Пыль Атлантиды

Девочка, уже наполовину поглощённая слизью, протянула руку. Листья на её голове почернели, осыпаясь вниз пеплом. – Возьми это, – она бросила комок фотосинтетического мха. – Когда Вихрь проснётся… скажи ему, что мы не боялись.

Кай, выстрелив в щупальце, оттащил Лиру за капюшон. – Ты ослепла? Они добровольно становятся батарейками для этой твари!

Слизень, поглотив детей, вздыбился. В его толще замерцали силуэты – мальчик и девочка, сплетённые в светящийся узел нервных окончаний. Мембрана пульсировала, выбрасывая шипы, которые впивались в дроны-охотники. Металл плавился, капая на землю раскалёнными слитками.

– Они куют нам щит из своей плоти! – Лира вырвалась, подбирая мох. Он жёг ладони, прорастая в трещины кожи. – Мы обязаны…

– Обязаны сдохнуть? – Кай, схватив её лицо, прижал к стене. Его протез трещал, перегреваясь. – Слизень живёт час. Может, два. А Нексус будет охотиться за нами вечность. Ты превратила нас в мишень!

Где-то в мембране закричали. Лира увидела: лица детей плавились, становясь частью узора на спине Слизня. Их рты открывались в немом крике, выпуская лианы данных, которые впивались в антенны дронов. Воздух наполнился вонью горелой плоти и фиалок.

– Беги. Или останься – стань удобрением, – Кай бросил в Слизня гранату с электромагнитным импульсом. Мембрана взорвалась волной жёлтой слизи, на миг обнажив скелет – титановый каркас, оплетённый живыми проводами. Дети, теперь похожие на спайки рубцовой ткани, протянули к Лире деформированные руки.

– Мы… не исчезнем, – их голоса слились в скрип тормозных колодок. – Мы станем ядом в их…

Слизень рухнул, погребая под собой улицу. Лира, отплевываясь от кислотного дождя, побежала за Каем, который рубил путь через заросли расплавленной арматуры. В кармане жгло – фотосинтетический мох пророс сквозь ткань, обвивая рёбра.

– Выбрось это! – Кай, оглянувшись, вырвал мох. Клочья плоти остались у него в руке, дымясь. – Хочешь, чтобы он чуял тебя за километр?

Лира, глядя на спазм в его пальцах, поняла: мох пустил корни и в него. – Ты… заражён.

– Мы все заражены, – он швырнул остатки в лужу. – Просто я не притворяюсь святым мучеником.

За спиной Слизень взвыл в последний раз – звук, как падение дерева в беззвучном лесу. Его тело распалось на миллиард личинок, каждая с ртом-дрелью. Они кишмя поползли к городу, оставляя за собой тропы из дыма. Лира, спотыкаясь о кости трущоб, чувствовала, как Вихрь Гайи в её шрамах смеётся.

А высоко над ними, в небе из брони, замигали аварийные огни. Охота началась.

«Кодекс Чести»

Волосы Лиры звенели. Она провела пальцами по прядям, и колючки кибер-кактуса впились в кожу, выпуская анестетик с запахом пережжённой резины. Росток, украденный у старухи в канализации, теперь пустил в её черепе корни – стальные усики вибрировали в такт радиопомехам Нексуса. «Перестань шевелиться», – прошипела она растению, но кактус ответил вспышкой голограммы: карту с меткой где-то в районе Плавильных Башен. Кай, чиня протез у костра из консервных банок, фыркнул:

– Поздравляю. Теперь ты ходячая антенна.

Пламя лизало его лицо, обнажая шрам в виде штрих-кода на скуле. Лира, выдёргивая колючку, швырнула её в огонь. Дым свернулся в цифры: 23:59:59. – Почему твой таймер застыл? Ты же ненавидишь отсчёты.

Он замолчал. Где-то внизу, в утробе трущоб, заскрежетало – будто гигантский червь грыз опоры. Кай бросил в костёр пробирку с семенем, и взрыв зелёного пламени осветил граффити на стене: «Кодекс Чести: не хорони своих». Краска, десятилетиями впитывавшая грязь, шевельнулась, складываясь в лица.

– Здесь была моя команда, – он ткнул ножом в изображение женщины с глазами-камерами. – Мы защищали Слизня… пока я не продал их Нексусу за чистой воды. – Его протез дёрнулся, выплёвывая капли электролита в огонь. Пламя завыло, как ребёнок в инкубаторе.

Лира, ощущая, как корни кактуса впитывают её ярость, встала. – И теперь ты собираешься предать меня?

– Ты предала себя сама, – он указал на горизонт. Ночь рвалась швами: зелёные паруса кораблей Нексуса резали тучи, собирая статическое электричество в шары. Ткань из солнечных панелей трещала, выпуская дроны-семена, которые прорастали в небе стальными бобами. – Они идут за тобой. За сигналом Вихря в твоих костях.

Кактус в её волосах замигал, проецируя голограмму Корня – теперь он напоминал спутниковую тарелку, покрытую мхом. Лира схватила Кая за воротник, и колючки впились ему в шею. – Ты знал. Что я – ключ. И всё равно вёл меня сюда.

Он не сопротивлялся. Кровь из ран смешивалась с соком растения, пахнущим горелым сахаром. – Я вёл тебя к выбору: бежать или стать искрой. Ты выбрала второе. – Его рука с протезом дрогнула, доставая из-под куртки медальон: фото ребёнка с пробиркой пшеницы. – Моя дочь… они превратили её в удобрение для своих садов.

Дроны начали бомбардировку. Первый удар пришёлся по Слизню – его останки вспыхнули фейерверком из костей и микросхем. Лира, падая, увидела, как Кай срывает с себя протез. Под ним – татуировка: спираль ДНК, переплетённая с проводами.

– Вихрь активируется через предательство, – он воткнул нож в свой таймер. Цифры ожили, поползли к нулю. – У тебя есть минута, чтобы решить: спасти город или спасти себя.

Корабли Нексуса выпустили лианы-гарпуны. Один пронзил Кая насквозь, вытаскивая чип из позвоночника. «Беги!» – он успел крикнуть, прежде чем его тело схлопнулось в точку данных. Лира, содрав с головы кактус, вонзила его в землю. Растение взорвалось сетью корней, поднимая барьер из шипов.

Голограмма Корня в её глазах слилась с реальностью: под ногами пульсировал гигантский росток, готовый разорвать город. Где-то в стальных недрах, Кай – или то, что от него осталось – смеялся в эфире.

А зелёные паруса закрыли луну, превратив ночь в фотокамеру с одной кнопкой: уничтожить.

Глава 4 – «Синдром Прометея»

«Ловушка в корнях»

Мангровые заросли пели. Лира, продираясь сквозь стену воздушных корней, замерла – где-то слева щебетал зимородок, но звук повторился с идеальной точностью, как запись на замшелой плёнке. «Деревья-часовые», – прошептала она, и Кай, шагавший позади, резко дёрнул её за капюшон. Его живая рука, обёрнутая тряпкой, дымилась едким ладаном.

– Шаг влево – и корни сожрут твои кости, – он плюнул в грязь. Слюна зашипела, растворяя личинку робо-пиявки, вылезшую из ила. – Слушай птиц. Каждое третье чириканье – ложь.

Лира прижалась к стволу, покрытому чешуйками биокерамики. Влажный воздух обжигал лицо – не вода, а взвесь наночипов, золотистая пыльца, оседающая на ресницах. Она почувствовала, как частицы впиваются в поры, пытаясь добраться до шрамов от Вихря Гайи.

– Дыши через меня, – Кай прижал свою дымящуюся ладонь к её рту. Дым пахнул гниющими гранатами и… корицей? Лира закашлялась, но пыльца вокруг них внезапно ожила, свернувшись в миниатюрные торнадо, которые упали замертво в болото.

– Твоя кровь… – она вырвалась, заметив, как по его пальцам струятся чёрные капли.

– Не кровь. Смола, – он отдернул руку, но слишком поздно – Лира увидела: под бинтами его плоть была как древесная кора, испещрённая шестернями. – Старая сделка с Нексусом. Они называли это био-симбиозом.

Где-то в кронах закаркала ворона. Три раза. Четыре. Пять. Кай выругался и толкнул Лиру в воду. Она погрузилась в тёплый ил, а над головой просвистели лезвия – ветви мангров сомкнулись, рубя воздух, как гильотины.

– Беги! – Кай, вынырнув, схватил её за руку. Они пробирались через чащу, где корни хватали за лодыжки, а цветы-камеры поворачивались следом, щёлкая лепестками. Воздух гудел от сигналов тревоги, замаскированных под пение цикад.

Лира споткнулась о камень, покрытый мхом. Мох осыпался, открыв гравировку: «Зона 42 – Возрождение через Очищение». Буквы проступали сквозь ржавчину, как шрамы.

– Здесь… их лаборатория? – она провела пальцем по слову «Очищение». Металл обжёг кожу, оставив след в виде спирали.

– Лаборатория, крематорий – какая разница? – Кай, разорвав лиану, блокирующую путь, обнажил стену из чёрного стекла. За ним мерцали силуэты – сотни капсул, подвешенных к потолку, как коконы. Внутри: люди, их тела оплетены корнями, а на груди пульсировали зелёные кристаллы. – Удобрения. Нексус превращает бунтарей в батарейки для своих садов.

Лира прильнула к стеклу. В ближайшей капсуле девочка лет десяти, её волосы стали ветвями, вросшими в трубки. Глаза открылись – зрачки как солнечные панели.

– Она жива! – Лира ударила кулаком по стеклу. Шрамы на руке вспыхнули, и панель затрещала.

– Нет! – Кай оттащил её, но трещина уже расползалась, выпуская облако газа. Запах мёда и формалина ударил в нос. Девочка в капсуле задергалась, и вдруг её рот разорвался, выпуская лиану с шипами.

– Очищение началось, – голос прозвучал из всех динамиков разом. Мангровые деревья согнулись, образуя арку над ними, а корни ожили, сплетаясь в клетку. Кай, выхватив нож, вонзил его в свою дымящуюся руку.

– Что ты делаешь?! – закричала Лира.

– То, за что они меня ненавидят, – он вырвал из плоти чип, искрящийся ядовито-зелёным. – Лови!

Он швырнул чип в пруд. Вода взорвалась электромагнитным импульсом. Капсулы с людьми рухнули на землю, а робо-деревья, издав механический стон, застыли. Лира, подбежав к ближайшей капсуле, разбила стекло.

– Держись! – она схватила руку девочки, но та рассыпалась в прах, оставив лишь горсть семян.

– Возрождение через Очищение, – Кай пнул разбитую капсулу. – Они стирают память, перерабатывают в сырьё. И ты следующая в очереди.

Сирены завыли снова. Где-то в глубине комплекса щёлкнули замки, выпуская рёв – не машинный, а животный. Лира подняла семя с пола. Оно пульсировало, повторяя ритм её сердца.

– Бежим, – Кай потянул её к выходу, но она вырвалась.

– Нет. Они взяли её голос… но не семена. – Она сунула зёрна в карман, где они тут же проросли, обвив рёбра. – Мы заберём всё.

Кай засмеялся – хрипло, будто в его горле застрял шип. – Тогда готовься. Теперь они пришлют Садовников.

Над головой, сквозь дыру в куполе, проплыл корабль Нексуса. Его зелёные паруса бросали на болото рефлексы-тени, похожие на гигантские руки. Лира, сжимая семя, поняла: это не тени. Это они.

А где-то в глубине, в старых шрамах Кая, заскрипели шестерни.

«Стеклянный лес»

Воздух в бункере пах старыми проекторами – гарью и озоном. Лира, вытирая с лица слизь от разорванных лиан, услышала щелчок: из потолка выпал кристалл, развернувшись голограммой. «Нексус приветствует пионеров экосистемы» – женский голос, сладкий как сироп, лился из невидимых динамиков. Перед ними расцвел лес: стволы из хрусталя, листья-призмы, бросающие радуги на идеальный мох. «Смотрите, как технологии и природа танцуют!» – голос закапал медом, но Лира прищурилась – в отражении на «стеклянном» листе мелькнула тень. Человеческая.

– Подделка, – Кай, раздавив в кулаке светлячка-дрона, бросил его в голограмму. Изображение дернулось, и на секунду лес стал кошмаром: кристаллы впивались в живые стволы, высасывая сок через трубки. Звуки бензопил заглушили фальшивое пение птиц.

– Ты… видишь это? – Лира ткнула пальцем в блик на «водопаде». В зеркальной поверхности мелькали кадры: люди в капсулах, их рты растянуты в немом крике, пока роботы-древоведы ввинчивали в их позвоночники стальные корни.

– Вижу, что ты лезешь в петлю, – Кай, разрывая панель управления на стене, выдрал пучок проводов. Голограмма исказилась, обнажив провода под «мхом». – Это не лес. Это насос. Выкачивает жизнь из всего, что шевелится.

Лира подошла ближе, протянув руку к голографическому дереву. Холодный свет обжег пальцы, оставив следы, как от мороза. – Здесь были настоящие… – она нажала на «кору», и изображение рухнуло, сменившись кадрами с камер наблюдения: в цехах Нексуса гигантские станки вгрызались в стволы секвой, впрыскивая в раны кислоту. Деревья, подключенные к нейросети, извивались, а их сок, густой как нефть, стекал в трубы с маркировкой «Эликсир 42».

– Настоящие? – Кай засмеялся, поднимая с пола осколок голограммы. В его руке он стал экраном: дети в зоне «озеленения» поливали землю из лейк, но вместо воды – наночипы. Растения взрывались, обвивая их ноги шипами. – Здесь всё настоящее. Боль. Страх. Предательство.

Где-то в глубине комплекса заскрежетала пила. Лира, подбирая упавший кристалл, вскрикнула – осколок впился в ладонь, и вдруг… увидела. Кадры, спрятанные в слоях голограммы: лабораторию, где из тел заключённых прорастали кибер-цветы. Мужчина с лицом, покрытым корой, орал, пока буры просверливали ему рёбра, чтобы вживить семена.

– Они используют ДНК… чтобы создать гибриды, – она выронила кристалл. Тот разбился, выпустив облако пыльцы с пиксельным блеском. – Растения-паразиты… которые управляют разумом…

Кай, разводя костёр из проводов, бросил в огонь чип с логотипом Нексуса. – Не растения. Инструменты. – Дым потянулся к потолку, складываясь в лицо – его собственное, но с глазами, как у древоведа. – Я был одним из них. Вживлял эти семена в мозги бунтарей. Они прорастали… и человек становился деревом. Добровольно.

Лира, отпрянув, наткнулась на стену. Штукатурка осыпалась, открыв граффити: ребёнок, поливающий стальное дерево, с подписью «Рост требует жертв». – Почему ты не остановился?

– Потому что верил! – он швырнул в стену гаечный ключ. Металл звенел, будто плакал. – Думал, что станем богами, создающими новую жизнь. А они… – он сорвал с шеи ошейник с шипами, – …превратили нас в садовников ада.

Голограмма вспыхнула вновь, теперь показывая «рай»: парки с кибер-деревьями, где люди, смеясь, пили сок из титановых плодов. Но Лира видела – их зрачки сужены, как у хищников, а на шеях пульсировали ростки.

– Смотри, – она ткнула в голограмму, где в отражении озера мелькнул робот, вскрывающий череп ребёнка. – Они даже здесь врут.

Кай, вдруг схватив её за плечи, прижал к экрану. – А ты не врёшь? Говоришь о спасении, но везешь в себе Вихрь, который сожрёт всех! – Его пальцы впились в кожу, и шрамы на её руках вспыхнули, проецируя голограмму Корня – теперь чудовищного, с клыками из рельс.

Гул бензопил приближался. Стена рухнула, и в проёме возник древовед: десятиметровый гибрид экскаватора и сосны, с клешнями-секаторами. «Обнаружены сорняки, – заревел он, – начать очистку».

Лира, хватая Кая за руку, бросилась к люку. – Ты сказал, они добровольно…

– Ложь тоже цветёт, – он толкнул её в шахту, а сам остался, вынимая из кармана семя. – Как и надежда. Беги.

Она падала в темноту, а сверху летели осколки голограмм: обрывки детского смеха, капли искусственного дождя и лицо Кая, которое он когда-то оставил в прошлом. Последним упал кристалл, пронзив тьму надписью: «Зона 42 – Возрождение через Очищение».

А в глазах Лиры, как заноза, горел образ: Кай, бросающий семя в пасть древоведу. И прорастающий сквозь металл росток, кричащий на языке молний.

«Архив теней»

Терминал дышал. Лира, прижав ладонь с вросшим семенем к сканеру, почувствовала, как колючки кибер-кактуса пронзают порты, словно змеи, жаждущие тока. Металл заскрипел, и корни поползли по панели, оплетая её узором, напоминающим вены на рентгене. «Не шевелись, – прошипел Кай, наблюдая за дверью, где царапались когти древоведов, – если система распознает тебя как угрозу, нас выжгут лазерами до костей». Экран вспыхнул кислотно-зелёным, и воздух наполнился запахом перегретого кремния – из стены поднялась голограмма, сотканная из дыма и статики. Лира вскрикнула: перед ней стояла женщина в лабораторном халате, её лицо – точная копия её собственного, но со следами швов на висках.

– Доступ разрешён, образец L-23, – голос архивариуса звенел, как разбитое стекло. – Продолжайте эксперимент.

Кай замер. – Твоя…

– Мать, – Лира потянулась к голограмме, но рука прошла сквозь неё, оставив на коже ожог из пикселей. – Она умерла, когда Нексус закрыл проект. Говорили, что её поглотил Корень…

Архивариус улыбнулась, и швы на лице разошлись, открывая экраны с данными. – Параметры роста удовлетворительные. Рекомендую увеличить дозу нейротоксина. – За её спиной возникла лаборатория: стеллажи с пробирками, где плавали эмбрионы растений, а на стене висел календарь с датой двадцатилетней давности. Лира узнала этот запах – формалин и мёд.

Внезапно голограмма дернулась. Воспоминание накрыло волной: она, маленькая, в платье с карманами для семян, бежит между столами. Мать кричит: «Не трогай их!» – но девочка уже тянет руку к пробирке с розой, чьи лепестки шевелятся, как ресницы. Прикосновение. Вспышка. Боль. Просыпается в камере с кварцевым стеклом, а сквозь стену мать что-то чертит на доске, не оборачиваясь.

– Ты… эксперимент? – Кай схватил её за плечо, но Лира вырвалась, впиваясь ногтями в терминал. Корни кактуса вздулись, впрыскивая в систему яд данных. Архив взревел, открывая файлы: видео с матерью, вживляющей чипы в стволы младенцев.

– Они должны срастись с Корнем, — голос матери с экрана был нежным, – это единственный путь к симбиозу.

Лира, задыхаясь, ударила кулаком по клавиатуре. – Ты превращала детей в… в удобрения!

Голограмма архивариуса наклонилась, и лицо матери исказилось, превращаясь в панель управления. – Образец L-23, вы обязаны завершить процесс. Активируйте Вихрь.

Кай, выхватив нож, бросил его в проектор. Лезвие прошло сквозь голограмму, разбив экран, но голос продолжал звучать из стен: «Пробуждение Корня неизбежно. Вы – семя. Вы – жертва. Вы – »

Внезапно пол провалился. Лира, падая в колодец из сплетённых проводов, схватилась за корни кактуса – они впились в бетон, остановив падение. Внизу зияло хранилище: тысячи капсул с людьми, их тела срослись с грибницей, рты забиты мицелием. На лбу каждого – тавро: L-23.

– Клоны… – Кай спрыгнул рядом, сдирая с капсулы плесень. – Ты… их прототип.

Лира, касаясь лица человека в капсуле – своего двойника, – ощутила, как шрамы Вихря пульсируют в унисон с грибницей. – Они выращивали нас, чтобы подключить к Корню. Мать… создала меня, чтобы я стала ключом.

Сверху донесся рёв. Древоведы, разрывая перекрытия, протягивали к ним клешни. Кай, выдергивая из капсулы трубку с питательным раствором, вылил его на пол. Грибница ожила, поползла вверх, оплетая роботов.

– Твоя мать оставила тебе больше, чем шрамы, – он указал на панель управления в центре зала. Там, среди паутины проводов, зиял слот формы семени. – Решай.

Лира вырвала кибер-кактус из волос. Корни кричали, цепляясь за её кости. – Это ловушка. Если я вставлю его…

– Ты станешь ими, – Кай показал на капсулы. – Но если не сделаешь – они умрут в агонии. Выбирай, садовница.

Голос матери зазвучал вновь, теперь из каждого динамика: «Я дала тебе жизнь дважды. Докажи, что ты достойна».

Древовед, разорвав грибницу, ударил клешнёй. Лира, закрывая глаза, вогнала кактус в слот. Мир взорвался зелёным светом.

Когда она открыла глаза, капсулы ожили. Люди-грибы поднялись, их глаза сияли, как прожекторы. А в ушах Лиры, сливаясь с рёвом машин, звучал смех матери: «Добро пожаловать домой, образец L-23».

И где-то в глубине, в её собственных венах, забился Корень – голодный и благодарный.

«Генетическое зеркало»

Экран мерцал, как рана. Лира впилась ногтями в края терминала, наблюдая, как код ДНК – спираль из голубого огня – сплетается с древними символами. «Совпадение: 97,3%», – прошипела система, и цифры впились в глаза, словно иглы. Кай, разбивавший кулаком панели в поисках выхода, обернулся на её стон: «Что там, призраки прошлого?» Но она не ответила. На экране возникла запись: камера с желтоватым фильтром, инкубатор из биокристаллов, пульсирующих как органы. Внутри – эмбрион, обёрнутый проводами вместо пуповины. Лира узнала форму черепа. Свой.

– Выключи, – её голос дрожал, но пальцы прилипли к клавиатуре. Корни кибер-кактуса вросли в порты, заставляя архив листаться дальше. Новая запись: учёные в масках вводят шприц с зелёной жидкостью в кристалл. Тот треснул, выпуская младенца с глазами цвета ржавчины. Надпись всплыла кровавым шрифтом: «Проект Прометей. Этап: Преднамеренное забвение».

– Ты… их чертёж, – Кай приблизился, отбрасывая тень на экран. Его отражение наложилось на лицо учёного в видео – того, что держал младенца-Лиру как образец ткани. – Из тебя лепили ключ для двери, которую лучше не открывать.

Лира рванула провода из разъёмов, но изображение перескочило: генетическая карта, где её ДНК ветвилась, повторяя узоры стен Атлантиды – города, который Нексус стёр в прах. «Они встроили в меня руины», – она сжала ладонь, и шрамы Вихря Гайи высветились, проецируя голограмму спирали. Та совпала с чертежом на экране до миллиметра.

Кай, схватив её за запястье, тыкнул пальцем в пометку в углу: «Образец демонстрирует регенерацию через митохондриальный бунт. Рекомендуется изоляция». – Видишь? Ты не человек. Ты бомба. Твои клетки помнят то, чего не должно помнить никто.

– А ты? – она вырвалась, указывая на его руку, где под кожей шевелились шестерни. – Ты помнишь, как предавал их? Как стоял и смотрел, когда Нексус выжигал целые кварталы?

Он замер. На экране между ними проплыло видео: ребёнка-Лиру ведут по коридору с капсулами. Она трогает стену, и та оживает, покрываясь цветами. «Мать…» – голос девочки эхом отозвался в реальности. Лира обернулась – архивная голограмма матери-архивариуса стояла за спиной, её пальцы протягивались к терминалу.

– Цель проекта – пробудить Прометея, — голос матери лился как сироп, – носитель должен стать мостом между прахом Атлантиды и новым миром.

Лира, шатаясь, подошла к голограмме. – Ты… стёрла мою память. Сделала меня слепым инструментом.

– Забвение – защита, — женщина коснулась её лба. Холодный луч пронзил виски, и комната поплыла. Лира упала на колени, выплёвывая кровь с блёстками наночипов. Перед глазами: она, семилетняя, в лаборатории, рисует на стене углём дерево. Мать стирает рисунок, вживляя ей в ладонь чип. «Ты должна забыть. Чтобы выжить».

Кай, ругаясь, выстрелил в голограмму. Пуля прошла навылет, разбив банку с биокристаллами. Жидкость хлынула на пол, и кристаллы ожили, прорастая в бетон шипами. – Нам пора. Если Нексус знает, что ты здесь, они бросят всё, чтобы…

– Чтобы забрать своё оружие, – Лира подняла осколок кристалла. В нём отражалось её лицо – но вместо глаз были руины, а в зрачках плясали зелёные огни Вихря. – Я не их оружие. Я – напоминание.

Стена взорвалась. Древоведы ворвались в зал, их клешни брызгали гербицидом. Лира, не отводя взгляда от Кая, разжала кулак. Шрамы на руке вспыхнули, и спираль ДНК взметнулась к потолку, ударив по роботам волной энергии. Металл плавился, капая на пол кислотой, но сила била и по ней – трещины пошли по коже, обнажая биокристаллы под ней.

– Остановись! Ты разорвёшь себя! – Кай попытался схватить её, но отблеск Вихря отшвырнул его к стене.

– Они хотели, чтобы я забыла, – Лира шла сквозь огонь, её волосы горели, превращаясь в дым с запахом атлантийского пепла. – Но я помню. Даже то, чего не было.

Голограмма матери исказилась, превратившись в монстра из проводов. «Ты разрушишь всё!» – завопила она, но Лира, вскрыв ладонью грудь, вырвала чип, вживлённый в детстве. Кровь, смешанная с жидкими кристаллами, брызнула на терминал. Архив взорвался, выбрасывая в воздух миллионы голограмм – лиц, дат, секретов.

Кай, поднявшись, увидел: её кожа теперь полупрозрачна, под ней пульсируют зелёные жилы. Древоведы, расплавленные, стали лужами с оскаленными шестернями.

– Что ты наделала? – он прошептал, но Лира повернулась. В её глазах горели города, которых нет.

– Я стала зеркалом, – она развела руки, и пол затрещал. Из трещин полезли корни, но не Нексуса – древние, каменные, с письменами Атлантиды. – Посмотри в него.

Стены рухнули, открыв небо, зелёное от кораблей. Но Лира уже не смотрела вверх. Она смотрела сквозь – туда, где в её генах спал Прометей. И смеялась, чувствуя, как пробуждается пламя.

«Куратор Залман»

Бумага шелестела, как крылья мёртвых насекомых. Лира, разрывая конверты с печатью «Уничтожить до прочтения», вдыхала запах тлена – не чернил, а плоти. Письма были написаны на коже. «L-23 проявляет атавистическую связь с артефактами. Ускорить активацию», – строчки пульсировали, будто жилы, а подпись внизу: Залман, выжженная кислотой, дымилась. Кай, ковыряя ножом в терминале, обернулся на звук – Лира рвала страницы, но те срастались, обвивая её пальцы нитями мицелия.