ребекки волну возмущения. Но она тут же взяла себя в руки. Подавилась желанием развернуться и убежать.

– Доброе утро, Бекки! Давно не виделись. Сколько, два года прошло?

– Доброе утро, дядя Чарльз. Прошёл всего один год и пять месяцев. И я… не надеялась так скоро тебя увидеть. Насколько помню, в последний приезд ты говорил, что нескоро вернешься в Блекхёрст. Хотя, прошу простить мои манеры. Не представишь свою спутницу?

– Боже, Бекки, что за чопорность? В прошлый раз я подумал, что ты к какой-то роли готовишься, поэтому так себя ведешь.

– К роли? – голос сорвался, но Ребекка не заметила этого. – Да, я… эм, пробуюсь.

– Тебя точно должны взять, детка, – протянула спутница дяди. – Прям королева Елизавета.

Ребекка почувствовала, как волоски на руках встали дыбом от слов девушки, от ее внешнего вида и акцента. Она коротко улыбнулась и приняла решение вернуться на площадь.

– Мне нужно проверить гостей на ярмарке, если вы не возражаете.

– Подожди, а Гарри уже пришел? Хочу сообщить ему важную нов…

– Что ты здесь делаешь, Чарльз? – раздался за спиной Ребекки голос отца.

Он спешил к ним из переулка, где, скорее всего, припарковал автомобиль, и размахивал руками.

«Нервничает», – подумала Ребекка и припомнила, что отец за завтраком уже упоминал о какой-то важной новости.

– Я же просил заехать в особняк. Мне нужно переговорить с тобой. Но ты… А это кто? – Гарри не смог скрыть брезгливости при виде спутницы брата.

– Это Адель. Мы познакомились в Лондоне. Когда я узнал о твоём предложении, то решил найти помощника.

Гарри бросил быстрый взгляд на дочь, но Ребекка лишь улыбалась, рассматривая их с дядей.

– Простите, мне нужно вернуться к волонтерской деятельности. Была рада повидаться, дядя. Приятного дня, Адель.

– Ребекка, все в порядке?

Та обернулась и согласно кивнула.

– Конечно, ярмарка проходит спокойно. Еды и воды хватает для всех участников. Встретимся за ужином.

Она оставила родных обсуждать важные вопросы, а сама двинулась к ближайшей палатке.

Ярмарка работала до вечера, и Ребекке не хватало времени привести собственные чувства в порядок. Бесконечные перемещения между мастерами, разрешение мелких конфликтов и помощь гостям города вымотали её окончательно.

Только когда музыка смолкла, и Кэтрин Фокс объявила выступление Гарри Андервуда, Ребекка вынырнула из омута и позволила себе передохнуть. Она остановилась возле палаток, позади группы пожилых леди, так, чтобы видеть выступление отца, столы волонтёров, но при этом оставаться в тени.

Гарри легко взбежал на сцену, одарив собравшихся яркой улыбкой. Он проигрывал в красоте и обаянии младшему брату Чарльзу, но в нем чувствовалась твердость и сила. Ребекка восхищалась его умением вести дела и способностью дипломатично решать проблемы города. Дедушка же редко хвалил старшего сына, считая его успехи чем-то само собой разумеющимся. Любое достижение – еще не повод для гордости. Это лишь кирпичик в фундамент благосостояния всей семьи.

– Доброго дня, Блекхёрст! Приветствую жителей и гостей нашего прекрасного города! Сегодня, в этот ясный и тёплый день, мы проводим ежегодную ярмарку Андервуд, и я бесконечно горд стоять здесь в пятнадцатый раз. И каждый раз я с печалью в сердце вспоминаю отца, который создал эту чудесную традицию и неизменно выходил на сцену, пока не покинул бренный мир. Уверен, он смотрит на нас с небес и поражается, какие талантливые и прекрасные люди живут на нашей земле.

– Да в гробу он вертится, – вдруг раздался приглушенный шёпот одной из пожилых леди, что стояли впереди.

Ребекка отвлеклась от пламенной речи отца и прислушалась.

– «Земля любит работящие руки» – так всегда говорил Эмброуз. Все его земли при деле были: фермерам в аренду сдавал, рабочие места организовывал. Там строительству школы поможет, здесь в открытие мастерской вложится. А сынок его сейчас все по миру пускает.

– Да что ты мелешь, – зашипела на нее вторая леди. – Гарри – приятный молодой человек. Мой сын о нем высокого мнения. За благие дела возглавляет городской совет.

– Чушь! – возразила третья. – Да наш город ему, что подиум для моделек. Те телесами светят, прости Всевышний, а этот фамилией, что от Эмброуза получил. Отец-то был мировым мужчиной. Да, грешки тоже водились, но он больше делал, чем говорил.

– Вот-вот, – подтвердила первая женщина, – а этот только болтать и мастак. А дел, ну, сколько он сделал? Вспомни-ка, что по его инициативе нового в городе появилось? Вот, вот то-то же. Ни-че-го.

– Жена его мазней своей хоть злых духов от города отгоняет, – захихикала вторая леди, прикрывая рот шелковым платком. – Все польза. А этот… пыль в глаза пускать мастер. Делает вид, будто печется о благе города, а сам себе лесенку наверх строит. Про второго сына и говорить нечего. Красив, как бес, а ума не нажил. Как тот муж из сказки «Мистер Винегар», помните? Уехал в соседний город, купил там дело. Потом променял его на другое. Потом решил, что третье прибыльнее. Так и остался ни с чем.

– Младшенький Андервуд с детства был непослушным ребенком, – закивала одна из миссис.

– Ох, дорогая, ты, как всегда, осторожна в оценочных суждениях.

– Никто не любит сплетниц, моя милая, – первая леди шутливо погрозила подруге пальцем.

– Но, позволь, мы в таком возрасте, что нам простительны любые прегрешения.

Дамы захихикали, посматривая на сцену.

– Мне кажется, Эмброуз перепутал имена для мальчиков.

– Напротив, как в будущее заглянул. Чарльзы – известные любители женщин.

– Любители портить яблоки. То надкусит, это надкусит, – леди взмахнула платочком, и, выдержав театральную паузу, продолжила: – А еще, поговаривали, что он был близко знаком с Норой Барлоу.

– Той самой? – ахнули женщины.

– Именно. Но Эмброуз, конечно, слухи пресек. Баловал он негодника, вот тот и вырос оболтусом.

– Теперь вьется около брата, подачки выпрашивает.

– Хоть дети – славные девочки. Старшенькая – чудо какая милая и благонравная. Младшая ведёт себя и одевается, конечно, чересчур вызывающе. Но что поделать, возраст. На сестрицу бы смотрела, пример брала. Да им сейчас никто не указ, – вздохнула первая леди.

Ребекка не могла это больше слушать. Она, как деревянная кукла, развернулась и медленно побрела к волонтерским столам. Бессилие, брезгливость и непонимание рвали сердце в разные стороны. Не верилось, что среди жителей есть те, кто вот так думает про их семью. Про мать, отца, дядю…

«А разве про отца они не правы?» – раздался в голове ехидный внутренний голос, но Ребекка устыдилась этих мыслей.

Брошенный на сцену взгляд зацепился за поющую Кэтрин. Отец стоял внизу и что-то обсуждал с дядей. Саманта пританцовывала рядом с ними и обнимала его за талию.

Ребекка остановилась, охваченная смятением. На секунду окружающие звуки стали тише, задавленные резким, еле слышным лязгом металла о металл. И чьим-то голосом.

Все разом пришло в норму, стоило только прохожему задеть её локтем. Ребекка моргнула, в панике осмотрелась, но, к счастью, секундой заминки никто не заметил.

И весь остальной день тело терзало какое-то смутное чувство тревоги. Оно ластилось к коже, напоминая о себе в самые неподходящие моменты. Кололо в сердце, мелькало неясными силуэтами между фигурами людей. Ребекке казалось, что подсознание пытается воскресить какие-то нежеланные воспоминания. Или отвлекает от того, что вспоминать и не нужно.

Хотелось скорее вернуться в комнату и разместить подарок Глории в шкафу. Сделать перестановку, протереть пыль. Завтра у неё запланирован поход в госпиталь на сеанс с миссис Пикол, и нужно заранее определиться, какую книгу стоит взять. Пусть еще не подтверждено научно, но многие считают, что люди в коме все слышат. Поэтому Ребекка никогда не подходила к выбору безответственно.

– Дьявол, какое блаженство просто сидеть, вытянув ноги! – Мари растеклась по стулу, подставив лицо лучам догорающего солнца. – Как хорошо, что сегодня последний день. Я не выдержу ещё двенадцать часов на ногах.

– Мы работали во вторую смену, – заметила Ребекка, – а не весь день.

– Говори за себя, богатенький ангел, – усмехнулась Мария. – Я до обеда проторчала у матери в лавке. Так что сейчас, я куплю себе пепси, завалюсь на кровать и врублю по пятнадцатому разу первый сезон Сверхов. Буду пускать слюни на молодого Экелза. А ты?

Ребекка подняла голову и заметила дядю, прижавшего Адель к стене дома и медленно поглаживающего её шею.

Она поспешно отвернулась, чувствуя, как горят щеки.

– Приехал дядя. Отец хотел сообщить какую-то важную новость. Семейный ужин, ничего необычного.

– Скукота! – заявила Мария. – Приходи ко мне? Все веселее.

– Прости, но я не могу пропустить ужин. Скорее всего, дядя приехал на один день, повидаться с отцом. Будет некрасиво с моей стороны не присутствовать.

– Вдвойне скукота. Ладно, пойду, отмечусь у старших. Кстати, ты не слышала, говорят, какая-то девочка потерялась. То ли приезжая, то ли местная. Утром душечки из церкви обсуждали нравственное падение молодежи.

– Нет, – Ребекка покачала головой, – не слышала.

– Хоть бы просто слухи. Последний раз у нас кто-то пропадал года полтора назад. Но то взрослая девушка какая-то, а тут подросток. Уже и про Зверя трындеть начали.

Руки Ребекки замерли на полпути к рюкзаку.

– Это просто глупая легенда!

– И что? У нас ни местных духов, ни привидения своего нет. Заброшенный особняк и тот пустой. Там кроме мусора и размалеванных стен больше ничего. Было бы супер, заведись у нас в окрестностях какая-нибудь потусторонняя сущность. Наш город внесли бы в реестр городов, где видят призраков, и приобщили к мистическому туризму. Ты же печешься о благе Блекхёрста? Вот и представь, как толпы приезжих хлынут, сметая с полок сувениры!

Ребекка покачала головой, пытаясь взять себя в руки и не выдать страха. Несколько раз она видела в лесу Блекхёрста Зверя, эту страшную, отвратительно фигуру, и не понимала, как можно мечтать о встрече с ним. В нем не было ничего привлекательного. Он был опасен и внушал первобытный ужас. Ребекка чувствовала себя в лесу неуютно. То, что раньше приносило покой, теперь вызывало лишь неконтролируемую дрожь. И её разрывало от невозможности кому-то об этом рассказать. Член семьи Андервуд не должен верить в какие-то мистические байки. Не должен видеть то, что выходит за рамки «нормального». Ничего, что может испортить репутацию, которую дедушка с таким трудом зарабатывал и приумножал.

– Наш город прекрасен и без мистического флёра, – Ребекка перевела дух и перекинула косы на спину. – Больший процент туристов ценит его за спокойствие и умиротворение. За картинную галерею, чистые улочки, музей, театр и низкий уровень преступности. Мистический туризм пусть и популярен в стране, но не настолько, чтобы желать появления призрака. Да, в основном, англичане охотно раздувают легенды, но это не наш случай.

– Скучная ты, Бекки, и неживая какая-то, – разочарованно протянула Мария и, махнув на прощание, пошла в сторону остановки.

– Да нет, вполне еще живая, – прошептала Ребекка, сжала сумку с куклой и вздрогнула от автомобильного гудка.

Она поздоровалась с шофером и скользнула в салон, мечтая как можно скорее оказаться дома.

Фамильный особняк в георгианском стиле, построенный из красного кирпича, стал виден задолго до того, как автомобиль плавно въехал на подъездную дорожку. «Андервуды должны запомниться людям делами, а не показной роскошью. Наш дом – оплот чистой гармонии, строгости и скромности», – любил приговаривать дедушка, и Ребекка всегда с ним соглашалась. Она поднялась к себе в комнату и спешно переоделась, чтобы не расстраивать отца опозданием. Подарок Глории было решено поместить в шкаф перед сном.

Вся семья уже расселась за огромным столом, который вмещал двадцать персон. И сейчас пять человек смотрелись за ним сиротливо. Отец заметил приближение старшей дочери и кивком головы указал на место, заставляя поторопиться.

– Этот день должен был стать идеальным. Завершение ярмарки, моё выступление и те новости, которые я собирался рассказать за ужином. Но мой брат, – Гарри бросил выразительный взгляд на Чарльза, самозабвенно играющего с кольцом на пальце, – решил внести коррективы. Вновь. Это уже походит на традицию.

– Ещё скажи, что ты не рад меня видеть. Я вот соскучился. Даже Адель попросил остаться в гостинице, чтобы не мешать семейному воссоединению, – рассмеялся Чарльз и подмигнул Саманте, которая не отрывала от него горящего взгляда.

Ребекка наблюдала за этими перемигиваниями с окаменевшим сердцем. Ей не понравилась улыбка Чарльза и идиотское хихиканье сестры.

– Прекратите, – слова вырвались помимо воли, и в комнате стало тихо. – Давайте выслушаем отца, – поспешно добавила Ребекка, аккуратно раскладывая на коленях белоснежную салфетку.

– Спасибо, – кивнул ей Гарри, еле заметно поморщившись. – Как вы знаете, отец завещал приумножать величие нашей семьи. Я успешно справляюсь со всеми делами, что он мне оставил. Пусть и в одиночку, чего отец явно не предполагал.

Чарльз демонстративно закатил глаза, но не решился прервать брата.

– Город развивается. Городской совет работает, как часы. Мне удалось сплотить его в единую команду. Жалобы от горожан поступают, но все решается оперативно и в срок.

– К чему ты клонишь, дорогой? – Мэй Андервуд медленно повернула голову, будто только сейчас очнулась.

– Осенью выборы в Окружной совет, и я намерен подать свою кандидатуру. По прогнозам число желающих превысит количество мест. А это значит, что объявят голосование. Поэтому с этой минуты важно одно – показать, насколько Андервуды пекутся о благосостоянии города. Насколько они сплоченные. Любое наше действие может отразиться на репутации семьи. Отец, при всей его амбициозности, не стремился дальше городского совета. Но время движется вперед, приоритеты меняются. До меня дошли слухи о моей несостоятельности, раз я продолжаю довольствоваться малым. Не позволю очернять имя семьи.

– Люди всегда будут говорить, – мягко заметила Мэй. – Обращать внимание на их выпады – пустая трата ресурсов.

– Конечно, ты права, дорогая, – подтвердил Гарри, – но кресло в Окружном совете поможет мне расширить возможности для решения важных вопросов. Более того, это напрямую связано с судьбой семейного отеля. Я предложил Чарльзу вернуться, чтобы стать управляющим.

– Но с отелем все в порядке, – Ребекка пыталась поймать взгляд отца, не понимая, что стоит за его решением. – Мистер Эштон прекрасно справляется.

– Я не ставлю под сомнение компетентность мистера Эштона, – покачал головой Гарри. Он позволил себе откинуться на спинку стула, и сложил пальцы домиком. – Но мне нужен человек из семьи, который будет управлять отелем. В этом году мы вступаем в новую эру. Я подал прошение включить наш отель в список национальной благотворительной организации «Виталайс», которая устраивает отпуск для слепых и недееспособных людей.

– О, Господи, это же прекрасно! – Ребекка искренне обрадовалась, так как слышала о волонтерах и мечтала воочию увидеть их работу.

– Ты хочешь, чтобы этим занимался Чарльз? – вопрос Мэй прозвучал с ноткой издевки, на что мужчина тут же отреагировал ядовитой улыбкой.

– А ты не веришь в мое желание помочь сирым и убогим? – театрально удивился Чарльз – Волонтерская деятельность сейчас крайне популярна в стране. Если мы хотим затащить задницу Гарри в Окружной совет, святой нимб над головой лишним не будет.

– Брат, выбирай выражения! – глава семьи поднялся и медленно пошел вдоль стола, остановившись за спиной Ребекки и положив руки ей на плечи.

Она замерла, сдерживая порыв отстраниться. Лишь незаметно скомкала салфетку на коленях, стараясь не встречаться глазами с матерью и дядей.

– Мы – фундамент. Мы – опора всем и вся в этом городе. Не опускайте взгляд, не бойтесь. Семья превыше всего, – слова покойного Эмброуза Андервуда должны были прозвучать в устах Гарри торжественно и весомо.

Но вместо привычного трепета, Ребекка ощутила тяжесть камня, опустившегося на сердце.

– Я прошу вас следить за тем, что вы говорите и делаете. Мэй, я запрещаю тебе видеться с Линдами. Придумай какой-нибудь предлог, но чтобы эта… неблагонадежная семья больше не появлялась в нашем доме. Мистер Линд распускает грязные слухи обо мне, а мать миссис Линд недавно нелестно высказалась о тебе.

Мэй мягко улыбнулась мужу, достала смартфон и предложила:

– Возможно, мне стоит организовать какую-нибудь благотворительную выставку? К примеру, объявить конкурс среди художников. Лучшими картинами украсим наш отель в день открытия программы «Виталайс».

– Отличная идея! – поддержал Гарри и перевел взгляд на младшую дочь. – Саманта, хватит вести себя неподобающим образом. Мальчики, гулянки и выпивка подходят для совершеннолетних девиц, которые живут в больших городах. Твой внешний вид…

Саманта кротко улыбнулась, а потом показательно надула пузырь из жвачки и лопнула его. Послышался смешок Чарльза, который поспешно осушил бокал с вином.

– Твой внешний вид, – продолжил Гарри, изменившись в лице, – неприемлем. Пересмотрите с матерью гардероб и подберите что-то более подходящее. И еще: любой твой неблаговидный поступок в Блекхёрсте у всех на виду.

– А если не соглашусь, наденешь на меня паранджу? – Саманта резко положила вилку на стол. – А может, лучше сошлешь в закрытый пансионат? Для надежности?

– Пока в этом нет необходимости.

Ребекка старалась не дышать. Не смотреть на взбешенную сестру. Она уже не чувствовала спины из-за невозможности опереться на стул, но не посмела отвлечь отца.

– Тебе всего четырнадцать…

– Да ладно тебе, брат, – Чарльз рассмеялся, решив, что бодрый тон и ослепительная улыбка способны разрядить обстановку. – Она просто красивенький, веселый подросток. Танцы, свидания, поцелуйчики – да именно сейчас и стоит пробовать что-то новое. Вспомни Бекки в этом возрасте. Открытая, непосредственная. Пока, уж прости, племяшка, не превратилась в старую деву. Так что не свирепствуй! Саманта не делает ничего плохого, верно?

Саманта улыбнулась, немного наклонив голову. И у Ребекки внутри зазвучал противный колокольчик: неужели Саманта флиртует с Чарльзом? Она всмотрелась в лицо сестры и на мгновение испытала неподдельный шок. Но через секунду другую на смену пришло сомнение.

– Конечно, дядя, – покачивая вилкой в воздухе, подтвердила Саманта, – я сама благопристойность. Ну чисто Святая дева Мария.

– Хватит, – отрезал Гарри, сильнее стискивая плечи старшей дочери. – Я предупредил тебя, Саманта. Если твое поведение выйдет за рамки, то предложение о пансионате перестанет казаться мне таким уж неприемлемым.

– Серьезно? – напускная веселость вмиг слетела с сестры. Она бросила столовый прибор в бокал и вскочила. – Ты меня не сломаешь. Не превратишь в робота. Я ещё живая, в отличие от присутствующих здесь!

На этих словах Ребекка поймала взгляд сестры, мягко улыбнулась и кивнула. Та на секунду опешила, но потом продолжила выплескивать гнев на отца.

– У нас не семья, а инвестиционная компания! Пойди туда – это выгодно. Поговори с ним – это выгодно. Мы не дети, а активы в твоё светлое и прекрасное будущее большой шишки! Плевать ты хотел на этот городишко и всех, кто здесь проживает. И если ты уверен, что все городские такие дураки, то смею тебе заверить: про твою гнилую душонку не шепчется только ленивый!

– Закрой рот, – спокойный голос Гарри прозвучал в столовой, как грохот захлопнувшейся двери. – Не буду тебя переубеждать. Все именно так и есть. Любой ребёнок благоразумных и дальновидных родителей – это инвестиция в будущее. Так что твоя претензия смехотворна. Я не глупец, чтобы считать иначе.

«А просто любить? – подумала Ребекка, но промолчала, боясь разозлить отца ещё больше. – Просто любить и защищать, несмотря на статус и положение в обществе? Разве ребёнок не заслуживает такой малости?»

– Учитывая все сказанное, – продолжил Гарри, – прошу, Саманта, подумай вот над чем: что происходит с нерентабельным товаром? Ты же мнишь себя взрослой и все понимающей. Знаешь и пробуешь много разных взрослых вещей. Воспользуйся поисковой системой, почитай статьи. Семья работает на имя Андервудов. Вся семья. И так уж вышло, что я – глава этой семьи. И если я попрошу тебя быть более сдержанной. Разумеется, и для твоего блага в том числе. Ты будешь сдержанной.

Саманта обвела взглядом сидящих за столом, чуть запрокинула голову, борясь со слезами, и выбежала из комнаты.

– Превосходный ужин, – прокомментировал Чарльз и осушил второй бокал вина. – За полтора года я и забыл, какие страсти кипят за этими толстыми стенами.

– Думал бы головой, и забывать бы не пришлось, – прокомментировала Мэй, кинув неприязненный взгляд на старшую дочь.

– Не начинай, – поморщился Чарльз. – Все в прошлом, верно, Бекки?

Ребекка опустила руки под стол и впилась ногтями в бедра. Сил на достойный ответ не нашлось. На простые слова «Да, конечно, дядя Чарльз». В такие секунды в груди поднималась желание перерезать веревки и отринуть власть ваги3. Но тут же вспоминались тёплые, немного шершавые ладони дедушки. Его терпкий одеколон, от которого вечно хотелось чихать. И жёсткость галстука, постоянно путавшегося в её кучерявых волосах.

«Ради семьи приходится идти на жертвы, крошка, – звучал его хриплый голос. – Ты возносишь её на такую высоту, чтобы никакие беды мира не могли добраться до твоих родных. Этот город мне такой же сын, как и твой отец, как твой дядя. А жители – внуки и внучки. И если на нашу семью бросят тень, она падёт и на весь город. Ибо не все любят строить, многие любят ломать. А ломать то, что построил кто-то другой – слаще самого изысканного десерта».

Ребекка почувствовала, как напрягся отец позади нее, и постаралась расслабить тело. Тепло улыбнуться, кивнуть и произнести:

– Конечно, дядя Чарльз.

– Вот и славно, милая, – Гарри вернулся на место и сосредоточился на Ребекке. – Ты много делаешь для поддержания репутации семьи. Усиленно готовишься к поступлению в Оксфорд на факультет социальных наук и общественного здравоохранения. Уверен – твои знания помогут Блекхёрсту в будущем. Отрадно понимать, что стремления идут от сердца, и ты никогда не стала бы заниматься тем, к чему не лежит душа. Ты истинная Андервуд.