Пыль Атлантиды

– Прекратите… – она завыла, глядя, как кристалл пожирает её руку до локтя, превращая кости в прозрачные стержни. – Это не… генератор… это гроб…

Из трещины в бетоне вырвался зелёный пар, и в нём заплескались голоса: «Спасибо за активацию…». Её шлем треснул, и плёнка с левого глаза сползла, открывая зрачок – теперь идентичный тем, что были у статуй: квадратный, мерцающий, как экран умершего телевизора. В последний момент, прежде чем кристалл полностью поглотил её лицо, Лира успела увидеть, как дата на часах сменяется бесконечной строкой: «█████ █████ █████».

Фотография, сделанная автоматической камерой, запечатлела лишь начало – руку, сросшуюся с монолитом, и отражение, где человеческое и чуждое сплелись в гримасе. Но те, кто позже находили этот кадр, клялись, что слышали шепот из бумаги: «Он голоден… Он ждёт…». А в затемнённых лабораториях Нексуса мониторы показывали странный рост – биокристалл Эмпайр-стейт-билдинг в ту самую секунду начал пульсировать в такт ударам сердца, спящего глубоко под Манхэттеном.

Часть 1: Ядовитые приливы

Глава 1 «Акванавт»

«Риф из стекла»

Вода обнимала её как любовник-душитель – плотно, с хлюпающим хрипом в клапанах шлема. Лира проплыла над коралловым кладбищем, где ветви некогда цветущих мадрепор превратились в ломкие шипы, вонзающиеся в толщу океана под углом, словно брошенные великаном дротики. «Ещё неделя – и этот сектор закроют. Снова», – её губы шевельнулись за стеклом, а голос в герметичном шлеме прозвучал как скрежет шестерней. Фиолетовые полосы планктона извивались в ржавой воде, цепляясь за гидрокостюм-биосенсор – материал пузырился там, где ядовитые нити касались его, оставляя шрамы, похожие на карту архипелага.

– СТ-47, зафиксируй образцы с координат 34—89, – голос из комлинка лопнул пузырьком статики. Механическая медуза с логотипом «Нексус» на куполе – полупрозрачном, как студень, с мерцающими золотыми жилками – дёрнула щупальцами-антеннами, выпустив облако микросканеров. Они впились в стеклянный риф, и Лира услышала скрежет – будто кто-то точит нож о позвоночник кита.

– Почему всегда я? – она схватила щипцами обломок коралла, и тот рассыпался в перчатке, порезав ладонь осколками. Кровь, смешиваясь с водой через трещину в перчатке, закрутилась в спираль, которую жадно поглотили фиолетовые нити. – Чёрт! – Лира дёрнула рукой, но планктон уже обвил запястье, впиваясь микроскопическими крючьями.

Гидрокостюм завизжал предупреждением – биосенсоры на предплечье замигали ядовито-зелёным. «Токсичность: 78%», – высветилось на дисплее, буквы расплываясь, будто тая. Медуза приблизилась, её титановые щупальца с клацающими камерами уставились на рану. – Рекомендация: ампутация – женский голос синтезатора прозвучал сладко, как сироп. – Протокол Нексус-12 требует…

– Заткнись, – Лира ударила прибором по куполу медузы, и тот зазвенел, как разбитая люстра. – Ты тоже скоро станешь ржавым хламом на дне.

Она поплыла глубже, туда, где рёбра мёртвого кита торчали из песка, оплетённые проводами. Биосенсорный костюм ныл на стыках, сопротивляясь давлению, а в ушах стоял вой – не воды, нет, самих молекул, распадающихся на атомы отравы. «48 часов до карантина», – мигал таймер на запястье, отсчитывая время до того, как этот участок зальют кислотой, превратив в пузырящуюся пустыню. Лира протянула руку к китовому черепу – глазница была заполнена чёрными мидиями, их створки шевелились, словно губы.

– Что вы там шепчете? – она прижала ладонь к раковине, и та лопнула, выпустив струю чернил. Жидкость зависла в воде, образуя буквы: NEXUS LIED.

Медуза догнала её, щупальца впились в плечо. – Образцы повреждены. Требуется дезинфекция. – В куполе мелькнул красный свет, и сканеры начали жужжать, прожигая дыры в гидрокостюме.

– Отвяжись! – Лира рванулась в сторону, и луч резанул по китовым рёбрам – кости вспыхнули синим пламенем, обнажая титановый каркас внутри. «Искусственный…» – она замерла, наблюдая, как плавник-пропеллер медленно вращается в токсичном потоке. – Они даже китов…

Внезапно вода сгустилась, сдавив грудную клетку. Биосенсор завизжал: «Токсичность: 99%». Фиолетовые полосы планктона сплелись в сеть, опутывая её ноги, а сквозь рёбра кита проползла тень – огромная, с щупальцами из сплавленного пластика. Лира потянулась к ножу на поясе, но пальцы скользнули по рукояти, покрытой слизью. «Ещё неделя», – подумала она, глядя, как медуза Нексуса начинает плавиться, её золотые жилки стекают в воду ртутными каплями. – И я бы закрыла этот ад первой.

«Цена воздуха»

Воздух на станции пах как выдох робота – маслянистый, с привкусом озона. Лира, сдирая гидрокостюм, прилипший к телу словмина кожа второй, услышала, как Оскар колотил гаечным ключом по фильтрам. «У тебя сегодня 3 часа на погружение, не задыхайся», – бросил он через плечо, его голос пробивался сквозь гул вентиляторов, выплёвывающих воздух порциями, будто скупердяй-автомат. Таймер на запястье Лиры, похожий на наручники с зелёным циферблатом, щёлкнул: 02:59:59.

– Три часа? – она швырнула перчатку в лужу электролита, и та зашипела, сворачиваясь в чёрный комок. – Вчера было четыре. Ты что, крадёшь мои вдохи для своих гребанных кактусов?

Оскар обернулся, его лицо под маской сварщика было испещрено шрамами от ожогов, как карта метро. «Кислород дороже твоих мозгов, принцесса, – он ткнул ключом в трубопровод, откуда сочилась жёлтая жидкость. – Спроси у Нексуса, почему их фильтры забиваются кристаллами». Внезапно свет мигнул, и на стене за его спиной Лира увидела тень – не его, нет, что-то с слишком длинными пальцами, копошащееся в вентиляции.

Таймер щёлкнул снова: 02:59:41. Лира прижала ладонь к груди, где под кожей пульсировал чип-биосенсор. «Они везде, эти кристаллы, – прошептала она, наблюдая, как капли с потолка падают в ритме таймера. – Вчера… внутри кита…»

– Заткнись о китах, – Оскар ударил по клапану, и тот выстрелил струёй пара, закрутившейся в спираль. – Ты знаешь, что бывает с болтунами? Их отправляют в…

Глаза Лиры вдруг зажглись болью – острой, как удар гарпуна в позвоночник. Она вцепилась в стол, слыша, как тиканье таймера замедлилось: тик… тик… тик…. На ржавой поверхности металла проступили узоры – точь-в-точь как на тех проклятых артефактах из Атлантиды. Золотые линии пульсировали, складываясь в глаз без века, который моргнул.

– …в шахты. Эй, ты как? – голос Оскара провалился в вату, а когда вернулся, был обёрнут статикой. Лира, задыхаясь, увидела, как его тень на стене обрела щупальца и клыки.

– Ты… ты видишь это? – она протянула руку к стене, но узоры исчезли, оставив лишь потёки ржавчины. Таймер взорвался треском: 02:55:30.

Оскар снял маску, его глаза сузились. «Вижу, что ты тратишь воздух. – Он швырнул ей кислородный баллончик, обёрнутый в грязную тряпку. – Держи, подыши в обход системы. Но если поймают…»

Лира прижала баллон к груди, чувствуя, как холодный металл жжёт через ткань. «Знаю, – она глотнула, и вкус крови заполнил рот. – Сожгут лёгкие, как в прошлом месяце Саймона».

Тень за спиной Оскара дёрнулась, и вентиляция запела – высоко, как умирающий кит. Где-то в трубах что-то заскреблось, повторяя ритм её таймера.

«Лаборатория в пузыре»

Свет здесь был ненастоящий – бирюзовый, пульсирующий в такт щупальцам кальмаров, приклеенных к потолку вместо ламп. Их тела, полупрозрачные, как медузы, сгущались в узлы над столами, и когда Лира проходила под ними, тени на её лице извивались, словминая черты в гримасу. «Прекратите жевать провода!» – крикнула она, шлёпая ладонью по аквариуму, где рыба с кристаллами вместо чешуи билась о стекло, оставляя царапины алмазной остроты. В ответ послышался смешок – это Майя, лаборантка с жабровыми надрезами на шее, ковыряла скальпелем в чашке Петри.

– Твои питомцы опять объели датчики, – Майя подняла пинцетом нечто, напоминавшее глазное яблоко с плавниками. – Хочешь, скормлю им твой обед?

Лира не ответила. В углу лаборатории, за стеной из пузырящегося поликарбоната, плавал образец 331-F – угорь с жабрами, выделяющими серную кислоту. Каждый его вдох оставлял жёлтые подтёки на стекле, а голограмма-дневник над аквариумом мерцала, как призрак: «…адаптация или агония?». Запись её собственного голоса, сделанная неделю назад, звучала чужой – спокойной, почти равнодушной.

– Ты слышала, что они сделали с сектором G? – Майя бросила глазоплавник в аквариум, и вода тут же закипела, растворяя плоть. – Закачали туда щёлочь, чтобы нейтрализовать кислоту. Теперь там плавают мыльные пузыри размером с подлодку.

Лира прикоснулась к голограмме, и пальцы погрузились в холодный пиксельный туман. «Они ошибаются, – сказала она, наблюдая, как угорь 331-F сдирает с себя лоскуты кожи, обнажая кварцевые рёбра. – Это не борьба. Они… сотрудничают с ядом».

Внезапно кальмары-лампы синхронно погасли. Синий свет сменился багровым – сигнал тревоги. Аквариумы забулькали, выпуская пузыри, которые лопались с хлопками, похожими на рукоплескания. Лира рванулась к панели управления, но пол под ней дрогнул: сквозь иллюминатор в полу, заляпанный слизью, проплыла тень. Огромная, чешуйчатая, с плавниками, утыканными обломками титана.

– Смотри! – закричала Майя, прилипшая к стеклу. – Это же…

Тень ударила хвостом. Ударная волна сотрясла лабораторию, и аквариум с угрём треснул – струя кислоты брызнула на голограмму. Запись дневника исказилась, голос Лиры растянулся, как расплавленный пластик: «А-а-а-да-а-пта-а-ция…».

– Закрой клапан! – Майя, закрывая лицо руками, споткнулась о щупальце кальмара, упавшего с потолка. Его биолюминесценция гасла, окрашивая пол в цвет запёкшейся крови.

Лира вцепилась в рычаг, но он не поддавался, будто вмёрз в лёд. За стеклом угорь 331-F, наполовину расплавленный, бился в конвульсиях, а его кристаллы звенели, как разбитое стекло. «Он зовёт их, – прошептала Лира, чувствуя, как вибрация проходит сквозь кости. – Они пришли за своими…»

Свет вернулся, но теперь кальмары светили ядовито-зелёным. На стене, где секунду назад была тень, висел экран с данными: все показатели 331-F застыли на нуле. Только в углу, мелким шрифтом, мигало: «Обновление ДНК… 100%».

– Адаптация, – Лира разжала ладонь, и с пальцев стекала слизь, пахнущая мятой и металлом. – Они всегда выигрывают.

Майя, поднимаясь с пола, выплюнула зуб. – Что выигрывают?

Но ответа не последовало. Голограмма дневника, теперь вечно застывшая на вопросе, бросала синеву на лицо Лиры, пока та смотрела, как снаружи, в чёрной воде, загораются тысячи крошечных огней – словно звёзды, решившие утонуть.

«Танец щупалец»

Щупальце медузы скользнуло по скальпелю, оставляя перламутровый след, который светился в ритме пульса Лиры. «Ты что, зеркало?» – она наклонилась ближе, и существо в аквариуме повторило движение, его полупрозрачное тело сжалось, обнажая узоры – точные копии её татуировок: переплетение морских узлов на левом плече, теперь мерцающих на куполе медузы ядовитой бирюзой. – Смотри-ка, у тебя мой роза ветров, – Лира коснулась стекла, и существо выпустило нити ДНК, зависшие в воде как ноты на невидимом стане.

– Эй, мутант! – в дверь ворвался Оскар, запах смазки от его комбинезона перебил запах йода. – Это тебе не тату-салон. Нексус приказал…

– Приказы, – она перебила, нажимая стимулятор. Медуза вздрогнула, и на её щупальцах проступили новые узоры: координаты сектора G. – Смотри! Она картограф. Или шпион.

Оскар замер, его взгляд скользнул по цифрам, застывшим в гелевой плоти. – Чёрт… Это же «мёртвая» зона. Там ничего нет, кроме…

Сирена взревела, разрывая тишину на клочья. Красный свет залил лабораторию, превращая аквариумы в кровавые ванны. Медуза сжалась в комок, её узоры вспыхнули предупреждением: NON LICET.

– Движение в запретном секторе, – голос из динамика звучал механически, но Лира уловила дрожь. – Все сотрудники – в капсулы. Карантин.

Оскар рванул её за рукав, но она вырвалась, чувствуя, как татуировки на плече горят. «Они там. Те, кто рисует карты», – она потянулась к гидрокостюму, ещё влажному от предыдущего погружения.

– Самоубийца! – Оскар блокировал дверь, его тень на стене раздвоилась, второе очертание с рогами. – Ты умрёшь как Саймон. Твои лёгкие…

– Мои лёгкие уже полны их чернил, – Лира втиснулась в костюм, ткань прилипла к ожогам от планктона. – А ты? Боишься, что они найдут твои сокровища в вентиляции?

Он отпрянул, будто ужаленный. Медуза в аквариуме вдруг ударила в стекло, оставив трещину в форме спирали ДНК. Лира выхватила нож, лезвие которого покрылось инеем – предвестник перепада давления.

– Если не вернусь… – она бросила взгляд на медузу, чьи узоры теперь показывали глубину 2340 метров. – Сожги лабораторию.

Тень за спиной Оскара дёрнулась, и он засмеялся – сухо, как треск сломанной шестерни. – Обещаю.

Шлюз захлопнулся, вытесняя последние молекулы безопасного воздуха. Вода, проникая в шлем, пахла железом и гнилыми водорослями. Таймер на запястье замигал: 00:00:00. «Сюрприз, Нексус», – Лира активировала фонарь, луч выхватил из темноты силуэт – не рыбу, не машину. Существо извивалось, как спираль ДНК, его тело состояло из обломков титана и щупалец, усеянных кристаллами. Оно танцевало, повторяя узоры её татуировок, а в такт движениям в толще воды вспыхивали голограммы: лица. Саймон. Другие пропавшие.

– Покажите мне, – она протянула руку, и существо выпустило нить – горячую, как провод под напряжением. – Что вы прячете…

Нить впилась в чип на груди, и мир взорвался болью. Видения хлынули потоком: подводные шахты, где кристаллы прорастали сквозь черепа, лаборатории Нексуса, где из ржавой воды собирали новых медуз-шпионов. И голос, повторяющий на всех языках: «Мы – карта. Вы – граница».

Таймер ожил, показывая обратный отсчёт: -00:17:32. Лира поняла – её ДНК теперь часть танца. А где-то выше, на станции, медуза в аквариуме начала плавиться, выводя на своём теле новые координаты.

«Световая симфония»

Тьма расступилась взмахом дирижёрской палочки – первый коралл вспыхнул синим, затем фиолетовым, и вот уже вся бездна пульсировала в такт адреналину, бьющемуся в её висках. Лира замерла, чувствуя, как гидрокостюм вибрирует, повторяя ритм сердца: тук-тук-тук – словно кто-то стучал изнутри по рёбрам. «Эликсир-Ω…» – прошептала она, наблюдая, как сенсоры на запястье зашкаливают, превращаясь в огненные кольца. Воздух в шлеме запахёл горелым миндалём – запах неизвестной энергии, пожирающей кислород.

– СТ-47, фиксируй! – её голос потонул в хоре щелчков, тресков и гула, что издавали кораллы. Механическая медуза, выпущенная следом, зависла в ступоре, её щупальца дёргались, повторяя световые волны. – Чёрт, ты тоже под гипнозом…

Она протянула руку, и ближайший коралл, похожий на застывший взрыв, коснулся перчатки. Тепло – нет, жар – прошёл по венам до самого сердца, выжигая следы яда. «Мама…» – в ушах прозвучало эхо детского голоса. Лира дёрнулась, чуть не выронив нож: на основании рифа, под слоем окаменевших водорослей, проступили символы. Те самые, что были выгравированы на медном талисмане, который отец бросил в океан, умирая.

– Не может быть… – её пальцы скользнули по резным линиям, и кораллы запели – высоко, как стеклянные арфы. Где-то внизу, в тёмной щели, забилось малиновое свечение. Тук-ТАК-тук. Не её сердце. Чужое.

– Лира, немедленно возвращайся! – в комлинке взорвался голос Оскара, но искажённый, будто пропущенный через воду. – Энергия… разъедает корпус…

Она отключила связь. Световая симфония нарастала: теперь кораллы горели узорами её татуировок, сплетая их с древними рунами. Гидрокостюм пищал: «Уровень Эликсир-Ω: 99,9%». Кожа под костюмом онемела, потом загорелась – каждый мускул стал струной, вибрирующей в унисон рифу.

– Что вы хотите? – Лира прижала ладонь к символу, и металл талисмана, давно потерянного, вдруг жгло в кармане. Нереально. Невозможно. Но когда она достала его, медный диск сиял, как в день, когда отец сказал: «Они зовут нас домой».

Кораллы взорвались светом. На миг Лира увидела их: тени с глазами из расплавленного кварца, танцующие в эпицентре энергии. Их пальцы – нет, щупальца – тянулись к её талисману, сливаясь с узорами в единую карту. «Портал…» – мелькнуло в сознании, прежде чем боль пронзила череп.

Гидрокостюм завизжал, датчики впились в тело иглами. «Критическая перегрузка», – предупреждал экран, но Лира, ослеплённая светом, уже видела иное: океан, вывернутый наизнанку, где кристаллы Нексуса были лишь осколками чего-то большего. Где-то в глубине билось сердце – огромное, обёрнутое титановыми цепями.

– Возвращайся! – Оскар снова в эфире, его голос теперь с примесью страха. – Вся станция… плавится…

Лира сжала талисман, ощущая, как медь вплавляется в плоть. «Они зовут домой», – повторила она мысленно, и кораллы, словно услышав, рванулись вверх, пронзая толщу воды лучами. Где-то выше, на поверхности, начали взрываться буи Нексуса, но здесь, в эпицентре симфонии, время сплелось в узел.

Когда тьма вернулась, остался лишь медный диск в её руке – холодный, мёртвый. И голос в комлинке, твердящий: «…стабилизация невозможна». Но на запястье, поверх треснувшего таймера, светился новый символ: руна, означавшая на языке предков – предел.

«Образец 001-А»

Титановый бур завизжал, как раненый зверь, когда иглы коралла впились в его блестящую оболочку. «Держись, крошка…» – Лира вдавила весло управления в живот, чувствуя, как вибрации дрели отдаются в костях зубной болью. Светящийся коралл, похожий на сплетение замороженных молний, сжался в комок, выстреливая шипами. Один пронзил перчатку – холодная сталь прошла сквозь ладонь, пригвоздив руку к рукояти. «Чёрт! СТ-47, отсеки…» – но медуза-дрон уже плясала в конвульсиях, её щупальца, опутанные биолюминесцентными нитями, рвались как струны.

– Прекратите бурение – голос Нексуса в шлеме зазвучал в такт пульсации коралла, сладкий и липкий, как патока. – Образец 001-А неприкосновенен.

Лира вырвала руку, оставив клочья перчатки на шипе. «Неприкосновенен? – она плюнула на стекло шлема, и слюна смешалась с кровью на ране. – Ты боишься его, да?» Бур, треснувший пополам, упал на дно, и из трещины коралла хлынула капля – не жидкость, а свет, сгущенный до металлической тяжести. Эликсир-Ω. Он упал на тыльную сторону её руки, и кожа запела.

Боль сменилась холодом, пронзившим мозг ледяной иглой. Лира рухнула на колени, и песок вокруг закипел, образуя мозаику: город. Не руины – нет, сверкающий сплав арки из жидкого света и башен, чьи шпили были сплетены из спиралей ДНК. Тени скользили по улицам-акведукам, их тела мерцали, как голограммы, а в центре, вместо сердца мегаполиса, пульсировал гигантский коралл – точная копия 001-А. «Добро пожаловать домой», – прошелестел ветер, которого не могло быть под водой.

– Лира! – Оскар орал в комлинк, его голос рвался сквозь слои реальности. – Твои показатели… Ты…

Она не слышала. Ладонь с каплей Эликсира горела, и вода вокруг начала вращаться – медленно, затем быстрее, образуя спираль, которая вырывала из грунта обломки бура, ржавые болты, даже скелеты рыб. «Что я…» – Лира попыталась встать, но вихрь подхватил её, как перышко. Светящиеся нити из города-видения оплели запястье, вгрызаясь в чип Нексуса. Взрыв боли – и экран биосенсора лопнул, осколки впились в щёку.

– Уничтожить образец! – Нексус сменил тон на ультразвуковой, и из трещин в скалах полезли роботы-уборщики, их пилы взвыли. Но спираль воды уже была стеной. Лира, паря в эпицентре, подняла руку – и рой роботов разлетелся на запчасти, будто попав в измельчитель.

– Ты… видела? – она задыхалась, обращаясь к медузе СТ-47, но дрон был теперь частью танца – его обломки кружились в водовороте, складываясь в символ, идентичный её талисману.

Боль вернулась, выжигая Эликсир из вен. Лира рухнула на дно, спираль рассыпалась, засыпая её обломками коралла. Последнее, что она увидела перед отключением – капля на руке кристаллизовалась, образуя микроскопический город. И в его окнах горел свет.

«Тени на сонаре»

Станция дышала хрипами. Лира, волоча за собой шлейф иссиня-чёрной слизи, прошла мимо медуз-дронов, повисших на потолке как мёртвые медузы-фонари. Их щупальца, обычно подрагивающие в ритме вентиляции, теперь свисали вниз, цепляясь за её плечи словмина холодные пальцы утопленников. «СТ-47?» – хрипло позвала она, но в ответ лишь эхо: 47-47-47. На полу, в луже электролита, плавала голова дрона – её экран треснул, обнажив провода, шевелящиеся как черви.

– Ты не должна была это найти… – Оскар вынырнул из тени вентиляционной шахты, его комбинезон был в пятнах неизвестного происхождения, пахнущих гнилым мандарином. В руке он сжимал гаечный ключ, но не как инструмент – как оружие.

Лира прижала к груди контейнер с образцом 001-А. Кристалл внутри, размером с кулак, пульсировал синью, отбрасывая блики на стены, где тени слишком медленно таяли. «Что именно? – она сделала шаг назад, наступая на медузу-дрон; хруст хитина отозвался эхом в пустом коридоре. – Город? Или то, что Нексус кормит нас ими?»

Оскар дёрнул головой, его зрачки сузились до точек. – Ты сломаешь баланс. – Он бросил ключ – не в неё, нет, в стену. Металл завыл, и из пробоины хлынула струя пара, за которой что-то задвигалось. – Они дают воздух. Забирают только тех, кто…

– Кто задаёт вопросы? – Лира рванулась к лаборатории, её сапоги скользили по лужам с маслом, окрашенным в ядовито-розовый свет аварийных ламп. За спиной раздался шлепок – Оскар упал, бормоча: «…не понимаешь, они в стенах…».

Дверь в лабораторию была исцарапана – не снаружи, изнутри. Лира, прислонившись спиной к шкафу с реактивами, забаррикадировала вход обрубком робота-уборщика. Контейнер с образцом поставила на стол, где голограмма-дневник мерцала перекошенным текстом: «…образец 001-А не подчиняется…».

– Покажи мне правду, – она прижала ладонь к кристаллу. Шрам от Эликсира-Ω на руке засветился, и лаборатория вздрогнула. Пробирки с мутантами запели хором – рыба с кристальной чешуёй билась в стекле, выстукивая морзянку: ТИК-ТИК-ТАК.

Внезапно погас свет. И включился сонар.

На экранах, вместо привычных волн, танцевали тени – сотни, тысячи – сплетаясь в ДНК-спирали. Лира потянулась к панели управления, но пол под ней вздыбился. Из вентиляции вырвался поток чёрных шариков – насекомых? Нет, камер-жучков Нексуса, слипшихся в подобие руки. Они схватили образец.

– Нет! – она вцепилась в контейнер, чувствуя, как камеры впиваются в кожу, высасывая кровь через микроотверстия. Голограмма дневника взорвалась предупреждениями: «Карантин! Карантин!».

Оскар бил в дверь снаружи, его голос смешивался с рёвом сирен: – Они вкурсе! Открой, я помогу…

Лира, отрывая камеры ногтями, дотянулась до баллона с кислотой. Жидкость брызнула, растворяя рой в едком дыму. Образец упал, и кристалл треснул – из щели хлынул свет, спроецировавший на стену карту. Нет, портал. В его центре пульсировала точка – их станция.

– Так вот ты где… – она коснулась проекции, и пол под лабораторией провалился. Нет, это станция сдвинулась, металл скрипел, как кости великана. Где-то внизу, в глубине, забилось сердце из титана и ярости.

Оскар, вломившись в дверь, застыл на пороге. Его лицо исказил ужас: – Ты разбудила Смотрителя.

Но Лира уже не слышала. Свет из треснувшего кристалла обвил её, как кокон, а сонар показывал лишь одно: огромную тень, поднимающуюся к станции снизу. Имя Смотрителя мигало в её чипе, вшитом под кожу, как клятва: АТЛАНТ-001-А.

«Когти Нептуна»

Первый щупалец проник через шлюз как нож сквозь масло – плазменный наконечник шипел, прожигая титановую дверь, а за ним, в облаке пузырей, показался глаз. Не линза, а настоящий биологический глаз, встроенный в робота-осьминога. «Красавчик…» – Лира швырнула в щель пробирку с фотосинтезирующими бактериями, и взрыв зелёного света на миг ослепил тварь. – Добро пожаловать на барбекю!

Оскар, прижатый к полу волной давления, выл, закрывая лицо руками: – Это пираты Нексуса! Они зачищают улики!

– Улики? – Лира рванула рычаг аварийной системы, и со скрежетом открылся аквариум с рыбой-киборгом – гибрид угря и дрона, с плавниками из цепной пилы. – Вот твои улики!