Зов крови

Все было подготовлено с педантичной точностью. Я знал маршрут, по которому Лия возвращалась сегодня из университета после дополнительных занятий. Узкая, плохо освещенная улочка между корпусами общежитий, идеальное место для «случайной» встречи. Я занял позицию в глубокой тени массивной каменной арки, слившись с холодным камнем, мое дыхание было ровным, сердце билось спокойно и размеренно, как метроном. Это был хирургический подход. Необходимая, пусть и болезненная, операция по иссечению больной, инфицированной ткани ее иллюзий о дикаре из леса.

И вот, точно по расписанию, они появились. Трое. Грязные, с тупой, развязной уверенностью на небритых физиономиях. Они вышли из переулка, как стервятники, окружив ее полукольцом. Я видел, как она замерла на месте, как ее плечи напряглись, а глаза, такие выразительные, расширились от чистого, животного страха. Идеально. Ее паника была сладким нектаром, усиливающим будущий эффект моего спасения.

– Эй, красотка, куда это одна так поздно? Скучно дома? Или ты плохая девчонка? – один из них, самый крупный, с шрамом через бровь, хрипло произнес, пытаясь грязными пальцами коснуться ее каштановых волос.

Лия резко отпрянула, прижимая к груди папку с бумагами, как жалкий щит.

– Отстаньте от меня. Я… я сейчас закричу.

– А мы что, по-твоему, желаем тебе зла? – другой, тощий, с желтоватыми, бегающими глазами, ухмыльнулся, обнажая кривые зубы. – Просто поболтать хотели. Слышали, ты любишь поболтать с теми… дикарями из леса. Может, и с нами поболтаешь?

Я позволил сцене развиться еще на несколько драгоценных секунд. Ее страх, ее беспомощность были тем бульоном, в котором должно было приготовиться ее полное подчинение. Он делал ее еще более податливой, еще более зависимой от грядущего, эффектного появления спасителя. Я уже мысленно репетировал, как буду держать ее, дрожащую и рыдающую, в своих объятиях, шептать на ухо слова утешения и защиты, как ее доверие и привязанность ко мне укрепятся, станут несокрушимыми.

Именно в этот момент, когда крупный хулиган уже собрался схватить ее за руку, я почувствовал его. Резкий, яростный, до боли знакомый запах, ворвавшийся в мое сознание, как удар хлыста. Дым костра, медовая сладость хвои, железный привкус крови и дикая, неукротимая боль. Варг. Он был здесь. Наблюдал, как и я, из своей засады. Но в отличие от меня, холодного и расчетливого, его терпение, его и без того тонюсенькие нити контроля, были на исходе. Я видел, как его огромная, мощная фигура отделилась от густой тени в дальнем конце улицы. Его плечи были напряжены до предела, а низкий, едва слышный, но оттого не менее страшный рык, исходивший из самой глубины его груди, заставил застыть на месте даже этих тупых животных.

Черт возьми. Он не должен был вмешиваться. Это было не по плану! Глупый, непредсказуемый зверь! Его вечная, слепая ярость всегда, всегда все портила, вносила хаос в самые выверенные схемы.

Один из хулиганов, обернувшись и увидев Кая, неуверенно фыркнул, пытаясь сохранить браваду:

– Варг? Думал, ты не охотишься в городе. Сейчас это наша территория. И наш ужин.

Кай не удостоил его ответом. Он просто двинулся вперед. Его движения были обманчиво медленными, плавными, но каждый мускул под тонкой тканью его футболки был напряжен, как пружина, готовый к немедленному, сокрушительному взрыву. Воздух вокруг него буквально вибрировал от исходящей от него сдерживаемой, чудовищной силы. Он был воплощением самой природы – неумолимой, безжалостной и смертоносной.

– Слышал, наш ужин под твоей зашитой? – попытался съехидничать тощий, но его голос предательски дрожал, выдавая животный страх. – Не нервничай, мы ее просто… познакомим с местными правилами.

Это было последней каплей. Терпение Кая, и без того висевшее на волоске, лопнуло. Он взревел. Это был не человеческий звук. Это был рев разъяренного медведя, раненого тигра и разгневанного бога войны, слившиеся воедино. Звук, полный такой первобытной, неконтролируемой ярости, что у меня, несмотря на всю мою выдержку и подготовку, по спине пробежали ледяные мурашки. Он не бежал. Он ринулся вперед, как лавина, как ураган, несущий только смерть.

То, что произошло дальше, было даже для меня, видавшего за свою жизнь немало кровавых разборок, излишне, почти художественно жестоким. Это не была драка. Это была казнь. Публичная и демонстративная. Кай не просто нейтрализовал угрозу. Он уничтожал. Он стирал в порошок. Его кулак, размером с небольшую дыню, со всей мощи, на которую был способен, врезался в лицо первому, самому наглому хулигану. Я услышал тошнотворный, влажный хруст ломающегося носа, скуловых костей и хрящей. Тот, даже не успев вскрикнуть, отлетел к стене, как тряпичная кукла, и замер, беззвучно сползая на асфальт. Второй, крупный, опомнившись, попытался нанести дурацкий, размашистый удар Каю в голову, но тот даже не удосужился уклониться. Удар пришелся ему в плечо, но Кай лишь дернулся, словно от укуса комара, и его собственная рука, сжатая в стальной кулак, со всей силой вонзилась в солнечное сплетение нападавшего. Тот издал странный, булькающий звук, сложился пополам и рухнул на колени, давясь рвотными позывами. Третий, самый трусливый, увидев это, попытался бежать, но Кай был стремителен, как молния. Он догнал его за два гигантских шага, схватил за шиворот, как щенка, и с размаху, с леденящей душу легкостью, ударил головой о кирпичную стену. Звук был тупым, тяжелым и откровенно ужасным.

Все это великолепие жестокости заняло не больше двадцати, от силы двадцати пяти секунд. На грязном асфальте, в островке уличного света от фонаря, лежали три искалеченных, окровавленных тела. Кай стоял над ними, подобно древнему мстительному божеству, его грудь тяжело вздымалась, а с окровавленных костяшек его пальцев медленно, словно слезы, капала алая, темная влага. Он медленно повернул голову и посмотрел прямо на Лию. И в его глазах, помимо ярости, читалось что-то еще – отчаянный, немой вопрос. И возможно, тень надежды.

И в этот самый момент я увидел то, на что и рассчитывал. Не благодарность. Не понимание его мотивов. Не проблеск той самой, описанной в старых дневниках, мистической связи между Истинными Партнерами. Нет. Я увидел чистый, неразбавленный, первобытный ужас. Ее лицо было белым, как свежевыпавший снег, губы беззвучно дрожали, а ее прекрасные глаза, полные слез, были обращены к нему с таким нескрываемым отвращением и страхом, что этого было бы достаточно, чтобы сломить кого угодно. Она смотрела на него не как на защитника, а как на мясника, на палача, на само воплощение кошмара.

Именно этого я и ждал. Этого момента полного, безоговорочного краха его образа в ее глазах.

Кай увидел этот взгляд. Я видел, как что-то в нем, какая-то последняя опора, надломилась с почти слышимым хрустом. Как адская ярость в его глазах погасла, сменившись той самой, знакомой мне по нашим редким встречам, глубокой, всепоглощающей болью и… пустотой. Он сделал неуверенный шаг к ней, его окровавленная рука непроизвольно потянулась, будто желая коснуться, убедиться, что она жива, но она, увидев это движение, отпрянула, как от раскаленного железа, издав короткий, переполненный ужасом вскрик.

Это был мой выход. Идеальный, выстраданный, победный.

Я шагнул из своего укрытия, мгновенно надев маску шока, праведного гнева и безграничной заботы.

– Лия! Боже правый, что здесь произошло? – я бросился к ней, нарочно встав между ней и этой кровавой сценой, полностью заслонив ее от ужасного зрелища.

Мои руки, твердые и уверенные, легли на ее вздрагивающие плечи, и она, рыдая, вцепилась в меня, спрятав свое бледное, залитое слезами лицо на моей груди, словно ища спасения в складках моего дорогого пиджака. Ее тело сотрясала мелкая, неконтролируемая дрожь.

– Я здесь, все хорошо, я здесь, я не позволю никому тебя тронуть, – шептал я ей на ухо, гладя ее по волосам, вдыхая запах ее страха и ее шампуня – смесь яблока и чего-то неуловимого, только ее.

Я поднял взгляд на Кая. Нас разделяло всего несколько метров, но пропасть между нами в этот момент была глубже любого ущелья в его проклятых лесах. Его глаза, все еще горящие остатками ярости и теперь еще и болью, встретились с моими. В них я читал не просто ненависть. Я читал полное, безоговорочное понимание. Понимание того, что он только что собственными руками, в припадке своей звериной ярости, проиграл этот раунд. И проиграл сокрушительно.

– Варг… – я произнес его фамилию с ледяным, безразличным презрением, вкладывая в свой голос всю мощь, весь вес многовекового рода Стражей, всю нашу непримиримую вражду. – Я предупреждал тебя. Я предупреждал неоднократно, что твоя дикость, твое животное начало не знает границ. Но чтобы дойти до такого… до подобного побоища… Посмотри на нее! – я резким жестом указал на прижавшуюся ко мне Лию. – Посмотри, что ты натворил! Ты не защитил ее, ты лишь напугал до полусмерти! Ты – чудовище, которое она теперь будет видеть в своих кошмарах!

Кай не ответил. Ни единым словом. Он просто стоял, истекая кровью и неподдельной болью, огромный, могущественный и абсолютно побежденный. Он видел, как она держится за меня, как ее пальцы впиваются в ткань моей одежды, как она ищет у меня, у Торна, защиты от него, Варга. И это зрелище, я знал, было для него страшнее любого физического удара, любой раны.

– Убирайся, – сказал я тихо, но так, чтобы каждый слог прозвучал, как приговор. – Пока я не призвал сюда Рейна и не показал ему это… это месиво. Думаю, даже для тебя, со всей твоей силой, будет сложно объяснить городским властям три покалеченных тела. Убирайся с глаз моих. И не приближайся к ней больше. Никогда.

Варг замер на мгновение, его взгляд, тяжелый и потерянный, в последний раз скользнул по прижавшейся к мне, дрожащей Лии, и в его глазах что-то окончательно погасло, умерло. Он резко, почти по-звериному, развернулся и зашагал прочь, его огромный силуэт быстро растворился в поглощающей темноте переулка, оставив после себя лишь тяжелый запах крови, пота и разбитых в дребезги надежд.

Я прижал Лию крепче, чувствуя, как ее хрупкое тело постепенно утихает в моих объятиях. Она вся дрожала, как словно продрогла до костей.

– Он… он чуть не убил их, – всхлипывала она, ее голос был прерывистым и слабым. – Он… он монстр. Настоящий монстр.

– Я знаю, дорогая. Я знаю, – я целовал ее макушку, ее виски, ее влажные от слез щеки, шепча слова утешения, как заклинание. – Но теперь ты видишь? Видишь своими глазами, на что он на самом деле способен? Это не защита, Лия. Это слепая, животная ярость, которую он не может контролировать. Он – дикое существо, и никто не знает, когда этот зверь обернется против тебя. Ты должна понять это раз и навсегда.

Она лишь сильнее вцепилась в меня, и я почувствовал, как последние остатки ее сопротивления, те самые, что питались смутными воспоминаниями о его боли и его взглядах, рухнули, рассыпались в прах. Стена, отделявшая ее от полного принятия моей воли, была разрушена. Враг был не просто повержен – он был очернен, опозорен и изгнан из ее сердца силой ее собственного страха. Теперь она была моей. Окончательно. Бесповоротно. Без права на пересмотр.

Я отвел ее к себе, в свою крепость. Она была в глубоком шоке, молчаливая, покорная, почти безучастная. Я усадил ее на мягкий диван в гостиной, налил ей хорошего, выдержанного виски – не для удовольствия, а как лекарство, укутал в мягкий, дорогой плед. Она сидела, сгорбившись, и смотрела в одну точку на стене, не видя ничего, а я устроился рядом, держа ее холодную, дрожащую руку в своей теплой, и снова и снова, как мантру, повторял ей о том, как она теперь в полной безопасности, о том, что я никогда, ни за что не позволю никому причинить ей вред, о том, как важно нам быть вместе, чтобы я всегда, в любой момент, мог ее защищать.

И она верила. Безусловно и безоговорочно. Ее разум, оглушенный и травмированный жестокостью, которую она только что наблюдала своими глазами, жадно, с отчаянием хватался за мою простую, удобную версию событий. Кай – чудовище. Я – ее спаситель, ее рыцарь, ее единственная надежда. Все встало на свои места. Все стало черно-белым, без полутонов, без этих мучительных сомнений.

Позже, когда она, окончательно истощенная слезами и пережитым страхом, заснула прямо на диване, я стоял у огромного панорамного окна в своем кабинете и смотрел на ночной Блэквуд, усыпанный огнями. Где-то там, в своем убогом логове на окраине леса, зализывал раны мой враг. Но его раны, я знал, были не только физическими. Я видел это в его глазах в тот последний миг. Я нанес удар точно в сердце. Я отнял у него не просто женщину. Я отнял у него последнюю, призрачную надежду на то, что их связь может быть чем-то большим, чем проклятие. Даже если она и была его Истинной Партнершей по воле какой-то там древней магии, теперь она боялась его больше, чем чего или кого бы то ни было в этом мире, и видела в нем лишь монстра.

Я медленно поднес к губам бокал с выдержанным красным вином, позволив его насыщенному аромату заполнить мою душу. Победа была сладка. Невероятно сладка. И это была лишь первая, но такая важная битва. Впереди ждала настоящая война – за власть, за город, за наследие наших родов. И я был готов к ней. С Лией, моим самым ценным, самым совершенным оружием и трофеем, спящей в соседней комнате, я был практически непобедим. Пусть Варг рычит в своем лесу. Его время подходит к концу.

16. Элиас

Тишина в моей квартире была абсолютной, почти священной, если не считать ровного, чуть сбивчивого дыхания Лии, уснувшей на белоснежном диване из итальянской кожи. Она утонула в груде мягких, как пух, подушек, и даже во сне, в этом царстве забытья, ее лицо не обретало спокойствия. Морщинка между тонкими, изящно очерченными бровями, легкая, почти невесомая дрожь длинных темных ресниц. Она боролась с кошмарами, которые я сам ей и подарил. Вернее, ее собственная кровь, это проклятое наследство, что медленно, но неумолимо просыпалось в ее хрупком теле.

Я стоял у панорамного окна, глядя на ночной город, раскинувшийся внизу, как сверкающая, живая мозаика из тысяч огней. Но видел я не его. Передо мной все еще стоял, будто выжженный на сетчатке, образ ее лица, искаженный чистым, животным ужасом, когда она смотрела на свою ладонь. На ту самую, покалеченную порезом минуту назад, и абсолютно чистую, с идеально гладкой кожей – минуту спустя. Ее широко распахнутые глаза, цвета весеннего леса, наполненные смятением и недоверием к собственному зрению.

«Зов Крови». Древний, почти забытый, мистический термин, который я откопал в пыльных запретных фолиантах подземной библиотеки нашего клана. Проявление наследственной магии Лунных Дриад. Их плоть, их кровь обладали способностью к мгновенной, непостижимой регенерации, даром, который столетиями сводил с ума моих предков. Они жаждали подчинить эту силу, присвоить ее, слить с нашей собственной, более грубой, волчьей природой. И теперь, спустя поколения, эта сила, дремавшая в безвестности, просыпалась в Лии. Случайный, ничтожный порез о страницу старого, проклятого трактата в лавке той старой карги Морганы Блэквуд – и вот, тайна, которую мы, «Лунные Стражи», так тщательно оберегали, вырвалась на свободу. Прямо у нее на глазах. Она сама стала свидетелем собственной аномалии.

Она отшатнулась от стеллажа так резко, что чуть не опрокинула его, и только моя быстрая реакция предотвратила падение древнего фолианта. Ее глаза, полные неподдельного шока, метались от своей абсолютно целой ладони ко мне, ища объяснения, спасения, отрицания случившегося.

– Элиас… Ты… ты видел? – ее голос дрожал, был тонким, как натянутая струна, готовая лопнуть от напряжения. В нем звучала мольба, просьба сказать, что ей это померещилось.

Конечно, я видел. Я видел все. Я наблюдал за ней с того самого момента, как она, вся сияющая и полная надежд, переступила порог этого проклятого университета. Красивая, умная, до боли наивная Лия Картер с ее странной, почти мистической тягой к биологии и генетике. Проклятая кровь влекла ее к разгадке собственной сущности, сама того не ведая. Это была ирония судьбы, достойная шекспировской трагедии.

– Видел, – мягко, почти шепотом ответил я, подходя ближе.

Я взял ее руку, превратив жест в нежную, полную заботы опеку. Ее пальцы ледяными сосульками застыли в моей теплой ладони. Я медленно, будто совершая некий ритуал, провел большим пальцем по тому месту, где еще секунду назад зияла кровавая рана. Кожа была идеально гладкой, бархатистой, будто ничего и не было. Только одна-единственная, крошечная капелька крови, алая, как рубин, напоминала о случившемся. Она сверкала на ее безупречной коже, словно запретная роса. Инстинктивно, движимый импульсом, который был сильнее разума, прежде чем она успела опомниться, я поднес ее палец к своим губам и слизнул эту каплю.

Вкус. О, Боги. Вкус был подобен удару молнии в солнечный день. Сладкий, дикий, пьянящий, с терпкими нотками чего-то древнего и могущественного. Эликсир самой луны, смешанный с первозданной силой пробуждающегося леса. Волна чистой, неразбавленной энергии затопила меня, пронзила каждую клеточку, заставив сердце биться в бешеном, хаотичном ритме. В ушах зазвенело. Это была она. Та самая. Истинная Партнерша, предсказанная в пророчествах. Проклятие и дар для нашего клана. Для меня. Мой ключ к абсолютной власти.

Она вырвала руку, будто обожглась, ее щеки залились ярким, стыдливым румянцем, смесью шока, смущения и чего-то еще… чего-то темного, запретного, что мелькнуло в глубине ее взгляда и было тут же задавлено страхом.

– Что ты делаешь? Что это было? – прошептала она, и в ее голосе послышались слезы.

– Ты поранилась, – сказал я, заставляя свой голос звучать спокойно и рассудительно, словно я был единственным якорем в ее бушующем море паники. – Я просто хотел помочь. А теперь давай посмотрим. – Я снова взял ее руку, уже без сопротивления с ее стороны, и сделал вид, что изучаю несуществующую рану, мои брови сдвинулись в наигранном беспокойстве. – Странно… Я мог бы поклясться, что видел порез…

– Она была! – выдохнула она, и слезы, наконец, покатились по ее щекам, оставляя влажные дорожки. – Я порезалась, Элиас! Я чувствовала острую боль! Я видела кровь, много крови! Где рана? Объясни мне, что, черт возьми, происходит!

Именно в этот момент, словно сама судьба решила вставить свои пять копеек, в дверь прозвучал резкий, настойчивый стук. Я почувствовал его приближение еще до того, как его тяжелая, уверенная поступь отдалась эхом в стенах коридора. Его дикая, грубая, ничем не прикрытая энергия, всегда такая назойливая и чужая, ворвалась в утонченную, стерильную атмосферу моей квартиры, словно волк, ворвавшийся в овчарню. Он всегда чувствовал, когда с ней что-то не так. Эта животная, первобытная связь между ними действовала мне на нервы.

Кай Варг. Альфа стаи «Одинокие Клыки». Мой заклятый враг и, по какому-то ужасному стечению обстоятельств, Истинный Партнер Лии.

Он вошел без приглашения, его массивная, могущественная фигура заполнила дверной проем, отбрасывая на пол длинную тень. Он был в своем обычном виде – потертая, видавшая виды косуха, темные, обтягивающие мускулистые бедра джинсы, взгляд, полный мрачной, неукротимой ярости. Его глаза, цвета грозового неба перед бурей, мгновенно, с поразительной точностью, нашли Лию, оценили ее смертельную бледность, ее испуг, мою руку, все еще лежащую на ее запястье, будто метку собственности.

– Лия, – его голос был низким, хриплым, как скрежет камней под тяжестью лавины. – Все в порядке?

Она смотрела на него, словно видение, пришедшее из другого, дикого мира, и я видел, как по ее телу пробежала мелкая, неконтролируемая дрожь. Не та дрожь, что была от моего прикосновения – трепетная, смущенная, – а другая, первобытная, инстинктивная. Он всегда вызывал в ней это. Животный страх и… непреодолимое, магнетическое влечение. Меня это бесило до глубины души, до белого каления.

– Кай… я… не знаю, – прошептала она, и в этом шепоте слышалось полное крушение ее привычной картины мира.

– Что он с тобой сделал? – Кай сделал шаг вперед, его энергия сгустилась, становясь почти осязаемой, тяжелой угрозой, наполнившей воздух. Он пах дождем, лесом и чем-то опасным, диким.

– Наоборот, Варг, – холодно, с легкой укоризной парировал я, не отпуская Лию, мое прикосновение оставалось нежным, но властным. – Я как раз пытаюсь успокоить ее после того, как с ней случился… весьма странный нервный приступ.

– Приступ? – Он фыркнул, подойдя так близко, что я почувствовал исходящее от него тепло. Воздух затрепетал, зарядившись напряжением между нами, словно перед ударом молнии. – Что за бред ты ей несешь, Торн?

– Она поранила руку, – продолжал я, глядя прямо на него, вкладывая в свой взгляд скрытое, понятное только нам двоим послание. – И, судя по ее истерике, ей показалось, что рана мгновенно зажила. Банальный стресс. Хроническое переутомление. У нее был невероятно тяжелый месяц, или ты не заметил?

Кай замер, будто в него вонзились ледяные иглы. Он понял. Я видел, как сжимаются его челюсти, как мышцы на скулах вздрагивают от напряжения, как в его глазах вспыхивает дикое, яростное понимание, а затем – почти неконтролируемая, пожирающая тревога. Его зверь, всегда находящийся на самой поверхности, рвался наружу, чтобы защитить свою самку, свой самый ценный приз. Но он не мог. Он был скован той же ужасной тайной, что и я. Ему приходилось играть в эту игру, притворяясь просто вспыльчивым, грубым парнем, а не оборотнем, чья судьба навеки связана с этой девушкой.

– Покажи, – коротко, отрывисто бросил он Лии, его голос смягчился, но в нем все еще слышалась команда.

Она молча, с покорностью обреченной, протянула ему руку. Его большие, шершавые пальцы, покрытые мелкими шрамами, казалось, совершенно не подходили для такого нежного жеста, но он взял ее ладонь с поразительной, почти болезненной осторожностью, будто держал хрупкую птичку. Он изучал ее кожу, проводя подушечкой большого пальца по тому же месту, что и я. Его прикосновение было другим – грубым, собственническим, лишенным моей утонченности. В горле у меня закипела желчь, и я сглотнул ее, сохраняя маску спокойствия.

– Ничего нет, – прохрипел он, наконец, отпуская ее руку, но его взгляд еще на мгновение задержался на ее ладони, полный немого вопроса.

Его глаза встретились с моими, и в них читалась ненависть, злоба и безмолвный крик: «Что нам теперь делать, проклятый Торн?»

– Видишь? – мягко, по-докторски сказал я Лие, отводя ее от Кая, разрывая их физический контакт. Я положил руку ей на плечо, чувствуя, как она вздрагивает от моего прикосновения. – Тебе показалось. Ты так много работаешь, Лия. Твоя диссертация, ночные бдения в библиотеке, эти странные старые книги… Твой разум, твое перегруженное сознание играет с тобой злые шутки. Это известный медицинский факт.

– Но это было так реально… – она закрыла глаза, словно пытаясь заново пережить тот момент, найти в памяти доказательства своей правоты. – Боль… она была настоящей.

– Галлюцинации, вызванные стрессом и истощением, тоже кажутся абсолютно реальными, – не унимался я, ведя ее обратно к дивану, усаживая, как ребенка, и наливая ей бокал чистой, прохладной воды. Все мои движения были отточенными, плавными, полными искренней, натренированной заботы. Идеальный кавалер. Идеальная, отполированная ложь. – Помнишь, ты сама говорила, что доктор Эрвин нашел какие-то аномалии в твоих старых анализах? Ускоренный метаболизм, нечто связанное с регенерацией на клеточном уровне? Это же прямо подтверждает мою теорию. Твое тело работает на пределе, оно сжигает себя. Оно истощено, и мозг, пытаясь защититься, генерирует защитные реакции, в том числе и тактильные галлюцинации.

Я видел, как Кай сжимает кулаки до того, что костяшки начали белеть. Он ненавидел, когда я говорил о таких вещах. Ненавидел всю эту «науку», как он с презрением это называл. Для него, дикаря, все было просто: он – Альфа, она – его Партнерша, его судьба. Инстинкты, сила, мощь, территория. Примитивная, волчья философия, недостойная высших существ.

– Эрвин… да, – прошептала Лия, цепляясь за это логическое, научное объяснение, как утопающий за соломинку. – Он сказал, что мои показатели… ненормальные, не укладываются в стандартные рамки. Но он не знал, что это значит, просто констатировал факт.

– А теперь знает, – сказал я, заставляя свой голос звучать ободряюще, почти отечески. – Это значит, что тебе срочно нужен отдых. Полный покой. А не поиск несуществующих ран и монстров в шкафу. Ты не в том состоянии, чтобы копаться в этих мрачных легендах и старых книгах.

Кай не выдержал. Он подошел к дивану, встав над ней, заслоняя ее от меня своим телом, своей широкой спиной. Он излучал жар, как печь.

– Она не сошла с ума, Торн, – его голос пророкотал, как подземный гром. – Она просто устала. Вымоталась. И ей не нужны твои… заумные психоанализы и медицинские энциклопедии.

Его взгляд, тяжелый и острый, как кинжал, скользнул по моей руке, все еще лежащей на спинке дивана за ее спиной, будто на троне. Между нами пробежала молния чистой, неприкрытой, древней вражды. Он хотел ее. Я хотел ее. Но мои желания были облачены в дорогой шелк и бархат, опьянены властью и тысячелетними амбициями моего клана, а его – в грубую кожу и холодную сталь, пропахшие потом, кровью и свободой леса.