Оттенки счастья для Сироты

К вечеру чувствовала себя намного лучше. Я могла спокойно передвигаться по квартире, не отвлекаясь на дискомфорт.

Тогда мы начали готовиться. Это был ритуал, почти что подготовка к бою. Мы красились перед одним небольшим зеркалом. Ева надела свойлучшийкожаныйкомплект, а я, не имея доступа к своему гардеробу, натянула её чёрноеузкое платье и грубые ботинки на шнуровке, которые хоть как-то защищали повреждённую ногу. Я смотрела на своёотражение: бледное лицо, слишком яркая помада, глаза, в которых плескалась смесь страха и решимости. Я была совсем не похожа на ту Алину, что вчера ушлаиз родительского дома.

Вечерний город встретил нас прохладным ветром и неоновыми огнями. Мы ехали в метро, и я ловила на себе любопытные взгляды. Мы не говорили о главном. Мы говорили о ерунде, и от этого предвкушение росло.

И вот мы перед огромным зданием, с яркой вывеской«Колизей». Из-за закрытых дверейдоносился приглушённый, но мощный гул, похожий на рычание спящего зверя. Ева посмотрела на меня, еёглаза блестели.

– Готова?

– Давай. – сказала, глубоко вздохнув, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

Она предъявила наши билеты охране, которая, толкнув дверь, запустили нас вовнутрь, где нас поглотила стена звука, запахов и безудержной энергии. И мне остаётся лишь надеяться, что я не пожалею о своём решении.

Глава 9

Клуб «Колизей» был настоящим адом, вывернутым наизнанку. Но неболи, а какой-то первобытной, сырой энергии. Воздух гудел от криков, заведённой публики. Пропитался запахом пота, то ли бойцов в клетке, то ли лоснящегося на спинах зрителей; и сладковатым душком разлитого алкоголя.

Мимо нас проходящий официант помог нам найти наш столик, что располагался недалеко от клетки. И бойцы были как на ладони.

Пока пробирались сквозь бесчисленную толпу, кто-то умудрился наступить мне на ногу. И надо же было, именно на ту, что пострадала вчера.

Дойдя до места, просто рухнула в пластиковое кресло, не заботясь о том, сломается ли оно. Ячувствовала, как каждый мускул в моёмтеле напряжёндо предела. Вывихнутая нога ныла приглушённо, ровным фоном к окружающему меняхаосу. Я даже успела пожалеть, что не осталась дома, вернее, у подруги. И зачем мне сдались эти билеты?! Лучше бы Ева с собой Адама взяла вместо меня.

Из-за собственного самобичевания я не заметила, как бой закончился. И ведущий стал объявлять новых. У них там что конвейер?

Прозвища у бойцов были весьма посредственными и однотипными. Сплошное перечисление прилагательных: «Дикий», «Лютый», «Свирепый». Фантазии, что ли, ни на что большее не хватило?

Но одно из услышанных прозвищ существенно отличалось, поэтому и отложилось в моей голове. «Сирота». Онорезануло слух – одинокое, голодное.

Он вошёл в клеткуне как остальные бойцы— не с размахиванием руками, не с кривлянием для толпы. Авышел тихо, словнотень. Его молчание было громче любого вопля. Казалось, он нёсс собой не просто готовность к бою, а какую-то древнюю, холодную ярость.

Яне смогла отвести взгляд. Мои глаза, привыкшие на занятиях, разделятьнатуру на линии, плоскости и светотень, с жадностью изучали его. Это было не просто тело, как успортсмена. Это была карта, испещрённаяисторией. Каждый мускул под бледной, блестящей под софитами кожей был прорисован с анатомической точностью – дельты, трицепсы, косые мышцы живота, образующие тот самый «пресс кубиками», о котором мы с Евой только смеялись, глядя на гипсового Аполлона. Но гипс был мёртв, а это тело дышало, напрягалось и жило напряжённой, звериной жизнью.

И на этой карте были свои шрамы – рубцы, похожие на бледные молнии. Один, длинный и зазубренный, тянулся через весь левый бок. Другой, аккуратный, круглый, словно от пули, притаился чуть выше ключицы. А татуировки… Они не были кричащими. Это были угрюмые, черно-серые узоры, похожие на руны или древние символы, сливавшиеся с рельефом его мышц. Они не украшали его, а были его частью, словно выжжены на душе и проступили сквозь кожу.

Прозвучал свисток, оглашая начало боя. А я не могла оторвать взгляд от него. В нём было что-то такое… первобытное, дикое, что одновременно пугало и завораживало. Он двигался с грацией хищника, выжидая момент для смертельного броска.

Каждый его удар, каждое движение были словно выверены до мелочей. Он не тратил энергии впустую, экономя силы для решающего момента.

Внезапно Сирота обрушил на противника град ударов, словно пробудившийся вулкан. У соперника не было шанса. Было уже поздно. Один точный удар – и противник уже не смог встать. Толпа взорвалась ликованием, но я продолжала безотрывно смотреть только на Сироту. Он стоял посреди арены, словно царь зверей, победитель.

Он стоял, слегка раскачиваясь, и его взгляд, пустой и направленный в никуда, скользил по ревущей толпе. Я следила за движением его грудной клетки, за тем, как воздух входит и выходит, за игрой сухожилий на кулаках, обмотанных бинтами. В нёмбыла не просто сила, акакая-то безысходная мощь, которую заперли в эту клетку из плоти и выпустили сюда, на потеху публике.

И в этот самый момент его взгляд, блуждавший по нашему сектору, внезапно остановился. На мне. Это было похоже на удар током. Тот самый, от которого перехватывает дыхание и сжимается желудок. В его глазах не было ни злобы, ни вызова. Они были… пустые. Глубокие, как колодец в беззвёзднуюночь. Но в этой пустоте на долю секунды что-то мелькнуло. Искра? Вопрос?

Время споткнулось и замерло. Грохот трибун, свист, крики – всё это ушло в густой, плотный туман, сквозь который доносился только бешеный стук моего собственного сердца в ушах. Я не видела больше никого: ни Евы, хватающей меня за локоть, ни его противника, ни ослепительных прожекторов. Только эти глаза, прикованные к моим.

И тогда, сквозь оцепенение и шок, прорвалась мысль, ясная и неоспоримая, как утренний свет: я его уже где-то видела.

Я не могла вспомнить, где, когда, при каких обстоятельствах. Это не было конкретным воспоминанием – именем илиместом. Но этот взгляд, точно мне знаком. Глубокое, костное, интуитивное узнавание.

Этот контактдлилсявсего лишь мгновение. Он отвёлвзгляд, вернулся в свою реальность – реальность боя, боли и одиночества. Но щемящее, тревожное чувство осталось, застряв где-то под рёбрами. Я сидела, не в силах пошевелиться, с ладонями, внезапно ставшими ледяными, и с одной лишь единственной навязчивой мыслью, от которой кружилась голова: кто он? И почему его пустота показалась мне такой ужасающе знакомой?

Глава 10

Воздух в клубе «Колизей» стал густым и тяжёлым, пахшим потом, кровью и смесью различного парфюма. Под ногами липкий от пролитых напитков пол. Не выдержав буйства эмоций, что витали вокруг меня, прижала ладони к ушам, пытаясь заглушить оглушительный рёв толпы и сокрушительный треск костей о ринг-площадке. Видела, как один из бойцов, которого прозвали Сиротой, с лицом, искажённым яростью, нанёсфинальный удар, и его противник грузно осел на сетку клетки.

– Я больше не могу, – прошептала, обращаясь к Еве, едва пересиливая шум. Ладони были ледяными, а к желудку подкатывала тошнота. – Ева, давай уйдём. Пожалуйста. Это слишком… жестоко.

Подруга же, напротив, сияла от возбуждения. В её глазах плясали огоньки, она в такт музыке покачивала плечами.

– Ой, перестань! Ты просто не привыкла. Расслабься! – она одобрительно свистнула, когда победителю подняли руку. – Смотри, какая мощь! Это же искусство, а не драка. Тебе надо просто немного отвлечься. Пошли в бар, выпьем мохито. Там, в другой части клуба, совсем по-другому.

Не дожидаясь ответа, Ева хватает меня за руку так резко, что я чуть не падаю со стула,и тащитсквозь ликующую толпу. Мыминовали тяжёлую бархатную портьеру, и я не смогла совладать с эмоциями, и ахнула. Контраст был разительным. Здесь царила атмосфера обычного, даже роскошного ночного клуба. Глубокий бас электронной музыки вытеснил агрессивный рок, сияющие люстры сменили резкий свет софитов, а в воздухе витал сладкий аромат коктейлей и духов. Ничто не напоминало о только что увиденной бойне, кроме парней с перебинтованными кулаками, рассеяно потягивавших напиткиу стойки.

– Видишь? Совсем другое дело, – Ева, довольно улыбнулась. – Забудь про ту дикость. – она практически тащила меня за собой в сторону бара.

И уже через мгновение в моих руках оказался бокал с напитком. Сделала глоток холодного мохито, и правда, немного успокоилась. Видимо, и правда, слишком сильно на мне сказались новые впечатления. Но в этом есть и своя прелесть: я перестала думать о своей семье и их поступках.

Спустя несколько минут уже начала подтанцовывать, как вдруг почувствовала на себе тяжёлый, пристальный взгляд, от которого становилось не по себе. К нам подошёлмужчина. Настоящий верзила, под два метра ростом, с шеей буйвола и в майке, туго обтягивающей перекачанный торс. Он упёрсяруками в барную стойку, загораживая мне выход, зарождая тем самым во мне панику.

– Эй, блонди, – его голос был низким и властным. – Ты тут самая сочная. Танцевать пойдёшь?

Внутри меня всё сжалось. Но решила, во чтобы-то ни стало попытатьсябыть максимально тактичной, и не провоцировать лишний раз мужчину.

– Спасибо за предложение, но я не танцую с незнакомцами, – мягко улыбнулась ему, глядя куда-то в район его подбородка.

– О, ну знакомиться – это как раз моя специализация, -он самодовольно оскалился, обнажив золотую коронку. – Я Артём. А теперь пошли.

Этот бугай протянул руку, видимо, чтобы схватить за запястье, хотя мне она казалась лапищей, особенно в сравнении с моей. Такой и кости сломать можно, наверное. От страха инстинктивно отпрянула.

– Я серьёзно. – пыталась произнести как можно уверенней. – Нет. Я с подругой.

– Подруга как-нибудь одна посидит, – его тон стал настырнее, в нём зазвучали металлические нотки. Он шагнул ещё ближе, нарушая всевозможные границы моего личного пространства. Запах дешёвого одеколона и пошатнувшейся уверенности ударил в нос, что только усиливало мою панику- Не упрямься, а то испортим вечер.

– Эй, парень, тебе же вежливо отказали! – Ева пыталась вступиться за меня,но верзила лишь отмахнулся от неё, как от назойливой мухи. Его пальцы уже почти сомкнулись на моей руке, когда сзади раздался новый голос. Тихий, без единого повышения тона, но он прорезал шум клуба, как лезвие ножа.

– Руку убрал. Немедленно.

Обернувшись, увидела, как из полумрака возле портьеры возникла высокая, поджарая фигура. На нёмбыли надеты простые чёрныештаны и серая футболка, насквозь промокшая от пота. Мокрые пряди светлыхволос падали на лоб, а над левым глазом алел свежий шов, уже успевший распухнуть. Это был тот самый боец, которого в начале вечера представляли как Сироту.

Верзила Артём медленно повернул голову, одаряя оценивающим взглядом нового собеседника. Сирота был чуть ниже его, но в его осанке, в спокойной готовности каждой мышцы, чувствовалась сила и мощь.

– А тебе-то что? – фыркнул этот бугай, но его уверенность дала трещину. – Шёл бы ты своей дорогой, победитель.

Сирота не ответил. Он подошёл вплотную, его плечо почти касалось моего. Он не смотрел на меня, будто не замечая вовсе. Его взгляд был прикован к здоровяку, и в этом взгляде не было ни злости, ни вызова. Была лишь холодная, безразличная уверенность.

– Я сказал, убираешь руку и уходишь, – повторил он, ни на йоту не повышая голос. – Она не для тебя.

– А для кого, для тебя? – Артём попытался сохранить браваду, но она смотрелась жалко.

Сирота наклонился чуть ближе. Теперь они стояли нос к носу.

– Именно. Она мой трофей. Я вышел из клетки и вижу – мой приз уже тут, – он, перевёл на меня свой взгляд, быстрый, оценивающий. В его глазах мелькнула не то искра одобрения, не то право собственника, отчего становилось не по себе. – Так что проваливай. И не заставляйменя тебе это объяснять ещёраз.

Последняя фраза повисла в воздухе прямым обещанием боли. Бугай замер, измерив взглядом каменное лицо бойца, его сбитые костяшки и свежую кровь, которая сочилась из рассечённой брови. Борьба с таким – не то же самое, что запугивать девушек в баре.

– Ладно, ладно, не кипятись, – буркнул он, отступая на шаг. Бросив последний злобный взгляд, растворился в толпе.

Ева смотрела на Сироту с открытым восхищением. Я же чувствовала странную смесь облегчения и… возмущения.

– Спасибо, конечно, за помощь. – сказала еле слышно. – Но шутка про трофей неудачная.

Мужчина, наконец, повернулся ко мне лицом. Уголки его губ дрогнули в подобии улыбки.

– А с чего ты решила, что это была шутка? – произнёс, глядя в глаза.

Глава 11

Всё это началось лишь как игра. Как способ поставить эту строптивую, несносную девицуна место. И для меня было бы лучше, если я б видел перед собой вчерашнюю панду. Но чёртвозьми, всё пошло не по плану.

Ясмотрел, как на её лице сменяются эмоции. Сначала шок, чистый и неподдельный. Мои слова – «онамой трофей» – повисли в воздухе, и она, будто гипнотизированная змея, поверила им. В её широких глазах читалось потрясение, и это должно было быть моей победой. Я хотел её проучить, приземлить, показать, кто здесь главный.

Но её реакция… она не просто приняла это. Она прочувствовала это каждой клеточкой. И это… это меня завело. Адреналин от поединкав клубе ещё пульсировал в висках, кровь гудела, требуя выхода, а тут она, вся такая ошеломлённая и беззащитная в своём неверии. И я попростуне смог остановиться. Мой внутренний зверь, уже разбуженный кулаками и криками, требовал большего.

Затем она просто зависла на несколько минут, явно что-то прокручивая в своей блондинистой головке. Чем я и воспользовался, окинув взглядом её фигурку.

– Ты! Это из-за тебя я ногу повредила! Ты чуть не размазал меня по асфальту. – голос её стал острым, как лезвие. Неужели только дошло, с кем имеет дело?!

Её негодование било в меня, словно волна. Но вместо того чтобы оглохнуть, я лишь чувствовал, как каждая её жалоба, каждая колкость заставляет кровь бежать быстрее. Она была как дикая кошка, шипящая и выпустившая когти. Прекрасная.

Ухмылка сама по себе поползла на моё лицо.

– Нога говоришь болит? Тогда предлагаю помощь в передвижении.

Не дав ей и слова вымолвить, я легко перекинул её через плечо. Она взвизгнула, её тело упруго изогнулось. Мои мышцы напряглись, принимая её вес. Она была лёгкой, но вся её ярость делала её тяжелее. Я понёс девчонкук выходу, чувствуя, как внутри меня кипит адская смесь. Бой в клубе не помог. Не дал той разрядки, которую я искал. А теперь эта девчонка… своими брыканиями, своими огненными вспышками… она подливала масла прямо в огонь. Каждое её движение, каждый удар её маленьких кулаков по моей спине лишь раскаляли меня больше.

Я донёс её до машины, открыл дверь и грубо усадил на пассажирское сиденье. Она тут же рванулась прочь, её глаза метали молнии.

– Выпусти меня, урод! Я тебя заявлю! Я тебя уничтожу! – шипела она.

Я только рассмеялся. Искренне от души. Это её бессилие, её попытки угрожать, когда она была полностью в моей власти… это было чертовски весело.

– Успокойся, дикарка. Не порть мне кожу.

Я завёл мотор, и мы понеслись по ночной трассе. Но девчонка всё никак не унималась. Её ярость не утихала, а лишь находила новые цели. И тогда-тоона перешла черту. Перешла так, что у меня в глазах потемнело.

– Знаешь что? – выдохнула она, с ненавистью глядя в окно. – Лучше бы я осталась в том клубе. По крайней мере, тот верзила был хоть прямым. А ты… ты просто больной ублюдок.

Тишина.

Словно красная пелена упала перед глазами. Больной ублюдок. Лучше бы с тем верзилой. Эти слова врезались в мозг, выжигая всё на своём пути. Всё моё веселье, вся хищная ухмылка исчезли в один миг. Во мне что-то щёлкнуло. Сдержанность, и без того тонкая, порвалась.

Я резко вывернул руль, и машина с визгом шин съехала на безлюдную обочину. Глухое место. Ни души.

Заглушивдвигатель, яповернулся к ней. В салоне воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь её прерывистым дыханием.

– Что? Испугался? – бросила она, но в её голосе уже слышалась неуверенность.

Я не ответил. Медленно, как хищник, я отстегнул её ремень безопасности. А потом одним резким, стремительным движением, я дёрнул её к себе.

Она вскрикнула, но звук замер в её горле, когда мои губы грубо прижались к её губам. Это не был поцелуй. Это было наказание. Заявление прав. Мои руки сжимали её в объятиях, словно стальные тиски, не оставляя ни шанса на отступление. Одной ладонью я вцепился в её волосы, запрокидывая её голову, другой – грубо ласкал её тело, чувствуя под тонкой тканью платья каждый изгиб, каждую мышцу, напрягшуюся в сопротивлении.

Она сопротивлялась. Отчаянно. Толкалась, пыталась оттолкнуть меня, её губы были сжаты. Но я был сильнее. Я был твёрже. Я чувствовал, как её сопротивление медленно тает, выжженное жаром, который исходил от нас обоих. И потом… потом случилось немыслимое. Её губы дрогнули. Разжались. И она начала отвечать. Сначала неуверенно, почти неохотно, а потом с той же яростью, что и в её словах. Её руки, ещё недавно отталкивавшие меня, вцепились в мои плечи, притягивая ближе. Её тело прогнулось навстречу моим прикосновениям.

В салоне пахло её духами, моим потом и электричеством невысказанных слов.

Я с трудом оторвался от её губ. Дыхание сбитое. Грудь вздымалась. Я смотрел на неё – растрёпанную, с распухшими губами, с глазами, в которых плескалась буря из стыда, гнева и неистового, животного желания.

Голос мой был низким, хриплым, как скрежет камня. Я придвинулся к самому её уху, чувствуя, как она вздрагивает.

– Ну что, трофей? – прошептал я, впиваясь в неё взглядом. – Говори. Чего ты хочешь?

Я сделал паузу, давая каждому слову проникнуть в самое нутро.

– Чтобы я продолжил? Чтобы я трахнул тебя прямо здесь, в этой машине, как последнюю шлюху, которая сначала кричит, а потом молит не останавливаться?

Я видел, как содрогается её тело от моих слов.

– Или… – я откинулся назад, делая вид, что смотрю на дорогу, – вернуться в клуб? К тому верзиле, который был «прямым»? Выбор за тобой. Скажи одно слово, и я тебя туда верну.

Я ждал. Внутри всё горело. Яростное, первобытное желание требовало взять своё, силой, грубо, заставить её признать, чья она. Но была и другая часть, та, что жаждала услышать это от неё. Добровольно. Чтобы она сама попросила.

– Выбор за тобой, Алина.

Глава 12

Чёрт. Дыхание у неё прерывистое, губы, распухшие от моих поцелуев, а в глазах – сплошная дымка. Сидит на моих коленях, вся мягкая и податливая, аж жарко. Только что задал ей вопрос, но она молчит. И держит меня в этом подвешенном состоянии. Никогда и никого не брал силой. Только добровольно и по согласию. А эту пойми сначала: то просит вернуть, то на поцелуи отвечает. А ответа так и не даёт. Молчит. Только грудь вздымается, да ресницы дрожат.

Я не терплю неопределённости. Никогда.

И пока эти внутренние терзания кружатей голову, мои руки сами бродят по её телу. Замечаюкаждую реакцию, каждую мурашку. Ладонь скользит по тонкой ткани платья, чувствую очертания её талии, рёбер. Пальцем провожу по ключице, и она непроизвольно вздрагивает, выдыхая в мою шею короткий, обжигающий стон. Её сознание уплывает, я это вижу. И использую это, чтобы дожать. Хочу, чтобы это был её выбор.

– Ну что? – голос мой хриплый, но твёрдый. Я настаиваю. – Решение должно быть твоим. И оно должно быть чётким. Возвращаемся или остаёмся?

Она пытается собраться, отвести взгляд, но не может. Глаза снова прилипают к моим.

– Я… я не хочу в клуб, – выдыхает она, еёслова рвутся, как бумага. Словно сил не осталось даже на речь.

Вот и всё, что мне нужно было услышать. Остальное не имеет сейчас никакого значения. Во мне что-то щёлкнуло и прочее стало неважным.

Я не целую её – я набрасываюсь. Это не нежность, это подтверждение власти, поглощение. Мой поцелуй – это приговор, который она сама себе вынесла. Её губы безвольно открываются, её руки впиваются в мои плечи, чтобы не упасть. В салоне слышно только наше тяжёлое, рваное дыхание и скрип кожи о кожу. Эта агония сладка. Мы оба на грани.

Пока в какой-то момент она сама не отрывается от меня, разрывая этот поцелуй. Отстраняется на полсантиметра, её лоб соприкасается с моим. Веки тяжёлые. Дыхание сбитое. А всё моё нутро не согласно с таким решением, требуя продолжить то, что начали. Но ровно до того момента, пока она не заговорила.

– И… с тобой… вот так… – она задыхается, – в машине… тоже не хочу.

Чёрт возьми.

В голове будто что-то лопается. Одна искра, и я взорвусь. Всё. Точка кипения пройдена. Мы оба перегреты, перевозбуждены, тело напряжено до боли.

Хватаю её под руки и почти швыряю на соседнее пассажирское кресло. Резко. Без нежностей. Она ахает, смотрит на меня испуганно-растерянными глазами.

– Сиди, – бросаю сквозь зубы и вываливаюсь из машины.

Прохладный ночной воздух обжигает лёгкие. Достаю сигарету. Руки, чёрт побери, слегка дрожат. Зажигалка срабатывает с третьей попытки. Глубоко затягиваюсь, пытаясь прогнать из крови этот адский жар.

Что, блять, вообще творится у меня в голове? В чём смысл этой всей цирковой пантомимы? Проще было шлюху заказать. Чётко, ясно, без этих дурацких «не хочу, но хочу». Заплатил – получил – забыл. Никаких телодвижений, никаких вопросов в её пустых глазах.

А эта… Эта девица с глазами испуганной панды. Почему на ней меня конкретно перемкнуло? Что во мне сломалось, что я позволяю ей так себя вести? Терплю её неуверенность, её полутона? Я не терплю полутонов! Моя жизнь – это чёткие линии, прямые решения. А тут какая-то девчонка своим видом сводит с ума, заставляет играть по каким-то неведомым правилам.

Докуриваю до фильтра, швыряю окурок под колёса и с силой выдыхаю дым. Бесполезно. В голове – каша. В крови – непреодолимое желание обладать здесь и сейчас.

Возвращаюсь в салон. Она сидит, прижавшись к стеклу, мелкая такаяи беззащитная. Не смотрю на неё. Завожу машину и молча еду к себе. Нарушая все свои же правила. Привозить их к себе домой – последнее дело. Но сегодня чёрт с ним. Сегодня всё идёт наперекосяк.

Входная дверь, прихожая. Бросаю ключи на тумбу.

– Всё моё – твоё, – бросаю цинично, проводя её в спальню. – Особенно кровать. Располагайся.

Она стоит посреди комнаты, потерянная, смотрит насмятую простыню.

– Мне… надо в душ, – говорю я, потому что надо смыть с себя этот вечер, её запах, и желательно эту дурь. Или, наоборот, остыть и не наделать ещё большей. – Разберёшьсясама.

Ухожу, оставляю её одну. Хлопок двери в ванную звучит как выстрел.

Стою под ледяными струями, пока кожа не покроется мурашками, а сознание не прояснится. Но сброситьпар и остыть не удаётся. Даже представление в красках, как я возьму её, сейчас не помогает. А может, к чёрту всё?Сейчас выйду, уложу её спать, а сам пойду на кухню пить виски. Завтра всё встанет на свои места. Утром она будет просто неудобным воспоминанием. Но мой внутренний зверь не согласен с таким решением и требует свой трофей.

Вытираюсь наспех, натягиваю спортивныештаныи выхожу из ванной. В спальне тихо. Слишком тихо.

Подхожу к кровати.

И вижу её.

Она свернулась калачиком на краю моего огромного ложа, прямо поверх одеяла. Одетая. Вцепилась в подушку. Дышит ровно и глубоко. Спит. Чёрт возьми, она спит!

Внутри всё закипает. Ярость, бессилие, раздражение – всё сразу.

– Да блять! – рычу я, с силой проводя рукой по лицу. – Да ёб твою мать!

Стою над ней и смотрю на это нелепое, спящее создание, которое умудрилось за одну ночь перевернуть все мои тараканы с ног на голову. И тихо, сквозь стиснутые зубы, изрекаю последнее, что остаётся:

– Ну вот и за что? Сука… зачем?

Глава 13

Первое, что я почувствовала – это свинцовую тяжесть в голове и непривычную жёсткость матраца. Я медленно открыла глаза, ожидая увидеть знакомые очертания своей комнаты в розовых сумерках рассвета, но вместо этого меня встретил холодный, серый потолок в стиле лофт.

Где я?

Сердце забилось с бешеной скоростью, превратившись в маленький, испуганный комочек в груди. Я метнула взгляд по сторонам. Чужая, просторная комната, минимализм, никаких лишних вещей. Ни дома, ни у Евы. Это осознание заставило меня сесть, схватившись за одеяло. В висках застучало, вытаскивая из небытия обрывки вчерашнего вечера.

Клуб. Рёв толпы. Яркий свет над рингом. Бой. Его… Сирота. Такой же холодный и опасный, как и его прозвище. Взгляд, от которого по спине пробежали мурашки. Потом… потом мы уехали. Тёмный внедорожник и мои попытки достучаться до него. А затем жаркие, почти болезненные поцелуи в машине, его пальцы, впившиеся в мою кожу, моё собственное предательское тело, отвечавшее ему с той же страстью. Память отказывалась идти дальше, застряв там, где мы чуть не перешагнули ту самую грань.