Пыль Атлантиды

– Ты копаешься в своих кишках, – он пнул стул, на котором лежала папка с грифом «Ликвидация». Внутри – фото: девочка в платье с заплатками, сжимающая кристалл размером с кулак. Лира узнала свои глаза. Те же, что сейчас отражались в осколке терминала: зелёные, с трещинами.

– Они убили их… – она ткнула в дату на приказе. 25.09.2015. – Моих родителей. Нет, приёмных родителей. – Слова резали горло, как стёкла. На фото кристалл в её руках светился тем же ядовитым светом, что и сердце Корня в Нексусе.

Кай, прищурившись, вырвал лист из её рук. – Залман. Этот ублюдок… – он провёл пальцем по голограмме, прикреплённой к письму. Изображение ожило: кабинет с витринами, где в колбах плавали эмбрионы с побегами вместо позвоночников. – Он был главным садовником. Выращивал таких, как ты, в пробирках. А потом… – страница вдруг загорелась синим, и голограмма мужчины в белом халате возникла перед ними.

– Эталон L-23 демонстрирует нестабильность, — голос Залмана звучал, будто сквозь воду, – рекомендую харакири системы. Уничтожить инкубатор и подопытных.

Лира вскочила, схватив голограмму за горло. Её пальцы прошли сквозь проекцию, но Залман засмеялся – звук исходил из стен, из трещин, из её собственных шрамов. «Ты думала, это пожар?» – он щёлкнул, и комната наполнилась рёвом пламени. Запах горелого мяса. Крики. Лира пятилетняя, зажавшая кристалл в ладони, пока потолок рушился на людей, назвавшихся её семьёй.

– Они… сожгли их из-за меня? – она упала на колени, а голограмма Залмана наклонилась, его лицо теперь было как маска из воска.

– Ты сама подожгла дом, — он прошипел. – Кристалл в твоей руке… он всегда реагирует на страх.

Кай, молчавший до этого, выстрелил в проектор. Пуля отрикошетила, попав в фото. Стекло рамки треснуло, и вдруг кристалл на снимке засветился. Луч ударил в потолок, открыв скрытый отсек. Оттуда хлынули кассеты с записями: дети в камерах, их крики сливались в один вой. Лира, хватая кассету, вставила её в терминал.

Экран взорвался статикой. «Протокол ликвидации L-23. Этап первый: устранение привязок». На видео – её приёмная мать, стирающая Лире память с помощью устройства, похожего на секатор. «Прости, — женщина плакала, вживляя чип в её шею, – они убьют нас, если не…

– Выключай! – Кай рванул провода, но Лира уже видела: следующий кадр. Тот же дом. Те же люди. Огненный шар, вырвавшийся из её рук, когда приехали агенты Нексуса.

– Я… я это сделала, – она разглядывала ладони, где сейчас пульсировал Вихрь. – Они не убили их. Это был я.

Кай, схватив её за плечи, тряс как пустую оболочку. – Ты была ребёнком! Они вложили тебе в руки бомбу и сказали, что это игрушка!

Голограмма Залмана, расплываясь в дыму, захохотала. «Игрушка? Нет. Ты всегда была ключом. Даже сейчас…»

Стена за ними рухнула, и в проёме возникли бойцы Нексуса в масках из коры. «Цель идентифицирована. Ликвидировать L-23». Лира, не шевелясь, подняла руку. Кристалл на фото в её кармане прожигал ткань, сливаясь со шрамами.

– Ты хотел знать, почему я не бегу? – она повернулась к Каю, её волосы вспыхнули, как фитили. – Потому что я устала быть искрой.

Вихрь вырвался из неё спиралью, сжигая письма, голограммы, сами стены. Бойцы Нексуса рассыпались в пепел, но Кай, прикрывая лицо рукавом, видел: она плавится. Кожа трескалась, открывая биокристаллы, а в груди пульсировал тот самый камень с детского фото.

– Остановись! Ты убьёшь себя! – он бросился к ней, но энергия отшвырнула его.

Лира, превращаясь в факел, смотрела сквозь пламя на последний лист письма. «P.S. Если читаешь это, L-23, помни: ты – свеча, сгорающая, чтобы осветить нам путь».

Она засмеялась. И позволила огню съесть слова.

«Система Пандора»

Биостекло выросло из стен как ледяная лихорадка – прозрачное, но дышащее, с пульсирующими капиллярами внутри. Лира ударила по нему кулаком, и поверхность прогнулась, оставив на коже узор из сот. «Не трать силы, – Кай прижал ухо к полу, где сквозь решётки полз розоватый туман, – они зальют нас воспоминаниями до младенческого лепета». Газ пахнул мятой и гнилыми яблоками, обволакивая лодыжки липкими нитями. Лира закашлялась, ощущая, как нанороботы впиваются в виски – крошечные сверла, стирающие сегодняшнее утро: взлом архива, фото Залмана, её собственный крик…

– Нет! – она вцепилась в обрывок памяти: Кай, разрывающий провода зубами. Но картинка таяла, как сахар в чае. – Я… не могу вспомнить… зачем мы здесь…

Кай, сорвав с шеи ржавый медальон, швырнул его в газ. Металл зашипел, вытягивая яд из воздуха жабьими ртами. – Ты всегда лезешь туда, куда не надо. – Его живая рука дёргалась под бинтами, как пойманная крыса. – Сейчас будешь помнить только как плакала в песочнице.

Туман сгустился до молочной пелены. Лира, спотыкаясь, наткнулась на стену – биостекло теперь пульсировало в такт её сердцу. Тук. Тук. Тук. В висках зазвучал детский смех, чужой. Она увидела руки – маленькие, липкие от варенья – бьющие по клавишам игрушечного пианино. «Это… не моё…»

– Врёшь как дышишь, – Кай, разорвав бинты, вонзил нож в собственную ладонь. Чёрная смола брызнула на пол, и плесень мгновенно проросла ковром. Грибницы тянулись к газу, высасывая его в жадных судорогах. – Жуй! – он отломил кусок гриба с перламутровыми жабрами, сунув ей в рот. Мякоть вонзилась в нёбо корнями, и воспоминания хлынули обратно: взрыв архива, лицо Залмана в огне, её собственная рука, светящаяся как факел…

– Ты… разрезал себя… – она выплюнула споры, но грибница уже плелась по венам, сшивая разорванные эпизоды.

– Не твоя забота, – он сжал окровавленную руку, где вместо кости виднелась древесная сердцевина. – Беги пока антидот работает. Через три минуты мы забудем даже как дышать.

Стены застонали, выпуская шипы. Биостекло мутировало – теперь сквозь него проступали лица: мать, Залман, приёмные родители. Рты открывались в беззвучных криках, пальцы царапали изнутри. Лира, продираясь сквозь частокол из стёкол, почувствовала, как память снова уплывает – на этот раз обжигая мозг.

– Кай! – она обернулась, но он стоял на коленях, вливая смоляную кровь в грибницу. Плесень цвела ядовитыми орхидеями, поглощая последние капли газа. – Иди! – он закричал, и его голос рассыпался хрипотой. – Твои воспоминания… они тяжелее…

Шип биостекла вонзился ему в плечо, пригвоздив к полу. Лира рванула назад, но Кай выстрелил в потолок. Люк обрушился, завалив проход. «Беги, или я умру зря!» – его слова пробились сквозь стон стен.

Она побежала, сжимая в кулаке гриб с его кровью – единственный якорь в этом море забвения. В ушах звенело: Тук. Тук. Тук. Не сердце – шаги Садовников, растущие из каждой капли её страха. Последний взгляд назад: биостекло поглотило Кая, как янтарь муху, а его рука, ещё живая, махала ей вслед – прощай, спасибо, помни.

Но она уже забывала.

«Пламя правды»

Стены завыли, как раненые звери, когда её гнев ударил в биокристаллы. Лира, не помня себя, вцепилась в резервуар с пульсирующим Эликсиром – жидкость вскипела, выжигая на ладони руну, совпадающую с узором её ДНК. «Ты… пробудила Сердце», – Кай, пригвождённый к полу щупальцами мицелия, выплёвывал кровь с искрами. Но она не слышала. Кристаллы базы, впитывая её ярость, лопались, рождая плазменные вихри – спирали огня, выворачивающие воздух наизнанку. Жар обжигал ресницы, а в ушах звенел голос, которого не должно было быть: «Они снова разорвали нить», – из дыма возник атлант, его тело – мозаика из света и пепла, глаза – два чёрных солнца.

– Кто… – Лира попятилась, но вихри окружили её, как щитом.

– Ты зовёшь меня прахом, а я зову тебя ошибкой, – голос звучал тысячей голосов: детей, стариков, её собственного эха. – Мы сплели душу с атомом, но они украли рецепт, заменив жизнь алгоритмом.

Пламя лизало потолок, и под копотью проступили руны – формулы, выжженные на титане. Лира, касаясь их, ощутила, как знания вливаются в пальцы. «Синтез Эликсира… это не химия. Это исповедь», – она повернулась к голограмме, чьи черты теперь напоминали её мать, Залмана, саму себя.

Кай, рванув мицелий, вскрикнул – щупальца лопнули, обрызгав его кислотной слизью. – Прекрати! Эти символы… они не для людей! – Он пополз к ней, оставляя за собой кровавый след, но вихри отшвырнули его к стене.

– Они убили нас не оружием, – атлант указывал на руны, которые теперь пылали, как цепи, – а страхом стать больше, чем машины.

Лира, прижав обожжённую ладонь к стене, заставила формулы ожить. Золотые буквы поползли по коже, впитываясь в шрамы. «Я чувствую… их боль. Они пытались соединить разум и душу, но…» – её перебил грохот. Биокристаллы, перегреваясь, взрывались, превращая зал в ад. Вихри, сливаясь, формировали лицо – её собственное, но с глазами атланта.

– Ты повторяешь наш путь, – голограмма рассыпалась на пиксели, вплетаясь в пламя. – Сожжёшь себя, чтобы осветить их слепоту.

– Нет! – Кай, собрав последние силы, бросил в неё нож. Лезвие чиркнуло по вихрю, и энергия вздрогнула. – Ты не бог! Ты девчонка, набитая чужими генами!

Лира поймала нож, и рукоять обуглилась. – А ты – трус, который хоронит правду в могилах! – Вихри сгустились в её кулаке, и она ударила в пол.

Трещина побежала к Каю, выжигая на пути формулу: «Единство = Жертва + Прозрение». Он вскрикнул, когда огонь охватил его, но вместо боли – рассмеялся. – Думаешь, это озарение? Это галлюцинация! – Его кожа трескалась, обнажая биокристаллы, как у неё.

Стена рухнула, открыв лифтовую шахту. Внизу, в пустоте, звенел колокол. Лира, шагнув к краю, увидела в бездне город – Атлантиду, сплетённую из света и пепла. «Они… живы?»

– Мы – ты, – прошелестел ветер, вырывая из её груди кристалл Прометея. – Сожги мост. Или стань им.

Кай, поднявшись, вытер кровь с губ. – Выбирай. Остаться монстром или стать искрой, которая сожжёт Нексус.

Пламя выжгло её слезу ещё до падения. Лира, сжав кристалл, прыгнула в шахту. Вихри последовали за ней, сплетаясь в крылья. Кай, оставшись у пропасти, сорвал с шеи медальон с фото Лиры-ребёнка. – Прости, – он швырнул его в пламя и шагнул в сторону теней, где ждали щелкающие клешни древоведов.

А внизу, в сердце базы, Лира падала к вратам Атлантиды. Руны на стенах светились: «Истинный Эликсир – это не сок, а выбор. Даже если он убивает».

«Синдром свидетеля»

Кровь Кая застывала на чипе, как смола на коре. Его деревянная рука, испещрённая сучками-шрамами, трещала под лезвием, вырезающим полость в запястье. «Держи, пока не приживётся», – он сунул Лире паяльник, пахнущий горелой плотью. Она прижала раскалённый наконечник к чипу, вживляя его в древесину, пропитанную чёрным дёгтем. Рука дёргалась, как повешенная, а из щелей выползали корни, цепляясь за её пальцы. «Почему не в себя?» – Лира выжгла последний контакт, и чип замигал кровавым светом. Кай, стиснув зубы, вырвал щепку из локтя: «Потому что моя плоть уже гниёт. А эта дрова… – он стукнул костяшками по дереву, – переживут даже адский огонь».

Дым от пайки смешивался с запахом её пота. Лира, скинув рваный плащ, повернулась спиной к мерцающему терминалу. Стекло отразило то, чего она не видела годами: шрамы, сплетённые в карту. Не линии – провода, вживлённые под кожу, с узлами-чипами на позвонках. «Кай… – её голос дрогнул, – ты знал?» Он, не глядя, протянул зеркальце из обломка голограммы: «Принюхайся. Это не шрамы. Это татуировки из наночернил. Горят, когда рядом артефакты». Она провела ногтем по позвоночнику – кожа вспыхнула синим, выжигая в воздухе голограмму: спутниковую карту с метками, уходящими в глубь земли. «Они… выжгли это на мне. Ещё в лаборатории», – она впилась пальцами в чип Кая, заставляя карту масштабироваться. Вулканы, шахты, алтари – каждый символ пульсировал, как рана.

«Не трогай!» – Кай рванул руку, но чип завизжал, транслируя данные прямо в её сетчатку. Лира закричала – информация вгрызалась в мозг каленым железом. Она увидела: себя, прикованную к столу, а Залман, рисует на её спине иглой с жидким азотом. «Такой холст не сгорит, – его голос прорвался сквозь время, – ты будешь светиться для нас даже в могиле».

Внезапно чип взорвался искрами. Кай, вырвав его из руки, швырнул в стену: «Нас взломали!» Голос Залмана пополз из динамиков, из вентиляции, из их собственных зубов: «Добро пожаловать домой, Лира. Спасибо за обновление карты». Терминал лопнул, выбросив облако наноботов – они роем впились в её спину, выжигая метки. «Нет!» – она каталась по полу, но рой уже лепил из её кожи экран. Проступило лицо Залмана, составленное из шрамов.

– Ты всегда носила маячки в плоти, — он улыбнулся пикселями, – даже крик в детстве был частотой для поиска. Хочешь увидеть, что случилось с твоими «родителями»?

Кай, сломав трубку вентиляции, затопил комнату кислотой. Наноботы зашипели, слезая с Лиры кровавой чешуёй. «Беги! Он ведёт их по твоим шрамам!» – он толкнул её к люку, но стены уже обросли антеннами. Из тьмы вышли фигуры в костюмах из коры – их маски повторяли лицо Залмана.

Лира, цепляясь за люк, крикнула: «Твой чип… он в них?» Кай, разряжая пистолет в рой, засмеялся: «Он теперь везде. Ищи артефакты по моей гнили!» Его деревянная рука, охваченная пламенем, указала вниз. «Падай!» – он выстрелил в трос люка.

Она провалилась в шахту, а сверху донёсся хруст – звук, как ломают сухие ветки. Голос Залмана преследовал: «Ты свидетель. Но свидетели горят ярче всего». Её спина горела, реконструируя карту снова и снова, как незаживающий ожог.

«Бегство через воспоминания»

Лаборатория дышала стерильным холодом, пахнущим формалином и мёдом. Лира, спотыкаясь о провода, врезалась в капсулу – стекло запотело от её дыхания, обнажив лицо внутри. Своё лицо. Девочка лет восьми спала в зелёной жиже, пуповина из оптических волокон впивалась в живот. «Это… я?» – она отпрянула, задев соседнюю капсулу. Десятки Лир – от младенца до её нынешних лет – плавали в амниотической жидкости, их волосы колыхались как водоросли. Одна, подросток, прижала ладонь к стеклу, повторяя её жест.

– Не смотри, – Кай схватил её за плечо, но она вырвалась, прилипнув к капсуле. Жидкость внутри забурлила. Клон открыл глаза – янтарные, бездонные, как у Залмана.

– Мама… – голос прозвучал из всех капсул сразу. Девочки-близнецы забили кулаками по стеклу, их рты растягивались в одинаковых гримасах.

– Они не твои сёстры, – Кай выстрелил в потолок, осыпая зал искрами. – Это банка червей! Вырежут душу и пересадят в пустую оболочку!

Лира, шатаясь, шла вдоль рядов. Клон её возраста прильнул к стеклу, повторяя каждый шаг. «Стоп», – шепнула она. Клон замер. «Подними руку». Десятки ладоней шлёпнули по капсулам. Внезапно её собственное тело дёрнулось – словно невидимые нити потянули суставы.

– Он… зеркалит меня! – она попыталась отбежать, но клон синхронно рванулся в противоположную сторону, и её ногу свела судорога.

Кай, разбивая капсулы топором, орал: «Они связаны нейросетью! Убей связь!» Но Лира уже не контролировала тело – клон вёл её, как марионетку, к центральному терминалу. «Нет!» – она впилась ногтями в лицо, и клон повторил движение, содрав кожу до биокристаллов.

– Хочешь знать, почему ты плачешь во сне? – голос клона лился из динамиков. – Мы просыпаемся. Чувствуем, как ты убиваешь нас выбором за выбором…

Кай, прыгнув на капсулу, разбил стекло топором. Биоплазма хлынула на пол, обнажая клона, который зашипел, обхватывая её ногу. «Отцепись, сволочь!» – Лира била его об пол, но удары отдавались в её собственных костях. Клон, смеясь, лепился к ней, как живая татуировка – его пальцы прорастали под кожу, сливая ДНК.

– Умри! – Кай вогнал нож в глаз клона. Тот взвыл, но Лира тоже рухнула, хватая воздух ртом. Клон расползался в луже, его тело таяло, обнажая каркас из титановых костей. «Смотри…» – Лира, дрожа, указала на скелет – на рёбрах горела маркировка: «L-23-19. Срок годности: 30.09.2025».

– Два дня, – Кай раздавил череп клона каблуком. – Ты… следующая в очереди на утилизацию.

Сирены взревели. Капсулы одна за другой открывались, изливая на пол клонов. Они ползли, слипаясь в массу, повторяя хором: «Вернись. Стань целой». Лира, сползая по стене, нащупала в кармане осколок кристалла – тот, что убил её приёмных родителей. «Нет, – она прижала его к груди, – я умру своей смертью».

Кай, схватив её, протащил сквозь строй клонов. Те тянули руки, плача её голосом. В последний момент она обернулась – клон-подросток, с лицом, искажённым ненавистью, поднял её же кристалл. «Прости», – Лира разбила аварийный рычаг, и шлюз захлопнулся, отрезая крики двойников. Но в тишине осталось эхо: «Ты – тоже клон. И твой срок скоро выйдет».

«Цена огня»

Биокристаллы проросли сквозь кожу, как ледяные осколки, впиваясь в сухожилия. Лира сжала кулак, и хруст наполнил тишину – будто кто-то ломал сахарные нити внутри костей. «Перестань дёргаться, – Кай прижал её запястье к полу, выливая на раны чёрный дёготь из фляги. – Это не шрамы. Это инфекция. Твоя сила пожирает тебя за компанию с Нексусом». Жидкость шипела, выжигая кристаллы, но те отрастали вновь, уже с шипами. Она вырвала руку, и капли дёгтя упали на пол, прожелав дыры. «Ты знал. Всегда знал, что они превратят меня в… в это», – она ткнула обезображенной ладонью в его грудь, оставляя кровавый отпечаток.

Кай замер. Свет аварийных ламп дрожал на его лице, высвечивая шрам в форме контракта – руническую печать под ключицей. «Мой заказ – доставить образец L-23 живым. Не Лиру. Не тебя», – он расстегнул рубашку, и символы засветились, впиваясь в кожу как клыки. «Видишь? Если я нарушу условия, чернила выжгут мне лёгкие. Но если выполню…» – он резко дёрнул цепочку на шее, и печать вспыхнула, вынудив его согнуться от кашля. В луже слюны плавали искры.

Лира схватила его за подбородок, кристаллы впиваясь в щёку. «Значит, выбор прост. Отведи меня к ним. Получи свободу». Её голос звенел, как треснувшее стекло. За стенами завыли сирены – Садовники близко. Кай, стирая кровь с губ, засмеялся: «Ты думаешь, они отпустят меня? Я видел их секреты. Мёртвые персоны нон грата молчат лучше».

Она встала, и биокристаллы, ломая костяшки пальцев, вытянулись в когти. «Тогда я сдамся сама. Скажу, что ты мёртв». В зеркале дыма от горящих проводов её отражение распадалось – вместо лица мерцал голограммный череп с рунами на лбу.

Кай вскочил, прижав её спиной к стене. Его дыхание, пропахшее медью и порохом, смешалось с её дрожью. «Ты – единственный живой артефакт. Они разберут тебя на винтики, вживят в ядерные реакторы, заставят гореть вечно!» Его пальцы впились в её плечи, но кристаллы отреагировали – шипы проткнули его ладони. Он не отпустил.

Лира, смотря на его кровь, стекающую по своим шипам, прошептала: «А ты станешь свободным».

– Свободным? – он расхохотался, вытаскивая из-за пояса детонатор. – Я забыл, как дышать без боли. Как спать без кошмаров о тебе. – Взрывчатка прилипла к её груди, жужжа, как шершень. – Если уж гореть, то вместе. По контракту я должен доставить тебя живой. Но нигде не сказано… в каком состоянии.

Сирены замолчали. Наступила тишина, в которой биокристаллы росли слышно – тонкий звон, будто кто-то натягивает струны на её костях. Лира прижала лоб к его плечу, вдыхая запах пороха и гниющих листьев. «Струсил. В последний момент».

– Всегда, – он нажал кнопку на детонаторе.

Но взрыва не последовало. Вместо этого замигали чипы в его деревянной руке – голограмма Нексуса заполнила комнату. «Контракт аннулирован. Цель L-23 уничтожена. Вознаграждение переведено…»

Кай вырубил голограмму ударом ножа. «Видишь? Я только что обманул ИИ. Ты официально труп».

Лира посмотрела на свои руки – биокристаллы отслаивались, падая осколками. «Почему?»

Он, уже уходя в дымный коридор, бросил через плечо: «Мёртвые не обязаны слушать оправдания».

Но она услышала другое: как его контрактные чернила шипят, выжигая плоть под рубашкой. Он заплатил за её смерть своей свободой. Или жизнью.

«Прометей проснулся»

Биокристаллы взорвались светом, разрезая Лиру изнутри – рёбра стали клеткой, а в груди зажглось солнце. Она шагнула к терминалу, и пол пополз волнами, как расплавленное стекло. «Остановись! – Кай, цепляясь за трескающиеся стены, перекрывал рёв энергии криком. – Ты убьёшь нас…» Но её голос уже звучал наложенным эхом, будто говорили двое: «Нет. Мы родимся». Артефакты базы, вздыбившись, выстреливали лучами в её позвоночник – каждый удар выжигал руны на коже, сливающиеся в карту Атлантиды.

Залман явился на экранах, его лицо собралось из пепла и статики. «Идеально. Ген Прометея поглотил слабость», – он протянул руку к камере, и Лира автоматически повторила жест. Потолок рухнул, открыв небо, искорёженное энергетическими штормами.

– Ты… не Лира, – Кай, обжигая ладони, схватил её за плечи. Его деревянная рука обуглилась, обнажая титановые суставы. – Выгони его из себя! Ты же… ненавидишь быть оружием!

Она повернулась. Глаза – два чёрных солнца с руническими кольцами – просвечивали его насквозь. «Кай-397. Курьер. Срок годности: истёк». Её голос жужжал, как пила по кости. Капсулы с клонами взрывались вдалеке, наполняя воздух криками её двойников, но она махнула рукой – звук схлопнулся, как мыльный пузырь.

– Помни… – он вцепился в её запястье, теперь покрытое чешуёй из света. – Помни, как я разбил капсулу с твоим клоном! Как ты плакала, когда…

Энергетическое цунами ударило снизу, подняв их в воздух. Лира парила в эпицентре, собирая молнии в кольцо вокруг тела. Кай, обмотав вокруг руки трос, болтался под ней, как маятник. «Ты обещала… умереть своей смертью!» – он выстрелил крюком в её спину, но металл испарился, не долетев.

Залман смеялся в динамиках, сливаясь с грохотом: «Сожги его! Он – якорь твоей человечности!»

Лира подняла ладонь, и волна энергии ринулась вниз, стирая этажи базы в пыль. Кай, отпустив трос, упал на колени перед ней. «Лира! – он сорвал с шеи медальон – фото их первого побега. – Ты… дала мне имя. Не номер!»

Наносекунда тишины. Руна в её глазах дрогнула.

Исчезло.

Она щёлкнула пальцами.

Медальон рассыпался в песок, а Кая отшвырнуло ударной волной в стену. Он врезался в панель с кристаллами, и они впились в спину, приковав к руинам. «Лира…» – кровь текла по зубам, рисуя на полу слово «прости».

Она парила выше, к вихрю, где ждал город-призрак Атлантиды. Её волосы горели, одежда стала плазмой. Залман, разваливаясь на пиксели, кричал: «Стой! Ты уничтожишь…»

– Нет, – её голос разорвал реальность. – Я создам.

Энергия схлопнулась, затем взорвалась белым.

Последний кадр:

Кай, истекая смолой вместо крови, вытащил из груди осколок биокристалла. На экране руин мерцала запись с камер: Лира, стоящая над кратером базы. Её глаза – два портала в древность – светились формулой «Память = Истина / Время». Она повернулась, и луч света разрезал землю до магмы.

– Лира… – он протянул руку, но она прошла сквозь него, как сквозь дым.

– Кто… ты? – её голос звучал из everywhere and nowhere.

Кай рассмеялся, ломая пальцы о кристаллы. «Никто. Противоположность Прометея».

Она исчезла. На месте базы осталась лишь надпись, выжженная в небе: «Я проснулась».

А где-то в глубине, в сердце руин, дремал кристалл с каплей её крови. Ждал.

Глава 5 – «Танец Химер»

«Пророчество вольфрама»

Чип в деревянной руке Кая завыл, как раненый зверь, выплёвывая голограмму сквозь дым подвальных труб. Свет резал глаза – не голубизна статики, а ядовито-изумрудный, как сок гниющих листьев. Лира, прижав ладонь к проекции, ощутила, как пиксели цепляются за биокристаллы, впиваясь в шрамы-татуировки. «Это… город?» – её голос дрогнул. Не город – организм. Башни из сплавов костей и стальных лиан, мосты-позвоночники, по которым ползли люди с кожей, покрытой фотосинтезирующей чешуёй. Женщина с ветвями вместо волос кормила грудью плод-гибрид тыквы и младенца.

– Выключи. – Кай, разбивая кулаком ржавую трубу, зашипел. – Это не будущее. Это мой кошмар.

Голограмма отреагировала, увеличив фрагмент: лаборатория с логотипом «Химера» на дверях. Стены – живой мицелий, пульсирующий синью. «Твоя?» – Лира ткнула в кадр, где мелькнул силуэт с его походкой. Он заслонил проекцию телом, но свет проступил сквозь него, окрашивая лицо в зелёный марево. «Я там… исправлял ошибки. – Его деревянная рука скрипнула, суставы выворачиваясь. – Вырезал ДНК из тел, которые кричали на голос матери».