Полная версия
Не Белуччи
Гульнара Азизова
Не Белуччи
Мы рождаемся не для того, чтобы терпеть. Мы рождены, чтобы жить
Дорогой читатель!
Отправной точкой для написания этой книги стала трагическая, потрясшая всех нас история Салтанат Нукеновой. Эта женщина стала жертвой чудовищного преступления – её жестоко избивал и впоследствии убил бывший муж, высокопоставленный чиновник Куандык Бишимбаев. Это громкое дело, получившее широкий общественный резонанс, стало трагическим символом домашнего насилия и безнаказанности власти. История Салтанат вскрыла острую системную проблему и объединила тысячи людей, требующих справедливости и изменения законодательства.
Её судьба откликнулась во мне личной болью, ведь я в самом начале своей жизни пережила похожий кошмар, страх и отчаяние после этого не оставляли меня довольно долго. Но, в отличие от Салтанат, я выжила. А потом узнала, что в семейной жизни бывает и совершенно другой вид насилия, более изощрённый…
Я знаю, что миллионы женщин в нашей стране и по всему миру молча терпят похожее. Потому что «так принято», потому что боятся, потому что верят пустым обещаниям или просто не верят, что могут быть спасены. Истории моих клиенток – живое доказательство того, насколько женщины безгранично терпеливы, сильны и… беззащитны перед системой, оправдывающей агрессию.
Эта книга основана на реальных событиях моей жизни. Имена и детали изменены, есть элементы художественного вымысла, но боль, страх и, главное, надежда – подлинные. Я написала её, чтобы показать: можно жить иначе. Можно спастись. Можно снова научиться дышать.
Я верю, что эта история поможет кому-то из вас найти в себе силы изменить свою жизнь, вернуть ту внутреннюю опору, что дана каждой из нас от рождения. И если эти страницы спасут хотя бы одну судьбу – значит, я писала их не зря.
В добрый путь. Вы не одни.
Я стояла на крыльце своего салона в ожидании вип-клиентки, когда внезапно у крыльца притормозил черный «фантом», редкий для нашего города, как нишевый парфюм. Эмблема на капоте сияла в вечернем свете, двери открылись почти беззвучно, и из авто вышли двое мужчин в безупречных костюмах.
Они улыбались ровно, почти дружелюбно, но это была отработанная улыбка, выверенная до миллиметра.
– Милена Васильевна? – спросил один, слегка наклонив голову. – Господин Аркадьев просит вас уделить ему несколько минут. Он очень надеется, что вы сможете обсудить один деликатный вопрос.
Его голос был мягким, сдержанным, почти обволакивающим. Но я поняла сразу: это не просьба.
– Я сейчас не располагаю временем. – Я старалась удержать ровный тон.
Второй мужчина улыбнулся едва заметно.
– Мы понимаем, что у вас плотный график. Но господин Аркадьев считает, что вопрос касается вашей личной безопасности. Будет лучше, если вы обсудите это с ним в спокойной обстановке.
Геля показалась в проёме двери, её глаза метнулись ко мне – тревога, вопрос, мольба. Но я показала ей взглядом: не вмешивайся. Моё сердце сжалось: спорить здесь означало поставить под удар сестру и салон, всё, что я строила.
Один из них распахнул дверь машины, и это выглядело так, будто я делаю выбор сама. Но на самом деле выбора у меня не было.
Машина скользнула по трассе. Несколько минут – и я уже сидела в просторном кабинете с панорамными окнами. Всё здесь дышало деньгами и властью: мебель из массива, старые книги на полках, запах сигар, который въелся в ткань штор. Он сидел напротив – холёный мужчина с проседью.
Дверь кабинета закрылась за мной беззвучно, словно отрезая мир снаружи. Пространство пахло дорогой кожей и редкой древесиной, и в этом почти стерильном порядке таилась угроза. Он сидел за столом, разложив руки, ровно, спокойно. И я сразу поняла: это он. Тот, от кого сбежала Нона.
Когда я увидела её в кресле моего салона, сердце моё сжалось. Юная, нежная, чуть старше моей дочки. Для неё в тот день мир перевернулся – «любящий и заботливый жених», которого она боготворила, в секунду превратился в изощрённого садиста. Личико было обезображено большим кровоподтёком.
Я словно потеряла способность дышать, будто кто-то зажал моё сердце жёсткой рукой. Тонкая дрожь пробежала по спине, а в голове – вспышки света, запаха и боли, давно забытые. Я вспомнила себя девятнадцатилетнюю. Как молния: удар по лицу, паника и почему-то обжигающее чувство стыда. Мне негде было спрятаться, а Нона сумела оказаться у нас. Мы с Гелей не могли ей позволить вернуться в этот ад. В тот же день мы отвезли её в коттедж моей знакомой в соседнем городе. Надежная крепость, где ей больше ничего не угрожало.
Я оперлась на стол, плечи расправила, выдохнула ровно. Голос в голове твердил: «Веди себя спокойно». Лицо и тело изображали уверенность, хотя внутри бушевал шторм.
Его глаза скользнули по мне, будто читают не внешность, а то, что спрятано глубоко, где я была уязвимой. Он чувствовал себя хозяином положения.
Следуя его жесту, я опустилась на кресло.
– Вы укрываете Нону, – сказал он, переплетая пальцы. – Это моя женщина и это не ваше дело. Я умею быть благодарным, но умею быть и другим. Решите сами, что вам важнее: её судьба или ваш бизнес.
Я держала руки на коленях и ощущала, как вены на запястьях бьются о кожу.
– Я не понимаю, о ком вы говорите.
Он улыбнулся. Вежливо. Тепло. И от этой улыбки по спине побежали мурашки.
– Вы хороший человек, Милена. Но хорошие люди в таких играх долго не живут. Подумайте. У вас есть сутки.
Действительно, встреча заняла пару минут, но обратная дорога до офиса мне показалась бесконечной. Успокоив Гельку сообщением, я увидела в контактах знакомый номер.
На одном приеме, куда меня за компанию привела подруга, этот невзрачный человек незаметно оказался рядом. В нём не было ничего примечательного, кроме сияющего и несколько отстраненного взгляда. Он вручил мне чёрную визитку со словами: «Вы полны жизненной энергии, в вас словно воплотилась сама природа. Буду рад угостить вас чашечкой кофе». Он улыбнулся, оставил недопитый фужер с игристым и словно растворился в толпе пайеток и смокингов. На визитке был лишь QR-код.
Я на автомате вложила карточку в чехол телефона и вскоре благополучно забыла о ней. Спустя пару недель, когда пришла Гельке и она подарила мне новый чехол, из старого выпала карточка, я прошла по QR-коду. Это был некто Кай, владелец частной компании по кибербезопасности.
Муж Гельки, работающий в сфере IT, объяснил, что это очень влиятельная фигура, построившая целую империю на информации и защите. По его словам, Кай имеет доступ к тайнам и может «решать вопросы одним нажатием кнопки».
Я была заинтригована и набрала его. На следующий день в обеденный перерыв мы уже сидели в моей любимой кофейне недалеко от нашего салона. У него были безупречные манеры, его галантность казалась естественной, и уже после первых фраз я забыла о его невзрачности – респектабельное обаяние словно затягивало в воронку без дна.
Через несколько минут мы уже обменивались историями о клиентах, и я поразилась, как легко и спокойно он разруливал самые сложные ситуации. Но тогда я решила для себя, что он просто мечтатель, грезивший о свободе и жизни «над системой». В память врезалась его фраза: «Пока люди пользуются интернетом, решить можно всё».
И вот теперь после встречи с «красным олигархом», любовницу которого я спрятала, я в полумраке авто смотрела на экран телефона. Стоило написать – и всё решится. Одно движение пальца – и я окажусь под его защитой…
Мой палец замер над холодным свечением экрана. Принять его помощь – значит добровольно шагнуть в изящно сплетённую клетку. Я слишком хорошо знала эту цену. Каждый раз я верила, что наконец-то обрела опору, а в итоге оказывалась разменной монетой в чужих играх – красивой, ухоженной, но игрушкой. Влиятельные мужчины не играют в альтруистов; их щедрость всегда имеет форму крючка, на который ты обязана подняться. Но сейчас ставки – не просто моё разбитое сердце. С одной стороны – участь той, кому я дала слово, с другой – салон, моя крепость и единственная нить к самостоятельности. Выбор между чужой свободой и своим будущим.
И нет ни одного правильного ответа, есть только неумолимо утекающее время и телефон в моей руке, что кажется то ли пропуском к спасению, то ли первым бриллиантом в роскошном ожерелье, которое однажды превратится в изысканные, но невидимые оковы.
ГЛАВА 1.
ПРОРОЧЕСТВО
Советский киднепинг«Катя ещё не родила», – растерянно говорил папа Василий, отвечая на вопросы родственников по телефону, когда я появилась на свет. Он очень хотел, чтобы его первенцем был мальчик – наследник, которому можно передать свои мужские умения и фамилию. Тогда это был распространённый стереотип, большинство мужчин мечтало иметь сыновей, а советская медицина ещё не умела определять пол ребенка. Им с папой тогда было двадцать с небольшим.
Новорожденные все одинаковые. На первый взгляд. Но мама Катя меня узнавала по небольшому пятнышку на лбу. Она наслаждалась первыми мгновениями материнства, ей было всего двадцать, но от природы она была мудра и прекрасно понимала, что её Василий никуда не денется и будет самым лучшим папой на свете. Ведь я так на него похожа. Каждый раз, прикладывая меня к груди, она шептала молитвы, которым её научила моя набожная бабушка. Она была уверена – всё наладится с Божьей помощью.
Утром, как обычно, медсестра привезла грудничков на кормление, мамочки поспешили к своим малышам, мама Катя немного замешкалась, надевая тапочки, а когда подошла к оставшемуся живому свёртку, отпрянула – это не её ребенок. Она увидела свою дочь в объятиях Рахиль, искренне любовавшейся луноликим курносым личиком с голубыми глазами. У нас не принято так пристально разглядывать грудничков, особенно, пока не прошло сорока дней – родители суеверно прятали новорожденных, опасаясь сглаза, да и сами старались отводить взгляд. Говорят, в течение сорока дней после рождения могила матери и ребенка остается открытой, поэтому старались поскорее провести обряд имянаречения. Даже в советское время это оставалось семейной традицией.
– Вы перепутали, это моя девочка, – мама постаралась быть вежливой и даже улыбнулась, протягивая руки, но Рахиль не торопилась отдавать свой трофей. Когда Катя попыталась забрать ребёнка, подойдя к ней вплотную, женщина с блеском глазах прошептала:
– Послушай, Катя. Твой муж ведь хочет мальчика, а ты же хочешь сохранить вашу счастливую семью. Присмотрись к моему Мишеньке, он будет хорошим сыном, умным, послушным. У нас хорошая генетика, ты не пожалеешь. Давай поменяемся детками. Она ни в чем не будет нуждаться, поверь, как сыр в масле будет кататься. Сёма, у него хорошая должность, он главный инженер на авиастроительном заводе, она пойдёт в лучшую школу…
– Что ты такое говоришь! Опомнись!
– Тише. Тише, Катенька. Пожалуйста, подумай. Пожалуйста, – взмолилась женщина, из глаз её текли слёзы. Миша был седьмой неудавшейся попыткой родить дочь, о которой грезил её Семён. Она понимала страдания Рахиль, ведь в их семье уже и так было шестеро пацанов. Рахиль разжала руки и позволила меня забрать. Она взяла своего Мишу, который беспечно улыбнулся, глядя на маму. Хотя говорят, что новорожденные ничего не видят и не слышат. Это неправда. Рахиль приложила его к груди и заплакала.
– Милая, не плачь, молоко пропадёт. А ребенку силы нужны. Детей даёт Бог, каждый человек приходит со своим благом.
Мама всегда умела прочувствовать чужую боль и найти нужные слова. Это качество не раз помогало ей в жизни. Но с этого момента она забирала свою малышку из лотка первой, чтобы ситуация не повторилась.
С содроганием думаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы мама тогда согласилась. Росла бы синеглазая девочка в окружении шести еврейских братьев… Но слава богу, у моей молодой и неопытной мамы хватило ума не отдавать меня.
Папа Василий, конечно же, почти каждый день ей звонил в отделение то из уличного автомата, то с домашнего телефона знакомых, справлялся о состоянии здоровья, носил передачи. Продуктов в них было так много, что мама не успевала их съедать и делилась с соседками по палате. Конечно, он был самым счастливым отцом, когда взял на руки своего ребёнка, который был его женской копией.
Казалось бы, моему безоблачному детству уже ничего не угрожало. Но лиха беда начала.
Мне было месяца четыре, мама брала меня с собой в громоздкой советской коляске зеленого цвета. В то время с колясками в магазины не пускали. Чтобы купить детское питание, она оставила меня у входа и буквально на пару минут забежала в магазин. Она с тоской взглянула на огромную очередь и вышла.
Её зелёную коляску метрах в двадцати от магазина увозила прочь какая-то женщина. Мама Катя бросилась догонять, не помня себя от ужаса. Ноги её подкашивались. Похитительница буквально вцепилась в коляску и не хотела меня отдавать. «Вы что творите?!», – вскричала мама и с каким-то нечеловеческим усилием вырвала коляску. Не знаю, почему она не обратилась в милицию. Наверное, от радости, что всё обошлось, она поспешила домой.
В третий раз меня увела смуглая женщина лет 45 с золотыми зубами, черными глазами навыкате и густыми волосами. Вероятно, это была цыганка. Я уже умела ходить, и мама зашла со мной в тот же злополучный магазин, держа меня за руку, но на мгновение отвлеклась. Представляю мамин леденящий ужас при виде этой немой картины: пожилая женщина ведёт за руку её малышку в сторону жёлтых бараков. Конечно же, мама её догнала. Но ведьма, поджимая губы, твердила: «Я не отдам». Прохожие недоумевали, глядя на эту сцену, но почему-то никто не вмешался.
Каждый раз, слушая воспоминания мамы, я думаю, что всего лишь одна минута промедления всё могла изменить. Провидение, мамина интуиция или ангел-хранитель вмешивались в этот злой рок и спасали нашу семью от разрушительного горя. Казалось бы, период безоблачного и сытого, в общем, застоя, многие люди даже не слышали этого словосочетания «криминальная хроника». И принято считать, что в советское время было безопаснее – не было такого разгула преступности, как сейчас. Ведь дети допоздна засиживались во дворах, ходили в импровизированные походы, лазили по стройкам в поисках металлолома, стучались в чужие двери в поисках макулатуры и всеми возможными способами проявляли самостоятельность.
Под влиянием идеологии и скрываемой страшной статистики преступлений практически все родители страны свято верили, что с ребёнком в «лучшей на свете стране» ничего не случится, ведь на охране счастливого детства стоит Коммунистическая партия. Из любопытства я набрала в поисковике «киднепинг в СССР» и ужаснулась: около полутора тысячи пропавших за год детей так и не нашли.
В начале 80-х, когда мне было лет шесть, родители меня одели и выпустили во двор, а сами должны были выйти следом. Я ждала их неподалеку от дома и делала в земле «секретики». Помню, как дядька в шляпе, похожий на Чикатило, но без очков, дал мне конфету и повёл в сторону ДК. Кто-то бдительный сказал папе, что видел, как мужчина уводит девочку. Папа нас догнал и ударил похитителя. После этого родители очень строго со мной поговорили и внушили, что с посторонними уходить никуда нельзя. С этого момента меня больше не похищали.
Правда, папе пришлось снова меня спасать несколько лет спустя, когда я едва не утонула в канализации. Возле нашего дома было кафе, в котором часто проводились банкеты, игрались свадьбы. Мы сидели на лестнице служебного входа и разглядывали невест в панорамные окна. Они всегда сидели на одном и том же месте, в белых платьях, в фате или шляпке. Однажды на этом месте я увидела свою воспитательницу из детского сада в свадебном наряде. Для меня это было тогда каким-то чудом чудесным.
Возле лестницы запасного выхода здания кафе в кустах была канализационная яма, едва прикрытая досками. Мы с детьми играли в прятки, и я, видимо, как-то неудачно наступила на эти незакрепленные доски и провалилась туда вместе с деревяшками. Помню я была в красном коротком платьишке. Яма была без дна, я не умела плавать и начала тонуть в этой вонючей жиже. Было очень страшно, а дети, такие же маленькие, как я, были в панике. Видимо, они смогли докричаться до родителей, кто-то сообщил моему папе. Слава богу, это был выходной, и папа оказался дома.
С седьмого этажа он стремительно понёсся вниз. Он прижал меня к себе дрожащими руками и принёс домой. Я не помню, как меня отмывали, но хорошо запомнила его бледное испуганное лицо. Мама ходила в администрацию кафе, она там поваром работала когда-то, и у нее были там знакомые, и ту злосчастную яму папа заколотил.
Это происшествие ярко отпечаталось в моей памяти, хотя я ещё тогда была дошкольницей. Но с тех пор я сторонюсь канализационных люков, даже если они закрытые. А потом я долгое время боялась воды – подростком я едва не утонула в городском озере, куда мы с девочками отправились загорать. Когда мы купались, меня затянуло в воронку, спасибо прохожему, который меня спас.
Пещеры и тени индейца ДжоТуризм. В моём нынешнем понимании это когда ты с комфортом прилетаешь в Куршавель, останавливаешься в шале и пьёшь глинтвейн у камина. Но тогда, в моём детстве, всё было иначе. В 80-е в Советском союзе было очень популярно туристское движение. Вот эта походная романтика: палатка, костёр с котелком, гитара. Туристские походы входили даже в комплекс нормативов ГТО. В нашей школе организовали летний лагерь, где объединили две соседствующие школы.
Меня, девочку из приличной семьи, вместе с одноклассниками отправили на Волгу. Родители снабдили нас сухим пайком и тёплыми вещами. Два класса, двенадцать детей, два физрука, гора тушёнки и макарон. Представьте: рюкзаки больше нас самих, пешие переходы, а потом ночёвки в палатках.
До места добрались всей большой группой во главе с нашими двумя преподавателями на «метеоре». Кстати, тогда я думала, что метеор – это что-то космическое, но, оказалось, это просто катер. И вот мы в лагере. Палатки, длинноволосые парни с гитарами, запах костра, умывание в реке. Наверное, это должно было быть прекрасно, но мне было привычнее пить чай из фарфоровой чашки, а не из алюминиевой кружки.
Неподалёку от нашего лагеря располагались заброшенные тоннели и пещеры, отвесные склоны. Наверное, это был какой-то слёт скалолазов в конце мая. Всё это было ужасно интересно! Сейчас я понимаю, что в такие палаточные походы ходили в основном молодые ребята, которые занимались скалолазанием, но мне они тогда казались очень взрослыми.
Мы с Леной оказались соседками по палатке. Преподаватели повели нас ходить по пещерам. Почему-то у нас не с собой не оказалось фонарика. Как раз в тот период я была под впечатлением от книги про Тома Сойера, где в похожих пещерах прятался индеец Джо. Мы забрались в пещеру, снаружи было яркое солнце, а внутри – кромешная темнота, не было видно даже собственной вытянутой руки. Педагоги сказали, чтобы мы следовали за ними, и мы шли по щиколотку в воде. Наверное, правильно было бы, если бы один из учителей шёл впереди, а второй – замыкающим. Но наши оба были впереди, за ними – мальчишки, а мы с девчонками где-то в конце.
Нам с Ленкой приспичило в туалет, физрук сказал: «Делайте свои дела в какой-нибудь щели и догоняйте». Это были небольшие щели, ведущие к выходу из горы. Мы в одной из них сделали свои дела, а когда вышли, никого на месте не оказались. Все ушли, не стали нас дожидаться. Держась за руки, мы, дрожа от страха и холода, прошли метров десять в этой плотной темноте. Когда поняли, что потерялись, стали звать на помощь. Никто не отзывался. Не помню, сколько мы пробирались по этой пещере, но вдруг впереди забрезжил свет.
Когда мы выбрались из щели, то увидели под собой пропасть. Внизу по большой реке ходили метеоры величиной со спичечный коробок – на такой мы оказались высоте. Мы кричали, но никто нас не слышал. Мы сняли футболки, стали ими размахивать, но на нас не обращали внимания. Мы не знали, что делать, и были в отчаянии. Решив, что там и погибнем, мы с Леной стали обниматься и прощаться.
У нас было два варианта: пойти обратно в темноту, где нет взрослых и страшно, или перепрыгнуть через пропасть на тропинку. До тропинки было около метра. Но для нас тогда это было непреодолимое расстояние.
В итоге мы не рискнули прыгать и пошли в темноту, где могли обитать тени страшных индейцев из «Тома Сойера». Вцепившись друг в друга, мы шли в темноте куда-то вперёд. Нам было по 9 лет, а ведь в этой воде могли оказаться битые стёкла. На улице было жарко и солнечно, а в пещере мы продрогли до костей. Шли мы долго. Этому пути конца и края не было, казалось, эта темнота никогда не закончится. Заплаканные, с синими губами мы дошли до выхода.Меня до сих пор удивляет, как педагоги нас не хватились, как они нас просто так оставили и ушли. С детьми могло приключиться все, что угодно, мы могли упасть в эту воду на дне пещеры, захлебнуться.
Когда мы увидели людей, нашему счастью не было предела! Добравшись до своей группы, мы поняли, что нас действительно даже не искали, они и не заметили, что нас нет. Но мы были настолько рады, что весь этот ужас закончился, что просто снова влились в эту среду. И жизнь как бы продолжилась.
Когда позже я поделилась с мамой этими детскими воспоминаниями, мама едва сдержала слёзы: «Сколько, оказывается, ты там пережила!» Буквально недавно мы проезжали эти места на четырёхпалубном теплоходе с конференцией. И я снова увидела эти скалы. В детстве они мне казались высокими, я увидела эти щели, выходы из пещер.
Все эти истории подарили мне стойкое ощущение, что Бог всегда меня слышит, что у меня очень сильный ангел-хранитель. Я в этом много раз убеждалась во взрослой жизни, и когда была молодой мамой, и сейчас. Я научилась просить через ангела-хранителя подсказки и всегда их получаю.
Малометражка, в которой поместилась целая жизньУлица в центре города, на которой стояла наша уютная малосемейка, трижды меняла название, символически олицетворяя смену власти в стране и регионе. Сначала она носила имя революционера Жданова, после перестройки её переименовали в странное Эсперанто, а теперь в ней увековечили имя театрального режиссёра, на его спектакли мы тогда часто ходили всей семьёй. И в этой малометражке прошли, пожалуй, самые счастливые годы моей жизни.
В семье случались трудности, но у нас с сестрой было все, что было у наших сверстников. Нас вкусно и сытно кормили, красиво одевали, любили, развивали, правильно воспитывали. Папа работал на стройке крановщиком, а в отпуске шабашил – стелил асфальт. Для меня он – образец честности и трудолюбия. Мама Катя работала в продуктовом магазине, брала на дом стирку и мыла полы в подъездах.
Мы кипятили, стирали, отбеливали, гладили белые поварские халаты и фартуки. Подъезды тоже мыли, мне не стыдно об этом говорить, меня это совершенно не унижает. Я помню эти деревянные полы с облупившейся краской, занозы, которые папа доставал из моих пальцев. Мы с детства знали цену деньгам и уважали своих родителей по умолчанию. Семья была для нас главной ценностью.
В нашем доме всегда были деликатесы, которые в 80-е казались настоящим чудом. Дефицитные продукты: красная икра, копчёная рыба, шоколад в красивых коробках. Мама умела находить то, что было редкостью.
Она одевала нас с сестрой так, что весь двор мог только завидовать. Шубки, шапочки с помпонами, валенки – но не простые, а самые стильные, из тех, что даже на школьной линейке могли вызывать восхищенные взгляды. Золотые серёжки, тонкая цепочка – в то время это было не просто украшением, а знаком. У меня всё это было, и я чувствовала себя принцессой.
Мама всегда старалась нас баловать. Её радость от того, что она может подарить нам что-то красивое или вкусное, была почти осязаемой. В те моменты я ощущала её любовь в каждой детали, будь то новый комплект одежды или продуктовый набор. Но папа смотрел на это иначе. Он был против баловства. Ему казалось, что всё нужно заслужить. Хорошей учёбой, примерным поведением. И по-своему был прав.
Мама и папа были как два полюса. Она – щедрая, готовая окружить нас заботой и удовольствиями. Он – строгий, сдержанный, убеждённый, что всё в жизни нужно зарабатывать трудом. Но, оглядываясь назад, я понимаю: их подходы дополняли друг друга. Мама научила нас радоваться жизни, папа – уважать труд.
Гелька и «ква-ква»С сестрёнкой у нас разница в возрасте 4,5 года. Я очень ярко помню тот день, когда она родилась. Для меня это был самый счастливый день. Помню, была суровая снежная зима, меня, одетую, как капуста, укутанную в мех и тёплый шарф, папа вёз в роддом забирать маму. Но всё равно было невероятно холодно.
Дома малышка лежала на кровати, туго завёрнутая в пелёнку, на голове у нееё был чепчик в горошек, обрамляющий круглое личико с большими карими глазками. Эта картинка ассоциируется у меня с большим детским счастьем, когда ты чувствуешь себя взрослой и ответственной за эту маленькую кроху.
