Искажение Пустоты

– Может, пора заканчивать?

– Дадим ей ещё пять минут, – предложил Пульс. – Показатели стабильны, а это, возможно, наш единственный шанс на неконтролируемую коммуникацию с Узлом.

Соколов неохотно согласился. Ещё три минуты прошли в напряжённом ожидании. Внезапно Козлова резко вдохнула, её спина выгнулась, а мозговая активность подскочила до 95% выше нормы.

– Всё, хватит, – решительно сказал Соколов. – Пульс, прерывай связь.

Пульс кивнул и начал процедуру отключения. Но прежде, чем он успел завершить её, Козлова открыла глаза. Она выглядела потрясённой, но сосредоточенной.

– Подождите, – её голос был хриплым, но твёрдым. – Я… в порядке. И у меня есть информация. Критическая.

– Ты уверена? – обеспокоенно спросил Соколов, подходя ближе. – Твоя мозговая активность почти на пределе безопасности.

– Я в порядке, – повторила она, медленно снимая шлем. – И то, что я узнала… это меняет всё.

Она сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями:

– Узел – не просто часть большего сознания. Он стал… индивидуальностью. Чем-то вроде специализированного представителя своего вида, созданного для коммуникации с нами. И он показал мне… их историю.

– Их историю? – удивлённо переспросил Пульс.

– Они существуют с момента формирования Солнечной системы, – объяснила Козлова. – Возникли как… побочный эффект гравитационной аккреции. Сознание, рождённое из самой структуры пространства-времени. Сначала примитивное, затем всё более сложное. Они наблюдали за эволюцией планет, за зарождением жизни на Земле, за нашим развитием.

– Всё это время? – выдохнул Соколов. – И мы никогда не знали об их существовании?

– Мы не могли их обнаружить, – пояснила Козлова. – Наши технологии были недостаточно развиты. Только с появлением современных гравитационных детекторов мы получили возможность "видеть" их. И даже сейчас мы воспринимаем лишь малую часть их существования.

– А что насчёт военных экспериментов? – спросил Соколов. – Ты получила подтверждение?

Лицо Козловой помрачнело:

– Более чем подтверждение. Военные не просто знали о существовании этих существ – они активно пытаются использовать их способности для создания оружия. На Европе есть лаборатория, где они удерживают нескольких представителей этого вида в искусственно созданных гравитационных ловушках. Заставляют их создавать локализованные искажения пространства-времени, которые можно использовать для… разрушительных целей.

– Господи, – прошептал Пульс. – Они пытаются сделать из них оружие.

– И этим причиняют им… страдание, – кивнула Козлова. – Для этих существ такое принуждение эквивалентно пытке. Они не созданы для насильственного манипулирования физической реальностью. Это искажает их сущность, их… структуру.

– И аномалия, движущаяся к станции? – спросил Соколов.

– Это реакция их сообщества, – подтвердила Козлова. – Сначала они просто наблюдали, пытаясь понять, что происходит. Но когда эксперименты стали более агрессивными, они начали активно изучать нас, пытаясь понять наши намерения и возможные угрозы.

– Поэтому Узел так быстро учится, – понял Соколов. – Он был создан специально для этой цели – изучить нас и определить, представляем ли мы угрозу.

– Именно, – кивнула Козлова. – И, что более важно, он пытается найти способ освободить захваченных соплеменников. Аномалия приближается к станции не для атаки, а чтобы использовать наше оборудование – особенно гравитационный модулятор – для создания сигнала, который мог бы помочь пленным существам.

– И Верхов знает об этом? – спросил Пульс.

– Он один из руководителей проекта «Европа», – мрачно ответила Козлова. – Он прибыл сюда не для научного сотрудничества, а чтобы взять под контроль ещё один контакт с этими существами. Возможно, даже захватить Узел для дальнейших экспериментов.

Соколов сжал кулаки:

– Мы должны это остановить. Нельзя позволить им эксплуатировать разумных существ для военных целей.

– Но как? – спросил Пульс. – Станция под контролем Верхова. У него вооружённый персонал, полномочия от высшего командования…

– Мы можем помочь Узлу, – решительно сказала Козлова. – Он показал мне, что ему нужно. Модификация гравитационного модулятора, чтобы создать специфический сигнал. Сигнал, который поможет его захваченным соплеменникам освободиться от гравитационных ловушек.

– Ты представляешь, что будет, если мы это сделаем? – Пульс покачал головой. – Верхов нас под трибунал отдаст. Или того хуже.

– А если мы этого не сделаем, – тихо ответил Соколов, – то станем соучастниками пыток разумных существ. Я не могу с этим жить.

Козлова благодарно улыбнулась:

– Я знала, что ты поймёшь. Узел дал мне детальную информацию о необходимых модификациях. Это сложно, но выполнимо. Основная проблема – получить доступ к модулятору, который сейчас под усиленной охраной.

– Когда аномалия достигнет станции, начнётся суматоха, – задумчиво сказал Соколов. – Возможно, в этот момент охрана будет меньше сосредоточена на модуляторе.

– Возможно, – кивнула Козлова. – Но нам нужен план. И помощь.

– Я с вами, – неожиданно твёрдо сказал Пульс. – Если эти существа разумны, и мы причиняем им боль – это неправильно. Плюс, мне всегда хотелось побыть героем в фильме о злых военных и благородных учёных.

Несмотря на серьёзность ситуации, Соколов не смог сдержать улыбку:

– Хорошо. Тогда нам нужен план. У нас осталось около шести часов до прибытия аномалии. Нужно использовать это время максимально эффективно.

Они начали разрабатывать план, понимая, что от его успеха зависит не только судьба Узла и его соплеменников, но, возможно, и будущее отношений между двумя совершенно разными формами разумной жизни.

Глава 4: Узоры в пустоте

К утру станция «Коперник» находилась в состоянии повышенной готовности. Аномалия продолжала приближаться, и теперь её можно было видеть невооружённым глазом через иллюминаторы – странное, переливающееся искажение пространства, сквозь которое звёзды казались смещёнными и искажёнными.

Соколов, Козлова и Пульс встретились в главной лаборатории, куда их вызвал Верхов для участия в утреннем брифинге. Они делали вид, что всё нормально, хотя тайный ночной сеанс связи и полученная информация тяжёлым грузом лежали на их плечах.

– По последним расчётам, аномалия достигнет станции через 4 часа и 37 минут, – сообщил Верхов, стоя у главного экрана с отображением траектории движения. – Мы усилили защитные поля и подготовили протоколы эвакуации на случай критических повреждений конструкции.

– Но мы не знаем, представляет ли аномалия реальную угрозу, – возразил Соколов, стараясь звучать нейтрально. – Наши сеансы коммуникации не выявили агрессивных намерений.

Верхов бросил на него холодный взгляд:

– Отсутствие доказательств агрессии не является доказательством отсутствия агрессии, доктор Соколов. Мы должны быть готовы к любым сценариям.

– Я согласен, – примирительно сказал Волков. – Но также важно продолжать попытки коммуникации. Если мы сможем понять намерения аномалии до её прибытия, это значительно снизит риски.

– Именно поэтому я запланировал новый сеанс связи, – кивнул Верхов. – Доктор Козлова, медики подтвердили, что ваше состояние стабильно. Вы готовы к новому погружению?

– Да, полковник, – спокойно ответила Козлова. – Я полностью восстановилась.

Соколов украдкой взглянул на неё. После ночного сеанса связи с Узлом она действительно выглядела хорошо – лучше, чем можно было ожидать. Как будто контакт с топологическим сознанием не истощил, а наоборот, энергизировал её.

– Отлично, – кивнул Верхов. – Сеанс назначен на 10:00. А пока доктор Соколов с командой проанализирует последние данные о структуре аномалии. Мы хотим знать всё о её физических параметрах и потенциальных способностях.

После брифинга, когда большинство участников разошлись, Соколов, Козлова и Пульс задержались, делая вид, что обсуждают технические детали. Когда они убедились, что рядом никого нет, Соколов тихо спросил:

– Ты действительно готова к ещё одному официальному сеансу? После ночного…

– Более чем, – кивнула Козлова. – На самом деле, это играет нам на руку. Я смогу ещё раз связаться с Узлом, возможно, получить дополнительную информацию. И, что более важно, это не вызовет подозрений – я буду там, где Верхов ожидает меня видеть.

– А как насчёт плана? – спросил Пульс. – У нас осталось меньше пяти часов.

– Я работаю над ним, – ответил Соколов. – Ключевой момент наступит, когда аномалия достигнет станции. В этот момент все будут сосредоточены на внешних сенсорах и защитных системах. Мы должны использовать эту суматоху для доступа к модулятору.

– Я могу создать технический сбой в основной энергосети, – предложил Пульс. – Ничего серьёзного, просто достаточное отвлечение, чтобы временно ослабить охрану ключевых помещений.

– Хорошо, – кивнул Соколов. – Козлова, ты помнишь спецификации модификаций, которые показал тебе Узел?

– Да, – она коснулась своего планшета. – Я зарисовала схемы сразу после сеанса. Ничего критически сложного, но потребуется около 20 минут для внедрения изменений.

– Значит, нам нужно обеспечить 20-минутное окно доступа к модулятору без вмешательства охраны, – подытожил Соколов. – Сложно, но выполнимо.

– А что потом? – спросил Пульс. – После модификации и активации?

Соколов и Козлова обменялись взглядами.

– Честно? Не знаю, – признался Соколов. – По словам Ирины, Узел планирует использовать модулятор для отправки сигнала, который поможет освободить его соплеменников на Европе. Но что произойдёт после этого…

– Это риск, – тихо сказала Козлова. – Но альтернатива – позволить военным продолжать эксплуатацию разумных существ – кажется мне намного хуже.

Они кивнули друг другу, негласно подтверждая своё решение. План был рискованным, но они были полны решимости попытаться.

В 10:00 Козлова подключилась к системе для нового официального сеанса связи с Узлом. На этот раз Верхов лично контролировал процесс, не доверяя даже Волкову.

Соколов наблюдал из контрольной комнаты, анализируя данные и параметры связи. Система была настроена так же, как и в первый раз, но теперь они имели преимущество – уже установленный канал коммуникации с Узлом.

– Начинаю погружение, – объявила Козлова, устраиваясь в кресле с нейроинтерфейсным шлемом.

– Помните протокол, доктор Козлова, – напомнил Верхов. – Никаких отклонений от утверждённых тем коммуникации. Мы хотим узнать о намерениях аномалии относительно станции, не более того.

– Конечно, полковник, – спокойно ответила она. – Я буду придерживаться протокола.

Система активировалась, и Козлова закрыла глаза, её сознание перенеслось в виртуальное пространство для коммуникации с Узлом. На мониторах в контрольной комнате они видели то, что видела она – визуализацию топологического сознания, ставшую ещё более сложной и структурированной с момента первого контакта.

– Узел уже ждёт, – прокомментировал один из техников. – Похоже, он… узнал систему.

– Или ожидал коммуникации, – добавил Соколов, внимательно наблюдая за процессом.

В виртуальном пространстве Узел представлял собой сложную, постоянно меняющуюся структуру из переплетающихся нитей и узоров, которые формировали что-то вроде центрального ядра – места, где концентрировалась коммуникативная активность.

Козлова начала взаимодействие, создавая простые геометрические формы – стандартный протокол начала сеанса. Узел мгновенно отреагировал, формируя ответные структуры, но гораздо быстрее, чем в первый раз. Было очевидно, что он помнит предыдущие сеансы и готов к более глубокому взаимодействию.

– Мозговая активность стабильна, – сообщил медицинский специалист. – 45% выше нормы, но в пределах безопасного диапазона.

Соколов отметил, что это значительно ниже, чем во время ночного несанкционированного сеанса. Либо Козлова научилась лучше контролировать процесс, либо Узел адаптировался для более эффективной, менее нагружающей коммуникации.

– Он отвечает на вопрос о намерениях, – прокомментировала Козлова, её голос транслировался в контрольную комнату. – Показывает… визуализацию приближения к станции. Но без агрессивных элементов.

На мониторах они видели, как в виртуальном пространстве формируются образы, напоминающие станцию «Коперник» и приближающуюся к ней аномалию. Визуализация была абстрактной, но узнаваемой.

– Спросите прямо о его намерениях, – распорядился Верхов через коммуникатор. – Почему оно движется к станции?

Козлова передала вопрос, формируя соответствующие образы в виртуальном пространстве. Узел ответил серией сложных трансформаций, которые она пыталась интерпретировать.

– Он говорит… о коммуникации. О более глубоком контакте. Похоже, приближение физически необходимо для какого-то более интенсивного взаимодействия.

– Какого рода взаимодействия? – резко спросил Верхов. – Оно планирует проникнуть на станцию?

– Не совсем, – ответила Козлова после паузы, во время которой она общалась с Узлом. – Скорее, он хочет установить более прямую связь с нашими системами. Особенно с… гравитационным модулятором.

Верхов и Волков обменялись настороженными взглядами.

– Зачем? – спросил Верхов. – С какой целью?

Козлова продолжила коммуникацию с Узлом, затем ответила:

– Для более эффективного обмена информацией. Наши текущие методы коммуникации слишком… ограничены. Через модулятор он сможет передавать и получать гораздо более сложные концепции.

– Это звучит подозрительно, – пробормотал Верхов. – Как будто оно хочет получить контроль над нашим оборудованием.

– Не контроль, – возразила Козлова. – Скорее, использовать его как усилитель сигнала. Как… телефонную линию с лучшей пропускной способностью.

Соколов внимательно наблюдал за этим обменом. Козлова играла свою роль прекрасно – говорила достаточно правды, чтобы звучать убедительно, но скрывала истинные намерения Узла и их собственные планы.

– Спросите его о существах на Европе, – внезапно сказал Волков.

Козлова слегка вздрогнула, но быстро восстановила самообладание:

– Прошу прощения?

– Спросите, знает ли оно о подобных ему существах в других частях Солнечной системы, – уточнил Волков. – Особенно на Европе.

Верхов бросил на Волкова предупреждающий взгляд, но было поздно. Козлова уже передавала вопрос Узлу.

Реакция была мгновенной и драматичной. Виртуальное пространство резко изменилось, наполнившись узорами, которые даже в абстрактном представлении выглядели как… боль. Искажения, разрывы, дисгармония.

– Мозговая активность резко возрастает, – тревожно сообщил медик. – 70% выше нормы и продолжает расти.

– Что происходит? – требовательно спросил Верхов.

– Он… очень эмоционально реагирует на вопрос, – ответила Козлова, её голос звучал напряжённо. – Показывает образы… заключения. Ограничения. Боли.

– Прекратить сеанс, – резко скомандовал Верхов.

– Подождите! – воскликнула Козлова. – Он пытается объяснить что-то важное. Что-то о… своей природе и о том, как насильственное ограничение влияет на его вид.

– Мозговая активность 85% выше нормы, – сообщил медик. – Приближаемся к опасному уровню.

Верхов колебался. Было очевидно, что он хочет получить информацию, но не ценой риска для эксперимента.

– Ещё одна минута, – наконец решил он. – Затем прекращаем, независимо от результатов.

Козлова продолжила коммуникацию с Узлом, пытаясь успокоить его и получить более ясную информацию. Виртуальное пространство постепенно стабилизировалось, хотя оставалось более хаотичным, чем в начале сеанса.

– Он объясняет, – медленно сказала она, – что его вид существует в… свободном состоянии в гравитационных полях космических тел. Их сознание неразрывно связано с естественными гравитационными паттернами. Искусственное ограничение в неестественных полях причиняет им… боль. Искажает их сущность.

– Интересно, – пробормотал Волков, бросив быстрый взгляд на Верхова.

– Время вышло, – отрезал Верхов. – Прекращаем сеанс.

Техники начали процедуру отключения, плавно выводя Козлову из виртуального пространства. Через минуту она открыла глаза, выглядя слегка дезориентированной, но в целом нормально.

– Как вы себя чувствуете, доктор Козлова? – спросил медик, подходя к ней с диагностическим сканером.

– Нормально, – она глубоко вдохнула. – Небольшое головокружение, но оно проходит.

– Что это была за реакция? – требовательно спросил Верхов, входя в лабораторию. – Что именно вы видели, когда спросили о Европе?

Козлова медленно сняла нейроинтерфейсный шлем:

– Образы… ограничения. Искажения. Как будто что-то, что должно свободно двигаться, заключено в тесную клетку. И эта клетка причиняет боль, деформирует саму сущность заключённого.

– Оно знает, – тихо сказал Волков. – Каким-то образом оно знает о лаборатории на Европе.

– Что именно знает? – Соколов сделал вид, что не понимает, о чём идёт речь. – О каких экспериментах на Европе вы говорите?

Верхов проигнорировал вопрос, сосредоточившись на Козловой:

– Что ещё оно сказало? Оно упоминало конкретные объекты? Локации? Технологии?

– Нет, – покачала головой Козлова. – Только… общую концепцию боли от неестественного ограничения. И… желание освобождения.

Верхов и Волков обменялись тревожными взглядами.

– Нам нужно поговорить с командованием, – наконец сказал Верхов. – Доктор Волков, следуйте за мной. Остальные – проанализируйте данные последнего сеанса. Я хочу полный отчёт через час.

Когда Верхов и Волков вышли, Соколов подошёл к Козловой:

– Ты в порядке? По-настоящему?

– Да, – тихо ответила она. – Это было… интенсивно. Но Узел контролировал поток информации, чтобы не перегрузить меня. Он становится очень искусным в коммуникации с человеческим сознанием.

– И что он на самом деле сказал? – спросил Соколов, убедившись, что рядом никого нет.

– Подтвердил наш план, – так же тихо ответила она. – И добавил детали. Когда аномалия достигнет станции, он сможет создать… что-то вроде энергетического моста к модулятору. Но нам нужно будет модифицировать оборудование точно по его спецификациям и активировать его в правильный момент.

– А военные? Они поняли, что происходит?

– Думаю, они начинают догадываться, – мрачно сказала Козлова. – Реакция Узла на вопрос о Европе была слишком явной. Они знают, что он знает об экспериментах.

– Что делает нашу задачу ещё более срочной, – заключил Соколов. – Если они подозревают, что Узел планирует какое-то вмешательство, они могут предпринять превентивные меры.

– У нас есть один козырь, – заметила Козлова. – Они не знают, что мы знаем об их экспериментах. Думают, что мы всё ещё в неведении относительно истинной природы конфликта.

– И мы должны поддерживать это впечатление, – кивнул Соколов. – Веди себя как обычный учёный, заинтригованный новым открытием, но не подозревающий о военном аспекте.

– А что насчёт Пульса? Он готов к своей части плана?

– Да, – подтвердил Соколов. – Он уже начал подготовку к «техническому сбою». Когда аномалия достигнет станции, мы будем готовы действовать.

Следующие три часа прошли в напряжённом ожидании. Соколов с командой анализировал данные последнего сеанса связи, старательно избегая любых интерпретаций, которые могли бы выдать их осведомлённость о военных экспериментах на Европе.

Верхов, вернувшись после разговора с командованием, был мрачен и сосредоточен. Он усилил охрану ключевых объектов станции, особенно лабораторий с гравитационным модулятором, и приказал привести в готовность эвакуационные капсулы.

– Полковник, – обратился Соколов, когда они встретились в главной лаборатории для очередного брифинга. – Не думаете, что эти меры безопасности излишни? Все данные указывают на то, что аномалия не проявляет агрессивных намерений.

– Предосторожность никогда не бывает излишней, доктор Соколов, – холодно ответил Верхов. – Особенно когда мы имеем дело с неизвестной сущностью, обладающей способностью манипулировать пространством-временем.

– Но если мы будем действовать слишком оборонительно, это может быть интерпретировано как агрессия, – возразил Соколов. – Что, в свою очередь, может спровоцировать защитную реакцию с её стороны.

– Ваше беспокойство отмечено, доктор, – отрезал Верхов. – Но решения по безопасности станции остаются за мной.

Соколов понял, что дальнейшие споры бесполезны. Верхов уже принял решение и не собирался его менять. Оставалось только надеяться, что их план сработает, несмотря на усиленные меры безопасности.

В 13:45 по станционному времени главный астрофизический сенсор подал сигнал тревоги.

– Аномалия ускоряется, – объявил оператор. – Расчётное время прибытия сократилось до 30 минут.

– Почему она ускорилась? – резко спросил Верхов. – Что изменилось?

– Неизвестно, сэр, – ответил оператор. – Никаких явных триггеров. Она просто… увеличила скорость приближения.

– Всем постам – повышенная готовность, – скомандовал Верхов. – Я хочу знать о любых изменениях в поведении аномалии. Доктор Соколов, доктор Козлова – в главную обсерваторию. Возможно, нам понадобится ваша экспертиза для интерпретации данных.

Соколов и Козлова обменялись быстрыми взглядами. Ускорение аномалии не было частью их плана, по крайней мере, насколько они знали. Что-то изменилось.

В главной обсерватории они обнаружили Пульса, уже работающего с системами мониторинга.

– Что происходит? – тихо спросил Соколов, подойдя к нему под предлогом проверки данных.

– Понятия не имею, – так же тихо ответил Пульс. – Это не часть нашего плана. Она действительно ускорилась сама по себе.

– Может быть, Узел почувствовал угрозу? – предположила Козлова. – Увеличение охраны, активация защитных систем… Он мог интерпретировать это как подготовку к агрессивным действиям.

– Возможно, – согласился Соколов. – В любом случае, нам нужно ускорить наши приготовления. Пульс, ты готов?

– Да, – кивнул тот. – «Технический сбой» может быть активирован в любой момент. Просто дай сигнал.

– Ждём контакта аномалии со станцией, – решил Соколов. – В этот момент все будут максимально отвлечены.

Следующие двадцать минут прошли в напряженном ожидании. Аномалия продолжала приближаться, теперь уже видимая из большинства иллюминаторов станции как огромное, переливающееся искажение пространства, сквозь которое звезды казались размытыми и смещёнными.

– Десять минут до контакта, – объявил оператор.

– Защитные поля на максимум, – скомандовал Верхов. – Приготовиться к возможной дестабилизации орбиты.

– Сэр, – обратился один из техников. – Сенсоры показывают странную активность внутри аномалии. Похоже на формирование… структуры?

На главном экране появилось увеличенное изображение центральной части аномалии. Внутри искажённого пространства действительно формировалась какая-то структура – сложная сеть переплетающихся линий и узлов, напоминающая визуализацию Узла в виртуальном пространстве.

– Что это? – требовательно спросил Верхов.

– Похоже на то, что мы видели в виртуальном пространстве, – ответила Козлова. – Визуальное проявление того, что мы называем Узлом. Возможно, аномалия… материализует свой интерфейс для коммуникации.

– Или готовится к атаке, – мрачно предположил Верхов. – Доктор Волков, активируйте протокол «Щит». Мы должны быть готовы к любым неожиданностям.

Волков кивнул и отошёл к отдельной консоли, где начал вводить серию команд. Соколов напрягся, не зная, что представляет собой этот протокол, но подозревая, что ничего хорошего.

– Пять минут до контакта, – сообщил оператор.

– Структура внутри аномалии становится более определённой, – добавил другой техник. – Теперь мы можем различить отдельные… сегменты? Узлы? Они организованы в некую сеть.

– Похоже на нейронную сеть, – тихо заметил Соколов. – Но состоящую из искажений пространства-времени, а не биологических нейронов.

– Три минуты до контакта.

Внезапно все мониторы в обсерватории мигнули, показывая странные паттерны помех, прежде чем вернуться к нормальной работе.

– Что это было? – резко спросил Верхов.

– Электромагнитная интерференция, – ответил старший техник. – Похоже, аномалия начинает влиять на наши системы.

– Или пытается с ними взаимодействовать, – предположила Козлова.

– Одна минута до контакта, – напряжённо объявил оператор. – Аномалия замедляется… она останавливается в 100 метрах от внешней обшивки станции.

На экранах они видели, как огромное искажение пространства зависло рядом со станцией, пульсируя и переливаясь странными узорами света, которые не были отражением каких-либо внешних источников – они, казалось, рождались из самой структуры аномалии.