Пыль Атлантиды

– Нет. Это его отрыжка, – он прижал её к холодной скале, когда мимо пронеслась вздувшаяся туша кита-киборга, разрываемая невидимыми щупальцами. – Нексус вплел свои ДНК в течения. Каждая капля здесь – его шпион.

Лира, дрожа, достала из кармана свою монету – детскую, с крылатой акулой. «Брось, – Кай схватил её запястье. – Они почуят сантименты».

– Попробуй отнять, – она оскалилась, зажимая монету в кулаке так, что края впились в ладонь. Кровь смешалась с патиной, окрашивая воду в ржавый цвет.

Рыбы-диоды вдруг замолчали. В тишине, густой как нефть, послышался скрежет – будто что-то огромное перебирало камни, ища их. Кай выругался, выдернул из своего плаща жабру и приклеил её к скале. Орган надулся, издав звук, похожий на крик дельфина.

– Идём. Твоя наивность привлекла Пожирателей, – он рванул трос, и водоросли впились в запястье как кандалы. Лира, оглянувшись, увидела, как монета с акулой медленно тонет, оставляя за собой след из пузырьков… которые складывались в символ Смотрителя.

– Я вернусь за ней, – пообещала она пустоте, но Кай уже вталкивал её в узкий тоннель, где стены бились как рёбра гиганта. Его голос прорвался сквозь рёв воды:

– Научись сначала слушать волны, романтик! Или твои кости станут следующим подношением!

Тоннель сомкнулся, оставив снаружи эхо взрыва. Лира прижала окровавленный кулак к груди, где корни Нексуса впивались в плоть. Теперь она знала – её монета стала картой. А океан только начал диалог.

«Боль как компас»

Рука Кая лежала в луже мазута, словно морское чудище, выброшенное штормом. Деревянные суставы скрипели, выпуская чёрные капли смолы, а там, где плоть сливалась с механизмом, пульсировали шрамы – линии, словно выжженные молнией. «Не трогай, – он бросил горсть заражённых водорослей на панель управления, – это не для нежных принцесс». Лира, игнорируя предупреждение, протянула палец к скрученным стеблям.

Боль ударила раньше прикосновения.

Водоросли впились в кожу щупальцами, и мир взорвался видением: океан, кишащий рыбой-роботами, потом – взрыв, кислотный дождь, и сама водоросль, умирая, вплетала свой геном в ржавчину корабля. «Видишь? – Кай схватил её за шею, отрывая от видения. – Они кричат, когда я их касаюсь. А я… – он прижал ладонь к двигателю, и шрамы вспыхнули кроваво-красным, – …превращаю их вопли в тягу».

Двигатель завыл, выплёвывая плазменные сгустки. Лира, вытирая кровь из носа, заметила, как его деревянные пальцы обугливаются. «Ты сгоришь, – прошептала она, – это же живая плоть».

– Уже горел, – он сорвал перчатку, обнажив руку до локтя. Кожа была покрыта шрамами-иероглифами, светящимися в такт работе мотора. – Нексус вырезал нервную систему и вживил это. – Он ткнул в запястье, где под кожей шевелились титановые черви. – Каждый шрам – минута боли. Я собрал их как монеты для платной дороги.

Лира, не думая, прижала ладонь к его руке.

Холод.

Потом – операционный стол из ржавых труб. Голос из динамика: «Доброволец 09, процедура адаптации к биотопливу». Скальпель, режущий плоть без анестезии. Кости, раскалываемые титановыми штифтами. Кай, вернее, тот, кем он был – худой юноша с глазами цвета нефти – кусал ремень, чтобы не кричать. Его крики превращались в пузыри, поднимающиеся к потолку лаборатории…

– Довольно? – Кай вырвался, швырнув её об стену. Его рука дымилась, а шрамы погасли, оставив запах горелой плоти. – Надеюсь, ты насладилась шоу.

Лира, сползая по стене, выплюнула кровавую слюну. «Почему ты не сбежал тогда?»

Он замер, поправляя клапан двигателя, который начал всхлипывать, теряя мощность. – Потому что боль стала… привычной. Как прибой. – Внезапно он засмеялся, резко и горько. – А потом я понял: если собрать достаточно чужих мучений, можно сжечь весь их проклятый Нексус.

Судно дёрнулось, и в иллюминатор врезался луч сканера – жёлтый, густой как мёд. Кай, ругаясь, сунул обожжённую руку в бак с кипящими водорослями. Плоть зашипела, а двигатель, получив порцию энергии, взревел, рванув их в сторону от луча.

– Твоя очередь, – он бросил ей перчатку с шипами из застывшей смолы. – Хочешь выжить? Научись жечь свою боль.

Лира, стиснув зубы, сунула руку в бак. Водоросли впились, как иглы морского ежа, и мир снова рухнул в видение: она, семилетняя, рисует акулу на обрывке обоев. Отец, отворачиваясь: «Мечты не кормят, Лира. Учись резать реальность». Нож в её руке, первый разрез на лабораторной крысе…

– Нет! – она вырвала руку, обожжённую до мяса. Боль пульсировала, сливаясь с рёвом двигателя.

Кай наблюдал, как её шрамы на ладони начали светиться тусклым золотом. – Приветствуй в клубе, – он швырнул тряпку, пропитанную синтетической кровью. – Теперь ты можешь видеть прошлое всего, к чему прикоснёшься. Но помни: – он наклонился, и его дыхание обожгло её щёку, – каждый раз это будет стоить тебе кусочка души.

Лира замотала руку, глядя, как капли её крови, падая на пол, складываются в узоры, похожие на карту. «Стоило того, – она подняла голову, – чтобы увидеть, что ты когда-то был человеком».

Он резко развернулся, но не раньше, чем она заметила – шрамы на его спине пульсировали чаще. Словно сердце, которое он давно заменил на мотор.

«Танец с медузами»

Поле мин дышало. Каждая медуза-ловушка пульсировала, как сердце, вывернутое наизнанку: купола из полупрозрачного пластика, щупальца с лезвиями нано-пилы. Лира, прижавшись к обшивке ската, чувствовала, как его перегретый мотор жжёт бёдра. «Они реагируют на тепло, – Кай, стоя на носу, разматывал трос из спрессованных водорослей. – Значит, нужна холодная приманка».

– Ты же не… – она не договорила. Он уже вонзал нож в бок ската, выпуская струю чёрной лимфы. Животное дёрнулось, издав звук, похожий на скрип ржавых петель.

– Беги или стань удобрением, – он перерезал трос, и скат, содрогаясь, поплыл вперёд, оставляя за собой шлейф боли. Медузы среагировали мгновенно – щупальца сомкнулись, разрезая воду лазерными лучами. Скат взорвался, обдав их кишками и осколками титана.

Лира, выплёвывая кусок плавника, попятилась. – Ты маньяк!

– Реалист, – Кай схватил её за горло, прижимая к вибрирующему корпусу. – Теперь твой ход. Видишь их? – он ткнул пальцем в стаю слепых рыб, круживших над минами. Их глаза были зашиты проволокой, жабры – заменены фильтрами. – Они чувствуют магнитные поля. Сделай так, чтобы…

Он не договорил. Лира, зажмурившись, протянула руку. Боль от ожога на ладони разлилась жгучей волной, и рыбы дёрнулись, выстроившись в стрелу. «Влево», – подумала она, сжимая кулак, и стая рванула, ударяя хвостами по медузам. Ловушки взрывались цепной реакцией, осыпая их дождём из раскалённого пластика.

– Давай! – Кай толкнул её в эпицентр хаоса. Лира, кувыркаясь, ловила ритм: каждый взрыв – рывок вперёд, каждый вой пил – приказ рыбам. Её кожа покрывалась ожогами от бликов лазеров, но боль… боль превращалась в нити, связывающие её сознание с мутантами.

Одна медуза, крупнее прочих, зависла над ними. Её щупальца сплетались в сеть, излучающую ультразвук. Лира закричала, но звук утонул в грохоте. Рыбы, будто услышав, развернулись и ринулись в атаку, протыкая купола головами-свёрлами. Медуза лопнула, обдав их кислотой.

– Ты… – Кай вытащил её из облака яда, его деревянная рука дымилась. – Ты не учёный. – Он сорвал с неё перчатку, обнажив руку, где вены светились голубым. – Они вживили тебе чип Смотрителя. Ты артефакт. Ходячая карта.

Лира вырвалась, ударив его обломком ракушки. – Врёшь!

– Почему тогда рыбы слушаются? – он поймал её кулак, сжал до хруста костей. – Почему Нексус охотится за тобой, а не за мной? – Его глаза отразили вспышку: где-то в глубине детонатор активировал последнюю мину.

Они рухнули на дно, накрытые трупом кита-киборга, когда взрывная волна прокатилась над головой. Лира, задыхаясь под грудой металла, чувствовала, как её кровь смешивается с машинным маслом. Кай, прижатый к ней, выдохнул в темноте:

– Твоя ДНК – ключ к «Садам». Ты удобрение. Цветок. Оружие. – Его пальцы нащупали чип у неё на затылке. – И даже не знаешь…

Она укусила его за запястье, пока не хрустнула кость. – Отстань!

– С удовольствием, – он выскользнул из ловушки, оставив её одну под давлением трупа. – Но сначала посмотри.

Сквозь трещину в китовом черепе пробивался свет. Рыбы-мутанты, покорёженные взрывом, выстраивались в цепь, образуя мост через минное поле. Лира, протянув дрожащую руку, ощутила импульс – их коллективный разум ждал приказа.

– Они выбрали тебя, – голос Кая звучал издалека. – Поздравляю. Теперь ты и есть минное поле.

Она выползла, обожжённая, окровавленная, с рыбами, вьющимися вокруг как щупальца. Где-то впереди мерцала «Зона Кальмара». Лира, глотая солёную воду, засмеялась.

– Тогда я взорву их всех.

Рыбы синхронно дёрнулись, готовые к танцу. А Кай, подбирая осколки своего протеза, впервые смотрел на неё не как на груз, а как на бомбу замедленного действия.

«Кодекс Черепахи»

Корабль-призрак скрипел ржавыми шарнирами, как старик на пороге смерти. Лира, сидя на ящике с маркировкой «Биоопасность: Голоса 6—8 лет», ёрзала – сквозь трещины в контейнере доносился смех. Тонкий, хрустальный, с ноткой статики. «Выключи их», – Кай бросил ей гаечный ключ, обмотанный колючей проволокой. Его деревянные пальцы чертили на палубе символы кровью кальмара, густой и пахнущей медью.

– Первое правило, – он плюнул на нарисованную черепаху, и слюна вступила в реакцию с кровью, выжигая узор в металле. – Если груз пищит детскими голосами – брось. Это или бомба Нексуса, или… хуже. – Взгляд его скользнул по ящику, откуда теперь доносился шёпот: «Мама сказала, я особенная».

– Хуже? – Лира вонзила ключ в замок контейнера. – Что может быть хуже бомбы?

Взрыв тишины. Кай двинулся быстрее тени – его протез сломал ключ, а осколки впились ей в ладонь. – Дети Нексуса. Генетические коконы. – Он прижал её окровавленную руку к палубе, где кровь смешалась с символом черепахи. – Они кричат, чтобы ты открыла. Чтобы ты усыновила. А потом… – его голос стал резким, как скрежет железа, – …прорастут сквозь твою грудину, принимая форму твоих страхов.

Лира дёрнулась, вырываясь. Стекла иллюминаторов запотели, хотя вокруг был лишь солёный ветер. Где-то в трюме зазвенели колокольчики.

– Второе правило, – Кай достал нож с рукоятью из китового уса. – Каждый рейс плати океану. Не монетами. – Он провёл лезвием по предплечью, и чёрная кровь хлынула в желоб, ведущий за борт. – Кровью. Иначе он заберёт сам.

Вода вокруг судна забурлила. Тени с щупальцами и плавниками метались под поверхностью, жадно хватая капли. Лира, бледнея, увидела, как её собственная кровь с ладони стекает в общий поток. Ранка на руке заныла, будто в неё впились невидимые крючья.

– Почему… – она замотала руку тряпкой, пропитанной мазутом, – …ты не предупредил, что дань коллективная?

– Ты думала, выживание в океане – это благотворительность? – Кай поймал щупальце, вырвавшееся из воды, и отрубил его. Отрезанный кусок извивался у её ног, испуская розовый пар. – Третье правило: если видишь зелёный флаг – топить. Без разговоров.

На горизонте показалось пятно – корабль с парусами из прозрачной плёнки, окрашенными в ядовито-салатовый. Лира вскинула бинокль: на палубе метались люди в белых халатах. Один поднял руки, крича что-то. Бинокль распознал слово: «Помощь».

– Это же медики! – она схватила Кая за плащ. – Смотри, у них символ Красного Креста!

– Красный Крест умер, когда Нексус купил гены малярии, – он заряжал баллисту гарпуном с взрывчаткой. – Зелёный флаг – маркер кораблей Залмана. Они не спасают. Они… – гарпун выстрелил, пронзив корпус судна, – …собирают материал.

Взрыв поднял волну, обдав их обломками и криками. Лира, отплевываясь, подняла обгоревший блокнот, прибитый волной к ноге. На странице – детские рисунки: акулы с крыльями, подписанные «Проект Возрождение».

– Смотри! – она тыкала пальцем в знакомые контуры. – Это мои…

– Их, – Кай выхватил блокнот и швырнул в воду. – Залман копирует чужие мечты, чтобы делать биодизель из ностальгии. – Он показал на пятно нефти, где тонули люди – их тела обволакивало что-то вроде водорослей с глазами. – Видишь «медиков»?

Лира присмотрелась: «люди» сбрасывали кожу, превращаясь в гуманоидов из мангровых корней. Один повернул к ней лицо – пустое, с дырой, где должен быть рот. Из отверстия выползла креветка-сколопендра.

– Сборщики воспоминаний, – Кай повернул штурвал, уводя судно от щупалец, уже тянущихся к ним. – Если возьмёшь их груз – твои мечты станут топливом для чужих двигателей.

Лира, всё ещё сжимая в кармане обрывок детского рисунка, смотрела, как корабль Залмана исчезает в пучине. Её рана пульсировала в такт волнам, а где-то в глубине, под рёвом двигателя, чудился смех – тот самый, детский, из контейнера.

– Четвёртое правило, – Кай бросил ей пузырёк с личинками пиявок для дезинфекции раны. – Никогда не жалей тех, кто тонет. Они уже мёртвы. Просто ещё не упали.

Она вскрыла пузырёк, и пиявки впились в рану, высасывая яд. Боль была острой и чистой, как правда. Где-то за кормой, в воде, детский голос прошептал: «Ты ведь тоже артефакт». Но когда она обернулась – увидела лишь волны, лижущие окровавленную палубу.

«Глаз бури»

Пещера дышала. Стенки, покрытые биолюминесцентными лишайниками, сужались и расширялись в такт подводным течениям, словно лёгкие древнего бога. Лира, задевая головой сталактиты, похожие на клыки, чувствовала, как капли солевых сталагмитов падают за воротник, оставляя ожоги. «Смотри!» – её фонарь выхватил из мрака фреску: гигантские существа с жабрами строили город из кораллов, а над ними – спутник с логотипом Нексуса, падающий в океан.

– Атланты? – она провела пальцем по стене, и краска, возрастом в тысячелетия, осыпалась, обнажая под ней другой слой. Люди в скафандрах с эмблемой крылатой акулы копали могилу для океана.

Кай, разжигая термошайбу из титановых опилок, фыркнул: – Мифы для идиотов. Это просто предки. Такие же дураки, как мы. – Пламя отразилось в его глазах, превратив их в щели печей.

Лира, отойдя глубже, споткнулась о ребро. Фонарь выскользнул из рук, покатившись к скелету в гидрокостюме цвета выцветшей крови. На запястье – браслет с гравировкой: акула, кусающая собственный хвост. Её талисман. – Кай… – голос сорвался, когда она потянула за молнию костюма. Ткань рассыпалась, выпуская облако спор, но в кармане – блокнот. На первой странице: «Проект «Новый Пангея». Если найдёте это, мы не успели…

– НЕ ПРИКАСАЙСЯ! – Кай врезал ей по руке гаечным ключом. Блокнот упал, раскрывшись на фотографии: мужчина в лаборатории, держащий за руку девочку с крылатым кулоном на шее. Лира узнала свои глаза.

– Это… папа? – она схватила страницу, но фото рассыпалось, как пепел.

Кай, ломая фреску кулаком, рычал: – Это ловушка! Ты думаешь, случайно наткнулась на это? – Он указал на потолок, где спутник на рисунке Нексуса теперь светился по-настоящему. – Они следят. Каждый камень здесь – передатчик. Каждый скелет – маяк.

Лира, игнорируя его, подняла браслет. Металл впился в кожу, запуская видение: мужчина в том же костюме, пишущий в блокнот под водой. «Лира, если ты это найдёшь, они вживили тебе… – голос оборвался, когда щупальца из тёмной воды ворвались в кадр.

– Ты видела? – она вскочила, хватая Кая за плащ. – Он знал! Это папин…

– Это труп! – он рванулся к выходу, но вход уже затягивало плёнкой чёрного ила. Пещера затряслась, сбрасывая с потолка каменные плавники. – Они разбудили Смотрителя. Довольна?

Стены закричали. Голосами фресок, голосами утонувших, голосом её отца: «Беги, Лира!» Кай, ломая ногти о скалу, выдирал кусок кварца с замурованным внутри чипом. – Он здесь! Всё это время… – чип пульсировал, как сердце, в его окровавленной ладони.

Лира, прижав браслет к груди, где корни Нексуса срослись с рёбрами, вдруг поняла: скелет не разлагался, потому что кости были покрыты тем же сплавом, что её импланты. – Я… я часть эксперимента?

– Ты часть кладбища, – Кай швырнул кварц в стену, и чип взорвался, ослепив их. Когда свет погас, на месте фресок зияли порталы, а в них – тени с крыльями акул и глазами спутников.

– Беги. Если можешь, – Кай толкнул её в туннель, который начал схлопываться. – Они идут за наследием.

Лира, спотыкаясь о кости, которых теперь были сотни – все в одинаковых гидрокостюмах, все с браслетами, – услышала за спиной скрежет. Не оборачиваясь, знала: скелет, её скелет, поднялся, щёлкая челюстью. В его пустых глазницах горел логотип Нексуса.

– Привет, папа, – прошептала она, рванув в сужающийся проход. Браслет жёг плоть, показывая путь: туда, где в толще воды мерцал зелёный флаг. Корабль Залмана.

Кай, отстреливаясь кусками кварца, кричал то, что она уже поняла: – Ты и есть груз! Ты и есть дверь!

Дверь захлопнулась.

«Жертва железа»

Кальмар вырос из тьмы как кошмар сварки. Его щупальца, сплетённые из цепей и титановых пластин, несли эмблемы Нексуса – выжженные раскалённой проволокой на каждом присоске. «Держись подальше от глаз! – Кай, отрубая шипованный щупалец топором, залил воду искрами. – Они транслируют всё в…» – удар сбил его на дно, раздробив деревянную руку. Обломки протеза всплыли, обнажив биокристаллы – синие, пульсирующие жилы, вросшие в кость.

– Твоя рука… – Лира попятилась, натыкаясь на фреску. Атлант с трезубцем на рисунке теперь держал сердце кальмара.

– Не пялься! – Кай, истекая синтетической лимфой, вырвал кристалл из плеча и вонзил в щупальце. – Беги к артефакту! Или ты хочешь стать его новым аккумулятором?!

Кальмар, взревев гидравликой, выбросил облако чернил с кислотой. Лира нырнула за обломок колонны, но фреска за спиной ожила – каменная рука атланта схватила её за шею. «Прикоснись…» – зазвучало в черепе, как эхо прибоя. Она вдавила ладонь в холодный камень, и узоры вспыхнули. Сознание вырвалось наружу:

Океан без пластика. Города из перламутра. Кальмары с глазами-звёздами, поющие с китами…

– Нет! – Кай, вцепившись в её гидрокостюм, рвал ткань. – Ты разбудила древний мусор!

Но было поздно. Артефакт – глаз фрески – вплавился в её ладонь. Кальмар замер, его щупальца задрожали, покрываясь ракушками. «С… союзник?» – голос прозвучал у неё в висках, скрипучий, как скрежет шестерней.

– Что ты наделала?! – Кай, сжимая обрубок руки, где биокристаллы теперь светились яростью, тыкал ножом в воду. – Он не помощник! Он…

– Свобода, – перебил голос кальмара, и его щупальца обвили корпус Нексуса на спине Кая. Металл затрещал, выпуская клубы пара. – Они вживили мне боль. Ты вживила… память. – Одно щупальце, покрытое вдруг чешуёй, коснулось Лириного виска.

Видение ударило: атланты в чёрных мантиях вводят иглу в глаз кальмара. «Служи. Или мы вырежем твои сны». Лира закричала их голосом – древним, полным щелчков и стонов.

– Вырежи чип! – она схватила нож Кая, не узнавая свои пальцы – покрытые перламутром. – В его спинном плавнике…

Кальмар, будто ждал этого, развернулся, обнажая под пластиной гниющий чип с логотипом Нексуса. Кай, выругавшись, вонзил лезвие. Взрыв крови, масла и света выбросил их к поверхности.

– Ты теперь смотритель музея мёртвых, – Кай, теряя сознание, выплёвывал куски проводов. – Они в твоей голове…

Кальмар, распадаясь на части, протянул ей последнее щупальце. Внутри – карта из светящегося планктона. «Сады… спасти…» – его голос растворился, оставив в ушах звон.

Лира, держа карту и окровавленный нож, поняла: голос атлантов не ушёл. Он шептал теперь из каждого кристалла в её крови, напоминая, что Нексус – не первый, кто хотел приручить океан.

А Кай, сжимая обрубок с биокристаллами, смотрел на неё как на мину, у которой он сам выдернул чеку.

«Цена доверия»

Судно скрипело, как кости старика, выброшенные на риф. Лира, выжимая воду из волос, в которых запутались осколки биокристаллов, впилась взглядом в Кая. Его плащ, прожжённый кислотой кальмара, открывал полосу кожи на спине – шрамы складывались в логотип Нексуса: крылатую акулу, пожирающую собственный хвост. «Ты их раб», – она бросила обломок чипа, вырезанного из кальмара. Металл звонко ударился о панель управления, оставив царапину на экране сонара.

Кай, не оборачиваясь, стянул перчатку. Чернила под кожей пульсировали, отсчитывая часы: «23:59:59» – таймер, вплетённый в вены. – Контракт, – он провёл ногтем по цифрам, и кровь выступила каплями. – Каждая миссия продлевает срок. Сегодняшний цирк купил мне неделю. – Его голос звучал как скрежет якоря по дну.

– Ты убивал ради отсрочки? – Лира ударила кулаком по стене, и биолюминесцентные лишайники вспыхнули ядовито-зелёным. – Мы могли спасти тех людей на корабле Залмана!

– Спасти? – он резко развернулся, и татуировка на руке ожила – цифры сменились на «23:59:48». – Ты знаешь, что они делают с «спасёнными»? – Он сорвал с неё нарукавник, обнажив шов от чипа. – Варят из ваших грёз суп для машин! Твой отец… – голос сорвался, и он швырнул в неё устройство для сканирования.

На экране – голограмма: доктор в маске Нексуса вводит ребёнку в позвоночник иглу с нанороботами. Девочка (лицо скрыто, но родинка на шее как у Лиры) рисует на стене акулу. «Проект „Сирена“: преобразование ностальгии в энергию».

– Он не… – Лира сломала устройство коленом, но голограмма перекинулась на потолок, повторяясь.

– Он продал тебя, чтобы спасти свою шкуру! – Кай схватил её за подбородок, заставляя смотреть. – А я… – его татуировка мигнула красным, – …продал себя, чтобы сжечь их лаборатории. Мы все куски мяса в их меню. Разница лишь в соусе.

Она укусила его за руку, пока не почувствовала вкус батареек. – Почему тогда везёшь меня в «Сады»?

– Потому что… – он разжал пальцы, и что-то в его глазах дрогнуло, – …твой чип – ключ к их сердцу. А я хочу вырвать его.

Сонар запищал. На экране, под слоем ила и кораллов, проступили контуры: рухнувшая башня с рекламой «Caesars Palace», скелеты машин на бульваре, гигантское колесо обозрения, опутанное водорослями-проводами. Не Атлантида. Лас-Вегас.

– Ожидала пирамид? – Кай высмеял её оцепенение. – Нексус затопил города специально. Чтобы мы искали сокровища в могилах. – Он ткнул в экран, где между руин проплывали тени с логотипами на лбах. – «Сады» – не рай. Это их новая фабрика.

Лира прижала ладонь к стеклу. В её отражении за спиной стоял призрак отца – гидрокостюм, лицо, скрытое трещиной. «Ты должна остановить…» – голос атлантов перекрыл его, наполнив рот вкусом меди.

– Если я ключ, – она повернулась, и биокристаллы в её руке засветились синхронно с таймером Кая, – то почему ты не вырвешь его из меня прямо сейчас?

Он замер. На экране таймер сменился на «23:59:59». Где-то в глубине, под Лас-Вегасом, зажглись огни – неоновые буквы «HELP» на крыше казино.

– Потому что… – он выдернул чип из панели, и судно дёрнулось, начиная погружение, – …твоя боль слишком похожа на мою.

Сонар захлебнулся сигналом SOS. Лира, глядя, как руины города приближаются, поняла: «Сады» уже здесь. Они всегда были здесь. В каждом шраме, в каждой лжи. В тиканье часов, вшитых в чужие жизни.

– Тогда давай сожжём их вместе, – она вцепилась в штурвал, выводя судно в пике.

Кай, стиснув зубы, активировал все двигатели. Таймер на его руке начал обратный отсчёт.

Глава 3 – «Небесный Слизень»

«Вход в Утробу»

Вентиляционная решётка проржавела от слёз облаков. Лира, вцепившись в выступ, вдохнула воздух, пропитанный парадоксом – жасмин, задушенный мазутом. «Держись за провода, – Кай, вися ниже на тросе из сплетённых кабелей, ткнул ножом в уплотнение. – Если упадёшь, твои кости станут декором для дренажа». Стенки шахты дышали: биолюминесцентный лишайник синел в такт рёву двигателей где-то выше, обнажая рёбра города-платформы – титановые балки, прошитые жилами гидравлики.

– Ты уверен, что это единственный путь? – Лира, соскребая с ладони слизь (что-то между нефтью и улиточной слизью), посмотрела вниз. Глубина зевнула ржавым скрежетом.

– Верхние шлюзы сканируют ДНК, – он выдрал решётку, и поток тёплого воздуха вырвался, унося с собой лепестки жасмина. – Твой чип светится как новогодняя гирлянда. Хочешь в рай – лезь в ад.

Они вползли в тоннель, где стены пульсировали, как горло гиганта. Лишайник прилипал к коленям, оставляя светящиеся отпечатки. Кай, проползая под сплетением труб, из которых капала розовая жидкость, фыркнул: – Не прикасайся к лужам. Это не антифриз. Это…

– Переработанный биомусор, – она закончила за него, увидев в луже зубные протезы с логотипом Нексуса. – Добро пожаловать в утробу прогресса.