На грани, или Это было давно, но как будто вчера. Том 2

– Да не суетитесь вы беспричинно. Я не думаю, что за скромным свиданием, если оно вообще состоится, последуют какие-то отношения. Уж девушка очень серьезная. И ты, Вася, совершенно верно подметил: она не из простушек. Но и не из штаба дивизии, а из нашего полка. И вы ее все хорошо знаете, с такой дамой особо не забалуешь! – постарался успокоить друзей Лёшка.

– Стоп, стоп, стоп! По-моему, я понял, кто стал причиной твоих задушевных волнений! Никак это Верочка Воронина, я угадал?! – вдруг воскликнул Дырявко, осторожно ткнув указательным пальцем Лаврушина в грудь.

– Точно! Как это я сразу не догадался?! – соскочил со своего места Солянок, щелкнув при этом пальцами. – Кто у нас в полку из девушек достоин твоего внимания, да еще строг и серьезен?! Это только Верочка! – восторженно воскликнул Васька. – Святые угодники! Вот это да! Ну Лёшка! Ну молодец! Поздравляю! – протянул руку Солянок, искренне радуясь за своего друга.

Все по очереди стали подходить к Лаврушину, поздравлять, пожимая ему руку и хлопая по плечу, чем несколько смутили влюбленного.

– Да перестаньте… да чего вы? Не стоит! Может, она на свидание и не придет, а вы уже поздравляете.

– А она что, тебе не пообещала? – оторопел вдруг Солянок.

– Ну почему же? Пообещала! – возразил Лёшка.

– В таком случае как это она не придет на свидание?! Ты что, Лёша?! Совсем от счастья голову потерял! – надрывая голос, воскликнул Дырявко. – Если Верочка пообещала, то она обязательно придет. Как ты сам подметил, она девушка серьезная. И если она дала согласие, то свое слово обязательно сдержит. Это же Верочка! А не какая-то там легкомысленная девица. Как только ты в ее словах сомневаться можешь?!

Сияющий от счастья Лаврушин продолжал суетиться, расхаживая взад-вперед. Неожиданно его что-то насторожило. И тут он вдруг вспомнил: если свидание, то где же цветы?!

– Черт побери! Чуть не забыл цветы! – крикнул Лёшка, стремглав выскочив из землянки. Под смех друзей наш герой помчался на поляну, где накануне видел большое количество полевых цветов.

                                       * * *

Немецкий снайпер Вернер Шульц со своим наблюдателем Херманом Гофманом уже третий день охотились за своим советским коллегой, который на этом участке фронта убил уже достаточно много немецких солдат и офицеров. Расположились снайперы на правом фланге своей обороны.

Пробираться сюда пришлось еще затемно, ранним утром. На северном склоне холма располагались уже заросшие кустарником и травой старые траншеи советской обороны сорок первого года. Окопы, местами развороченные воронками от бомб и снарядов, обсыпались, поросли растительностью, но целым остался старый блиндаж.

– Как тебе место, которое я вчера нашел?! – хвастаясь, шептал Гофман, повернувшись к своему командиру. Несомненно, он ждал от него похвалы. – Лучшей позиции для снайпера не найти. Оно не очень заметно на всей прилегающей территории, и если пойдет дождь, то от него можно будет укрыться в этом блиндаже.

– Блиндаж этот будет кстати, если нас обнаружат русские и начнут артиллерийский или минометный обстрел. Вот для чего он здесь важнее, Херман, а не для того, чтобы от дождя укрываться, – убедил Гофмана более опытный Шульц.

Он вчера дал своему наблюдателю задание, чтобы тот разведал северный склон холма и выбрал удобную позицию в этом квадрате. Теперь Шульц по-хозяйски сам осматривался на местности, подбирая уголок, где можно было рациональнее расположиться. Через час с небольшим снайперский дуэт удобно разместился за невысоким кустарником. С рассветом терпеливо, метр за метром, они стали рассматривать в оптику поле, откуда, по их предположению, вчера стрелял их русский визави.

– Чистое поле. Ни кустов, ни укрытий. Где он мог скрытно залечь, что мы вчера не могли его обнаружить? – удивляясь, спросил Гофман. – Не мог же он, как крот, прорыть себе нору от того леса, – недоумевал он, не отрываясь от новенького бинокля фирмы Dienstglas.

– Русские все могут, – заверил его Шульц. – Смотри внимательней и меньше болтай, – строго настаивал унтер-офицер, продолжая перемещать свой карабин.

Сколько ни старалась немецкая пара засечь русского стрелка, ничего не получалось. В объективах их лучшей в мире оптики просматривалась лишь ровная поляна с обилием полевых цветов, и более ничего.

Позиция оказалась исключительной – день выдался неудачным. Он приближался к концу, а на линии огня русского снайпера до сих пор обнаружить так и не удалось, но Гофман до слез в глазах упорно продолжал наблюдать за местностью. Солнце катилось на запад, жара стала спадать. Шульц, укрытый от обзора противника кустарником и бруствером траншеи, закрыв от солнечных лучей распаленное лицо газетой, лежал на траве, широко раскинув ноги.

– Вернер, смотри! – вдруг взволнованно позвал его обер-ефрейтор.

Шульц быстрее молнии метнулся на свое место.

– Где? – спросил Шульц и припал к прицелу своего карабина.

– Чуть левее от опушки леса, – взволнованно давал ориентир его наблюдатель. По полю сломя голову бежал влюбленный Лаврушин. Крылья Амура несли его к заветной цели, и он словно плыл по открытому полю, не касаясь земли ногами. Опьяненный любовью, Лёшка забыл про все меры предосторожности, про то, что идет война, и про то, что на этой войне убивают. В его голове одна за другой мелькали мысли о предстоящем свидании. Он уже представлял себе картину, как он преподносит Верочке самый лучший на свете букет полевых цветов, и то, как она, сраженная его вниманием, принимает цветы, сверкая лучезарной улыбкой.

Вернер Шульц был не новичком в своем деле. И уже через мгновение он поймал русского солдата в прицел. Плавно перемещая свой Mauser, Шульц держал красноармейца на мушке, но открывать огонь не спешил. Ему достаточно было нескольких секунд, чтобы понять, что этот русский не может быть тем снайпером, которого они выжидали здесь с самого утра.

– Давай я его сниму, – предложил Гофман, хватаясь за оружие.

– Не надо, я сам, – прошептал Шульц, и Гофман послушно убрал руку со своего карабина.

Лёшка добежал до поляны, где буйным цветом цвели полевые цветы, извергая лучшие ароматы на земле. Его глаза разбегались. Он не знал, какие из этого изобилия Верочке понравятся больше, но все же потом, положившись на свою интуицию, стал аккуратно срывать один цветок за другим, собирая их в большой букет. Раз за разом нагибаясь и срывая новое растение, Лаврушин беспечно продолжал кружить по поляне.

«Наберу сейчас побольше, а там, у нашей землянки, можно будет все их не спеша потом перебрать», – рассуждал Лёшка, не подозревая, что находится под прицелом одного из лучших снайперов вермахта. Планка прицела плавно смещалась с Лёшкиной удалой головы на его грудь и обратно. Шульц отчетливо видел сквозь линзы прицела счастливые Лёшкины глаза. Подушечка указательного пальца снайпера скользила по овальным краям спускового крючка.

И вот в руках Лаврушина уже приличный букет. Он встал во весь рост, осматриваясь вокруг. Все это время Гофман, не отрываясь ни на секунду, рассматривал его в бинокль, ожидая, когда выстрелит Шульц. Он смотрел на счастливо-озабоченное лицо Лаврушина, который как специально открылся для удачного выстрела. Лучшего момента для снайпера не бывает. Теперь Лёшкина жизнь отделялась от смерти на доли секунды, которых хватало пуле калибром семь девяносто два, чтобы пролететь всего четыреста метров до своей цели. Доли секунды… В очередной раз Гофман задержал дыхание, ожидая хлопка карабина. Но время шло, а выстрела все не было.

– Ты чего не стреляешь? – не выдерживая затянувшейся паузы, с негодованием обратился он к унтер-офицеру, не прерывая наблюдение. Шульц продолжал молчать. – Ты что, уснул, что ли? – не унимался Гофман.

– Это не снайпер, которого мы ждем, – наконец откликнулся Вернер.

– Так какая тебе разница, какого русского ты убьешь? Возможно, того, кого мы ждем, сегодня не будет, так застрели хоть этого, – настаивал наблюдатель, не понимая мотива, из-за которого Шульц затягивает с выстрелом.

Лёшка к этому времени повернулся и быстрым шагом стал удаляться в сторону своих позиций, где ему предстояло перебрать каждый стебелек, каждый листочек собранного наспех букета. Ноги сами несли его по этому открытому пространству скорее туда, где вечером должна произойти его встреча с любимой.

– Он уходит! Ты чего не стреляешь?! – взорвался возмущенный Гофман. Оторвавшись от бинокля, он кинул неодобрительный взгляд на своего командира.

Унтер-офицер лежал на своем огневом рубеже и неотрывно рассматривал небольшую фотографию. Его заряженный карабин лежал рядом.

– Что с тобой?! Ты здоров? – удивленно спросил Гофман.

– Со мной все в порядке.

– А почему не стреляешь?

– Ты что, не видел, что этот русский собирал цветы?

– Видел! И что? Может, он хотел ими украсить свой блиндаж. Я тоже иногда так делаю.

– Нет, Херман. Он эти цветы собирал для своей девушки. Разве ты не видел, какое у него было лицо, какие глаза? Такой взгляд может быть только у влюбленного человека. Я это сразу понял.

– Не узнаю я тебя, Вернер. Слишком ты стал сентиментальным, – заметил Гофман, протягивая руку к фотографии. – Можно взглянуть? – обратился он к товарищу. – Это твоя Гретхен?

– Да, это моя маленькая жемчужина. Полковник в конце лета обещал мне отпуск. Поеду домой – обязательно женюсь на ней, – уверенно сказал Шульц, отдавая фотографию своему наблюдателю. – В прошлый отпуск у нас была помолвка. А теперь она станет моей женой, – сладострастно улыбаясь, заявил унтер-офицер и перевернулся с живота на спину.

– Если ты будешь так жалеть русских, как сегодня, то ты и на Рождество домой не попадешь, – ухмыльнулся Гофман, рассматривая черты лица возлюбленной Шульца. С фотографии на него смотрела красивая смеющаяся девушка в нарядном платье. – Красивая она у тебя! – подметил Херман, продолжая любоваться фотографией.

– Да. Она просто красавица! Жаль мне стало этого парня. Он был такой счастливый. А я одной пулей мог оборвать и его счастье, и счастье той девушки, которой он собирал эти цветы. Кто знает, может, он ей тоже предложение решил сделать, чтобы она стала его женой?

– Точно тебе надо в отпуск съездить…

– Ты, Херман, не понимаешь, что я охотник. Вот я тебя отправил вчера на это место, чтобы ты подобрал эту позицию. Сегодня мы вместе ночью пробирались сюда ползком, в темноте, как кошки. И все это сделано для того, чтобы выследить и подстрелить русского снайпера. Понимаешь, мне важен азарт. Состязание: кто кого?! – объяснял эмоционально Шульц, жестикулируя. – А ты мне предлагаешь убить этого солдата. Что может быть проще?! Вот он, перед тобой стоит во весь рост, лицом к прицелу, в четырехстах метрах. Просто нажми на курок – и он упал. Мне такая работа неинтересна, – объяснил свой отказ от выстрела Шульц, забирая у Гофмана фотографию невесты. Он еще раз взглянул на улыбку прекрасной Гретхен и, аккуратно откинув клапан, положил фото в карман.

                                       * * *

Через несколько минут Лёшка крутил в руках букет полевых цветов, источавших целую палитру нежных ароматов. Подобно опытному флористу, с любовью перебирая каждый цветок, аккуратно подрезая стебли и листья, он собрал красивый букет, который не стыдно было преподнести любимой девушке. Занятый ответственным делом, Лёшка даже и не подозревал, что в походе за цветами он рисковал своей жизнью, которая была всего на волоске от смерти.

Наконец начало смеркаться. Село замерло. Улицы, примыкающие к штабу, патрулировали дозорные. Пробравшись на окраину сада, Лаврушин скрылся за кустом, с трепетом наблюдая за тропинкой, что от медслужбы вела к заветной скамейке. Время несказанно долго тянулось. Сердце нашего донжуана колотилось как сумасшедшее, не давая ему покоя. Обычно он, известный сердцеед с большим опытом в любовных отношениях, вел себя уверенно и без излишних эмоций. А тут – волновался как первоклассник. Поглядывая на часы, Лаврушин нервно поправлял то пилотку, то ремень, то, будто кого-то опасаясь, оглядывался вокруг.

Когда на тропинке в мерцающей темноте Лаврушин увидел знакомый силуэт, его дыхание участилось. Это была она! Набравшись мужества, Лёшка вышел из-за куста и направился навстречу к Верочке, держа за спиной заветный букет цветов.

– Добрый вечер, Вера Дмитриевна.

– Вечер добрый.

– Я уже стал переживать, что вы не придете.

– Ну что вы, Алексей, я же вам обещала.

– Спасибо, что не отказали мне в свидании. А это вам, – и в тот же миг Лёшка протянул ей букет.

Расплываясь в широкой улыбке, Верочка засверкала огоньками счастливых глаз. Растроганная вниманием кавалера и прижимая нежно цветы к своей груди, она вдохнула исходящий от них аромат.

– Как приятно пахнут! – восторженно сказала Вера, искренне радуясь неожиданному сюрпризу.

– Рад, что вам понравилось. Я старался. Быть может, перейдем на «ты»? – предложил Лёшка, нежно взяв старшину под локоть.

– Я согласна. А то наши отношения становятся больше похожими на официальные, – засмеялась Вера, не спуская глаз со своего ухажера.

– Договорились! Я предлагаю немного прогуляться. Места для прогулки здесь немного, – подметил Алексей, описывая рукой периметр сада, – но я думаю, мы, не спеша, много и не пройдем.

– Ну тогда маршрут выбирай, Лёша, сам. А я покорно буду следовать за тобой, – согласилась Вера и взяла Алексея под руку.

Ночь на редкость была тихой. Полный штиль и безветрие. Воздух в саду наполнял аромат полевых цветов. Зарождающийся тонкий месяц неподвижно повис в ночном небосклоне среди алмазной россыпи ярких звезд. Сердце нашего героя переполняли эмоции, отчего ему непременно хотелось это первое свидание для любимой сделать более романтичным. И тут Лёшку прорвало. Он стал рассказывать забавные истории из своей жизни, о друзьях, которые так переживали за его свидание, и о многом, многом другом. Лёшка на ходу придумывал смешные байки, рассказывая их, он эмоционально жестикулировал, искренне стараясь, чтобы Верочке понравилось. Она весело смеялась, чувствуя себя в компании интересного кавалера легко и раскованно.

– Вера, скажи, а тебе нравятся стихи Есенина? – неожиданно спросил Лаврушин.

– Да. Конечно. А ты что, можешь мне их почитать?

– А почему бы и нет? Только одну поэму «Анна Снегина» я могу читать тебе беспрерывно около сорока минут.

– Ты знаешь наизусть «Анну Снегину»?! – удивилась Вера.

– Да, знаю. И еще много стихотворений кроме этой поэмы.

– А откуда у тебя такие познания о творчестве Сергея Александровича? Ведь в школе мы его совсем не изучали.

– У нас в школе был старенький учитель русского языка и литературы. Он еще до революции работал в церковно-приходской школе. У него дома сохранилось очень много книг и журналов, в том числе и дореволюционных. А так как я увлекался чтением и был одним из его любимых учеников, он тайно давал мне такую литературу.

– А мне любовь к литературе привила моя бабушка. Я тоже с детства много читала, в том числе Блока, Гумилёва, Ахматову. Так ты мне прочтешь сегодня что-нибудь из стихов Сергея Александровича?

– А как же? Обязательно прочту, – Лёшка взял Верочку за руку, и в ночной тиши зазвучал его мягкий бархатистый голос:

– Заметался пожар голубой,Позабылись родимые дали.В первый раз я запел про любовь,В первый раз отрекаюсь скандалить…

Обворожительный голос Лаврушина то, ускоряясь, взлетал далеко ввысь, то плавно затихал, эмоционально подчеркивая любовные строки. Верочка была очарована. Медленным шагом, иногда с длительными остановками обходя по периметру сад, они вновь подошли к заветной скамейке, где каждый неожиданно для себя остановился. Теплый воздух летней ночи пьянил. Волнующуюся тишину нарушал лишь приятный стрекот сверчков. Алексей повернулся к Верочке, взял букет из ее рук и аккуратно положил на скамейку.

– Вера! А можно тебя поцеловать? – осмелившись, спросил Лёшка. И тут наступила звенящая тишина. В ожидании ответа сердце Лаврушина словно замерло. Даже время как будто остановилось.

– Да, можно, – после короткой паузы тихо ответила Вера.

Радостно выдохнув, Лёшка обнял ее за плечи и нежно вовлек в свои объятья. Тело девушки дрогнуло, качнулось назад. Ответив согласием, Верочка еще не до конца была уверена в своем решении, но, оказавшись в крепких Лёшкиных руках, она расслабилась и с лихвой предалась чувству любви…

Вечер, проведенный в саду, вдохнул в души влюбленных те чувства, от которых хотелось летать и каждую секунду быть непременно рядом. Друзья таким счастливым Лёшку еще не видели. Он светился, как начищенный самовар. Преобразилась и Верочка, чем еще больше насторожила Матиевского.

И тут, в самом зачатии любовных отношений, объявили приказ на стодвадцатикилометровый марш. По приказу командующего фронтом Двадцать четвертый стрелковый корпус в составе Тринадцатой армии скрытно от противника перебрасывался от города Броды с юга на север. Седьмого июля Семьсот девятнадцатый артполк получил приказ на марш по маршруту Лядухув – Колодежи, где и должен был занять боевой порядок в трех километрах восточнее станции Звенячье. На марш полк выдвигался в режиме полной секретности двумя разными маршрутами и исключительно в ночное время суток, чтобы скрыть передвижение подразделений от вражеской авиации и разведки.

Теперь Лёшку беспокоила одна серьезная проблема: Вера служит в медсанбате, а он – во взводе связи, а эти разные подразделения должны были теперь перемещаться в разных колоннах. Как организовать поход, чтобы его можно было провести вместе с любимой? Задача была не из легких. Но эту проблему Вера кардинально решила сама.

– На марше я буду рядом с тобой, – вдруг заявила Верочка, когда в вечернее время полк сосредоточился в населенном пункте Лядухов.

Лаврушин знал, что Вера девушка смелая, но то, что она решится на такой отчаянный акт, предположить не мог. Услышав от любимой эти слова, Лёшка несколько секунд пребывал в замешательстве. Двойственные чувства одолевали им. Было приятно, что Вера сделала такой решительный шаг и они какой-то период могут быть рядом. Но в то же время фельдшера не будет в своем подразделении, а в связи с этим могут возникнуть проблемы с командованием.

– Ты, Вера, хорошо подумала? Я, конечно, рад, что ты отважилась на такой поступок. Но при этом переживаю, что у тебя могут возникнуть серьезные осложнения в отношениях с Матиевским! – забеспокоился Лаврушин.

– Я хорошо подумала и решила, что на марше буду с тобой. И теперь меня ничто не остановит, – уверенно сказала Вера, в ее словах слышалась непреклонность.

«Отчаянная женщина!» – подумал про себя Лаврушин, планируя, как лучше обезопасить любимую во время движения колонны и на дневках в населенных пунктах.

Ефим согласился, чтобы Вера передвигалась в его повозке. Во время ночных маршей это было возможно. А в местах дневок Лёшке удалось договориться со старшиной Мельниченко о совместном с ней времяпровождении в домах местных жителей, куда должны будут расквартировывать людей. Старшина пообещал в этом деле ему помочь.

Друзья были рады за Лёшку и всячески старались скрыть от посторонних глаз присутствие во взводе женщины из другого подразделения. На второй день марша бойцы договорились отметить такое значимое событие более основательно. Солянок приготовил кашу с американской тушенкой, а повозочный Газизьян ради такого случая обменял свою плащ-палатку на большую бутыль самогона, чтобы друзья смогли поздравить молодых с началом их прекрасных отношений.

Перед тем как выйти к праздничному столу, Верочка очень долго к этому готовилась, закрывшись в уютной спальне большого сельского дома.

– Ну, скоро ты уже выйдешь? – начинал беспокоиться Лаврушин. – Сейчас уже гости придут, а тебя до сих пор нет, – с замиранием сердца предупреждал любимую Лешка, ожидая ее под дверью.

– Да подожди ты! Я сейчас!.. – так же взволнованно откликалась из-за дверей Верочка.

Последние приготовления проведены: выставлена на стол посуда, расставлены скамейки. В комнате распространялся бесподобный аромат вкусно приготовленной пищи. Для женской половины общества Трощенко раздобыл вино. Все с нетерпением ждали появления на сцене женского пола. Наконец дверь спальни, под которой выхаживал нетерпеливый Лаврушин, распахнулась… и на пороге появилась совсем другая Вера. Все присутствующие от удивления ахнули.

– Вот это да! – хором бойцы выразили свое восхищение.

Перед ними стояла необыкновенной красоты девушка: с новой прической, в милом гражданском платье в горошек и новеньких туфельках на каблуках. Лёшка был на седьмом небе от счастья. Ведь это была его Верочка! В адрес дамы со всех сторон незамедлительно посыпались комплименты.

Кроме Веры мужскую компанию разбавили еще три девушки из числа местных жительниц, которых пригласил на мероприятие Лёня Дырявко.

– Ну вот и мы! – заявил восторженно Лёня, заходя в комнату в компании сельских красавиц.

– О-о-о!.. Ну наконец-то!.. Милости просим!.. Лёня, ну где ты запропастился?! Мы уже заждались!.. – послышались взволнованные голоса с разных сторон.

Местные девчата, облаченные в яркие одежды с неким национальным колоритом, с нескрываемым в глазах интересом рассматривали счастливые лица солдат. Сияющие улыбки девушек говорили о том, что они рады приглашению в общество, где не будут обделены мужским вниманием.

– Надеюсь, мы вовремя?! – сверкая белоснежной улыбкой, обратился к друзьям Лёня, наблюдая, как воспряли духом его однополчане. Помещение наполнилось шумными голосами. – Знакомьтесь, друзья, это наши гостьи – Мирослава, Яна и Галина, – представил девушек однополчанам Лёня, галантно указывая на приглашенных девчат. – Прошу любить и жаловать, – добавил он.

– Прошу вас, Яна, проходьте, – как на крыльях подлетел к пышногрудой красавице Ваня Топчак, препровождая даму к столу.

– Мирослава, я к вашим услугам, – поспешил с предложением к самой стройной из девушек Армен Газизьян.

– Не торопись, Армен! Мирослава любезно согласилась, чтобы именно я сегодня немного поухаживал за ней, – перехватил на ходу инициативу Газизьяна Лёня Дырявко, предупреждая товарища останавливающим жестом.

– Что, Армен, опоздал? – смеялся Лаврушин, наблюдая эту картину.

– Да разве за Лёней угонишься?! – жаловался огорченный Армен. – Я только подумаю – а он уже здесь! Он как пуля! Мне точно за ним не успеть, – эмоционально объяснял он свою неудачу друзьям.

Присутствующие залились звонким смехом. Громче всех смеялся Лаврушин.

– Да, Армен! В этом деле с Лёней соревноваться тяжело.

– Мирослава, проходьте до столу, ось ваше місце. Сідайте (Мирослава, проходите к столу, вот ваше место. Присаживайтесь), – провожая к скамейке Мирославу, Дырявко оставил за собой право окружить ее заботой. – Якщо ви не проти, я хотів би за вами сьогодні трохи позалицятися (Если вы не против, я хотел бы за вами сегодня немного поухаживать), – предложил любезно Лёня, усаживая даму за стол.

– Ну що ви?! Я анiтрохи не проти (Ну что вы?! Я нисколько не против), – согласилась с радостью Мирослава, принимая предложение своего поклонника.

– Галю! Мене звати Ефим (Галя! Меня зовут Ефим), – представился черноглазой девушке Трощенко, подавая ей руку. – Проходьте, не соромтеся. Ось ваше місце, прошу вас (Проходите, не стесняйтесь. Вот ваше место, прошу вас), – рассыпался в любезностях Ефим, обхаживая гостью.

– Спасибі! Спасибі! – благодарила галантного ухажера Галина, сверкая огоньками озорных глаз.

Поправляя юбки, девчата элегантно усаживались за стол. Появление местных красавиц прибавило настроения присутствующим кавалерам. Они заметно оживились. За девушками теперь наперебой ухаживали обходительные воздыхатели. Каждый из них втайне друг от друга надеялся на успех.

– Лёня, где ты их разыскал? – не скрывая удивления, стал расспрашивать Дырявко Ваня Топчак.

– А что… некрасивые?.. Тебе не понравились? – возмущаясь, удивился Лёня.

– Нет!.. Что ты! Наоборот, очень красивые, – радовался Ваня, не отрывая глаз от гостей. Стоя с тарелками у котла, друзья шепотом вели разговор о приглашенных на торжество девушках.

– Ты даже не представляешь, Ваня, что мне пришлось сотворить, чтобы найти таких красавиц, – Лёня нахмурил брови и, опустив голову, старался изобразить то усердие, которое ему пришлось применить для поисках красивых девушек.

Сказав эти слова, Дырявко выглядел настолько убедительно, что Топчак пожалел о том, что в свое время не вызвался помочь другу в этом нелегком деле. И теперь, сосредоточившись, Ваня приготовился выслушать от него подробную историю. Но Лёня вдруг, взглянув ему прямо в глаза, изменился в лице.

– Да ладно тебе, Ваня… шучу я, – вдруг засмеялся Дырявко. – Ты же знаешь, у нас на Украине некрасивых девушек не бывает, – весело добавил он, срывая маску неутомимого поисковика.

Несомненно соглашаясь с другом, Топчак рассмеялся.