Искажение Пустоты

– И ваш ответ – заключить их и экспериментировать на них? – сухо спросила Козлова.

– Наш первоначальный ответ был таким же, как ваш, – неожиданно ответил Волков. – Исследование. Коммуникация. Попытки понять. Мы установили первый контакт около пяти лет назад, используя технологии, похожие на ваш виртуальный интерфейс, только гораздо более примитивные.

– И что произошло? – спросил Соколов, заинтригованный этим новым откровением.

– Поначалу всё шло хорошо. Мы обменивались информацией, учились понимать друг друга. Но затем… произошёл инцидент.

Волков замолчал, собираясь с мыслями.

– Один из наших исследователей, доктор Карин, установил особенно глубокий контакт с сущностью, которую мы тогда называли «Образец Альфа». Он провёл серию экспериментов, пытаясь понять, как сознание сущности взаимодействует с физической реальностью. Во время одного из таких экспериментов произошло… слияние.

– Слияние? – переспросил Пульс.

– Сознание доктора Карина и сущности частично объединились, – объяснил Волков. – Не полностью, но достаточно, чтобы размыть границы между ними. Карин начал демонстрировать… способности. Он мог предсказывать события за секунды до их наступления. Мог влиять на незакреплённые предметы без физического контакта. Мог видеть сквозь стены – или, точнее, воспринимать гравитационные паттерны, проходящие сквозь физические барьеры.

– Звучит невероятно, – заметил Соколов.

– И пугающе, – добавил Волков. – Особенно когда стало ясно, что Карин больше не полностью… человек. Или, точнее, не только человек. Его сознание расширилось, включив в себя аспекты топологического существа. Он начал говорить о «великом плане» и «преобразовании человечества». О том, как наш вид должен «эволюционировать в новое состояние».

Соколов, Козлова и Пульс обменялись встревоженными взглядами.

– Что случилось потом? – спросила Козлова.

– Мы поместили его под наблюдение, – продолжил Волков. – Пытались помочь ему восстановить контроль над своим сознанием. Но процесс был необратим. И распространялся. Карин мог… влиять на других людей. Не контролировать напрямую, но воздействовать на их восприятие, мысли. Несколько сотрудников, работавших с ним, начали проявлять схожие симптомы.

– И тогда военные взяли ситуацию под контроль, – догадался Соколов.

– Да, – кивнул Волков. – Верхов возглавил операцию по… нейтрализации угрозы. Карин и заражённые сотрудники были изолированы. Сущность была заключена в специально разработанный контейнер. Проект перешёл от исследовательского к оборонительному.

– А затем к наступательному, – добавила Козлова. – Когда вы поняли потенциал этих существ как оружия.

– Это была не моя идея, – Волков потёр переносицу. – Но да, военное командование увидело возможности. Если эти существа могут манипулировать пространством-временем, влиять на физические объекты, даже на человеческое сознание… представьте потенциальные применения.

– И вам не пришло в голову, что принуждение разумных существ к таким действиям неэтично? – резко спросил Соколов.

– Пришло, – тихо ответил Волков. – Многим из нас пришло. Но мы также помнили о том, что случилось с Карином. О потенциальной угрозе. Лучше контролировать эти сущности, чем позволить им контролировать нас. По крайней мере, так это формулировалось.

– И что случилось с Карином? – спросила Козлова.

Волков отвёл взгляд:

– Официально – он умер от обширного инсульта через месяц после изоляции. Неофициально… его сознание продолжало меняться до последнего момента. Перед смертью он написал… что-то, что выглядело как уравнения. Сотни страниц символов, которые мы до сих пор не можем полностью расшифровать. И он говорил о «дверях между мирами», которые «скоро откроются».

В комнате повисла тяжёлая тишина.

– Вы думаете, что я подвергаюсь такой же трансформации? – наконец спросила Козлова. – Что Узел… заразил меня?

– Мы не знаем, – честно ответил Волков. – Ваши показатели стабильны, никаких признаков нейрологических изменений, подобных тем, что были у Карина. Но процесс может быть более тонким, более медленным.

– Я не чувствую никакого внешнего влияния, – твёрдо сказала Козлова. – Только… понимание. Знание, которым Узел поделился добровольно, и которое я приняла так же добровольно.

– Возможно, – кивнул Волков. – Или, возможно, сами эти существа эволюционировали в своих методах. Стали более… тонкими в своих взаимодействиях с нами.

– Зачем вы рассказываете нам всё это? – спросил Соколов. – Не похоже, что Верхов одобрил такой разговор.

– Не одобрил, – признал Волков. – Но я считаю, что вы заслуживаете знать контекст. Понимать, что стоит за действиями военных. Это не простая жадность до новых технологий или жажда власти. Есть реальные опасения, реальные риски.

– И всё же, – заметил Соколов, – вы здесь, рассказываете нам это вопреки приказам. Почему?

Волков долго смотрел на них, прежде чем ответить:

– Потому что я ученый прежде всего. И потому что… я не уверен, что мы выбрали правильный путь. Да, есть риски в контакте с этими существами. Но есть ли у нас моральное право удерживать их против воли? Использовать для создания оружия? Особенно если это причиняет им страдания?

Он встал, готовясь уходить:

– Я просто хотел, чтобы вы поняли – не всё так однозначно. И Верхов не просто безжалостный военный, жаждущий новых видов оружия. Он человек, несущий огромную ответственность за безопасность миллионов людей.

– Что будет дальше? – спросил Соколов. – С нами?

– Транспорт прибудет через два дня, – ответил Волков. – Вас отправят на Землю для… разбирательства. Я не знаю, каким будет вердикт, но учитывая секретность проекта, скорее всего, вас ждёт длительная изоляция.

– А с освободившимися существами? – спросила Козлова. – Военные планируют их преследовать?

– Даже если бы они хотели, это невозможно, – сказал Волков. – После освобождения существа исчезли с наших сенсоров. Полностью. Как будто они переместились… куда-то, где мы не можем их обнаружить.

После ухода Волкова они долго сидели молча, каждый погружённый в свои мысли.

– Верите ему? – наконец спросил Пульс. – Насчёт этого Карина и… заражения?

– Не знаю, – честно ответил Соколов. – Звучит слишком фантастично. Но с другой стороны, всё, что связано с этими существами, выходит за рамки нашего понимания.

– Я верю, что Волков верит в это, – задумчиво сказала Козлова. – Но интерпретация событий… она может быть искажённой. Военные увидели угрозу там, где, возможно, был просто неконтролируемый первый контакт. Новый опыт, к которому никто не был готов.

– И что насчёт тебя? – прямо спросил Соколов. – Ты уверена, что с тобой всё в порядке? Что Узел не… влияет на тебя каким-то образом?

Козлова задумалась, прежде чем ответить:

– Я чувствую изменения, Алексей. Не буду это отрицать. Но это не похоже на внешний контроль или «заражение». Это… расширение. Как если бы я внезапно начала видеть цвета, которых раньше не различала. Или понимать язык, который раньше был для меня просто шумом.

– Но ты остаёшься собой? – настаивал он. – Со своей волей, своими ценностями?

– Абсолютно, – твёрдо ответила она. – Я всё та же Ирина Козлова. Просто с более глубоким пониманием природы реальности.

– Хорошо, – кивнул Соколов, немного успокоившись. – Потому что нам предстоит судебное разбирательство, и нам нужны все наши человеческие качества – особенно способность убедительно аргументировать свою позицию.

– Если до этого дойдет, – тихо сказала Козлова.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Пульс.

Козлова посмотрела на них с загадочной улыбкой:

– Просто предчувствие. Не беспокойтесь, я не стала пророком. Просто… думаю, что история ещё не закончена.

На следующее утро их разбудил громкий сигнал тревоги. Красные аварийные огни мигали в коридорах карантинного отсека, а голос станционного ИИ объявлял:

«Внимание всему персоналу. Зафиксирована критическая гравитационная аномалия в секторе D. Всем немедленно проследовать к эвакуационным капсулам. Это не учебная тревога. Повторяю, это не учебная тревога».

Соколов вскочил с кровати и бросился к двери своей каюты, но она была заперта.

– Эй! – он начал стучать. – Здесь люди! Выпустите нас!

Никакого ответа. Только продолжающийся вой сирены и мигающий красный свет. Соколов активировал коммуникатор на стене.

– Центральная охрана! Это доктор Соколов из карантинного отсека. Нас нужно эвакуировать!

Динамик молчал. Либо система не работала, либо в хаосе эвакуации о заключённых просто забыли.

В этот момент дверь его каюты внезапно открылась. В проёме стояла Козлова, лицо которой было странно спокойным, несмотря на общую тревогу.

– Как ты…? – начал Соколов.

– Двери разблокировались сами по себе, – ответила она. – Идём, нужно найти Пульса и выбираться отсюда.

Они быстро обнаружили Пульса в соседней каюте. Он тоже был озадачен внезапной разблокировкой дверей.

– Что происходит? – спросил он, выходя в коридор. – Это часть эвакуации?

– Не думаю, – ответил Соколов. – Охрана бы за нами пришла. Это что-то другое.

– Идёмте, – Козлова уверенно направилась к выходу из карантинного отсека. – Нам нужно добраться до обсерватории.

– Обсерватории? – удивлённо переспросил Соколов. – Почему не к эвакуационным капсулам?

– Потому что это не обычная аварийная ситуация, – спокойно ответила она. – Он вернулся.

– Он? – Соколов внезапно понял. – Узел?

Козлова кивнула, не останавливаясь:

– Да. И он хочет нам что-то показать.

Соколов и Пульс обменялись быстрыми взглядами, затем последовали за ней. В коридорах царил хаос – персонал спешил к эвакуационным пунктам, некоторые системы отказывали, мигало освещение. Никто не обращал внимания на троих заключённых, свободно перемещающихся по станции.

– Откуда ты знаешь, что Узел вернулся? – спросил Соколов, догоняя Козлову.

– Я чувствую его, – просто ответила она. – Не так, как раньше. Теперь связь… глубже. То знание, которым он поделился, создало мост.

Соколов вспомнил рассказ Волкова о докторе Карине и почувствовал укол тревоги.

– Ирина, ты уверена, что это безопасно? Что ты действуешь по своей воле?

Она остановилась и посмотрела на него с лёгкой улыбкой:

– Да, Алексей. Я всё ещё я. Узел не контролирует меня. Он просто… приглашает.

Они продолжили путь к обсерватории. Когда они приблизились к ней, стало заметно, что зона вокруг странно пуста – ни персонала, ни охраны. Как будто что-то отталкивало людей от этого места.

– Все системы вокруг обсерватории отказали, – заметил Пульс, глядя на диагностические панели в коридоре. – Полная электронная изоляция.

Двери обсерватории открылись перед ними автоматически. Внутри было темно, единственным источником света было странное, переливающееся сияние, исходящее из центра купола.

– Боже мой, – прошептал Соколов, входя в помещение.

В центре обсерватории парил объект, которого там раньше не было – сложная, постоянно меняющаяся структура из света и искривлённого пространства, похожая на то, что они видели внутри гравитационного модулятора, но гораздо больше и сложнее. Структура напоминала трёхмерную мандалу, составленную из бесконечно переплетающихся нитей света, формирующих узоры немыслимой сложности.

– Узел, – тихо сказала Козлова, подходя ближе. – Или, точнее, его физическое проявление в нашем пространстве-времени.

Сияющая структура изменила своё поведение при их приближении. Узоры начали перестраиваться, как будто фокусируясь на вошедших. Соколов почувствовал странное ощущение – как будто его разум слегка расширился, стал воспринимать больше, чем обычно.

– Он приветствует нас, – сказала Козлова, глядя на структуру с выражением глубокого понимания. – И благодарит за помощь в освобождении его соплеменников.

– Ты… понимаешь его? – спросил Пульс, завороженно глядя на переливающиеся узоры.

– Не через слова, – ответила Козлова. – Через… образы. Концепции. Это как… синестезия. Я вижу узоры и понимаю их значение.

Структура снова изменилась, формируя новую последовательность световых паттернов.

– Он говорит, что пришло время для более глубокого понимания, – перевела Козлова. – Что первый контакт был только началом.

– Понимания чего? – спросил Соколов.

Прежде чем Козлова успела ответить, сияющая структура расширилась, испуская волны энергии, которые прошли сквозь их тела, не причиняя вреда, но вызывая странное ощущение – как будто каждая клетка тела на мгновение стала осознавать себя.

– Понимания их природы, – прошептала Козлова. – И природы реальности, в которой мы все существуем.

Внезапно весь купол обсерватории стал прозрачным – или, скорее, им показалось, что они видят сквозь него, прямо в открытый космос. Но то, что они увидели, не было обычным видом звёзд и планет.

Вся Солнечная система предстала перед ними как огромная, взаимосвязанная сеть светящихся нитей и узлов – гравитационных полей, магнитных линий, солнечного ветра и других, более экзотических взаимодействий. И среди этих полей двигались… существа. Топологические сознания, подобные Узлу, но разных размеров и структур, каждое со своим уникальным узором.

– Боже, – выдохнул Соколов. – Их так много!

– Целая экосистема, – кивнула Козлова. – Существующая рядом с нами всё это время, но невидимая для наших глаз и приборов. До сейчас.

Изображение изменилось, фокусируясь на Европе, спутнике Юпитера. Они увидели военную базу и, внутри неё, лабораторию, где ещё недавно удерживали пленных топологических существ. Сейчас там царил хаос – оборудование выходило из строя, персонал в панике эвакуировался.