Осколки нежности

– Привет, – шепчу, улыбаясь.

Он приветствует в ответ, машет копной белобрысых волос, явно крашеных. В носу, ухе и брови у него пирсинг, а на предплечье татуировка змеи. Зачем-то смотрю на его ногти, в уверенности, что они накрашены. Но слава Богу, нет.

Преподаватель Марьяна Ильинична рассказывает об истории моды, и я пытаюсь уловить смысл ее слов. Что-то уже знаю, потому как сама прочитала на эту тему много литературы, что-то для меня в новинку.

От соседа по парте пахнет ментолом, он жует жвачку, и сладкими почти приторными духами, точно женскими. И я против воли вспоминаю аромат одеколона Плахова.

Дерзкий, как его взгляд.

Холодный, как глаза.

Моя прыть и наглость улетучились, едва я села в машину.

Карина верещала рядом, разговаривая с Вадиком, а я онемела от его взгляда, что беспрерывно он бросал на меня в зеркало заднего вида.

Распахнул свои черные длинные ресницы и припечатал меня к сиденью намертво.

– Куда собрались?

Его строгий голос раздался мурашками по позвоночнику.

Я повела плечом, отвечая:

– На учебу. Наши колледжи рядом.

Смотрит на меня. На Карину ни взгляда. Она же напротив что-то ему говорит, не переставая, трогает за плечо, ожидая реакции.

Трогает так интимно. Словно они давно знакомы.

– Студентки? Это хорошо.

Голос мягче, но лед в глазах острее, и я буквально физически его ощущаю.

– Куда? – кивает он мне.

Что с его голосом, не понимаю.

В нем строгость и власть, которая ощущается подсознательно. Словно все внутри кричит: давай, отвечай прямо и не смей юлить или перечить.

Мои ноздри раздуваются, чувствую. Дышу чаще.

Его голос и взгляд – меня провоцируют. Только пока не понимаю на что…

Я называю адрес, прокашливаюсь – голос сел, и название колледжа. Машина тут же срывается с места.

За окном мелкий дождь. Накрапывает. Прохожие открывают зонтики. А я смотрю в окно, а вижу в тонированное стекло отражение себя и сестры. Карина смеется, пьет минералку, красит губы. Я же свои покусываю – они сухие и потрескавшиеся. И глаза мои выдают всю меня – непростительно сильно блестят.

– Новенькая, как тебя там? Ты оглохла?

Мотаю головой.

По аудитории смешки. Сосед Лёша тычет в меня ручкой.

– Тебя вызывают. Минута славы!

Он лыбится, а я встаю с места. Марьяна Ильинична зовет к себе, чтобы я представилась. Не очень люблю говорить на публику, но выбора, по ходу, нет.

Краснея рассказываю, что всегда мечтала о своей коллекции одежды, что кройка и шитье мое все. Показываю эскизы и наброски – у меня их целая папка! Хвалюсь выигранными конкурсами и дипломами. Последние два года школы я многое сделала. На школьном выпускном половина девочек щеголяли в придуманных мною платьях.

Девочки улыбаются дружелюбно. А преподаватель выдает мне карту участника предстоящего конкурса. Если пройду отбор, то мои платья будут представлены на финале конкурса. Настоящий показ мод! Дефиле с моделями по подиуму.

Волнуюсь и радуюсь. До финала всего полтора месяца и мне многое нужно успеть.

Об этом уже говорю Леше и Марине – она староста и идет с нами в буфет после пары.

У нее ярко рыжие волосы, веснушки, красная помада на пухлых губах и красивая фигура. Платье изумрудного цвета необычного кроя и она хвастается что придумала и сшила его сама.

Что ж, если она участвует в конкурсе, то мне нужно постараться втройне.

– Ты уже готовишь свою коллекцию?

Марина смотрит на меня вопросительно. Я жую кусок пиццы и думаю о том, что ни одного платья по факту не готово. Одни эскизы. Ткани нет. Но говорю:

– Две модели готовы. Осталось еще восемь. Если честно, с тканью небольшая проблема.

– Купи. Или закажи. У нас в городе есть выбор.

– Да, я посмотрю на днях.

– Хотя бы сто тысяч есть?

Я зависаю. Знаю, что это минимум, но у меня конечно же этой суммы нет.

– Понятно, – улыбается она. – Да это неважно пока мы на первом курсе. Тут половина будет шить из того, что есть. Бабкины закрома в ход пойдут и старые тряпки мамы. Перешить тоже можно. Главное показать себя и свою индивидуальность, свой авторский стиль и подход.

– Ну это да. Я, думаю, справлюсь.

Поправляю очки. Алеша смеется, а потом предлагает:

– У моей тетушки сеть магазинов. Там попадаются классные тряпки и даже ткань, ну шторы там, палантины и просто отрезы. Бывает да. Ей со всей страны из присылают. Раньше из Европы, но сейчас что есть, то есть. Могу устроить…– он окидывает меня с ног до головы скептическим взглядом. – Устроить к ней на подработку, мешки разбирать с тряпьем. Там и посмотришь.

Краснею.

По мне, что так сильно заметно, что я без гроша?!

– Спасибо.

Отказываться глупо и я достаю телефон, чтобы записать контакт его тетушки.

–У нее секонды по области. Секонд Хэнд. Тряпья там, ну сама увидишь. Она с подругой теть Ритой Плаховой начинала это дело и вот, теперь уже сорок точек по всей области. Спрос есть. Но а тряпок там!

– Повторяешься! – засмеялась Маринка, дергая его за рукав. И посмотрела так полюбовно, что все стало ясно – она в него влюблена.

Моргаю. Рита Плахова это?..

– А Плахова это кто? – спрашиваю быстрее, чем успеваю подумать.

Но Леша не замечает моего мандража.

– О, у тети Риты сама жена мэра платья шила. И всякие богачки. Руки золотые. Но она погибла. Жалко ее. Столько таланта!

– А дети? – морщусь. Но вот зачем!?

– Сын остался. Взрослый уже. Универ заканчивает. И про него лучше молчать. И не знать.

– Это уж точно, – смеется Марина. – Раньше Демид нормальный был.

Точно он. Какого-то черта краснею.

– Я с его девушкой дружила. В одном классе учились. А потом она выросла быстрее меня и нос задрала. Конкурс красоты выиграла, зазналась.

Нервно дергаю край своей юбки.

Красоты!

– Красивая?

Девушка…

– Очень. Высокая, ноги от ушей, тоненькая, блондинка. Ей бы в Голливуд. Плахов с ума сходил по ней. Оберегал.

– А сейчас что? – спрашиваю, затаив дыхание.

Но бесячий Леша вновь перетягивает разговор на себя:

– Что сплетни развели, как курицы! – морщится он. – К делу! Так вот, Диан, я тоже два года назад с этого начинал. С тетушкиного дома. А сейчас в ее бутике – в нормальном! – мои костюмчики висят. Спорт шик. Но у меня и спонсор батя. На настоящей фабрике отшивают. И три швеи на меня работают. Я только придумываю эскизы и ткань с дизайнером подбираю. Всё.

– Ого! – выдыхаю я.

– Ага! – смеется Марина. – У нас тут полгруппы звёзд. Скоро и сама увидишь. Ты не думай, что городок захолустье! С нашего колледжа все в Москву потом в дома мод и на престижные линейки одежды. И все конкурсы за нами! Ну не зря тебя взяли, значит ты тоже чего-то стоишь!

Оставшиеся две пары проходят весело. Я знакомлюсь со всеми девочками и с облегчением понимаю, что меня воспринимают на равных. А я-то на придумала себе страхов. Пора взрослеть!

После учебы Алеша и Марина идут со мной до остановки, попутно рассказывая, что тут есть интересного. Оказывается, до нашего дома ходит автобус. Две остановки, и я на месте.

Тетушка Алексея уже оповещена и ждет моего визита в магазин сегодня же вечером! И это, я считаю, настоящее везение. С семи до девяти я буду помогать ей в магазине и за два часа работы она заплатит мне пятьсот рублей. Деньги не большие, но мне и этого хватит, учитывая, что свои сто пятьдесят я потратила на кофе и пиццу.

На остановке оживленно.

Троллейбус отходит битком, мы же ожидаем автобус. Леша травит байки, мы смеемся, а я краем глаза смотрю на стенд с информацией. На нем столько листовок с без вести пропавшими девушками. Их фотографии выцвели от солнца и дождя, и теперь глаза кажутся темными и неживыми. Меня передергивает от страха.

– Наш автобус! – говорит Марина и тянет меня за рукав, но едва я делаю шаг, как, подрезая автобус, напротив нас тормозит черный «БМВ».

Я уже знаю эту машину. И того, кто сидит за рулем.

К сожалению.

Музыка из салона громыхает, но я успеваю услышать и недовольный рокот старух, и осторожный шепот: «Плахов!»

– Совсем офигел! – тянет Марина и косится на машину то ли восхищенно, то ли с осуждением.

Автобус сигналит, прося освободить ему дорогу. Бабки уже орут. Леха же кривится:

– Местный мажор. Что ему надо?!

А я знаю, что. Точнее КТО.

В голове его голос:

– Во сколько забрать?

Карина орет: «В три», а я бубню: «Меня не надо». Но его интересует лишь мой ответ.

– В три буду.

– Не надо! – мотаю головой.

– Я сказал в три. – Оборачивается. Взгляд на меня в упор и в сравнение не идет с зеркалом.

Парализует.

Послушно киваю.

– Иди. Чего расселась? Приехали!

Грубит, но хочет забрать с учебы. Где логика? И есть ли она вообще у этого парня?

И теперь он здесь.

Кошусь на новых друзей. Они в шоке и любопытстве. Смотрят то на него, то на меня и не могут понять происходящего.

– Ты изменилась в лице! – почему-то шепчет Марина. – Ты его знаешь?

Последнее произносит укоризненно. Как будто знать Плахова – преступление.

– Угробил девку и на свободе ходит, – шипит рядом какая-то тетка, и я хмурюсь.

Это они про кого?!

Демид громко хлопает дверью.

Я как в замедленном фильме оборачиваюсь.

Его крепкий торс обтягивает белая футболка. Серебряная цепочка на шее с большим крестиком. Широкие плечи. Модные часы на левом запястье.

Моргаю. Дышу рвано.

Зачем он приперся?! Просила же…

Он обходит машину и распахивает пассажирскую дверь. Смотрит на часы и в нетерпении теребит подбородок. На меня ни взгляда.

Но я напрягаюсь.

Выдергиваю руку из захвата новоиспеченной подруги.

– До завтра! – улыбаюсь смазано и сама иду к Плахову.

Это же неизбежно.

Сажусь. Хлопает дверью. И не жалко же машину.

Марина и Леша стоят на остановке и смотрят на меня ошарашенно. Я отвожу взгляд.

– Обязательно было так? – нападаю на него, когда он садится за руль.

– А в чем проблема? – рычит в ответ. – Стесняешься?!

– Нет.

– Вот и молчи.

Машина срывается с места. Дую губы, хмурюсь.

– Забирать меня было не обязательно.

– Тебя не спрашивал. – Он тормозит на светофоре, переписывается с кем-то в телефоне. – Хотел посмотреть, что за осел тебя проводит.

– Серьезно!? – ушам не верю.

– Серьёзней некуда.

Давит на газ. Тачка рычит.

Я ерзаю. Мне неловко. Не хочу и одновременно хочу здесь находиться.

– Твоя неадекватная сестрица уже накосячила. Просто не хочу, чтобы тебе перепало. Сегодня забрал и хватит. Слухи быстро дойдут.

– Как это понимать?

– Как хочешь, так и понимай. – Снова отвечает загадками. И меня это бесит!

– И все же?

Он сворачивает в проулок, и я вижу здание торгового центра. На парковке куча машин, и у черного внедорожника стоит Карина.

Она разговаривает с кем-то, улыбаясь во весь рот. Незнакомец скрыт за тонированными стеклами. Видно лишь его руку с зажжённой сигаретой.

– Это еще кто?

– Я не знаю, – хмыкает Плахов. – И уже знать не хочу. Не делай так, ладно?

Мы снова срываемся с места. Карину оставляем там. Я волнуюсь за эту курицу, но молчу.

Пишу ей смску, но она как обычно меня игнорирует.

Пауза, тишина давит, а я не знаю, что говорить. Да и нужно ли?

– Ты девочка? – спрашивает он вдруг, вышибая из моих легких воздух.

– Что!? – краска смущения заливает с головы до пяток.

Горю! Да как он смеет!

– Ты слышала! – он едва уловимо улыбается. – Девственница, говорю?

– Не твоё дело! Что за вопросы!

Не могу усидеть на месте. Кажется, что кожаное сиденье подо мной превратилось в жерло вулкана.

– Мое. Дело.

Я фыркаю.

Смеется. Его это веселит. Ненормальный!

– Значит, да. – Поворачивает голову. Смотрит в глаза. – Похвально, Ди. Очень.

– Мне твоя похвала не нужна. – Дёргаю плечами. – Куда мы едем? Домой, надеюсь?

– Естественно! Ты думаешь, я буду убивать на тебя свое время? – хмыкает самодовольно.

– Ах, надо же! – цокаю и выдыхаю с облегчением, когда вижу двор нашего дома.

– Не дерзи! Не люблю дерзких.

– Мне все равно, каких ты любишь.

– Не ври. Тебе не все равно.

Краснею. С чего он взял?!

Снова фыркаю.

Он тормозит напротив подъезда.

Наши взгляды цепляются друг за друга. Глаза в глаза.

У него красивые ресницы. Пушистые.

Я рада, что у меня очки. Как прикрытие. Потому что его взгляд непроницаемый, не читаемый, но раздирающий на атомы и молекулы.

В тишине слышу, как еле слышно работает двигатель. Как он дышит. Как дышу я.

Он смотрит долго! Мучительно долго. Задумчиво и так… серьёзно. Словно разгадывает несуществующую обо мне теорему.

Мне хочется хапнуть ртом воздух. Но я сижу, не в силах пошевелиться.

Чуть щурится, поджимая губы.

Какие они красивые. Какие они!

– Беги, Ди! И больше не попадайся мне на глаза.

Последнее заявление отчего-то неприятно колет.

Звучит обидно. В голове каша: для чего это все было?!..

Шмыгаю носом от волнения и отворачиваюсь. Хватаю сумочку и, не глядя на него больше, выхожу из машины.

Ноги моей там больше не будет.

Никогда! Сама себе обещаю!

Уже в подъезде часто-часто моргаю ресницами.

Он мне никто. Укатил и ладно.

Но мне снова и снова хочется пережить это вновь.

Чушь какая-то!

Мотаю головой, вставляя в замочную скважину ключи. За спиной раздаются шаги. Быстрые. Приближающиеся.

Оборачиваюсь, одновременно открывая дверь, и меня буквально вталкивают в квартиру.

– Мать где? – хрипит незнакомый амбал бандитской наружности. – Должок платежом красен!

Глава 11

ДЕМИД

… Крошечка Диана выходит из машины и бежит к подъезду, а я смотрю ей вслед и не могу насладиться… Точнее, отвернуться.

Что она сегодня на себя нацепила?! К чему эта юбка мини и этот топ?!

Если берет пример с непутевой сестрицы, то отхватит по своей заднице. В моих мыслях только, конечно же. Прямо чувствую, как ладони горят, так хочется шлепнуть ее – со свистом рассекая воздух, и чтобы звон стоял от соприкосновения руки и ее ягодиц. Желательно, конечно, голых. Без этой короткой юбки и без трусов.

Зачем-то размышляю о неизвестном: какие она носит? Обычные, закрывающие ее булочки, или нитку? Наверное, стринги не ее удел.

Хмыкаю, как баран. Злость охватывает, шикаю на себя, врубаю музыку. Салон тачки сотрясается от басов.

Мне не нужна она. На хрен не сдалась. Усвоил?

Усвоил!

Зараза мелкая.

Во мне бушует жгучий интерес к этой мелочи и лютая злость на самого себя. И угораздило же. И именно сейчас, когда вообще не до телок. Осталось заработать еще немного денег, и можно сваливать из этого ада. Вышку почти получил, тачка есть, бабки есть. Еще немного, чтобы и на квартиру хватило. С золотой ложкой во рту, к сожалению, не родился, приходится выгрызать себе место зубами и исключительно самому.

Топлю педаль в пол и срываюсь с места.

И снова мысли не о том.

Черт дернул меня вызваться ее забрать после учебы, но успокаиваю себя наивно, как дурак, тем, что мне действительно было интересно узнать, подружилась ли она хоть с кем-то. С утра в машине по дороге в колледж она заметно нервничала, сидела насупившись и чуть ли не дрожала от страха.

Сначала даже подумалось, что из-за меня, что это я на нее так действую, но бред же. Она не Карина, чтобы чувствовать. Думаю, эта скромница еще и не знает, что такое чувства и как они могут разрушать.

Отвечаю на звонок – клиент едет к назначенному месту: люди Бориса всё-таки его уломали. А значит, максимум полчаса, и у меня кэш в кармане. И вечером еще подработка. И ночью. Главное, чтоб менты не прилипли.

Вздыхаю.

Была не была! По-другому не заработать…

Карина тоже с утра выбесила. Лезла с идиотскими вопросами, то ли заигрывала, то ли нарывалась – эту пустоголовую не поймешь. Как некстати еще всплыло в голове, что стояла передо мной на коленях. Зачем-то посмотрел в зеркало на ее невинную копию, и в штанах закипело. Минет от Карины на троечку. Слабо, слабо.

А мысль о губах ее сестры на моем стволе вскипятила кровь за секунду. Аж в жар бросило. И тогда. И сейчас, мля!

Мотаю головой, прогоняя ее образ, что завис, как туманная пелена перед глазами. Еще не хватало!

Да изыди ты, монашка чертова!

От возмущения даже плюю в открытое окно. Останавливаюсь на перекрестке и вижу в соседнем ряду внедорожник с парковки ТЦ. На мгновение улавливаю образ Карины, но тачка срывается с места пулей, конечно, столько коней под капотом. Я бы догнал, но мне оно надо? Не со мной профурсетка, и ладно. Ее проблемы.

Сворачиваю направо в сторону гаражного кооператива. Подкуриваю.

И снова, мать его, думаю о новенькой. О той, что малютка ещё.

Мне нельзя о ней думать.

Нельзя вспоминать шелк волос, что трогал пальцами.

Нельзя воспроизводить в памяти запах – печеньем пахнет и апельсинами. И молоком. Точно малышка.

Рычу, сжимая руль.

Пройдёт.

Мимолетное влечение нельзя принимать за данность. Просто новенькая. Точка.

Мне нельзя ее искать глазами.

Да и видеть не надо.

Потому что я в отношениях.

И другие мне не нужны.

Мну свои губы вместе с сигаретой. Выхожу из машины и как раз вовремя – на пятачок съезжаются тачки посредников, а с объездной дороги уже видна и тонированная машина клиента.

Мужик, по слухам, прожженный, недавно откинулся. Но выглядит как лох. В нашей дыре проездом, говорит, но по-любому специально, стволы только здесь. Канал так давно налажен, что Боря даже не паникует. Среди бела дня стрелки забивает, считай, в центре города. Доверяет мне самому все контролировать. И я не против. Лучше на этом стоять, чем на продаже наркоты или телок. Хотя я бы влился в те схемы, бабок там до хрена, да только не дорос еще, доверия нет ко мне. А может, и к лучшему…

В гараже вскрываем ящики. Всё на месте. Мужик трясется, то ли засланная шестерка, конечных заказчиков не узнать. Они, как и Боря, в тени. Зачем им эта партия – не спрашиваю. Просто поторапливаю его, к чему время тянуть?!

– Устраивает? – спрашиваю, щурясь.

Он стоит напротив меня и смотрит, задрав голову. Во мне роста метр восемьдесят пять, плюс, раскаченный железом в зале. Он же щуплый и низкорослый. Трясет головой. Глаза блестят – нарик что ли?

– Ну? – рычу, перекатывая в зубах спичку. Подкуриваю. Пацаны стоят за моей спиной молча. У дверей гаража его кенты – четыре мужика за сорок.

– А патроны? – шипит он, скалясь. Окидывает моих парней взглядом, снова на меня. Глаза бегают.

И мне это не нравится. Чуйка у меня. Есть подвох. На дворе не девяностые, но что-то остается неизменным.

– Бабки где?

У его дружка в руках чемодан. Парни уже туда заглядывали, но я лично не видел.

– Да вот, вот, всё привезли. – Суетится тот. – Тогда покажи еще патроны, и расходимся.

Патрики в ящике у стены. Но спиной к нему я не готов становиться. Делаю вид, что иду туда, а сам нащупываю в кармане ствол. И только возвожу курок, как за моей спиной щелкают затворы.

Резко оборачиваюсь, выкидывая руку, и беру этого идиота на прицел.

– Не очень умно. – Хмыкаю. Выдыхаю.

Мои молодцы. Это они сработали, когда батя дернулся.

Он замирает. В его руке длинный острый нож. Заточка. Лезвие блестит в искусственном свете, и я вижу в нем свои глаза.

Черные, как его смерть.

Кривляюсь, не отводя дула пистолета.

– Грохнул бы тебя, суку. Деньги передал! Считаю до трех.

По спине ощущаю ледяной пот, и в который раз за последний месяц чувствую, что когда-нибудь нас положат. Сначала здесь в кровище утопят, потом на кладбище прикопают к чьей-то свежей могиле. Пропал без вести, и дело с концом. У нас тут очередной пропажей никого не удивишь.

Дядя убирает нож, лыбится. Точно нарик.

– Да вы что, пацаны? Ствол убери! Мы и не думали. Я машинально, на всякий случай. Ситуация-то нервная.

Его дружки расслабляются, когда мы убираем стволы. Деньги пересчитаны, Тихий уносит их в тачку. Их внедорожник паркуется за домом, и четыре ящика скрываются в багажнике. На все про все десять минут, но они кажутся вечностью.

Разъезжаемся по разным сторонам. Отзваниваюсь Боре. Тихий и Руднев ржут, считая свой процент, довожу до пафосного кабака.

– Точно не будешь пить? – пристает Тихий в который раз. – Как Карина там?

Вопрос с подколом. Не реагирую, хотя хочется ему всечь. Что-то я нервный сегодня. Трахнуть бы кого-нибудь, да времени нет.

– Завтра на завод, на смену. Работу никто не отменял. И сегодня еще дела. Давайте сами.

Про Карину намеренно ни слова.

Тихий выжидающе смотрит на меня с минуту. Докуривает.

– На хрен ты на этот завод ходишь? Там зарплата в десять раз меньше. Плаха, не понимаю я тебя.

– И не понимай. Давай, я погнал. На созвоне.

Жмем друг другу руки.

На вечер запланирована встреча. Какая-то бабка-экстрасенс, сама нашла меня. Услышала, что я ищу, хочет помочь. Я сначала заинтересовался, а сейчас понимаю, что очередной развод. Просто я уже дошел до ручки. Никто не знает, где она и с кем. И почему сбежала.

И я не знаю. И верю, и не верю. И себя виню…

Меняю маршрут, резко разворачиваясь через двойную сплошную. Экстрасенсов не существует. Еду домой. В свой еще один ад.

Батя бухой. Кидаю на стол ему жрачки, что купил по дороге, и иду к ба. Она с сиделкой, и меня это успокаивает.

– Как она?

– Нормально, все хорошо. Уснула вот.

Лидия смотрит на меня боязливо. Соседи вообще считают меня отбитым. Лидка вот еще терпит, потому что плачу ей в три раза больше, лишь бы бабуля была под присмотром. Накормлена и помыта. И будни ее хоть как-то разбавляли разговорами. Теть Лида та еще сплетница, поэтому да, наверное, в курсе всех событий.

Щурюсь. На лице бабули снова красные полосы, которые потом посинеют.

– Что за дрянь опять!? – спрашиваю зло.

Лидия мнется.

– Расцарапала, может. Сама не пойму, если честно. Спрашивала – молчит.

– Так не первый раз уже.

– Я пришла, так уже было.

Мне не нравится то, что я вижу. И я беру камеру с шифоньера. Установил неделю назад, на всякий случай, и что-то мне не даёт внутри покоя, опять эта чуйка. Должно быть, этот случай настал.

Подключаюсь с телефона и на быстрой перемотке просматриваю бабулин будний день. Пьет лекарство, смотрит телевизор, спит. Очень долго пытается встать с кресла, потом ковыляет к окну и смотрит во двор. Снова сидит на диване. Приходит Лидия, они обедают за столиком напротив кровати. Лидия уходит. Ба сидит на диване, потом сидит у окна. В комнату заходит отец, уже бухой, даже видно по видео, как его шатает. Разговаривают. А потом он орет. Машет руками, крутится вокруг нее, сидящей в кресле. Орет, замахивается и бьет.

Бьет.

Тварь.

Ее по лицу.

С замирающим сердцем включаю обычный просмотр.

В его руках шнурок. И эти полосы от него.

Ба плачет. Пытается прикрыться руками. Но те дрожат. Мой папаша – ее единственный сын, ее не слышит. Он озверел.

Мразь.

Убью.

Лидия зажала рот рукой. Я дрожащими пальцами отсоединяю камеру и ставлю ее обратно на шифоньер. Целую бабулю в щеку, поправляю одеяло. Она под лекарствами и спит крепко.

– Демид, не надо, – почему-то шепчет Лидия, наверное, мои глаза налились кровью.

Хмыкаю, хлопаю легонько ее по ладони.

– Спасибо, идите домой. Вот вам премия за молчание и за работу, конечно же. Ночью я присмотрю за ней сам. С утра приходите.

Она торопливо сминает пятитысячную купюру и прячет в карман широких штанов. Пятится к выходу.

Я жду, пока она свалит.

– Ни слова! – тычу в нее пальцем. Она часто-часто кивает и, наконец, исчезает в дверях.

Шепчу ругательства и быстрым шагом направляюсь в комнату отца.

Тот ожидаемо спит. Окурки по всему паласу. Бутылки из-под вина. На вино перешел, кайфует.

Ищу взглядом этот гребучий шнурок, но, наплевав, дёргаю его за шиворот. И когда тот приходит в себя, улыбаясь мне, со всей силы бью, рассекая бровь, и добавляю ещё раз, разматывая его носопырку в хлам. Кровища хлещет чуть ли не фонтаном. Зажимаю его нос его же тельняшкой и шепчу:

– Ещё раз тронешь ба, этот шнурок затянется на твоей шее. Усек?

Батя от шока аж протрезвел. Не спорит. Кивает молча.

– Ты меня точно понял? – замахиваюсь. Вижу в его глазах страх. В своих – его, постаревшего и обрюзгшего, спившегося, седого, дряхлого.

А потом вдруг вижу его молодым.

Его и маму. И я мелкий. Ведут меня за руки в парк.

Отец тогда учил меня стрелять в тире, гладил по голове, когда у меня получалось. Улыбался мне. Он бывший мент, и любовь к стрельбе у меня от него. И разве я мог подумать, что его серые глаза, горящие ко мне любовью, потом будут меня ненавидеть и бояться. Но ведь есть за что!