Пыль Атлантиды

Внезапно голограмма схватила Лиру за запястье. Пиксельные щупальца впились в кожу, выжигая формулу: «Химера = Жизнь² – Смерть». Она вскрикнула – боль пахла жжёным вольфрамом. Кай, выхватив нож, рубанул воздух, но уравнение уже пылало на стене платформы, вытравленное кислотным дождём из вентиляции. «Смотри!» – Лира, падая на колени, указала на граффити. Буквы шевелились: корни пробивали бетон, буква «Ж» цвела кровавыми розами.

– Это не граффити. – Кай провёл пальцем по символу, и плоть задымилась. – Это пророчество. Программа, которая встраивается в ДНК через зрение. – Он вырвал из куртки ампулу с чёрной жидкостью. – Открой рот.

– Довольно! – Лира отшатнулась, прижимаясь спиной к стене. Граффити ожило – уравнение пульсировало в такт её сердцу. «Ты боишься, что я увижу, кем ты был? Как ты… создавал этих монстров?»

Он раздавил ампулу в кулаке. Чёрные капли, шипя, выжгли дыру в полу. «Я не создавал. Я убивал. – Его голос треснул. – Химеры сходили с ума. Прорастали в землю корнями, моля, чтобы их вырвали…»

Голограмма взорвалась рёвом. Город будущего рухнул, сменившись кадрами лаборатории: Кай в защитном костюме, режет скальпелем гибрид девочки и орхидеи. Экран залило кровью с лепестками. «Выключи!» – он заорал, но Лира, одержимая, влезла в самую гущу проекции.

– Ты… давал им имена? – Она коснулась голограммы умирающей химеры. Та повернула голову – лицо Лиры-подростка.

– Не смотри! – Кай выстрелил в чип, но пуля прошла навылет. Деревянная рука вспыхнула, обнажая титановый скелет с гравировкой: «Химера-12. Утилизировать».

Голограмма Лиры-химеры заговорила, выплёвывая споры: «Он сжёг нас, чтобы стереть свой код из ДНК. Но мы… в тебе».

Стена с граффити обрушилась, открыв тоннель. Вдалеке зазвенел колокол из человеческих костей. Лира, шатаясь, пошла на звук, её кожа покрывалась лепестками. «Стой! – Кай, хромая, схватил её за руку, обугленную до биокристаллов. – Это ловушка! Ты станешь семенем для их…»

– Для нашего будущего? – Она обернулась. Глаза стали зелёными, как химерные. – Ты боишься, что я прощу тебя? Или что научусь ненавидеть по-настоящему?

Он отпустил. Рука Лиры, покрытая цветущей корой, указала на формулу, теперь горящую у них над головами. «Химера – не ошибка. Это следующий шаг. И ты… – её голос рассыпался на эхо, – будешь моим садовником».

Кай, смотря, как её волосы превращаются в лианы, достал из-за пазухи семечко – чёрное, в трещинах, как его контракт. «Тогда мы оба умрём. – Он раздавил семя, и тьма поглотила тоннель. – Но я всегда выбирал огонь вместо корней».

В последний момент граффити вспыхнуло – формула переписалась сама: «Химера = (Жизнь + Кай) × Месть».

«Кровь эвкалипта»

Биолюминесцентные водоросли липли к пальцам, как мокрая паутина, оставляя на коже следы фосфоресцирующих прожилок. Кай, разминая комок тины, швырнул его в трещину платформы – зелёный огонь вспыхнул, осветив сети корней, оплетавших сталь. «Три шага влево – взорвётся, – он провёл ножом по своей деревянной руке, срезая щепку. – Но если наступишь сюда…» – щепка упала в слизь, и пол под Лирой затрещал, выпустив шип из смолы. Она отпрыгнула, ударившись спиной о его грудь. «Не учи, как убивать. Я рождена для этого», – вырвалось сквозь зубы, но руки дрожали, сплетая водоросли в узлы по его чертежам.

– Рождена? – Кай поймал её запястье, поднеся к свету. Ногти, полупрозрачные и ребристые, отбрасывали тень в форме листьев. – Смотри. Ты уже фотосинтезируешь.

Она дёрнулась, но он крепче сжал пальцы, втирая в кутикулы чёрный порошок. «Древесный уголь. Замедлит мутацию». Боль ударила в подушечки пальцев – будто под ногти забили иглы с морозом. «Прекрати! – она ударила его лбом, и водоросли на полу загорелись синим. – Лучше сгорю, чем стану… растением!»

– Станешь химерой, – он плюнул на тлеющие корни. Слюна зашипела, выдавая запах эвкалипта. – И это лучшее, на что ты можешь надеяться.

Платформа вздрогнула. Деревянная рука Кая, забытая на полу, пустила корни в трещины. Жилы из целлюлозы и проволоки ползли по стенам, цементируя руины. «Чёрт! – он схватил руку, но та вырвалась, прирастая к полу. – Она… самовоспроизводится».

Лира, сжав филлоидные ногти в кулаки, засмеялась хрипло: «Садовник, ставший удобрением. Поэтично». Её смех оборвался – из-под кожи на запястьях проросли жилки, наполненные зелёным светом. Она ковыряла их лезвием, но сок терял алый оттенок, пахнул хлорофиллом.

Кай, отрубая топором корни, орал: «Не ковыряй! Это твоя кровь теперь. – Удар – щепки летели в лицо. – Слушай: корни рушат платформу. Надо…»

– Бежать? – она поймала щепку в воздухе, вонзила себе в ладонь. Вместо крови сочилась смола. – Ты стал частью этой ловушки. – Лицо исказилось, ноздри поймали запах дыма – не огня, а гниения.

Он, разорвав рубаху, примотал торчащие провода от руки к балке. «Двадцать минут до обрушения. – Искры жгли грудь. – Если я стану якорем, ты сможешь…»

– Уйти одной? – она перебила, разрывая водоросли зубами. Зелёный сок стекал по подбородку. – Нет. – Её ногти-листья впились в его плечо, прирастая к коже. – Ты научил меня делать ловушки? Сейчас увидишь мою.

Платформа застонала. Корни Кая, сплетаясь с её филлоидами, создали сеть – биомашину из боли и гнева. Водоросли взорвались светом, ослепив датчики на потолке. «Что ты наделала?!» – он рванулся, но сросся с полом через костяные штыри.

Лира, подняв руку к трещине в куполе, поймала луч солнца. Кожа налилась древесными кольцами. «Химера сильна в тени. – Её голос гудел, как шмель в соте. – Но я… – солнечный свет выжег глаза до золота, – стану лесным пожаром».

Корни Кая задымились. Он, стиснув зубы, вырвал из платформы стальной прут: «Тогда мы сгорим вместе».

– Нет, – она развела руки, и филлоиды расцвели плазмой. – Ты будешь гореть первым.

Но когда огонь коснулась его, Лира вскрикнула – все листья на её теле свернулись, обугливаясь. Мутация билась в клетках, разрывая ДНК. Кай, пользуясь моментом, вырвался, оставив в полу клочья плоти. «Идиотка! Твоё тело отвергает химеру! – он швырнул в неё ампулой с кислотой. – Режь заражённые участки, пока…»

Она поймала ампулу, сжала в ладони. Стекло впилось в кожу, но кислота смешалась с соком, породив дымящийся цветок. «Пока не стану собой? – она бросила цветок к его ногам. – Я уже не помню, как это».

Корни платформы, почуяв биомассу, потянулись к её ранам. Кай, отрезая их, прошептал сквозь грохот: «Я тоже».

«Хоровод теней»

Ночь пахла гниющим нектаром и сгоревшей изоляцией. Лира, прижав ладонь к трещине в стене, ощутила вибрацию – не шаги, а прорастание. «Они близко», – её шёпот прорезал тьму, оставляя в воздухе светящийся шлейф из спор. Кай, скрежеща титановыми суставами, вставил последний патрон в дробовик: «Сколько?» Ответом стал хруст – из потолка проросли стебли, лопающиеся бутонами. В каждом – младенец с глазами-камелиями, тельца переплетены с шипами. «Милости просим, – Лира раздавила бутон сапогом, и слизь брызнула ей в лицо, пахнущая медью и пыльцой. – Твои старые друзья».

Первый гибрид вылез из тени, скрипя хитиновыми суставами. Олень с корой вместо шкуры, в грудной клетке – биокристалл, пульсирующий как сердце. «Мои друзья мёртвы, – Кай выстрелил, и грибница вместо крови заполнила рану. – Это твоё наследие».

Лира отпрыгнула от щупальца, вырвавшегося из пола, но лепестки летучих химер уже резали воздух. Стая существ с крыльями из магнолий, клювами-шипами. Одна вцепилась ей в плечо, и Лира, вырвав тварь, раздавила в кулаке – внутри блеснул чип с маркировкой «Prometheus-XX». «Смотри! – она швырнула осколок в Кая. – Твой „кошмар“ носит моё клеймо!»

Он поймал чип, обжёгся и выругался: «Не моё! Это Залман вживил тебе генетическую метку – они идут на твой ДНК!» Гибрид оленя рванулся, но Кай прыгнул на спину, вонзив нож в кристалл. Взрыв зелёной плазмы швырнул его к стене. «Беги! Они хотят тебя как… опылителя!»

Лира не слышала. Её руки сами потянулись к стае, биокристаллы на запястьях засветились. Лепестки химер коснулись кожи, оставляя пыльцу, которая прорастала под ногтями. «Чувствую их… – голос гудел, как шмелиное гнездо. – Здесь… мои сёстры».

– Сестры?! – Кай, стреляя в летучих тварей, волочил её за капюшон. – Это биороботы! Сдохнешь – вырастут из твоего трупа!

Она вырвалась. Пыльца взорвалась сиянием – кристаллы гибридов ответили вспышкой. Лира, как дирижёр, вела хоровод теней: олени с розами вместо рогов, змеи с корнями вместо зубов. «Стоп! – Кай ударил её прикладом по спине. – Ты их активируешь!»

Боль вернула сознание. На её руках уже цвели лишайники, вены светились формулами. «Что… я делаю?»

– Танцуешь с химерами! – он прикрыл её телом от взрыва споры. Грибница оплела его руку, превращая плоть в компост. – Вырежи чип! Он в твоём…

Гибрид оленя, восставший из плазмы, проткнул Кая рогом. Тот рухнул, выплюнув клок мха вместо крови. Лира закричала – не голосом, а корнями, рвущимися из горла. Мутанты замерли, затем, как марионетки, повернулись к ней.

«Сестра…» – прошелестели лепестки.

– Нет! – она вцепилась в чип у себя на шее, вырвала с мясом. – Я не ваша мать!

Мир погас. Кристаллы гибридов лопнули, существа рассыпались в прах. Кай, истекая хлорофиллом, засмеялся: «Браво… Сама себя… стерилизовала».

Лира, падая рядом, пыталась заткнуть его раны мхом: «Почему… ты взял пулю?»

– Старая… привычка, – он вытащил из кармана смятое фото их побега. Капли зелёной крови разъели Лиру на снимке. – Прости… не смог…

Его рука обрубком проросла в пол. Лира, обнимая труп, не заметила, как её слёзы прорастают грибами. На стене, в свете умирающих кристаллов, тени танцевали последний вальс.

«Язык шипов»

Кристаллическая флейта впивалась в губы, как лезвие, – Лира выточила её из собственного биокристалла, пока Кай спал. Первая нота вырвалась хрипом, разрезая тишину алмазной пилой. Мутанты замерли. Их грудные клетки, оплетённые жилками светящихся капилляров, забились в унисон. «Ты сошла с ума, – Кай, прижав окровавленный рукав к ране на боку, сплёвывал клочья мха. – Они разорвут нас, как опыленные цветы!» Но уже вторая нота – высокая, как звон разбитого стекла – заставила гибрида с клыками орхидеи опуститься на колени. Его когти, скрипя, вывели на полу борозду, из которой проступила слизь. Не слизь – буквы.

Лира дула сильнее. Кристалл флейты крошился, впиваясь осколками в язык. Вкус крови смешивался с привкусом хвои. «Смотри… – она прошептала сквозь мелодию, – они… повторяют узор». На стене, куда мутанты брызгали субстанцией из жабр, проявлялась татуировка – точная копия рун на её спине. Кай, спотыкаясь о корни, вросшие в его сапоги, поднял фонарь: «Это не язык. Это карта».

Один из гибридов, существо с телом совы и лепестками вместо перьев, клюнул свой кристалл. Треснув, он выплеснул плазму, которая застыла в воздухе трёхмерной голограммой – лабиринт из артерий и стальных дверей. «Лаборатория… – Лира уронила флейту, её пальцы сами потянулись к проекции. – Где они… сделали меня».

– Не трогай! – Кай отшвырнул её руку, но голограмма прилипла к её коже, вживляя данные прямо в биокристаллы. – Это ловушка Залмана! Они ведут тебя к…

– К правде, – перебила Лира. Её голос звучал наложенным, будто сквозь него говорили тысячи замурованных в химеры голосов. Мутанты окружили их, тени от кристаллов рисуя на стенах пиктограммы боли: дети, превращённые в деревья, кричащие корни. Гибрид совы ткнулся клювом в её ладонь, оставляя метку – символ «Ψ», выжженный хлорофиллом.

Кай, срывая с пояса гранату, замер: «Твоя татуировка… Она светится». Руны на спине Лиры пульсировали в такт голограмме, как шрамы от кандалов. «Они не атакуют… – он разжал пальцы, и граната покатилась к ногам мутантов. Те отступили, прикрывая её листьями. – Чёрт. Они просят помощи у тебя».

Лира, содрав рубашку, прижалась спиной к холодной стене. Руны жгли, как раскалённая сеть. «Что я должна сделать? – её шёпот разбудил стаю летучих химер. Те закружились, сливаясь в живой мост из крыльев и шипов. – Говорите!»

Мутанты синхронно ударили хвостами по полу. Трещины сложились в стрелку, указывающую вглубь тоннеля. Кай, подняв гранату, засмеялся хрипло: «Приглашение в ад. – Он вытер кровь с губ, оставляя на щеке Лиры мазок. – Выбор за тобой: сжечь их или…»

– Или понять, – она вонзила ногти в руну на плече. Кровь – уже наполовину смола – брызнула в трещину. Пол дрогнул, открывая люк. Внизу, в зелёном мареве, пульсировало сердце из биокристаллов.

Гибрид совы издал звук, похожий на плач. Лира шагнула к люку, но Кай схватил её за запястье: «Даже если это правда… Ты готова стать их мессией?»

Она повернулась. В её глазах отражались не его черты, а бесконечные коридоры лабораторий. «Я уже им стала. – Она высвободила руку, оставив в его ладони шип. – А ты… всё ещё боишься быть сожранным своей прошлой тенью».

Мутанты ринулись в люк, как вода в слив. Кай, разминая шип в пальцах, смотрел, как Лира исчезает в зелёном свете. «Нет, – он швырнул гранату в потолок. – Боюсь, что ты перестанешь бояться меня».

Взрыв обрушил проход. Кай, прыгнув в люк в последний момент, поймал в воздухе её крик – не страха, а ярости. Внизу, среди корней, ждал город-цветок, чьи лепестки были усыпаны чипами с маркировкой «Prometheus-XX». Лира стояла в центре, её биокристаллы прорастали в пол, а на груди пылал символ: «Ψ = Свобода / Память».

– Добро пожаловать, – она сказала, не оборачиваясь, – в мой генетический ад.

Кай, выплевывая землю, пробормотал: «Мёртвые не танцуют в аду. Они создают его».

Над ними, в клубах пыли, летучие химеры сплели из крыльев новый символ – «Кай + Лира = Химера».

«Предательство фотосинтеза»

Биокристаллы Кая впивались в платформу, как ледяные когти, – металл шипел, покрываясь ржавыми язвами там, где пробивалась зелень. Он бил кулаком по наростам, но рука застревала, словнувшись в сталь, будто в смолу. «Лира! – его крик смешался со скрежетом ломающихся балок. – Твоё ДНК… оно как вирус!» Над головой свисали ловушки-лианы, некогда сконструированные им, теперь же их шипы мягко обнимали шею мутанта-ребёнка с глазами как спелые ежевики. Малыш щебетал, выплёвывая споры, а лианы качали его, словно люльку.

Лира стояла в эпицентре цветущего хаоса, её волосы превратились в паутину из мицелия, тянущуюся к каждому ростку. «Не вирус, – она провела рукой по треснувшей колонне, и трещина тут же затянулась корой с живыми венами. – Это… симбиоз». Её голос звучал наложенным эхом, будто сквозь него говорил лес. Кай, вырвав руку из металлической ловушки, заорал, показывая на свою грудь: биокристаллы прорастали внутрь, оплетая рёбра неоновыми нитями. «Симбиоз? Я гнию заживо! – Он разорвал рубаху, обнажив грудную клетку, где сталь сливалась с живыми корнями. – Ты встроила нас в свою б***ую экосистему!»

Платформа вздрогнула, и пол под Лирой провалился, но дерево-мутант подхватило её ветвями, аккуратно опуская вниз. Она коснулась ствола, и кора расцвела голограммами – генетическими кодами, пожирающими аварийные системы. «Я не контролирую это… – её пальцы дрожали, прорастая в древесину. – Они просто… чувствуют меня».

– А я? – Кай спрыгнул рядом, его сапоги проросли в пол. Титановые суставы скрипели, обрастая грибницей. – Я тоже часть твоего «чувства»? – Он схватил её за шею, но кожа под пальцами стала упругой, как мох. – Ты знаешь, что будет, когда платформа превратится в цветок? Мы умрём, как удобрения!

Лира не сопротивлялась. Её зрачки сузились в вертикальные щели, как у хищного растения. «Ты ошибся, – она приложила ладонь к его груди. Биокристаллы ответили вспышкой, выжигая на коже Кая руны. – Это не смерть. Это трансформация».

Он отшатнулся, но корни уже держали его на месте. Ловушки-лианы, шипя, обвили его руки, прижимая к стене. «Прекрати! – Кай вырывался, но движение лишь ускоряло рост кристаллов. Его голос стал хриплым, как шелест листьев. – Ты… уничтожаешь нас обоих!»

– Нет, – Лира подошла вплотную. Из её дыхания прорастали орхидеи, цепляясь за его куртку. – Я наконец понимаю. – Она ткнула пальцем в его грудную клетку, и биокристаллы взорвались светом, выявляя карту – сеть тоннелей, где сердце платформы пульсировало, как бутон. – Мы не встроены в экосистему. Мы стали ею.

Кай засмеялся, выплёвывая лепестки. «Отлично. Значит, Залман победил. – Он дёрнул головой в сторону мутантов, которые теперь поливали ловушки нектаром. – Его „Прометей“ создал богиню-садовода».

Лира отвернулась. Её спина, покрытая фотосинтезирующими шрамами, мерцала. «Залман мёртв. – Она указала на стену, где биокристаллы прорастали в экран, показывая старые записи: Залмана, пожираемого корнями. – Его ДНК… было первым семенем».

Платформа рухнула набок, и они покатились в груду цветущего мусора. Кай, падая, схватил Лиру за запястье – её кожа теперь была как кора, тёплая и шершавая. «Значит, ты следующая? – он притянул её к себе, вдыхая запах гниющих роз из её волос. – Утонешь в собственном геноме, как он?»

Она не ответила. Её губы, полураскрытые, выпустили рой светлячков, которые выжгли в воздухе уравнение: «Фотосинтез = Предательство + Свобода».

Мутанты завыли, и платформа окончательно сложилась, как бутон. Кай, обнимая Лиру, чувствовал, как его кристаллы прорастают ей в спину, пришивая их друг к другу живыми нитями. «Ненавижу тебя, – он прошептал, но его рот уже заполняли корни. – Но это… красиво».

Лира, превращаясь в ствол, последним усилием прошептала: «Не предательство… – её голос слился с треском ломающейся стали, – …а эволюция».

Над ними, сквозь рушащийся купол, пробился луч солнца. Платформа расцвела.

«Жертва ксилемы»

Кровь Кая, густая как смола, приварила его к сердцевине платформы – гигантскому биокристаллу, пульсирующему в ритме его аритмии. «Дерьмо… дерьмо, дерьмо!» – он дёргал титановой рукой, но жилы из ксилемы уже вплетались в вентили, как паразиты в артерии. Лира, цепляясь за дрожащие корни, кричала что-то, но её голос тонул в грохоте рушащихся перекрытий. Только когда он вдохнул споры, мир перевернулся: потолок стал полом, а в глазах вспыхнули прожектора операционной. Прошлое врезалось в настоящее.

– Не дыши, – голос Залмана из респиратора. Скальпель разрезал грудную клетку, обнажая рёбра, покрытые чёрными прожилками. – Биокристалл станет твоим вторым сердцем. – Щипцы вонзились в плоть, вытаскивая орган, обёрнутый в мицелий. – Ты будешь… бессмертным.

Настоящее Кая застонало. Его рука, теперь массивный ствол из сплава и целлюлозы, выстрелила ветвями в потолок. «Лира! – он выплюнул осколок кристалла, вонзившийся в щёку. – Беги, пока купол…» – голос оборвался. Вены на шее вздулись, превращаясь в корни, которые поползли по стенам, цементируя обвал.

Лира, карабкаясь по внезапно ожившим балкам, впилась ногтями-филлоидами в его плечо: «Выдерни руку! Ты же видишь – они высасывают тебя!» Её пальцы проросли в его плоть, пытаясь разорвать симбиоз, но ксилема ответила ударом – биоток швырнул её на колени. Над головой, в паутине из его сосудов, мерцали голограммы жизненных показателей: Сердцебиение 220, нейроны – 12% активны, ДНК деградация – 87%.

– Не… трогай, – Кай хрипел, его зрачки сузились в вертикальные щели. Изо рта полезли побеги. – Это единственный способ… – тело дёрнулось, кости трещали, перестраиваясь в опоры купола. – …защитить тебя.

Она встала, стирая с губ зелёную пену. «Защитить? – её смех разрезал воздух, как бензопила. – Ты стал удобрением для своей же ловушки!» Рука потянулась к панели управления, но провода уже цвели, выбрасывая бутоны с зубами.

Видения нахлынули снова: Кай-подросток бьётся на операционном столе, его крики глушит мицелий, заполняющий лёгкие. «Мама… прости!» – его пальцы царапают стекло капсулы, оставляя кровавые полосы. Залман в маске склоняется над ним: «Ты – сосуд. Твоя боль станет топливом».

– Нет! – Лира вцепилась в его лицо, теперь наполовину скрытое под корой. – Вернись! Ты должен… – её слова утонули в рёве платформы. Биокристалл в груди Кая взорвался светом, и купол замкнулся – живая броня из папоротников и титана.

Он упал на колени, руки превратившись в опоры свода. «Теперь… ты в безопасности, – голос звучал из стен, из дрожащих листьев. – Они не пробьются… пока я…»

Лира прижала ладонь к трепещущей коре на его спине. Под кожей пульсировали капилляры, перекачивающие его кровь в корни. «Пока ты не умрёшь? – её ногти впились в дерево, вырывая щепку с кусочком плоти. – Это и есть твоё искупление? Стать… мебелью?»

Его ответом стал хруст – грудная клетка раскрылась, как цветок, обнажая биокристалл, пронизанный его рёбрами. Голограмма над ним показала обратный отсчёт: 14:59… 14:58…

– Уходи, – прошелестели листья на потолке. – Через пятнадцать минут купол… станет моей гробницей.

Она ударила кулаком по кристаллу, раздирая костяшки. «Нет! Я не позволю тебе… – кровь и смола брызнули на лицо. – Не стану твоим палачом!»

Кай, теряя человеческие черты, протянул последний гибкий палец, чтобы коснуться её запястья. «Ты уже… не можешь… – кора поползла по её руке, прирастая к коже. – Мы… связаны…»

Лира отпрянула, разрывая срастающуюся плоть. На полу, в луже его крови, отражалось её лицо – с веточками вместо ресниц, с глазами, цветущими ядовитой зеленью. Где-то в рёве разрушения зазвучал смех Залмана из прошлого: «Смотри, Кай! Твоя боль кормит будущее!»

– Заткнись! – она заорала в пустоту, хватая топор. – Я вырежу тебя из его ДНК!

Удар лезвия по биокристаллу породил взрывную волну. Купол затрещал, осыпая их дождём листьев и осколков. Кай, теперь больше дерево чем человек, застонал: «Перестань… Ты убьёшь… нас…»

– Мы уже мертвы! – она била снова, рыча. – С первой клетки, с первого чипа!

Последний удар расколол кристалл. Купол рухнул, но вместо обвала хлынул свет – слепящий, чистый, выжигающий химерные коды. Кай, падая, обернулся на мгновение человеком: «Лира… прости…»

Она поймала его тело, уже лёгкое как сухой лист. «Нет, – её слёзы прорастали в его пустую грудную клетку. – Это я должна просить…»

На руинах, среди пепла, зацвел единственный цветок – с лепестками цвета титана и пестиком из биокристалла. В его сердцевине пульсировала голограмма: «Жертва = Любовь³ + Время».

«Симфония распада»

Свет барьера резал мутантов алмазными нитями, но их плоть не горела – цвела. Лира, прижав ладони к ушам, не могла заглушить звук: треск ломающихся костей смешивался с хором фотосинтеза. «Смотри! – Кай, превратившийся в живой реактор купола, кричал сквозь треск коры. – Они пожирают энергию!» Его голос исходил отовсюду: из трещин в стенах, из дрожащих листьев на потолке. Лира споткнулась о собственный отросток – биокристалл пророс из пятки, впиваясь в пол. «Отключи барьер! – она рванула провода, свисающие с его грудной клетки, но ток ударил её, оставив на пальцах узоры как на крыльях цикад. – Они адаптируются!»

Мутант с телом ягуара и шипами вместо шерсти шагнул сквозь луч. Кожа обуглилась, обнажив биокристаллический скелет, который тут же обрастал новыми мышцами из плюща. «Не адаптируются, – Кай застонал, и купол выпустил ливень ядовитых орхидей. Фиолетовые лепестки прилипли к мутантам, парализуя их нектаром. – Они… эволюционируют через тебя».

Лира посмотрела на свои руки – кристаллы прорастали сквозь суставы, вытесняя кости. Каждая грань отражала её лицо, но с чертами Залмана, Кая, тысячи незнакомцев. «Нет… – она била кулаками по стенам, но удары лишь ускоряли цветение. – Это ты связал нас с барьером!»

– Связал? – его смех вызвал грозу искр. Вспышки высветили правду: нити мицелия тянулись от её позвоночника к ядру купола. – Ты сама подключилась ко мне, когда вырвала чип! Твоё ДНК… оно жаждет соединения!

Орхидеи, распускаясь, заполняли воздух пудрой. Лира, вдыхая её, ощутила как мышцы деревенеют. «Что… сделал со мной?» – она рухнула на колени, а мутанты, парализованные, протягивали к ней ветви-щупальца.

– Ничего, – Кай прошелестел листьями. – Это твоя «симфония». Послушай.

Тишина накрыла платформу. Затем – звук. Биокристаллы Лиры звенели, как камертон, а в ответ мутанты издавали вибрации, превращавшиеся в мелодию. Её кости резонировали, выжигая разум. «Прекрати! – она вцепилась в кристалл на груди, вырывая его с мясом. – Я не твой инструмент!»

Кровь, ударившая фонтаном, была зелёной и густой. Мутанты завыли, а барьер погас. Кай рухнул с потолка, его тело – сплав плоти и древесины – разбилось у её ног. «Идиотка… – он схватил её за лодыжку, где кожа уже срасталась с полом. – Теперь мы… часть их системы…»