Молот и Пять Сердец

Он сидел за самым большим столом в центре, широко расставив ноги в дорогих сафьяновых сапогах. Перед ним стояла большая глиняная кружка с крепким медом, но пил он мало. Ему нужен был не хмель, а слушатели. Его верный дружинник Драган, угрюмый мужчина со сломанным носом, сидел рядом и молча опрокидывал в себя кружку за кружкой.

Слух об унижении боярича уже докатился и сюда, перешептываниями и ухмылками. Всеслав делал вид, что не замечает, но именно этого он и добивался. Он дождался, пока один из наемников, бородатый варяг по имени Ульф, не выдержал и, подойдя к их столу, громыхнул:

«Слыхал я, боярич, не повезло тебе сегодня с невестой. Говорят, променяла тебя статная девка на парня с молотом. Крепкий, видать, парень, раз от такого жениха нос воротят!»

За соседними столами замолчали, ожидая реакции. Это был вызов. Всеслав медленно поднял глаза. На его лице не было и тени унижения – лишь ленивая, хищная усмешка.

«Ты прав, Ульф. Слыхал и ты. Крепкий. Спиной, видать, крепок, раз целый день у наковальни гнется. Да руками. Мазолистыми», – он нарочито медленно осмотрел свои холеные руки с чистыми ногтями. – «В деревне как бывает? У кого руки в саже, да спина шире – тот и первый парень. Они ж там дальше своего огорода не видят».

Он сделал глоток меда и обвел взглядом притихшую корчму.

«Но вы ведь не деревенщина, мужики. Вы мир видели. Вы знаете, что настоящая сила – не в спине, а вот тут», – он постучал пальцем по рукояти меча, висевшего у пояса. – «И вот тут», – он прикоснулся к виску.

«Этот… кузнец… – Всеслав произнес слово с откровенным презрением, – он силен, пока машет своим молотом. Он первый парень, пока стоит в своей деревне, окруженный визжащими от восторга бабами. Но выпусти его в чисто поле против человека с мечом – и что от него останется? Кусок мяса».

Дружинник Драган согласно хмыкнул, вытирая пену с усов.

Ульф почесал рыжую бороду. «Может, и так. Но девка-то выбрала его».

«Девка? – Всеслав расхохотался. – Девка – дура. У них ум, что у курицы. Увидела потную спину и потекла. Я бы мог, конечно, приехать туда с десятком своих людей, сжечь его кузню к чертям, а его самого выпороть на площади. Но это… слишком просто. Неинтересно».

Он наклонился вперед, понизив голос, и вся корчма невольно подалась к нему, чтобы лучше слышать.

«Я сделаю кое-что получше. Я преподам урок. И этому кузнецу, и этой девке, и всей их паршивой деревне. Я докажу им, в чем разница между грязным смердом и человеком благородной крови. Я не просто побью его. Я его унижу. Сломаю. Так, чтобы он сам приполз ко мне на коленях и умолял забрать эту девку, лишь бы я его больше не трогал».

Он откинулся на спинку лавки, довольный произведенным эффектом. Его слова звучали веско и самоуверенно. Никто больше не ухмылялся. В его голосе была сталь.

«И как же ты это сделаешь, боярич?» – с любопытством спросил кто-то из дальнего угла.

Всеслав улыбнулся своей самой обаятельной и самой жестокой улыбкой.

«Увидите. Точнее, услышите. Я вызову его на бой. По-честному. На поединок чести, как это у них, у деревенских, принято. Прямо там, у его наковальни. И когда он будет лежать в пыли у моих ног, я спрошу его, кто теперь первый парень. И тогда эта гордячка Горислава сама ко мне прибежит. Женщины любят силу. Настоящую силу, а не ту, что годна лишь махать молотком».

Он поднял свою кружку.

«Так что пейте, мужики! Пейте за здоровье деревенского кузнеца! Оно ему скоро очень понадобится. А я еду ставить эту деревенщину на место!»

Корчма одобрительно загудела. Сомнения сменились предвкушением хорошего зрелища. Никто не сомневался, что молодой, обученный бою боярич легко одолеет неуклюжего ремесленника. Унижение было забыто. Всеслав снова был в своей стихии – в центре внимания, окруженный восхищением и страхом. И он упивался этим чувством, предвкушая свою скорую и, как ему казалось, легкую победу.

Глава 13: Вызов

Солнце стояло в зените, заливая деревню жарким светом, когда на поляне перед кузницей появился Всеслав. Он был не один. С ним был его верный дружинник Драган и еще трое крепких воинов из отцовской дружины. Они остались поодаль, у кромки леса, недвусмысленно демонстрируя силу, но не вмешиваясь. Сам Всеслав, спешившись, направился прямо к кузнице.

Он был одет не в дорожный плащ, а в щегольскую кожаную безрукавку поверх чистой льняной рубахи. На поясе в богато украшенных ножнах висел меч. Он шел неспешно, с уверенностью хозяина, оглядывая деревню с легкой брезгливостью.

Ратибор в это время правил обод на колесо для телеги. Тяжелая работа требовала полной отдачи, и он, как всегда, был поглощен ею, не замечая ничего вокруг. О появлении боярича он узнал, когда тень упала на его наковальню.

Он поднял голову. Перед ним стоял Всеслав, заложив руки за спину и чуть склонив голову набок. На его лице играла насмешливая улыбка.

«Работаешь, кузнец?» – лениво протянул он. Голос его сочился ядом. – «Все в трудах, все в поту. Великое дело – железо гнешь. На большее, видать, и не способен».

Ратибор молча выпрямился. Он был выше и шире в плечах, чем боярич, и одна его рука с молотом казалась толще ноги Всеслава. Но он не спешил выказывать враждебность. Он просто смотрел, ожидая, что будет дальше. Этот человек пришел не просто так.

«Я Всеслав, сын боярина Лютомира», – представился гость, хотя прекрасно знал, что в деревне его уже все знают. – «И я пришел поговорить с тобой, Ратибор. О делах… сердечных».

Он рассмеялся, и смех этот был неприятным, лающим.

«Слыхал я, ты тут у нас первый колдун на деревне. Девки от тебя без ума. Словом ли их морочишь, зельем ли каким опаиваешь – не знаю. Но факт остается фактом. Из-за тебя, грязный ты смерд, мне, человеку благородной крови, был нанесен позор».

Ратибор медленно положил молот на землю. В кузнице стало тихо. Было слышно лишь шипение углей в горне.

«Я никого не морочил», – голос Ратибора был глухим и ровным, как гул остывающего металла. – «Женские причуды – не мое дело. Иди к ним и разбирайся».

«О нет, кузнец. Твое», – Всеслав перестал улыбаться. Его лицо стало злым и жестким. – «Горислава, дочь старосты, отказала мне. Из-за тебя. Она произнесла твое имя. Она опозорила меня перед всей деревней ради тебя. Ты виновник моего унижения. А за такое положено отвечать».

Ратибор смерил его долгим, тяжелым взглядом. Он видел перед собой не оскорбленного жениха, а избалованного щенка знатного рода, который взбесился из-за того, что у него отняли игрушку.

«Мне не о чем с тобой говорить, боярич. Я работаю. Уходи».

Он наклонился, чтобы снова взять молот, но Всеслав сделал резкий шаг вперед.

«Ты будешь со мной говорить! – взвизгнул он, и его самообладание дало трещину. – Ты думаешь, раз ты шире в плечах и воняешь потом, то ты мужик? Ты просто животное, кусок мяса! Я вызываю тебя на бой! На поединок чести! Чтобы все видели, чего стоит твоя дутая сила против настоящего воина!»

Вокруг кузницы уже начала собираться толпа. Мужики побросали работу, бабы выглядывали из-за плетней. Всеслав именно этого и добивался.

«Ты и я. Здесь и сейчас», – продолжал он, указывая на поляну. – «Без брони, на кулаках или на палках, как тебе угодно. До первой крови или пока один не попросит пощады. Я хочу, чтобы Горислава и все эти дуры, что за тобой бегают, увидели, как ты будешь валяться в пыли у моих ног! Я хочу содрать с тебя эту спесь, кузнец!»

Он перевел дыхание и добавил с издевкой: «Если, конечно, у тебя хватит духу принять вызов. А не спрячешься за свою наковальню, как трус».

Это было прямое, публичное оскорбление. Отказаться – значило навсегда прослыть трусом. Согласиться – значило сыграть в игру этого взбешенного аристократа.

Ратибор молчал, глядя не на Всеслава, а на лица собравшихся людей. Он видел в их глазах любопытство, страх, предвкушение зрелища. Он понимал, что выбора у него нет. Этот боярич загнал его в угол не силой, а словами, правилами чести, которые в деревне были не пустым звуком.

Он медленно, очень медленно кивнул.

«Хорошо», – произнес он всего одно слово. Но в нем прозвучал приговор. Не ему. Всеславу.

Лицо боярича расплылось в торжествующей улыбке. Он победил. Он заставил этого медведя плясать под свою дудку. Он был абсолютно уверен в своей победе. Он ведь воин, а этот – просто ремесленник.

«Вот и славно», – бросил он через плечо, идя к своим людям. – «Готовься, кузнец. Скоро я смою твое имя со своего позора. Твоей же кровью».

Глава 14: Диалог перед боем

Толпа на поляне росла. Спор боярского сына с кузнецом – такое зрелище пропускать было нельзя. Мужики образовали широкий круг, оставив в центре вытоптанную площадку. В первых рядах, бледные, но с горящими глазами, стояли все пять девиц. Они были причиной этого поединка, и каждая из них сейчас чувствовала смесь страха и тайного, порочного торжества.

Всеслав сбросил свою безрукавку, оставшись в одной рубахе. Он разминал плечи, делал несколько быстрых, отточенных движений, показывая свою ловкость. Его дружинники вынесли две крепкие, гладкие дубовые палки, одинаковой длины и толщины. Один из них воткнул их в землю в центре круга.

Ратибор же стоял не двигаясь, у порога своей кузницы. Он даже не снял свой кожаный фартук, забрызганный окалиной. Его спокойствие разительно контрастировало с показной энергией боярича. Он смотрел на Всеслава без ненависти, скорее с досадой, как назойливую муху, которая мешает работать.

Всеслав, закончив разминку, подошел к нему. Ему не терпелось насладиться своим превосходством еще до начала боя.

«Что, кузнец? Жалко кулаки о мое лицо марать?» – с издевкой спросил он, достаточно громко, чтобы слышала толпа. – «Или боишься инструмент свой повредить? Могу разрешить тебе молотом драться, все равно не поможет».

Ратибор медленно перевел на него взгляд.

«Мне недосуг махать кулаками из-за бабьих разговоров», – ответил он ровным, лишенным эмоций голосом. – «У меня работа не сделана. Уезжай, боярич. Не заставляй меня тратить время на глупости».

Его слова были сказаны не как оскорбление, а как констатация факта. Для него этот «поединок чести» был именно глупостью, пустой тратой времени, отрывающей от настоящего дела. И это спокойное пренебрежение взбесило Всеслава гораздо сильнее, чем если бы Ратибор ответил ему руганью.

«Глупости?!» – взвизгнул боярич, его лицо исказилось. – «Моя честь для тебя – глупости?! Ты боишься, смерд! Просто боишься признать, что я лучше!»

Он ткнул пальцем Ратибору в грудь. Это было касание твердое, как сталь.

«Ты прячешься за своей силой, за своими мышцами! Ты думаешь, если ты можешь согнуть подкову, то ты непобедим? Но я воин! Меня с детства учили убивать! А ты… ты всего лишь мужик, который умеет стучать молотком! Ты боишься, что я сейчас на глазах у всех покажу, чего ты стоишь на самом деле! Что без своей наковальни ты – ничто! Пустое место!»

Толпа затаила дыхание. Всеслав кричал, брызжа слюной. Его слова были полны яда и уязвленного самолюбия. Он пытался спровоцировать Ратибора, вывести его из равновесия, заставить разозлиться. Разъяренный противник – предсказуемый противник.

Но Ратибор оставался недвижим, как скала. Он посмотрел на палец боярича, упиравшийся ему в грудь, а потом снова ему в глаза.

«Ты пришел сюда не за честью, боярич. Ты пришел потешить свою гордыню. Тебе плевать на Гориславу. Тебе нужно, чтобы все видели, как ты унижаешь того, кто, по-твоему, стоит ниже тебя», – тихо, но отчетливо произнес Ратибор. И каждое его слово било точнее, чем кулак. – «Ты говоришь о чести, но хочешь зрелища. Ты кричишь о смелости, но привел с собой дружину. Тебе нужен не бой. Тебе нужна победа любой ценой, чтобы доказать самому себе, что ты чего-то стоишь».

В наступившей тишине его слова прозвучали как приговор. Он не оправдывался. Он не отвечал на оскорбления. Он просто, как кусок железа на наковальне, обнажил всю суть Всеслава, показав всем его гнилое нутро.

Лицо боярича стало мертвенно-бледным, а потом налилось багровой краской. Он понял, что проигрывает еще до начала боя. Этот мужлан не только силен, он еще и видит его насквозь.

«Заткнись!» – прошипел Всеслав, отступая на шаг. Он больше не мог терпеть это унизительное спокойствие. – «Меньше слов! Бери палку! Сейчас мы посмотрим, кто чего стоит! Я выбью из тебя эту спесь вместе с зубами!»

Ратибор в последний раз окинул взглядом толпу, поляну, свою кузницу. Вздохнул. Похоже, эту работу все-таки придется сделать. Он медленно снял свой кожаный фартук, аккуратно сложил его и положил на пороге. Потом так же неспешно пошел к центру круга, где в земле торчали две дубовые палки.

Он не сказал больше ни слова. Но все, кто видел его лицо в этот момент, поняли: игра закончилась. Спокойный кузнец, которого отвлекли от работы, исчез. На его месте остался мужчина, которого заставили драться. И он не собирался проигрывать.

Глава 15: Поединок чести

Круг сомкнулся плотнее. Воздух звенел от напряжения. Всеслав, играя мышцами, первым схватил свою палку. Он повертел ее в руках, делая несколько быстрых, свистящих выпадов в воздух. Движения были отточенными, быстрыми – было видно, что он не раз держал в руках и палку, и меч.

Ратибор подошел к своей и просто взял ее. Без позерства, без лишних движений. Он взвесил ее в руке, привыкая к балансу. Его стойка была не похожа на боевую стойку воина. Он стоял крепко, широко расставив ноги, как у наковальни, – вросший в землю, основательный, неподвижный.

«Ну что, готов поваляться в пыли, деревенщина?» – прошипел Всеслав, медленно начиная обходить его по кругу, как хищник, выбирающий место для удара.

Ратибор не ответил. Он просто поворачивался вслед за ним, держа палку наготове, но не делая ни одного лишнего движения. Его спокойствие, его несокрушимая уверенность действовали Всеславу на нервы. Он рассчитывал на ярость, на страх, но видел перед собой лишь скалу.

Боярич решил больше не ждать. С коротким боевым кличем он ринулся в атаку. Его палка молнией метнулась к голове Ратибора – быстрый, хлесткий удар, рассчитанный на то, чтобы оглушить противника с первого же выпада.

То, что произошло дальше, повергло толпу в изумление. Ратибор не отступил и не попытался увернуться. Он сделал то, что делал тысячи раз в своей кузнице. Он встретил удар.

Он выставил свою палку не для защиты, а для блока, жесткого и бескомпромиссного. Раздался оглушительный треск дерева о дерево. Но если палка Всеслава отскочила, вибрируя, то палка Ратибора даже не дрогнула. Удар боярича, в который он вложил свою ловкость и скорость, разбился о несокрушимую мощь кузнеца, как волна о прибрежный утес.

Отдача прошла по рукам Всеслава, заставив его пальцы онеметь. Он не ожидал такой силы. Он рассчитывал пробить защиту, сбить равновесие, но вместо этого сам чуть не выронил оружие.

Прежде чем он успел опомниться, Ратибор перешел в наступление. Но это не было наступлением воина. Это было движение рабочего. Всего один шаг вперед, сокративший дистанцию до минимума. И удар. Не хлесткий и быстрый, а короткий, точный и невероятно мощный, нацеленный не на тело, а на оружие противника. Точно такой же удар, каким он одним движением сбивал окалину с раскаленного металла.

Его палка врезалась в палку Всеслава у самой кисти. Раздался сухой, отвратительный хруст. Оружие боярича, не выдержав, разлетелось на две части. Щепки взмыли в воздух, а обломок, оставшийся в руке Всеслава, выпал из ослабевших пальцев.

Боярич застыл на месте, с ужасом глядя на свои пустые руки. Он проиграл. Не в бою, не в обмене ударами. Он был обезоружен. Одним движением. Легко, буднично, словно кузнец не дрался, а просто выполнял свою привычную работу.

Унижение захлестнуло его. В глазах потемнело от ярости. Он забыл про честь, про правила, про поединок. С животным рыком он бросился на Ратибора, пытаясь сбить его с ног массой своего тела, ударить кулаками, вцепиться в горло.

Это было его последней ошибкой. Ратибор даже не стал бить его. Когда Всеслав налетел на него, кузнец просто подставил бедро и, ухватив боярича за рубаху, использовал его же собственную инерцию. Он не бросил его. Он просто перекинул его через себя, как мешок с углем.

Всеслав пролетел по воздуху и с глухим стуком рухнул на спину, подняв облако пыли. Удар был несильным, но унизительным. Он лежал на земле, раскинув руки, и тяжело дышал, глядя в безразличное голубое небо.

Над ним нависла огромная тень. Ратибор стоял и смотрел на него сверху вниз. В его руке все еще была целая дубовая палка. Он мог бы закончить поединок одним ударом. Но он не стал. Он просто бросил свое оружие на землю рядом с поверженным противником.

Бой был окончен. Он длился не больше минуты.

На поляне стояла мертвая тишина. Никто не ожидал такого исхода. Не было ни долгой схватки, ни крови, ни яростных криков. Была лишь спокойная, сокрушительная демонстрация силы. Кузнец не дрался с бояричем. Он просто показал ему, что тот находится не в своей весовой категории.

Не нанеся ни одного удара по телу, Ратибор причинил Всеславу самое страшное поражение. Он уничтожил его гордость.

Глава 16: Унижение

Пыль медленно оседала, делая картину еще более ясной и жестокой. Всеслав лежал на земле. Его щегольская рубаха была измята и перепачкана, светлые волосы спутались и покрылись грязью. Но хуже всего было его лицо. Оно было белым, как полотно, и на нем застыло выражение абсолютного, детского недоумения. Он все еще не мог поверить в то, что произошло.

Его дружинники, наблюдавшие за всем с края поляны, замерли. Они видели сотни поединков, но такого – никогда. Их господин, которого они считали умелым бойцом, был повержен как мальчишка. Небрежно, почти лениво.

Толпа молчала. Но это молчание было страшнее любых насмешек. В нем не было ни сочувствия, ни злорадства. В нем было лишь холодное, непреложное признание факта: боярский сын – ничто против их кузнеца.

Первым пришел в себя Драган. С мрачным лицом он шагнул вперед, подал руку Всеславу, помогая ему подняться. Всеслав встал на ноги, пошатываясь. Он обвел мутным взглядом кольцо людей, и ему показалось, что все они смотрят на него с презрением. Он увидел Гориславу, и в ее глазах, как ему почудилось, было не сострадание, а какое-то злое торжество. Он увидел остальных девок, которые раньше, может, и смотрели на него с интересом, а теперь – с откровенным разочарованием.

Он увидел Ратибора. Тот уже повернулся ко всем спиной и подбирал с земли свой кожаный фартук. Он надевал его так, словно ничего не произошло, словно этот поединок был лишь досадной помехой, мелкой занозой, которую он вытащил и тут же забыл. И это безразличие, это возвращение к работе, было самым страшным унижением. Ратибор его не победил. Он его просто… стряхнул с себя.

Что-то сломалось внутри Всеслава. Ненависть, бурлившая в нем раньше, смешалась с едким, разъедающим стыдом. Он хотел что-то крикнуть, бросить еще один вызов, как-то спасти лицо. Но слов не было. В горле стоял ком.

Он вырвал руку из ладони Драгана и, не отряхиваясь, не подбирая обломки своего оружия, пошел прочь. Он шел, спотыкаясь, глядя прямо перед собой, но ничего не видя. Он чувствовал на своей спине сотни взглядов. Каждый взгляд был как удар плетью. Он слышал за спиной тихий шепот, который тут же превращался в его голове в громкий, издевательский хохот.

Его дружинники, молча подобрав коней, двинулись за ним.

Он шел через всю деревню, и ему казалось, что этот путь бесконечен. Каждый дом, каждый плетень, каждый куст был свидетелем его позора. Он не смотрел по сторонам, но был уверен, что из каждого окна, из-за каждой занавески за ним наблюдают, тычут пальцами и шепчутся.

Уже выходя из деревни, он остановился и обернулся. Деревня жила своей жизнью. Из кузницы снова донесся мерный, спокойный стук молота. Все возвращалось на круги своя. Только для него мир перевернулся.

В этот момент, глядя на дым, вьющийся над кузницей, он произнес свою клятву. Не громко, не для кого-то, а для себя. Это был не крик ярости, а холодный, тихий шепот, от которого у стоявшего рядом Драгана по спине пробежал холодок.

– Я его убью, – прошептал Всеслав, и в его глазах блеснул безумный, недобрый огонек. – Честью его не взять. Он животное. А животных бьют со спины. В темноте. Я сожгу его. Я вырежу его из этого мира, как вырезают опухоль. Он за все заплатит. За этот бой. За эту пыль на моей одежде. За каждый взгляд, за каждый шепоток. Он пожалеет не о том, что победил. Он пожалеет, что родился.

Он запрыгнул в седло и, не оглядываясь, пустил коня вскачь. Его уязвленная гордость превратилась в нечто иное. Это больше не было вопросом чести. Это стало вопросом выживания. Чтобы снова стать Всеславом, сыном боярина, он должен был уничтожить Ратибора. Физически. Полностью. Чтобы от того не осталось даже имени. Месть перестала быть целью. Она стала необходимостью.

Глава 17: Новая волна любви

Как только Всеслав и его дружина скрылись за поворотом, напряжение, висевшее над поляной, рухнуло. Толпа взорвалась гулом. Мужики одобрительно хлопали друг друга по плечам, пересказывая короткий поединок, восхищаясь силой и спокойствием кузнеца. Бабы перешептывались, качая головами и охая. Ратибор из просто умелого мастера на их глазах превратился в защитника деревни, в былинного богатыря, который легко и играючи поставил на место заносчивого аристократа.

Но никто не переживал случившееся так остро, как пять девиц.

Поединок не остудил их пыл. Наоборот, он раздул тлеющие угли их страсти в ревущее пламя. Каждая из них увидела в этой победе то, что хотела увидеть, и это лишь укрепило их решимость.

Забава смотрела, как Ратибор, вернувшись к работе, поднимает тяжеленный молот так, словно тот ничего не весит. Ее сердце заходилось от восторга. "Вот он, мой!" – билось у нее в груди. Она видела не просто силу, а абсолютную, сокрушительную мужскую мощь. В ее глазах он был вожаком стаи, который только что прогнал чужака. И желание принадлежать такому вожаку стало для нее почти физической болью. Борьба? Да какая борьба! Она готова была не бороться, а просто лечь у его ног и ждать, когда он обратит на нее внимание.

Милада, прижимая руки к груди, видела совсем другое. Она видела, что Ратибор не нанес Всеславу ни одного серьезного удара. Он мог размозжить ему голову, сломать кости, но не стал. Он проявил не только силу, но и сдержанность, милосердие к поверженному врагу. И ее нежное сердце растаяло окончательно. Он не просто сильный, он – добрый. Он защитник. Ее герой нуждался не в страсти, а в тихой гавани, где он мог бы отдыхать от своей чудовищной силы. И она, как никто другой, могла стать для него этой гаванью.

Весняна, прищурив свои лукавые зеленые глаза, оценивала произошедшее с холодной головой. Ее восхитило не то, как он дрался, а то, как он говорил перед боем. Он разоблачил Всеслава, выставил на посмешище все его мотивы. Этот мужик был не просто горой мышц, он был умен. Умен той природной, мужицкой хваткой, которая была опаснее любой заученной премудрости. Игра с ним становилась еще более азартной и желанной. Одолеть его силой было невозможно. Перехитрить – вот задача, достойная ее. И победа обещала быть слаще самого крепкого меда.

Горислава стояла с пылающим лицом. Унижение Всеслава стало ее триумфом. Она сделала правильную ставку. Она публично отказала сыну боярина ради кузнеца, и этот кузнец на глазах у всех доказал, что ее выбор был верным. Ратибор был не просто силен – он был фигурой, обладающей властью. Той властью, что не дается по рождению, а берется силой и достоинством. Теперь союз с ним был не просто выгодной партией, он становился союзом с настоящим вождем. Она должна была стать его женой. Не любовницей, не утешением. Королевой рядом с королем. И ради этого она была готова пойти на все.

А Любава… Она единственная видела в его глазах после боя не торжество, а глубокую, бесконечную усталость. Он победил, но ему это было не нужно. Ему было чуждо и восхищение толпы, и страх врага. Он просто хотел, чтобы его оставили в покое, у его горна. И от этой мысли ее сердце сжалось от такой острой, невыносимой жалости и нежности, что на глаза навернулись слезы. Она любила его не за победу. Она любила его за эту усталость.

Когда толпа начала расходиться, девицы остались. Они не сговариваясь переглянулись, и в их глазах больше не было места шуткам. Борьба перестала быть игрой. Теперь это была война. Каждая чувствовала, что после сегодняшнего дня Ратибор стал еще более ценным призом, и уступить его сопернице было равносильно смерти.

Первой молчание нарушила Забава. Она сделала шаг вперед, направляясь к кузнице.

«Куда?» – холодно остановила ее Горислава.

«Помочь. Он, может, устал», – бросила Забава, не оборачиваясь.

«Он не нуждается в твоей помощи», – вклинилась Весняна. – «Ему сейчас нужно побыть одному».