Не Белуччи

С появлением Гели я сразу стала самостоятельной. Мне родители полностью доверяли и спокойно её со мной оставляли. Она хорошо и быстро засыпала, не боялась темноты в отличие от меня. Но я чутко охраняла её сон, сидела у кроватки и дожидалась родителей. Иногда мне хотелось, чтобы она со мной поиграла, поэтому пыталась её умывать, чтобы она проснулась, но это было бесполезно, спала она на зависть крепко.

Странно, но никакой ревности и комплекса старшего ребёнка я не испытывала. Хотя мне за неё частенько прилетало. Однажды я придумала для нас такую клятву: «Ква-ква, папу-маму не любишь». Стоило её сказать, и жаловаться родителям было запрещено. Но без «ква-ква» Геля была мастером сдавать меня с потрохами. Хотя мы с этой маленькой врединой и цапались, я любила её за искренность и наивность, она стала моим самым близким другом. Мне хватало того, что Гелька относилась ко мне как к старшей, и слушалась.

Когда она пошла в школу, я училась уже в старших классах и ощущала большую ответственность за младшую. На переменах я навещала её, разговаривала с учителями, практически заменяла родителей, которые вкалывали целыми днями, а мы оставались в школе на продлёнке.

Когда между нами случались конфликты, мама нас старалась мирить, объяснять нам, что мы друг для друга – самые близкие и родные люди. На всю жизнь запомнила, как она говорила: «Вот вырастете, разъедетесь по разным домам, знаете, как будете друг по дружке скучать!»

На самом деле, скучать по Гельке не пришлось. Потому что она всегда была со мной рядом и всегда подставляла плечо, когда это было нужно. Сейчас у неё своя семья муж, дети, но мы видимся часто, работаем и отдыхаем вместе, как попугаи-неразлучники. У меня всегда был страх, что нас с ней могут разлучить. Когда в детстве мы ссорились, у меня в голове срабатывал звонок, что я старше, и я всегда по нему останавливалась, включалась дипломатия, чтобы приостановить эту ссору. Я считала, что острые углы лучше плавно, как рыбка, обходить.

Готовить я тоже научилась рано: к приходу родителей на столе всегда стоял горячий ужин с борщом, бульонами, как мама учила. Автомобиля у нас не было, родители приходили с работы в грязной обуви. На общей кухне в малосемейке крайняя раковина, где все мыли обувь, была моей самой «любимой». Вода ледяная, а я мыла ботинки мамины, папины, свои, это всё потом ставилось сушиться. Меня родители приучили к чистоте и порядку, чтобы всё блестело. Мы боялись расстроить родителей, создавали им комфорт, понимая, что они домой пришли уставшие. После ужина папа проверял домашку. А потом наступал тот прекрасный момент, когда ты можешь выйти в коридор поиграть с ребятами.

От игры в «классики» до воспоминаний: друзья детства

Моими первыми подругами были Гуля и Альбина, мы дружили с самого детства, почти с рождения. Гуля была старше меня на год, а Альбина моя ровесница. Нас объединял длинный коридор в малосемейке, где тесно соседствовали пятнадцать квартир. Мы росли бок о бок, делили общее пространство и общее детство. Помню, как играли в классики, вышибалы, придумывали сценки. Всё было просто, по-детски увлекательно. Именно они были рядом, когда я провалилась в люк – мы все тогда были частью одной игры. Они – свидетели моего детства.

Я всегда ощущала себя лидером. Не в том смысле, чтобы быть «главной» или кого-то подчинять, а просто потому, что во мне всегда была энергия действовать первой, такой внутренний импульс. Я постоянно предлагала что-то: давайте играть, давайте подружимся, пойдём поможем бабушке, отнесём ей продукты. Мне важно было вовлечь всех, объединить, не дать заскучать.

С Альбиной у нас случались конфликты. Она могла быть резкой, начать задираться. Возможно, ей не нравилось, что я часто оказывалась в центре внимания, а я этого не понимала. Но при этом мы всё равно дружили. Каникулы весенние, осенние, особенно начало лета мы проводили вместе. Ходили друг к другу на дни рождения, дарили и передаривали подарки – иногда это выглядело забавно.

Мы выросли в этой малосемейке – не только физически, но и внутренне. Это было место, где мы учились общаться, дружить, ссориться и мириться. Где закладывалось что-то важное, что остаётся с нами на всю жизнь.

С годами наши пути разошлись, жизнь закрутила, увела в разные стороны. Но к счастью, мы снова нашли друг друга спустя много лет. Сейчас уже лет пять как восстановили отношения. У нас в соцсетях даже есть своя группа «Детство», так мы её назвали. Иногда поздравляем друг друга с днями рождения, перекидываемся сообщениями. Не часто, но достаточно, чтобы не терять связи.

Однажды я пригласила девочек на встречу в ресторане. Мы провели вместе часов пять, если не больше. Смех, разговоры, воспоминания, детали, которые, казалось, давно стерлись, вдруг всплывали ярко и точно. Много фотографировались, будто хотели сохранить не только момент, но и то чувство возвращения в то, что было общим, родным. Ведь эти девочки свидетели моего самого раннего детства.

В то далёкое время в доме на этажах были помещения с мусоропроводом, где все соседи хранили в ящиках картошку. Мы с ребятами коротали вечера на этих ящиках. Там же жили наши бездомные питомцы. Обычно это были рожающие кошки. Соседи, конечно, от этой вони были не в восторге, но до войн не доходило, кто-то даже подкармливал котят. Кто молока нальет, кто сосиску даст.

Страсть к питомцам у нас продолжилась и после переезда. В новой квартире с нами жил декоративный петушок. Папе его кто-то на работе дал. Купили для деревни петуха, а он не вырос. Он был чуть больше цыпленка. И он у нас жил в туалете и довольно звонко кукарекал на рассвете, чем сводил с ума соседей. Мы ничего с этим сделать не могли. Потом родители его кому-то сбагрили, он прожил петушиную жизнь до старости в отличие от своих полногабаритных сородичей.

Советский гламур

В советское время мы жили в мире идеалистических книжек про тимуровцев и пионеров-героев, в мире «Ну, погоди!» и «Чебурашки», в мире диафильмов, «секретиков» в палисаднике и игры в резинки во дворе с жёлтыми одуванчиками.

В этом мире у нас с Гелькой была крепкая и нерушимая семья, где папа – голова, а мама – шея. Папа – король, мама – фея. Папа умел копить, а все заработки мамы уходили на деликатесы и наряды для маленьких принцесс. Иногда к нам приходила из своей тайной пещеры колдунья и приносила нам что-то из своих сокровищ. Это была фарцовщица с золотыми зубами. Там, где-то за пределами нашего сказочного дворца царили пустые прилавки, очереди по талонам, а у нас дома два раза в месяц появлялась вот эта несметная роскошь: мама покупала нам настоящее золото, мы носили модные серьги и цепочки. Пусть даже в выходные и по праздникам, когда можно было не надевать коричневую форму с белыми манжетами, я выделялась среди сверстников. Что называется, на выставке Вангога я – главный экспонат. Конечно, до лабутенов было еще далеко, но по тем временам кроссовки «Тhomas» и индийские джинсы «Аvis» производили тот же эффект.

Хотя все эти красивые вещи Гельке передавались от меня по наследству в отличном состоянии, мне было за неё как-то обидно. И мне захотелось, чтобы у неё тоже была собственная и абсолютно новая вещь. Когда мы с классом поехали в Белоруссию по путёвке, главный наш маршрут пролегал по местным магазинам. Таких товаров у нас в городе в свободном доступе не было. И я купила для Гели красивое платье «Мальвина». Боже, какая она была счастливая, наконец-то у нее появилась личная тряпочка, не обноски, а собственное импортное немецкое роскошное платье. Она так его берегла! Долго носила. Первый бюстгальтер я тоже ей привезла оттуда.

Вообще, маме я очень благодарна за то, что ей удалось привить нам любовь друг к другу. И наши дочки – наше точное повторение, моя постарше, её помладше. Они тоже очень близки. По духу, по убеждениям, по интересам. Это такое большое счастье, что мы смогли передать наши отношения по наследству. Передали и дружбу, и заботу друг о друге.

Другими ценностями, которые мама покупала у фарцовщиков, были виниловые пластинки. Итальянские певцы были особенно популярны в начале и середине 1980-х годов, когда расцвет итальянской эстрады совпал с повышенным интересом советской публики к фестивалю Сан-Ремо, зарубежным дискотекам и концертам итальянских звёзд: Адриано Челентано, Тото Кутуньо и Аль Бано. Помню, мы с Гелькой каждый день танцевали модное диско под проигрыватель «Горизонт».

Мы знали наизусть все песни Леонтьева, Пугачевой, обожали Высоцкого, а ещё мне нравилась болгарская певица Лили Иванова. Её песни до сих пор у меня ассоциируются с первой любовью.

Нарисованные принцессы

Когда я думаю о своём детстве, вспоминается не столько время или события, сколько ощущения – самые яркие и тёплые. Одним из таких воспоминаний, которое до сих пор вызывает у меня трепет, было ощущение карандаша в моей руке, и плотной бумаги, которой я касаюсь пальцами.

В детстве я любила рисовать, и дома, и на каникулах, и в поездках, это меня вдохновляло и успокаивало. Родители дарили альбомы на пружинках, чтобы можно было вырывать листы, не испортив рисунок. Свои рисунки я отправляла бабушке с дедушкой, передавая им таким образом послания о том, как я по ним скучаю.

В моих руках карандаш и лист бумаги превращались в волшебный инструмент. Мне особенно нравилось рисовать домики мягкими карандашами, а медовыми акварельными красками – морские пейзажи, дельфинов на весь лист. Но мне больше нравились карандаши, ими можно было прорисовывать детали. Деревянный домик с воротами, яблоневым садом и сиренью, наверное, это ассоциации с каникулами в деревне.

Особенно я любила рисовать принцесс. В пышных платьях, с коронами. Рубиновые и сапфировые подвески. В моей голове эти принцессы были настоящими, живыми. Они были моими двойниками, только гораздо смелее, красивее и благороднее. Они жили в сказочных мирах, где каждый их шаг сопровождался восторгом, где все в них были влюблены.

Больше всего мне нравилось рисовать летом в деревне, особенно во время дождя. Стихия за окном то бушевала, как страсти на балу, то тихо шептала свои истории, как бархатный голос, рассказывающий сказку. Бумага, карандаши, волшебные истории в голове и дождь за окном – всё это создано моей маленькой вселенной.

Сейчас это ощущение почти недосягаемо, как ароматы далекого детства, но где-то глубоко в душе они всё равно со мной. Я продолжала бы рисовать, даже если бы мир вокруг остановился. Этот маленький уголок, где принцессы и дождь были только моими, остается частью того, кем я была, и кем иногда мечтаю быть снова.

Музыкальная школа и звезда сцены

Мечты меня уносили то в сказочные замки, то на сцену, где я сияла в свете софитов и была подобна сирене, завораживающей всё живое своим ангельским пением.

Я не помню момента, когда впервые захотела петь. Мне кажется, музыка всегда звучала в доме, а я просто впитывала её, как губка. Так что ещё в детском саду воспитатели заметили, что я пою. В подготовительном классе в наш садик пришли представители детской музыкальной школы имени Шаляпина, и им я спела мою любимую песню «Крылатые качели». Я действительно представляла, как взлетаю на качелях до небес, и так «летала», что меня взяли в музыкальную школу. Правда, не в класс фортепиано, а на домбру. Школу эту я окончила без особого воодушевления, потому что сразу стало ясно, что всё это не моё. Но к этому времени я уже начала петь в ансамбле нашего Дома культуры.

У меня был педагог по вокалу, в ансамбле я стала солисткой. Хорошо помню наши гастроли. Мы ездили на автобусах по районным центрам, выступали в детских домах, санаториях. У нас были яркие костюмы, шиньоны-косы и грим. Выступали, естественно, бесплатно, но я получала огромное удовольствие от творческого процесса, это было таким важным, я себя считала звездой, и меня даже освобождали от уроков ради выступлений. «Представьте, что в нёбе есть яичко, артикулируйте!», – говорила нам руководитель ансамбля.

Выходишь на сцену, ноги подкашиваются, в глаза светят прожектора, зрителей не видно. Настоящий момент триумфа, ведь я чувствовала себя перед огромной аудиторией.

В ансамбль я попала благодаря дружбе нашей семьи с известной певицей. Когда мы были у неё в гостях, я услышала, как она поёт, и была в полнейшем восторге – это был роскошный классический вокал! Когда слышишь такой голос не по телевизору, а в реальной жизни, это производит неизгладимое впечатление. Этот голос, живой и яркий, навсегда отпечатался в моей душе. Я тогда подошла к ней воодушевленная и сказала, что тоже хочу петь. Она прослушала меня и порекомендовала своей подруге, руководителю ансамбля. Та занималась со мной вокалом три года, и с каждым уроком пение становилось все более естественным и органичным.

В последний раз мы с той артисткой встретились в период пандемии. Она рассказала, что у неё дома сохранились старые киноплёнки, немые, без звука, где мне три годика, где родители еще молодые…

Я всегда очень любила выступать, получать признание и аплодисменты.

Раньше на родину моего отца мы ездили на поезде, прямой переправы ещё не было. И вот едем мы в плацкартном вагоне с родителями, пахнет варёными яйцами, курицей, огурцами… Я подбиваю сестрёнку выступать вместе перед пассажирами. Мы разыгрывали какие-то парные сценки. Я была так горда собой, я жаждала признания. Верила, что когда-нибудь меня услышат, что кто-то заметит мой талант, и я буду петь для всего мира. И я не стеснялась, была очень непосредственной. Куда всё это подевалось? Хочется вернуться к себе прежней.

В нашей малосемейке был длинный общий коридор на пятнадцать семей. Поскольку я была своеобразным авторитетом для детишек с нашего этажа, мы с Гелей придумывали сценки и организовывали для родителей постановки на Новый год, 8 марта и 23 февраля. Участвовали и мальчишки, и девчонки. Помню частушки: «Подружка моя, как тебе не стыдно? Дома маме не поможешь, думаешь, не видно?»

Я любила творчество. Наверное, даже не столько желала быть артисткой, сколько хотела, чтобы меня услышали. Это даже не про популярность, тогда я о ней вообще не думала. Я просто хотела петь, и чтобы меня слушали.

Мне всё время казалось, что я что-то несу людям. Казалось, что если прямо на этаже, среди этой грустной, однообразной суеты поздних советских времен, люди увидят мою сценку, то это принесет немного тепла в каждый дом.

И ещё хотелось похвалы, доброго отношения. Потому что в школе было непросто. Там царила спертая атмосфера обыденности, ни в коем случае нельзя было как-то выделяться, отличаться от других. Иначе учительница скажет «Посмотрите-ка на нее! Ишь!» А одноклассники радостно захохочут и будут тыкать пальцами.

А за пределами школы у тебя другая жизнь. У тебя – другая натура. И получается, что в школе тебя не замечают, не признают, а дома, во дворе тебя видят, слышат. Будто бы два мира. Наверное, мне нужно было доказать самой себе, что я личность, что я интересная, что вот здесь-то меня знают, здесь – слышат.

«Артисткой будет!»

В деревне, где я проводила все летние каникулы, меня считали артисткой. Все мои родственники поражались тому, что я привозила с собой большой зелёный чемодан. Помните, были такие квадратные чемоданы с наклейками? Это был армейский чемодан папы. Мне было важно брать с собой свои вещи: платьишки, сандалики, заколочки, коллекции марок, наклеек, кристаллы из люстр, из которых я делала себе бусы. Чемодан был моим сундуком с сокровищами.

Я нацепляла на себя все эти заколочки, бусики, надевала платья и гуляла так по деревне. Все говорили: артисткой будет. Мы часто вспоминаем эти истории на семейных посиделках, рассказываем детям, и наши девочки, моя дочь и племянницы, с воодушевлением слушают.

Красивая одежда для меня в детстве ассоциировалась со сценой, с экраном кинотеатра. Дома я устраивала концерты, иногда просто у зеркала. Я брала в руки воображаемый микрофон из маминого дезодоранта «Лоск», лака для волос «Прелесть» или перечницы с обеденного стола, обматывалась занавесками, переодевалась в индианку. Индийское кино по тем временам было для нас покруче нынешнего Netflix. Каждый вечер мы бежали в деревенский клуб, чтобы окунуться в этот завораживающий блеском и роскошью мир. У меня были фотокарточки всех актёров!

В шестом классе у меня появилась новая одноклассница, она была дочерью артистов театра. Тогда мне казалось, что это невероятное событие – я дружу с девочкой, у которой родители артисты.

Сейчас смешно вспоминать, но я была искренним фанатом Аллы Пугачёвой. Я знала наизусть весь её репертуар, переживала с ней все перипетии её личной жизни. И даже верила в то, что во мне душа её нерождённого ребёнка. Это было настолько отчётливо, что у меня, казалось, даже физически ощущалась связь с певицей. Я даже хотела написать книгу о ней и о себе: «Параллельные пути».

Сейчас, будучи взрослой женщиной, я вспоминаю, как наивно и сгоряча, с полной верой в себя, строила свои мечты. Но тогда мне, возможно, не хватало взрослого советчика, который сказал бы мне, что одной мечты недостаточно, надо идти к своей цели шаг за шагом по тернистому пути. Возможно, без этого наставничества, мудрого руководства, я и не смогла вырваться из детской атмосферы, где музыка была чем-то прекрасным и волнующим, но не более того.

Но я до сих пор храню свою любовь к выступлениям. Пение для меня это что-то интимное, личное, часть внутреннего мира. И иногда, особенно когда наступает тишина, я все равно пою, иногда для себя, иногда – в ванной, иногда – в кругу друзей. И вот тогда, когда звучит мой голос, который я так стремилась развивать в детстве, я снова чувствую себя той девочкой, которая пела перед зеркалом, представляя себе сцену, полную ярких огней и аплодисментов.

Первая любовь

Дима Белкин был старше меня на два года и жил на нашем этаже. Внешне – моя полная противоположность, смуглый кареглазый блондин. Мы были в одной компании детей нашей малосемейки. В холодное время собирались на лестничной клетке по вечерам, мальчишки дурачились, девчонки хихикали. Нарисованные денежки, стекляшки – играли в магазин. Летом это были «Казаки-разбойники», «Вышибалы», «Дочки-матери», прыжки через мяч. Это было чисто, задорно и весело.

Но когда наши взгляды пересекались, краснели оба. Об этом знали все мальчишки и девчонки двора. Дима специально из-за меня пошёл в фотокружок, а потом тайно меня фотографировал. Когда я с ним заговаривала, он замирал. И молчал. Он мог общаться только при людях. Я с ним кокетничала, он краснел и расползался в улыбке. Его мама тётя Тоня могла при всех проголосить: «Ой, Мила-а-аночка, невестка моя! Дима мой в тебя влюблён!», что накрывало нас новой волной всепоглощающего стыда.

Первая детская любовь – это волшебное ощущение, которое раскрашивает мир яркими красками, словно цветные флажки на празднике. Она приходит нежданно, как первый снег, тихо укутывая землю в белоснежное покрывало и принося с собой легкость и свежесть. Сердце замирает от трепета, когда взгляд ненароком пересекается с взглядом того, кто вызывает в душе бурю эмоций, таинственных и незнакомых. В животе порхают бабочки, словно ловкие акробаты, воплощая чистоту чувств, которые ещё не успели запятнать ни время, ни обстоятельства.

Каждое мгновение наполнено сладким ожиданием, каждый шёпот кажется обещанием вечности. Эти светлые минуты, полные невидимых нитей, связывающих детские сердца, остаются с нами навсегда, сохраняя тепло, словно старые фотографии, бережно хранящие лучшие воспоминания. И хотя первая любовь сама по себе мимолетна, её аромат остается в нашем сердце навсегда, напоминая о том, что даже самые простые чувства могут быть самыми глубокими.

Как это бывает с детской влюблённостью, с моим переездом эта страница перелистнулась. Диму я больше никогда не видела, но вспоминаю его с нежностью и теплотой. Не так давно мы случайно встретились с тётей Тоней в супермаркете. Она меня сразу узнала, мы обнялись, как родные люди, а потом сидели в кафе и предавались воспоминаниям. Оказывается, вся стена над его кроватью была обклеена моими фотографиями. Он приходил из школы и сразу запирался в туалете и печатал мои фотографии.

Дима умер от пневмонии. Но от него у тёти Тони осталась любимая внучка, похожая на папу.

Дела семейные

Вспоминая свое детство, я часто думаю о том, как мне повезло. Повезло не только в том, что у нас был достаток. Везло, прежде всего, в том, что меня всегда окружала большая, теплая и дружная семья. Я была словно в центре этого казана, полного любви, заботы и терпения, где каждый человек, от бабушек и дедушек до двоюродных братьев и сестер, принимал активное участие в моей жизни.

Мои бабушки и дедушки – люди с совершенно разными характерами и историями. Но каждый из них оставил неизгладимый след в моей душе, каждый сформировал маленькую, но важную часть меня. Одна бабушка научила резать лапшу, другая – печь пирожки. И я до сих пор пользуюсь этими навыками дома.

Важно быть рядом с теми, кто тебя любит. И я благодарна судьбе за то, что мои бабушки и дедушки были такими – искренними, заботливыми, всегда готовыми учить меня важным истинам. И именно от них мне передалась вера в Бога. И, возможно, именно их любовь, их уроки и их внимание ко мне позволили мне стать тем человеком, которым я являюсь сегодня.

Но вот какой навык сейчас точно не пригождается, так это умение правильно мыть полы. С этим, кстати, был довольно жёсткий случай. Мы с сестрёнкой мыли дощатый пол в деревенском доме. Но мы не знали, что показателем качества мытья является вода, попавшая во все щели. Я домываю пол хорошо выжатой тряпкой, а не по мокрому, как было надо. Я была торопыга – лишь бы быстрее доделать и бежать выгуливать наряды. Тут заходит бабушка и пинком опрокидывает ведро, вода растекается по полу. А она говорит: «Вот теперь смотри: мне надо, чтобы мои полы блестели!»

Пришлось сначала размазать эту лужу по полу, а потом высушивать крепко выжатой тряпкой. Этот урок я запомнила на всю жизнь. А потом оказалось, что бабушка так же учила мыть полы мою маму.

Каждый член моей семьи хотел меня чему-то научить, и порой их уроки были непростыми. Я помню, как в детстве мне казалось, что многие из этих уроков – всего лишь наказания. Но с годами я поняла, что их забота и строгость были продиктованы любовью. Это были не просто уроки, это были жизненные наставления, которые формировали мой характер. Я научилась ответственности, научилась ценить труд, научилась быть благодарной за то, что имею, научилась быть терпимой к другим и уважать их мнение.

Я надеюсь, что смогла передать своим детям те же самые ценности, которые привили мне мои бабушки и дедушки. И в какой-то момент, возможно, они тоже будут с теплотой вспоминать о своем детстве, о большой и дружной семье, о тех уроках, которые оказались самыми важными в их жизни.

Тимуровцы и старая дама

В школе я была тимуровцем. Сейчас таких людей называют волонтёрами, а тогда октябрята и пионеры хотели быть похожими на героев книги Аркадия Гайдара «Тимур и его команда»: как-то на классном часе в четвертом или в пятом классе объявили, ветеранам и их вдовам нужна наша помощь. Я, конечно, мимо такого пройти не могла и взялась за дело с энтузиазмом, собрала своих одноклассниц, посоветовалась с классным руководителем.

Мы взяли под шефство вдову ветерана войны по фамилии Печникова-Колесникова (между собой, конечно, называли её «Печка на колёсиках»). Это была очень интересная элегантная дама, ей было уже за восемьдесят. Она была супругой ветерана войны, а ещё писала книги, вероятно, о муже.

Дома у неё стоял такой особенный запах, который въелся мне в память. Это был запах старины, впитавшийся в мебель, в тяжёлые бархатные портьеры, в полированные поверхности комодов. Этот аромат, будто окутывал тебя и переносил в прошлое, как машина времени.

Когда мы приходили к ней, она доставала свои старинные наряды. Атлас, кружева, блёстки – всё это казалось нам магией. Мы, как заворожённые, слушали её историю о том, как эти платья были свидетелями её молодой жизни. Её голос, мягкий и певучий, словно дополнял этот мир, где всегда был аромат пудры и чуть заметная нотка парфюма.

В её доме жили пластинки той эпохи, которые она ставила на свой старинный граммофон. И мы наслаждались песнями Утёсова, Руслановой, Шульженко. Это была машина времени, которая уносила нас в мир душных, но уютных коммуналок с синей облупившейся краской на стенах, где висели желтеющие фотографии в рамках, а во дворах катались на деревянных санках, где вечерами семьи собирались за столом с самоваром, баранками и малосольными огурцами и пели под гармонь довоенные песни.

Она научила нас краситься. У неё было несколько коробочек с пудрой, которые смотрелись, как антикварные шедевры. Кажется, некоторые из них пережили революцию – пудра была плотной, бархатистой, и от неё исходил нежный запах розового масла. Мы смотрели на нееё с восхищением, почти затаив дыхание. Она знала всё: как правильно наносить румяна, чтобы выглядеть свежо, как привлекать мужские взгляды одним движением ресниц. Даже об интиме я впервые узнала от неё.