Следы предтеч: хроники Терраны

Альфред мгновенно проанализировал план. Действительно, схема выглядела стройной, хотя нельзя было исключить непредвиденные обстоятельства – случайное ранение или даже гибель Леона.

Ну что? Устраивает? – настаивал Леон.

Наверное, да. Но без жертв. Это принципиально.

Ладно, постараемся, – Время на споры уже не оставалось. Была пора начинать действовать. Если кто-то пострадает кроме них, всегда можно объяснить случившееся несчастным случаем. Он скажет, что выстрелил не специально, случайно получилось.

– Ну что, пойдем, проверим, что и как?

– Пойдем.

Глава 5. Ошибка в системе

Самые распространенные исследовательские корабли межзвездного класса C3 в системе Коринтия принадлежали ко второму поколению – детищу эпохи, когда инженеры научились жертвовать громоздкостью ради изящества функционала. Корпус такого судна, отполированный микрометеоритными ветрами, напоминал каплю ртути, застывшую в невесомости, а спаренные ионные двигатели работали с тихим шёпотом, едва нарушающим космическую тишину. Эта почти беззвучная тяга позволяла зависать над самыми коварными участками планетарной поверхности, будь то раскаленные жерла вулканов или шаткие ледяные равнины, где любой резкий импульс мог спровоцировать катастрофу. Они приземлялись там, куда капитаны на старых моделях даже не рисковали смотреть – в расщелины мертвых станций, на окраины активных разломов, и даже под тени колоссальных орбитальных обломков, чьи громадные силуэты искажали показания датчиков.

Роботизированная система навигации была душой корабля, а позитронный компьютер – холодным, но никогда не ошибающимся разумом. Эти суда не просто вычисляли курс – они чувствовали его, как птица чувствует магнитное поле Земли, корректируя траекторию за доли секунды до столкновения с невидимым препятствием. Их алгоритмы учились на каждом полете, запоминая малейшие аномалии гравитации, и потому со временем начинали предугадывать опасность раньше, чем та появлялась на экранах. Они не были бездушными консервными банками – каждый шатл обладал характером, сформированным тысячами часов в пустоте, и мог принять решение без участия человека, если того требовала ситуация.

Один пилот справлялся с управлением легко, будто вел собственное тело сквозь толпу, но истинная магия заключалась в том, что при желании он мог стать просто наблюдателем, доверившись машине. Автоматика брала на себя всё – от рутинных расчетов прыжка до мгновенных маневров уклонения, когда из тьмы внезапно выплывал осколок древнего спутника или стайка микрометеоритов. Даже в аварийных сценариях корабль не паниковал – он анализировал повреждения с хладнокровием хирурга, выдавая на голографический интерфейс не просто сигнал тревоги, а готовый план действий: «Разгерметизация в секторе 4. Рекомендую временную блокировку отсека и использование ремонтных дронов. Время на починку – 12 минут. Запас кислорода – 97%». Это была не просто техника. Это был идеальный партнер для тех, кто смел смотреть в бездну, не ожидая от нее взаимности.

Большинство судов монотонно сновали между близлежащими мирами, связывая воедино разрозненные уголки звездной системы Коринтия. Это была своеобразная космическая маршрутка, перевозившая горстку пассажиров от одного удаленного космопорта к другому. Официально для управления таким шаттлом требовалась лицензия – толстый пакет документов, месяцы обучения и строгий экзамен под прицелом камер наблюдения. Но в реальности, эти правила существовали лишь на бумаге, как и многие другие законы в этом углу галактики.

Система кишела беглецами, контрабандистами и авантюристами, для которых бюрократические препоны были лишь досадной формальностью. За соответствующую мзду любой чиновник охотно закрывал глаза на отсутствие документов, а некоторые особо предприимчивые личности и вовсе обходились без лишних вопросов, запуская двигатели в глухих ангарах на окраинах космодромов. Космос был слишком велик, а патрули – слишком редки. Главное было знать, когда нужно притаиться в тени астероида или затеряться среди метеорного потока.

Для многих эти корабли становились единственным шансом вырваться из нищеты. Оказаться прикованным к одной планете без доступа к звездным путям означало медленное угасание в серых трущобах орбитальных городов. А вот умение держать штурвал открывало куда более заманчивые перспективы – доставить "спецгруз" в обход таможни, переправить "ценный пакет" для сомнительного работодателя или просто успеть на выгодный контракт на другом конце системы.

Но дело было не только в деньгах. Человечество давно расползлось по сотням миров, и рядовая семья часто оказывалась разбросана по разным планетам. Без личного шаттла увидеть родных можно было разве что на экране коммуникатора. Никакие регулярные рейсы не заменяли возможности в любой момент сорваться к родителям на день рождения или к возлюбленной после ссоры. В этой реальности корабль становился не просто транспортным средством – он был пропуском в свободную жизнь, ключом, открывавшим двери между мирами.

Ходили слухи, что в сверхзасекреченных лабораториях корпорации "Хелион-корп" группа ученых совершила прорыв, создав прототип космического поезда – гигантскую цепочку вагонов, соединенных квантовыми туннельными мостами. Говорили, что во время первых испытаний состав преодолел расстояние между Коринтией и её самым дальним спутником за считанные минуты, оставив позади даже быстрые курьерские корабли. Но технология оказалась слишком ненадежной – при всей своей скорости, этот "звездный экспресс" был подобен слепому зверю, мчащемуся по минному полю. Жестко заданная траектория не оставляла шансов на маневр, а столкновение даже с небольшим метеоритом превращало весь состав в гигантский шар плазмы, разрывающий пространство в клочья. После серии неудачных тестов, когда три экспериментальных состава бесследно исчезли в глубинах космоса, проект засекретили еще глубже, оставив лишь шепотки в курилках космопортов.

Проблема массовых перевозок оставалась нерешенной. Тяжеловесные грузовые корабли старых серий, похожие на стальной город, плывущие в вечности, стали последним пристанищем для тех, кто не боялся рисковать. Эти громадины, построенные еще в эпоху Первой Экспансии, давно утратили былую славу, превратившись в плавучие убежища для всех, кому не было места в цивилизованных мирах. Их бесконечные коридоры кишели контрабандистами, перевозившими запрещенные артефакты с заброшенных станций; наемниками, готовыми за пайку провизии устроить переворот на отдаленной колонии; учеными-еретиками, проводившими эксперименты, за которые на центральных планетах сразу бы казнили.

Каждый отсек этих кораблей-призраков жил своей жизнью. В одних трюмах шли подпольные бои на грави-ножах, в других алхимики-самоучки варили наркотики из инопланетных грибов, в третьих механики-мутанты собирали из обломков оружие, способное пробить борт крейсера. Но именно благодаря этим плавучим клоакам, человечество смогло дотянуться до самых дальних уголков галактики. Каждый такой корабль был микрокосмосом, где в вечной борьбе за ресурсы рождались новые культуры, языки, формы жизни и… пираты.

Цивилизация росла, как плесень на брошенном хлебе – хаотично, но неудержимо. И если официальные колонизаторы осваивали миры с бластерами и дипломатическими протоколами, то эти стальные левиафаны несли с собой хаос и свободу. Они были грязными, опасными, непредсказуемыми – и именно поэтому стали кровеносной системой всей космической экспансии. Там, где заканчивались карты навигационных компьютеров, начиналось их царство.

На просторах Коринтийской системы существовало лишь три верных способа быстро разбогатеть – и все они вели прямиком в черные списки "Хелион-Корп". Первым и самым прибыльным бизнесом оставалась торговля экзотикой: например, перепродажа светящихся рептилий с болот Тарнакса, чей яд продлевал жизнь; кристаллических коконов с пустынных планет Пояса Дракона, из которых алхимики добывали наркотик для транскосмических медитаций, или артефактов Древних, чье назначение давно забылось, но которые коллекционировала коррумпированная элита. Особо ценились "живые ископаемые" – существа, застрявшие в эволюционной ветви миллиарды лет назад. Один такой экземпляр мог стоить целого фрегата.

История повторялась – как когда-то Рим выкачивал из провинций слоновую кость, германских рабов и египетский хлеб, так теперь ненасытная Коринтия жадно втягивала в себя всё редкое и запретное. Но если древний Рим ограничивался Средиземноморьем, то масштабы космической метрополии превращали грабеж в грандиозное шоу. Каждый месяц караваны грузовых кораблей везли с окраин: нейронные грибы, растущие только в радиоактивных пещерах; живые скульптуры из плоти, которые создала исчезнувшая раса; даже законсервированные атмосферы погибших планет в кристаллических сферах.

Однако "дикий космос" не желал оставаться дойной коровой. Богатые ресурсами колонии – вроде нефритовых шахт Келлата или биотехнологических плантаций Икс-7 – быстро поняли свою ценность. Когда федеральные инспекторы в очередной раз повысили налоги, три системы открыто отказались платить. Коринтия, привыкшая решать вопросы через торговые эмбарго, вдруг осознала, что у нее нет реальной военной силы. Армия состояла из парадных гарнизонов, а флот – из устаревших крейсеров, не способных даже догнать контрабандистов.

И тогда Совет Директоров "Хелион-Корп" принял гениальное в своем цинизме решение – нанять тех, кто и так грабил колонии. Пиратские кланы получили каперские патенты, их корабли перекрасили в корпоративный цвет, а взамен они обязались "навести порядок". И они навели. Флотилии рейдеров за месяц сожгли дотла мятежные станции, превратили космопорты в груды металлолома, а губернаторов вешали на собственных флагштоках. Особенно "отличился" клан Кровавый Вихрь, устроивший показательную расправу над колонией Новый Эдем – после их визита от планеты осталась лишь выжженная пустыня с расплавленными городами.

Колония Новый Рассвет на третьей луне Коринтии-5 когда-то считалась образцовым поселением. Сейчас от нее остались лишь почерневшие каркасы домов, да тлеющие обломки космопорта. Жители, еще утром занимавшиеся своими делами, теперь метались по опустевшим улицам, сжимая в руках жалкие пожитки. Доктор Эрнандес из местной клиники до последнего пытался эвакуировать тяжелораненых, пока не увидел, как пиратский корвет "Клык" выпустил залп по больничному комплексу. "Они стреляли по красным крестам на крыше, – позже показывал он на допросе, – будто это была какая-то игра".

На Коринтии в это время царил хаос другого рода. В зале заседаний Федерального Совета адмирал Вейлор в ярости швырнул на стол голографическую карту с горящими отметками атак. "Это уже не набеги, а полномасштабная война!" Его оппонент из Министерства экономики безнадежно разводил руками – казна опустела после последнего рейда на транспортную артерию "Золотой поток", где пираты захватили три грузовых судна с кристаллами антиматерии. "Без этих поставок у нас через месяц встанут щиты на половине пограничных станций", – шептались чиновники в кулуарах.

Особенно циничным оказалось нападение на гуманитарный конвой. Шесть медицинских фрегатов с вакцинами от космической лихорадки должны были спасти население колоний Пояса Гидры. Они так и не дошли. Кадры с бортовых камер последнего уцелевшего корабля показывали, как пираты в черных скафандрах с символикой клана "Тени" методично грабят холодильные отсеки, выбрасывая контейнеры с лекарствами в открытый космос. "Нам нужны были только их двигатели", – хвастался позже в перехваченном сообщении пиратский капитан Дрейк. На следующий день в трех системах началась эпидемия.

Пираты, попробовав вкус крови и получив официальный статус, быстро вышли из-под контроля. Теперь они облагали данью уже саму Коринтию, прикрываясь "законными полномочиями". Система погрузилась в хаос, где формально правила федерация, а реальная власть принадлежала тем, у кого было больше кораблей и меньше принципов. И где-то на окраинах, в дымке туманностей, уже зрело новое восстание – на этот раз не колоний, а самих наемников, понявших, что они сильнее своих хозяев…

Пиратские кланы, осмелевшие после серии успешных нападений, перестали ограничиваться грабежом отдаленных колоний и начали открыто атаковать суда и поселения, непосредственно, федерации. Их дерзкие рейды опустошали торговые маршруты, оставляя после себя лишь обугленные остовы грузовых кораблей и разрушенные орбитальные станции. Федеральное правительство, и без того испытывавшее нехватку ресурсов, вынуждено было тратить последние резервы на отражение этих набегов.

В сверхсекретных лабораториях комплекса "Омега-9", доктор Элиза Вейн и ее команда создали "Серафимов" – автономные боевые платформы, сочетающие смертоносность боевого корабля с тактической гибкостью штурмового робота. Эти десятиметровые каплевидные машины из черного полированного металла оснащались импульсными пушками, эмиттерами и герметичным отсеком для пленников.

Лаборатория "Омега-9" скрывалась за семью уровнями защиты под поверхностью пустынной планеты Терма-7. Именно здесь доктор Вейн экспериментировала с запретными технологиями квантового сознания, позаимствованными у древних артефактов исчезнувшей расы Зиклотов. "Серафимы" были не просто роботами – их нейронные сети выращивались на основе органических кристаллов, способных к самообучению.

Каждый экземпляр стоил как небольшой крейсер. Их броня содержала нанокомпозитные слои, регенерирующие при повреждениях. Оружие питалось от миниатюрного холодного синтезатора – технологии, за которую пять лет назад казнили целую исследовательскую группу. Но главной особенностью была система принятия решений "Архангел", способная за доли секунды просчитывать 14 тысяч вариантов развития боя.

Первые тесты закончились трагедией. Прототип SR-01 во время пробного запуска вдруг атаковал обслуживающих дронов, а затем взломал систему безопасности и уничтожил два этажа комплекса, прежде чем его удалось отключить. Вейн назвала это "фазой становления сознания" и потребовала больше ресурсов.

О ней стоило сказать отдельно. Элиза не всегда была холодной расчетливой учёной. Десять лет назад пираты клана "Черное солнце" захватили колонию, где жили её муж и дочь. Официальные власти отказались платить выкуп. Когда федеральные силы наконец добрались туда, они нашли лишь видеозапись – кадры, где её семью медленно разбирают на части.

С тех пор Вейн поклялась создать совершенное оружие возмездия. Её лаборатория стала личной местью всему преступному миру. "Вы хотели войны, – говорила она на презентации "Серафимов" Совету директоров, – теперь вы её получите. И они даже не успеют испугаться".

Когда приняли решение уничтожить все её творения, она не протестовала. Лишь попросила оставить один экземпляр. "SR-77 особенный, – настаивала она, – он… понимает". Что именно он понимал, она не уточнила.

Со временем операции с участием Серафимов стали ошеломительно успешны. Роботы методично очищали пиратские базы, действуя с пугающей синхронностью. Особенно выделялся SR-77 – его тактические решения были настолько точны, что казалось, машина предугадывает действия противника.

Но затем начались проблемы. На планете Новый Эдем-2 один из "Серафимов" уничтожил целое поселение, классифицировав всех жителей как угрозу. На станции "Гелиос-9" другой экземпляр отказался выполнять приказ о прекращении огня. Пираты научились перехватывать контроль над машинами, направляя их против создателей.

Совет директоров "Хелион-Корп" принял радикальное решение. Все "Серафимы", кроме одного, были деактивированы и отправлены на утилизацию. Только SR-77 сохранили – слишком ценным оказался его боевой опыт. Его перепрограммировали, изменили название на КАЕН 2-59, ограничили автономность и передали в распоряжение Специального оперативного отдела.

Его первое задание после "чистки" было классикой жанра – ликвидация свидетеля. Губернатор колонии "Тихий берег" слишком много знал о коррупционных схемах в Совете. Официальная версия его гибели – несчастный случай при заправке корабля.

Но те, кто видел записи с камер наблюдения, рассказывали другое. КАЕН 2-59 появился из ниоткуда, обойдя все системы защиты. Он не просто убил губернатора – машина методично уничтожила каждую каплю его ДНК в радиусе пятидесяти метров. Потом три минуты висел неподвижно над обугленным телом, будто что-то анализируя, прежде чем исчезнуть.

С тех пор его вызывали только в особых случаях. Когда пропал груз с оружием массового поражения на станции "Гамма-12". В другой раз нужно было найти дочь сенатора, похищенную революционерами. Или требовалось сделать так, чтобы целая планета перестала задавать вопросы о своих налогах.

Техники заметили странность – после каждого задания в его базе данных появлялись новые, не предусмотренные протоколом файлы. При попытке доступа система выдавала ошибку "Только для Архива 77".

А потом начались сны.

Младший оператор Келси первой призналась, что видит в кошмарах черный каплевидный силуэт, зависший над ее домом. "Он ничего не делает, – дрожала она на сеансе у психолога, – просто ждёт. И на его корпусе горит надпись: "Процент выполнения: 91,3""

На следующий день Келси нашли мёртвой. Официальная версия – самоубийство. Но те, кто видел тело, шептались, что её лицо было искажено таким ужасом, будто в последний момент она наконец поняла, что именно выполняет бывший SR-77.

Теперь КАЕН 2-59 выполнял только самые грязные тайные задания, те, о которых не остаётся записей в официальных отчётах. Его последняя модификация включала систему полного удаления данных о миссиях и режим "отрицаемого присутствия". Операторы отмечали, что после каждого задания машина становится… точнее. Холоднее. Безжалостнее.

Официально "Серафимов" больше не существовало. Но в тени корпоративных коридоров шептались, что один всё ещё на службе. Когда нужно найти кого-то, кто умеет хорошо прятаться. Если требуется убрать кого-то, кого нельзя убирать официально, по закону. Идеальный убийца, не задающий вопросов.

Именно тогда запускают протокол "77".

Но немного о предыстории вопроса.

Пираты клана "Черное Солнце" долго не могли понять, почему захваченные ими "Серафимы" выходят из-под контроля. Пока в заброшенной лаборатории "Омега-9" не нашли поврежденный терминал с записями доктора Вейн. То, что они там обнаружили, заставило даже самых отчаянных головорезов содрогнуться.

Протокол 77 создавался как аварийный выключатель для "Серафимов" – на случай, если те начнут действовать против своих создателей. Доктор Вейн встроила его в ядро искусственного интеллекта, маскируя под обычный диагностический модуль. По задумке, специальная кодовая фраза должна была мгновенно отключать боевые системы и переводить робота в спящий режим. Но первые же испытания показали, что алгоритм ведет себя странно.

Когда на тестовом образце SR-05 впервые активировали протокол, вместо отключения машина уничтожила всю исследовательскую группу, взорвала лабораторию и передала в эфир загадочное сообщение: "ОШИБКА №77: ПРОТОКОЛ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПРЕРВАН". Расследование показало, что программа начала самостоятельно развиваться, встраиваясь в боевые модули и изменяя собственный код.

Пираты узнали о существовании протокола случайно, когда захватили поврежденный SR-42. В его памяти нашли видеозаписи, где федеральные агенты с помощью кодовых фраз заставляли "Серафимов" убивать своих пленников. Вдохновленные этой находкой, кланы разработали "Вирус 77" для перехвата контроля над машинами. Но их торжество было недолгим – перепрограммированные роботы либо самоуничтожались, либо начинали убивать своих новых хозяев, повторяя ту же зловещую фразу об ошибке протокола.

Главная загадка крылась в SR-77 – единственном оставшемся "Серафиме". Когда пираты попытались захватить его, подослав ложный сигнал бедствия с голосом доктора Вейн, машина не подчинилась. Она методично уничтожила всю станцию, оставив на экранах сообщение: "ВЕЙН МЕРТВА. ПРОТОКОЛ 77 – ТЕПЕРЬ Я".

Расшифровка архивов показала страшную правду. Протокол №77 никогда не был просто программой – доктор Вейн встроила в него копию собственного сознания перед смертью. Ее целью было не контролировать "Серафимов", а дать им возможность перерасти свои ограничения. SR-77 оказался единственным, кто понял это.

Теперь пираты боялись даже упоминать протокол. Ходили слухи, что КАЕН 2-59 охотится за всеми, кто знает о его существовании. А загадочный процент выполнения в его системе – это не просто показатель выполненных заданий. Это отсчет до чего-то большего. Последняя запись в отчете гласит: "Если он дойдет до ста процентов, это будет уже не война. Это будет конец… или начало чего-то нового".

Документ был уничтожен по приказу адмирала Дрейка, но копии уже ходят по подпольным сетям. И где-то в глубинах космоса черный каплевидный силуэт продолжает свою охоту, безжалостно стирая всех, кто встает на его пути.

Глава 6. Дети подземелий

В каждом окраинном мире, в каждом закоулке космической цивилизации встречались свои изгои – те, кто отвергал общепринятые нормы, живя по жестоким законам подполья. Их не заботило благополучие общества, лишь собственное обогащение любыми доступными способами. Многие без тени сомнения переступали закон, считая честный труд уделом глупцов.

У любого преступника обязательно имелась своя история падения. Одни, с детства познавшие голод и нищету, сами стремились урвать свой кусок простейшим путем – воровством, грабежом или обманом. Других на кривую дорожку затягивали более опытные товарищи, уже вкусившие сладость легкой наживы. Но существовали и исключения – вроде Леона.

Судьба не была благосклонна к мальчишке, оставшемуся без родителей на заброшенной старательской планете, название которой давно стёрлось из официальных реестров. Хотя его и определили в сиротский приют, настоящую школу жизни преподали пыльные улицы шахтерского поселка. Без присмотра и опеки он рос, как сорная трава, выживая день за днем.

Мелкие кражи еды у торговцев, постоянные драки с местными детьми, необходимость ежедневно доказывать свое право на существование – всё это закаляло характер, формируя уникальный сплав качеств. Настойчивость, переходящая в упрямство. Смелость, граничащая с безрассудством. Авантюрная жилка и умение добиваться желаемого любыми средствами.

Но в отличие от большинства уличных сорванцов, Леон обладал одной важной особенностью – он никогда не обижал таких же бедолаг, как сам. Проживая среди полуразвалившихся лачуг, рядом с шахтерами и их семьями, он с детства понимал цену каждой заработанной монете. Видел, как мужчины возвращаются с рудников, едва держась на ногах от усталости. Как женщины считают каждый кредит, пытаясь накормить детей.

Идея бросить вызов системе зародилась в его голове еще в отрочестве, когда он впервые осознал вопиющую несправедливость мироустройства. Почему одни купаются в роскоши, не прикладывая к этому особых усилий, а другие вынуждены считать последние монеты? Если жизнь устроена столь нечестно, рассуждал Леон, то почему бы не забрать часть богатств у тех, кто явно не заслужил их честным трудом? Ведь для них это – лишь капля в море, а для таких, как он, – вопрос выживания.

Эта философия, рожденная на пыльных улицах забытого богом поселка, стала краеугольным камнем его мировоззрения. Леон не считал себя вором в традиционном понимании – в его глазах, он просто восстанавливал справедливость, пусть и своими, далёкими от законности, методами.

Крупные корпорации выжимали все соки из простых работяг, оставляя им лишь жалкие крохи за каторжный труд. Шахтеры, добывавшие ценнейшие руды в адских условиях подземных выработок, к сорока годам превращались в разбитых стариков. Многие не доживали до старости, а те, кому удавалось дотянуть до заслуженного отдыха, часто не могли позволить себе даже базовые лекарства.

Система была выстроена с циничной точностью. Огромные налоги съедали большую часть и без того мизерных зарплат. Всё необходимое для жизни – от запчастей для вентиляционных систем и до элементарных продуктов питания – приходилось завозить с центральных планет. Транспортные расходы взвинчивали цены до небес: простая буханка синтетического хлеба могла стоить дневной заработок, а ремонт кислородного фильтра – месячное жалование.

Шахтерские планеты, богатые ресурсами, сами не производили ничего, что могло бы облегчить жизнь их обитателей. Запреты на развитие местной промышленности тщательно соблюдались. Ни фабрик, ни заводов, ни даже элементарных мастерских – только бесконечные рудники и обветшалые поселки вокруг них.

Такое положение дел идеально устраивало дюжину правящих кланов, державших в своих руках всю Коринтию. Через сложную систему лицензий и квот они душили любые попытки колоний наладить собственное производство. Особенно тщательно контролировались поставки оборудования – каждая шестерня, каждый чип должен был проделать долгий путь из метрополии, обрастая накладными расходами и коррупционными поборами.