Зов крови

– Я просто пытаюсь помочь, – сказал я, и в моем голосе прозвучала искусно поддельная, ранимая обида. – В отличие от некоторых, кто только пугает ее своим свирепым видом и ненужным героизмом.

Лия посмотрела на Кая, потом на меня. Она была разорвана между двумя полюсами, двумя абсолютными противоположностями. Грубая, опасная, магнетическая притягательность Кая, звавшая в неизвестность, в хаос, и безопасная, предсказуемая, теплая нежность, которую я так щедро предлагал, суля стабильность и покой. Она не знала, не чувствовала, что оба варианта – лишь разные стороны одной и той же ловушки, ведущей к ее пленению.

– Мне нужно… мне нужно домой, – тихо, но твердо сказала она, поднимаясь с дивана. Она выглядела такой хрупкой, такой потерянной и такой бесконечно желанной в своем смятении, что у меня сжалось сердце от смеси жалости и похотливого ожидания.

– Я провожу тебя, – тут же, плавно предложил я, тоже вставая.

– Я ее провожу, – одновременно, как вызов, рявкнул Кай.

Мы снова замерли, смотря друг на друга поверх ее головы. Воздух стал густым, как смола, тяжелым для дыхания. В нем пахло грозой, дорогим парфюмом и волчьей шерстью.

– Лия сама решит, – мягко, демократично сказал я, перекладывая ответственность, этот тяжелый груз, на ее хрупкие плечи. Я давил на ее чувство вины, на ее нежелание обидеть.

Она помедлила, ее взгляд метнулся от моего спокойного, понимающего лица к его напряженной, суровой маске, за которой, однако, она угадывала подлинную, дикую заботу.

– Я… я пойду с Каем, – наконец выдохнула она, избегая моего взгляда, будто совершая проступок. – Мне нужно… побыть одной. Подумать. Просто… пройтись. Спасибо, Элиас, за все.

Удар. Искусно скрытый, но от этого не менее болезненный и унизительный. Она выбрала его. В этот момент, в своем смятении, она инстинктивно потянулась к его грубой, примитивной силе, а не к моей изощренной, интеллектуальной лжи. Я видел торжествующую, животную искру в глазах Кая. Молчаливое ликование победившего самца. Он одержал маленькую победу в этой битве.

– Конечно, – я склонил голову в элегантном, полном достоинства жесте, изображая понимание и легкую, благородную грусть. – Как скажешь. Я не буду навязываться. Но помни, моя дверь, мой телефон, мое внимание – всегда для тебя открыты. Всегда. Если станет страшно, или ты захочешь поговорить – просто позвони.

Я наблюдал, как он уводит ее, положив свою большую, тяжелую лапищу ей на спину, на лопатку, прижимая ее к себе с неоспоримым правом собственности. Защищая. Помечая. Я стоял у двери, сохраняя маску спокойного друга, пока они не скрылись в звенящей тишине лифта, и еще долго после, пока за окном не стих рев мотора его проклятого мотоцикла, уносящего ее прочь от меня.

Тишина снова поглотила меня, но теперь она была иной. Гнетущей. Зловещей. Она была полна эха ее испуганного голоса и пьянящего воспоминания о вкусе ее крови.

Я медленно, словно в трансе, подошел к бару, налил себе виски, не глядя. Темно-золотистая жидкость плескалась в тяжелом хрустальном бокале, отражая свет люстры. Напиток обжег горло, но не смог заглушить, перебить тот сладкий, терпкий вкус, что все еще жил на моих губах, въелся в меня. Этот вкус преследовал меня. Манил. Был обещанием и угрозой одновременно.

План, выверенный до мелочей, требовал срочных, радикальных корректировок. Пробуждение ее крови было неизбежным, но я надеялся контролировать его, направлять, как ручей, к нужному мне руслу. Теперь время утекало сквозь пальцы с угрожающей скоростью. Кай был на грани, его дикая, необузданная натура могла в любой момент взорваться, и он, повинуясь лишь зову крови, раскроет ей все, просто чтобы заявить свои права, чтобы привязать ее к себе. Старейшина Артемий, мой благословенный и проклятый наставник, слал мне все более тревожные, ультимативные сообщения. Он, с его древней, почти мистической чувствительностью, ощущал пробуждение ее силы, ее аромат, разносящийся по астральному плану. Он требовал действий. Решительных и безжалостных. А этот старый, упрямый дурак, доктор Эрвин, со своим ученым любопытством, продолжал копаться в ее странных анализах, приближаясь к истине, которую простой смертный не должен был узнать ни при каких обстоятельствах.

Мой телефон, лежавший на столе, тихо вибрировал, нарушая тишину. Я подошел и взглянул на экран. Сообщение от Сары:

Лия вернулась домой. Выглядела очень расстроенной, почти не говорила. Кай был с ней. Все хорошо? Что случилось?

Я ухмыльнулся, холодной, безрадостной улыбкой. Наивная, глупенькая, полезная маленькая Сара. Идеальный, слепой инструмент в моих руках. Я быстро, почти не задумываясь, ответил:

Все под контролем, не волнуйся. Она просто сильно переутомилась, случился небольшой нервный срыв. Будь, пожалуйста, рядом с ней завтра, поддержи ее. И если услышишь что-то странное от нее или о ней, любое ее необычное слово, любое подозрение – дай мне знать сразу, хорошо? Я за нее очень волнуюсь.

Она тут же ответила сердечком и восклицательным знаком. Так легко. Так предсказуемо. Ее восхищение мной, ее доверчивость были почти скучны.

Я снова подошел к окну, глядя в бесконечную, холодную ночь. Где-то там, в одном из этих маленьких, уютных огоньков, была она. Моя Лия. Мой ключ к величайшей силе, о которой мой клан мог только мечтать. Проклятая, драгоценная кровь Лунных Дриад текла в ее жилах, и скоро, очень скоро она узнает, что значит принадлежать мне. Что значит быть желанной не просто как женщина, а как артефакт, как священный Грааль.

Но сначала нужно было разобраться с Каем. Его стая, эти «Одинокие Клыки», становилась все более дерзкой. Мои люди, под безжалостным руководством капитана Рейн, докладывали о частых, почти ежедневных стычках на окраинах наших владений, наших охотничьих угодий. «Одинокие Клыки» рыскали слишком близко к городу, слишком близко к ней. Они искали слабость в нашей обороне. Они искали способ забрать ее, вырвать из моих рук.

Они не понимали, они были слишком тупы, чтобы осознать, что она уже никогда не будет принадлежать им. Она была написана звездами для меня. Ее кровь, чей вкус все еще пылал на моих губах, взывала к моей. Это была судьба, предначертанная веками.

Я прикончил виски, поставил бокал с тихим, но четким стуком. Вкус ее крови все еще был со мной, сладкое, навязчивое напоминание о грядущей победе, которая должна была стать моей, чего бы это ни стоило. Пусть Кай наслаждается своим маленьким, ничтожным триумфом сегодня. Пусть думает, что он ее защитник, ее верный рыцарь.

Он не понимал, он был слеп, что настоящая, главная опасность для Лии исходила не от призраков в ее голове, не от мнимых болезней, а от человека, который стоял рядом с ней, притворяясь другом, опорой, тихой гаванью. От человека, который с улыбкой на устах и ледяной решимостью в сердце был готов разорвать ее хрупкий, наивный мир на клочки, чтобы получить то, что принадлежало ему по праву крови, по праву наследия и по праву силы.

Я – Элиас Торн, наследник и будущий повелитель клана «Лунные Стражи». И я не остановлюсь ни перед чем, чтобы заполучить ее. Ни перед чем. Все средства хороши для достижения цели. И эта цель была уже так близка, что я почти чувствовал ее тепло.

17. Лия

После той странной, выматывающей сцены с Элиасом, воздух казался густым и тяжелым, наполненным невысказанными вопросами. Кай молча проводил меня до кампуса и молча испарился. Теперь я сидела на краю кровати в своей комнате, сжимая и разжимая ладонь. Тот самый порез. Он был. Я чувствовала боль, острую и реальную, видела кровь, алую и липкую. А потом… ничего. Идеально гладкая кожа, будто ничего и не было.

Элиас с его спокойным, разумным голосом предлагал логичное объяснение. Стресс. Галлюцинации. Доктор Эрвин с его загадочными пометками на моих старых анализах… «Ускоренный клеточный метаболизм… интересный случай…» Все это складывалось в удобную, научную картину. Но в глубине души, в том самом месте, где живут первобытные инстинкты, я знала – это ложь. Не вся, но часть. Боль была слишком реальной.

И Кай. Его реакция. Эта ярость, смешанная с чем-то… Страх за меня? Он смотрел на мою руку так, будто видел на ней не несуществующую рану, а клеймо, смертельный приговор. А его прикосновение… Грубое, но в то же время бесконечно осторожное. Оно обжигало и успокаивало одновременно, оставляя на коже невидимый след, который до сих пор пылал.

Я встала и подошла к окну. Город спал. Где-то там был он. Грубый, опасный, непредсказуемый Кай. Тот, кто вызывал во мне вихрь противоречивых эмоций – страх и влечение, раздражение и непреодолимое любопытство. Он что-то скрывал. Что-то большое и темное. И я поняла, что не могу просто сидеть и ждать, пока правда сама найдет меня. Я должна найти ее сама.

Это было безумием. Чистой воды авантюризм. Но страх, подпитываемый любопытством, оказался сильнее голоса разума.

Я помнила, как однажды, недели две назад, я случайно увидела, как Кай уезжал из города на своем мотоцикле. Он мчался по старой лесной дороге, ведущей к заброшенной мельнице на окраине. Тогда я не придала этому значения. Сейчас же это воспоминание всплыло с кристальной четкостью. Его логово. Это должно было быть его логово.

Натянув на себя темные джинсы и толстовку, я на цыпочках выскользнула из квартиры. Ночь была прохладной, и ветер трепал волосы, пока я шла через спящий город к его окраинам. С каждым шагом сердце билось все чаще, отдаваясь глухим стуком в висках. Я шла на ощупь, руководствуясь смутными воспоминаниями и каким-то внутренним компасом, который неумолимо тянул меня к нему.

Дорога становилась все уже и хуже, асфальт сменился гравием, а потом и просто утрамбованной землей. Лес смыкался над головой, поглощая лунный свет. В воздухе пахло влажной землей, хвоей и чем-то диким, звериным. Я шла, прислушиваясь к каждому шороху, каждому скрипу ветки. Я чувствовала себя одновременно охотником и добычей.

Наконец, сквозь деревья показался силуэт старой мельницы. Массивное, полуразрушенное здание из темного камня, с покосившимся колесом, застывшим во времени. Оно выглядело безжизненным, но от него исходила странная, тревожная энергетика. Я замедлила шаг, прячась в тени деревьев.

И тут я увидела их.

Из-за угла мельницы вышла женщина. Высокая, поджарая, с осиной талией и плечами гимнастки. Ее темные волосы были собраны в тугой пучок, а лицо, с резкими, почти скульптурными чертами, было бесстрастным. Это была Майя. Я видела ее пару раз в городе, всегда рядом с Каем. Она шла с таким видом, будто владела всем миром, а ее шаги были бесшумными, как у дикой кошки. За ней, тяжело переваливаясь, следовал Рекс. Мощный, как бульдозер, с лицом, испещренным шрамами, и взглядом, который мог бы сверлить камни. Он что-то бормотал себе под нос.

Я прижалась к стволу старого дуба, затаив дыхание. Ветер донес до меня обрывки их разговора.

– …не нравится мне это, Майя, – хриплым голосом говорил Рекс. – Слишком рискованно. Такое внимание к ней… Люди Артемия уже рыщут повсюду. Мы ослеплены?

Майя ответила не сразу. Ее голос был низким и холодным, как сталь.

– Альфа знает, что делает, Рекс. Его слово – закон. Если он говорит защищать ее, мы защищаем.

– Защищать? – фыркнул Рекс. – Мы подставляем под удар всю стаю! Ради одной девчонки, которая даже не знает, кто она! Кай теряет голову. Я никогда не видел его таким… одержимым.

– Он не одержим, – отрезала Майя, и в ее голосе впервые прозвучали нотки чего-то, кроме холодности. Была ли это преданность? Или нечто большее? – Ты забыл наши законы? Забыл, что значит эта связь?

– Законы… – прохрипел Рекс с презрением. – Старые сказки. Мы живем в реальном мире, где есть пули и серебро. А эта связь может стать нашей погибелью. И ее тоже.

Связь? Что все это значило? Сердце бешено колотилось в груди, а в голове стучало: «Это про тебя. Они говорят про тебя».

– Она его слабость, – мрачно продолжил Рекс. – И слабость Альфы – слабость всей стаи. Торн это знает. Он использует это.

– Торн умрет, если посмеет прикоснуться к тому, что принадлежит Каю, – тихо, но с такой ледяной уверенностью сказала Майя, что у меня по коже побежали мурашки. – Мы все отдадим за нее. Ты включен в это «мы», старик? Или тебя съела ржавчина и трусость?

Рекс что-то рявкнул в ответ, но они уже зашли за угол, и их голоса стихли. Я стояла, вжавшись в дерево, не в силах пошевелиться. Мои ноги подкашивались, а разум отказывался воспринимать услышанное. «Связь». «Лунные Стражи». «Люди Артемия». Это был бред. Это должно было быть бредом. Но это было так реально, так опасно.

Любопытство, словно острый и ядовитый зверь, пересилило страх. Мне нужно было увидеть больше. Узнать больше. Я, крадучись, как тень, двинулась к задней части мельницы, где виднелась полуразрушенная дверь.

Внутри пахло пылью, старым деревом, дымом и… чем-то еще. Мускусным, животным запахом, который был одновременно пугающим и пьяняще знакомым. Это был запах Кая. Усиленный в сто раз. Он витал в воздухе, пронизывал его, как будто стены были пропитаны его сущностью.

Я пробиралась через лабиринт полуразрушенных комнат, прислушиваясь к голосам. Где-то впереди, за массивной деревянной дверью, слышались приглушенные голоса. Я подкралась и прильнула к щели.

Помещение за дверью было просторным, с высоким потолком. Посередине стоял грубо сколоченный деревянный стол, за которым сидели несколько человек. Я узнала Майю и Рекса. Рядом с ними был молодой парень, лет девятнадцати, с озорными глазами и беспокойными движениями – Финн. Он что-то живо жестикулировал.

– …а я говорю, мы должны просто забрать ее и уйти! Подальше от этих Стражей! – говорил Финн. – Зачем ждать, пока они нападут?

– Потому что она не вещь, которую можно «забрать», щенок, – огрызнулся Рекс. – И потому что бегство – это признак слабости. А мы не слабаки.

– Но она в опасности здесь! – настаивал Финн. – Этот Торн… он смотрит на нее, как… не знаю, как голодный волк на ягненка. Красиво, аж слюнки текут.

– Финн, заткнись, – холодно сказала Майя. – Твоя болтовня может стоить ей жизни. Ни слова за пределами этих стен. Понял?

В этот момент в комнату вошел он.

Кай.

Он не просто вошел. Он заполнил собой все пространство. Его плечи, казалось, касались косяка двери. Он был без куртки, только в темной футболке, обтягивающей каждый мускул его торса, каждый рельеф мощного пресса. Руки, покрытые татуировками и шрамами, были напряжены. Он излучал такую грубую, необузданную силу, что у меня перехватило дыхание.

Все в комнате замерли, выпрямились. Даже Рекс. Майя слегка склонила голову, и в ее глазах, обращенных к Каю, было нечто, граничащее с обожанием. Предельная преданность.

– Капитан Рейн и его крысы рыщут у восточной границы, – голос Кая был низким, властным, и он резал воздух, как нож. – Они ищут слабость. Ищут ее. Майя, удвой патруль. Рекс, проверь старые туннели. Я не хочу сюрпризов.

– Слушаюсь, Альфа, – кивнула Майя.

– А что насчет… нее? – осторожно спросил Финн.

Лицо Кая исказила гримаса ярости.

– Она под моей защитой. И под защитой стаи. Торн приблизится к ней – разорву ему глотку.

– Но, Кай, – начал Рекс, – мы не можем вечно…

– Я сказал все! – рявкнул Кай, и его голос пророкотал, как гром. В его глазах вспыхнул желтоватый огонек, звериный и пугающий. Комната замерла. – Она моя. И я сожгу дотла весь этот проклятый город, но ни один волос не упадет с ее головы. Всем понятно?

Мои ноги задрожали. «Она моя». Эти слова отозвались во мне глухим, пульсирующим эхом где-то внизу живота. Это был не просто разговор о защите. Это было заявление. Притязание. Первобытное и неоспоримое.

Я отшатнулась от двери, и под ногой со скрипом поддалась гнилая половица.

Звук, тихий, как шепот, прозвучал в внезапно наступившей тишине как выстрел.

В следующее мгновение дверь с грохотом распахнулась, и на меня упала тень. Огромная, подавляющая. Кай.

Он стоял надо мной, и выражение его лица было ужасающим. Это была не просто злость. Это была буря из ярости, неверия и… панического, всепоглощающего страха. Его глаза пылали, и в их серой глубине снова мелькнул тот самый звериный огонек.

– Что… что ты здесь делаешь? – его голос был тихим, но в нем клокотала такая угроза, что я инстинктивно отпрянула.

– Я… я… – слова застряли в горле. Я могла только смотреть на него, на этого разъяренного гиганта, чье присутствие сжимало мне легкие.

Он шагнул вперед, заставив меня отступить в узкий коридор. Его тело было так близко, что я чувствовала исходящий от него жар, вдыхала его дикий, мускусный запах.

– Ты следила за мной? – он склонился ко мне, его лицо было всего в дюйме от моего. Его дыхание обжигало мою кожу. – Ты, маленькая дурочка, рисковала всем, чтобы… что? Узнать наши секреты?

– Я слышала… я слышала, что вы говорили, – прошептала я, и голос мой дрожал. – Связь… Это про меня, да? Что все это значит?

Ужас в его глазах усилился. Он схватил меня за руку, его пальцы сомкнулись на моем запястье, как стальные тиски. Больно. Но в этой боли была странная, извращенная правда.

– Ты не должна была этого слышать. Ты не должна была быть здесь. Это место… – он оглянулся, будто стены вокруг были усеяны ушами врагов, – …смерть для тебя. Ты поняла? Смерть!

Он потащил меня за собой по коридору, к выходу. Его ярость была физической силой, обрушившейся на меня.

– Кай, отпусти! Ты мне больно!

– Хорошо! – он резко остановился и развернул меня к себе, прижав к стене.

Его тело вдавилось в мое, и волна жара прокатилась по мне, от кончиков пальцев до самых пят. Я чувствовала каждый мускул его бедер, каждый изгиб его груди. Его лицо было так близко, что я могла сосчитать каждую ресницу, видеть каждую прожилку в его глазах, которые сейчас пылали бурей.

– Боль – это хорошо. Боль ты запомнишь. Боль напомнит тебе, что нельзя совать свой любопытный носик, куда не следует!

– Я имею право знать! – выкрикнула я, пытаясь вырваться, но его хватка была мертвой и властной. – Со мной происходит что-то странное! И ты… ты знаешь что-то! И Элиас…

– Элиас! – его рык был полон такого презрения, что мне стало холодно. – Этот подлый, красивый ублюдок… Он тебе втюхал свою ложь, да? Что ты больна? Что ты в состоянии стресса? Он играет с тобой, как кошка с мышкой! А ты ведешься, потому что он красивый и говорит правильные слова!

– А ты что делаешь? – закричала я в ответ, мои собственные эмоции вырвались на свободу. – Ты таскаешь меня, как мешок, кричишь на меня, ничего не объясняя! Что я тебе такое? Игрушка? Собственность?

Его глаза сузились. Он наклонился еще ближе, его губы почти коснулись моего уха. Его голос упал до опасного, интимного шепота, от которого по спине побежали мурашки.

– Ты для меня… все. Проклятие и благословение. И я скорее умру, чем позволю тебе пострадать. И чтобы уберечь тебя, я вышвырну тебя отсюда к чертовой матери и запрещу подходить ближе, чем на милю. Поняла?

Его слова обрушились на меня. «Ты для меня все». Они были полны такой грубой, необузданной страсти, такой дикой преданности, что у меня перехватило дыхание. В них не было изящества Элиаса, не было красивых ухаживаний. Была только грубая, неотшлифованная правда.

Он оттолкнулся от стены, все еще не отпуская мое запястье, и потащил меня к выходу. На пороге мельницы я увидела Майю и Рекса. Они стояли и смотрели. Майя – с холодным, оценивающим взглядом, Рекс – с мрачным одобрением.

– И чтобы я больше не видел тебя здесь, – прошипел Кай, выпуская мою руку у кромки леса. На моем запястье остались красные следы от его пальцев. – Возвращайся в свой город. К своему Торну. И молчи. Если ты кому-нибудь слово скажешь о том, что видела и слышала… – он не договорил, но в его глазах я прочла обещание боли. Не для меня. Для тех, кому я расскажу.

Он развернулся и ушел, его мощная фигура растворилась в темноте мельницы. Дверь захлопнулась с таким звуком, будто гроб опустили в могилу.

Я стояла одна на краю леса, дрожа от холода, страха и невыносимого, болезненного возбуждения. Запястье пылало под толстовкой, напоминая о его прикосновении. Его слова «Ты для меня все» звенели в ушах.

Он был монстром. Грубым, жестоким, опасным зверем.

Но когда он прикасался ко мне, когда он смотрел на меня с той дикой, животной яростью и страхом, я чувствовала себя более живой, чем когда-либо с Элиасом. Это было страшно. Это было неправильно.

Но почему-то… это было единственное, что сейчас имело смысл.

Я повернулась и побежала прочь от логова зверя, скрывая боль на запястье и сжигающий стыд где-то глубоко внутри. Он запретил мне возвращаться. Но я знала одно: это был не конец. Это было только начало.

18. Лия

Прошло два дня с тех пор, как я сбежала из логова Кая. Сорок восемь часов, которые растянулись в бесконечную череду бессонных ночей и тревожных дней. Отпечатки его пальцев на запястье давно сошли, сменившись легким желтоватым синяком, но воспоминание о его прикосновении, о его ярости и о тех странных, вырвавшихся из самых глубин его существа словах – «Ты для меня все» – жгло меня изнутри, как раскаленный металл, оставляя клеймо на моей душе.

Я не могла сосредоточиться ни на чем. Лекции доктора Эрвина по генетике пролетали мимо меня, превращаясь в невнятный гул. Он говорил что-то о рецессивных мутациях, о латентных генах, которые могут активироваться под воздействием внешних факторов или сильного эмоционального стресса, и его взгляд, острый и проницательный, казалось, постоянно скользил по мне, заинтересованный и оценивающий.

– Интересный случай, мисс Картер, – сказал он как-то после лекции, перехватив меня у выхода. – Ваши старые анализы… там есть несоответствия, которые я никогда не встречал. Ускоренный метаболизм, невероятная скорость регенерации на клеточном уровне… Если бы вы могли сдать новые… для чистоты эксперимента.

Я что-то промямлила в ответ и сбежала, чувствуя себя лабораторной крысой, за которой пристально следят. Я опускала глаза, ощущая на себе тяжесть его любопытства, и мне казалось, что я вот-вот разваливаюсь на части прямо под его микроскопом.

Сара, моя знакомая, с ее вечной наивностью и восторженностью, пыталась вытянуть меня на разговор о Элиасе, о том, как он прекрасен, галантен и заботлив, но ее восхищенные трели о «принце на белом коне» только раздражали, врезаясь в мой слух назойливыми фальшивыми нотами. Она жила в простом, черно-белом мире, где существовали только герои и злодеи, а любовь была понятной и безопасной. Мой мир же погрузился в хаос оттенков кроваво-красного, волчье-серого и тревожного, ядовито-желтого, цвета глаз Кая, когда в них вспыхивал тот самый звериный огонек.

Мне нужно было с кем-то поговорить. Не с Сарой, не с доктором Эрвином. Мне нужен был кто-то, кто казался островком стабильности, разума и безопасности в этом бушующем океане неизвестности. И этим кем-то, единственным логичным выбором, был Элиас.

Он ответил на мое сбивчивое сообщение мгновенно, как будто ждал его, и предложил встретиться в его семейной библиотеке, тихом и уединенном месте, где нам никто не помешает. Когда я переступила порог, меня окутала удушающая, но странно успокаивающая атмосфера старины и контроля. Воздух был густым и неподвижным, пахло старыми книгами, дорогой полированной кожей и воском. Элиас стоял у камина, в котором ровно и методично потрескивали поленья, отбрасывая длинные, пляшущие тени на стены, уставленные книгами до самого потолка. В его изящной руке был бокал с темно-рубиновым вином, которое играло бликами в свете огня. Он был воплощением элегантности, контроля и совершенства. Живой антитезис тому, кого я видела последним – дикому, необузданному Каю.

– Лия, – его голос был мягким, как бархат, обволакивающим и успокаивающим. Он подошел ко мне, и его взгляд, полный искренней, глубокой заботы, заставил мое напряженное, измотанное тело немного расслабиться. Он взял мою руку, и его прикосновение было теплым, сухим и уверенным. – Ты выглядишь измученной. Бледная, под глазами тени. Что случилось, моя дорогая? Ты можешь рассказать мне все.

Он привел меня к мягкому дивану из темной кожи, усадил в груду мягких подушек и налил мне бокал того же вина. Его пальцы ненадолго задержались на моей руке, передавая тепло. Это прикосновение было легким, вежливым, ободряющим. Не таким… собственническим, грубым и полным первобытной силы, как у Кая. Оно не обжигало, не метило. Оно утешало.

И, неожиданно для самой себя, я начала говорить. Сначала сбивчиво, путаясь в словах, потом все быстрее и быстрее, выплескивая наружу весь свой страх, смятение и ту ужасную, непонятную тайну, что отравляла меня изнутри. Я рассказала ему все. О том, как темной ночью, движимая страхом и неукротимым любопытством, выследила Кая до старой мельницы на окраине леса. О Майе и Рексе, их суровых лицах и разговоре, полном странных слов о рисках, о стае. О ярости Кая, о его диком, паническом страхе за меня, о том, как он схватил меня, прижал к стене, грубо вышвырнул и запретил подходить, словно я была непослушным ребенком, а не взрослой женщиной.