Осколки нежности

– Только попробую, угомонись. Один раз давай? На пол головки?

Шепчу как заведённый. Знаю, что всё будет, но успокаивать ее как будто времени нет. Да и не успокаиваю я обычно телок. Отвык от сантиментов.

– Не-е-ет! – верещит на всю душевую.

А я снова давлю бедрами, беря ее в захват и на этот раз выдыхаю со стоном, когда чувствую, что она принимает меня. Его. Она застывает как по команде. Всхлипывает. Мычит еле слышно, а головка моего члена всё-таки погружается в нее. Замираю в ответ. Узко и горячо. Ссска. Сейчас бы загнуть раком и войти на всю длину.

– Больно-о! А-ах! – не плачет уже, а ревет, содрогаясь в моих руках.

Дальше нельзя. И так натворил делов.

– Впервые? – спрашиваю хрипло и так понимая. – Первый раз?!

Она мычит, кивая головой.

Гадство. Отбил ей желание напрочь теперь походу.

Целую – нежно! – ее в шею. Я нежным не был ни с кем уже тысячу лет.

Обнимаю – опять же нежно! Крепко. Снова целую в дрожащую венку на шее. И вынимаю дружочка.

Она плачет. Слышу. А я не смотрю на нее. На хрен. Хватило.

Глава 14

ДИАНА.

Шепчу. Кричу. Молю.

Но он меня не слышит. Прет на меня, как танк, и я немею от страха.

У него в штанах… Он возбужден, и меня это сносит в ужас. И одновременный животный трепет, которого не знала раньше.

Меня трясет от того, что он пришел.

От того, что он ввалился в душевую, а я обнажена.

И от того, что вижу его.

Чувствую стыд, прикрываясь руками, и необъяснимый жар – порочный и тяжёлый – дышать не могу от этого.

Все происходящее кажется сном. Страшным. Нереальным. Диким!

– Демид, пожалуйста, выйди. – Захлебываюсь эмоциями, жую слова на выдохе. Мой голос почти не слышен. Сердце стучит в груди как бешеное.

Он кивает, а я опрометчиво бросаюсь за одеждой. И он, вопреки намерениям, делает противоположное. В два шага сокращает расстояние между нами и сминает меня.

– Отпусти, что ты делаешь?

Голова кружится от недоумения.

Что. Он. Делает?!

С ума схожу, когда чувствую, как Демид прижимает меня к себе. А когда задирает свою футболку, и я ощущаю лопатками жар его кожи, и вовсе слетаю с катушек.

Не просто дрожу, меня разрывает изнутри на части.

Мне стыдно и неловко. Это не правильно. Мне дико, что он позволяет себе меня лапать. За кого он меня принимает?! Чувствую жар его тела и все мысли в голове слепляются в кашу, которая больше не крики разума.

Я пустота. Я дрожь от его прикосновений. И меня внутри выворачивает от себя…Потому что мне лестно. Приятно. Отвратительно нравится. Извращенно похабно льстит это всё!

Я приличная! Приличная!

Кручусь в его руках. Безрезультатно. Его захват крепок.

Он плохой и чужой.

Вырываюсь. Пытаюсь. И меня всю трясет от непринятия происходящего и от …возбуждения. Страшно. Безумно!

Утыкаюсь лбом в кафельную стену, когда он кусает мою шею. Замираю с выдохом.

Дышу тихо и часто. Слышу, чувствую прикосновение его языка – нежно лижет ранку от зубов. Дышит рвано и обжигающе. Снова кусает.

Мамочки-и-и…

Жмурюсь до боли и искр в глазах. И против воли сосредотачиваюсь вся там. Растворяюсь и умираю в новом укусе. Его язык, зубы, губы – всё в новинку – ощущения сносят меня – бесстыдницу! – в преисподнюю.

Не соображаю.

Плыву в дурман.

Слабо сопротивляюсь. От ужаса и неожиданности немею. От его прикосновений горю.

И таю от его губ.

Мам, не приходи сейчас домой. Ты меня не узнаешь, мама! Я сама себя не понимаю…

Могу вырваться, ударить, завизжать…но НЕ ХОЧУ.

Он что-то шепчет, а я не разбираю слов. Я вся на его губах. Я вся растворяюсь в этом недопоцелуе.

Тяжелое обжигающее дыхание Демида сносит с ног. Мурашки несутся по телу, а когда его пальцы касаются меня там, взвываю от приступа новой паники. И эйфории.

А я конченая, как и Карина. Не зря мы близняшки. Может, я такая же? Просто запоздало это всё у меня…

Кусает. Дергаюсь. Ощущаю его… то, что у него там…Даже произнести не могу сама себе и умираю!

Все, что происходит дальше, повергает в шок. Я не думала и даже не представляла, как оно может быть. Тело к телу. Кожа к коже. Так интимно!

Да я еще не целовалась даже! А он…

– Что ты делаешь!? – шепчу хрипло. Голос сел. Ноги ватные. Он делает со мной что хочет…

Он говорит отвратительные вещи, он предлагает…нет, он настаивает! Даже представить такое не могу! Ни за что на свете! Вырываюсь, но он обездвиживает.

Мне стыдно, страшно. Мне больно! И он уже не кажется мне моим светом. Сейчас он самая темная тьма.

– Нет! Не надо!

Замираю со стоном, когда он все-таки делает то, что озвучил минутой ранее. Дышу рвано. Меня трясет, а он вдруг обнимает со всей силы и целует. Согревает своим теплом. Я чувствую и слышу, как бьётся его сердце. Не могу распахнуть глаз. Очки сползли, а по лицу катятся слезы. Он во мне. Таким ужасным способом. Не шевелюсь. Да и не смогу – меня всю парализовало!

Сдаюсь, кусая губы до боли. Плачу. Меня обволакивает его запах. Его запах самый прекрасный на свете! Слёзы обжигают лицо. И к моему ужасу – не от стыда и боли.

Моя боль теперь он.

Хочу ненавидеть его всем сердцем, но не получится, знаю! Когда он выходит из меня, к своему стыду испытываю облегчение и жгучее разочарование. Знаю, что ничего подобного больше не повторится, потому что я знать его больше не хочу. Я не смогу посмотреть на него. Не смогу ничего…

Зажмурившись, беззвучно реву. Мне не остановить поток этих слез.

Я не могу быть такой падшей. Я же не такая! Зачем он? Зачем я…

Он уходит со словами, что ждет меня на кухне, а я еще долго прихожу в себя. Ощупываю, трогаю места, куда он прижимался, до чего касался, куда проникал…

Я и Плахов, как свет и тьма. И я теперь тоже с темными пятнами. Свихнуться можно!

Как в глаза смотреть ему. Маме. Себе в зеркало?! Как?!

Дрожу. Как животное дышу им. Его запах повсюду.

Хочу ненавидеть его – и это было бы верно, но…даже не вытираюсь, чтобы не стирать его аромат. Он уже во мне. Под кожей. По венам.

Демид – ты во мне.

Пропаду я, мама…

Долго смотрю на себя в зеркало, на такую… а потом одеваюсь и иду к нему.

***

Демид сидит за столом, вальяжно откинувшись на спинку стула. Курит и пепел от его сигареты падает на пол. Дверь на балкон распахнута и по коридору сквозняк.

Замираю в дверях на кухню. Смотрю на него. Стекла очков мутнеют, потому что на моих глазах снова слезы.

– Чай будешь? – спрашивает хрипло, несмотря на меня.

Ему тоже неловко? Или мне показалось? Ну вряд ли стыдно или он сожалеет…

– Буду. – Прохожу и сажусь за стол, устремляя взгляд в сторону.

– Тогда наливай, – хмыкает он. – И мне заодно. Покрепче и сахара два.

Сижу неподвижно с минуту, а потом все-таки перевожу на него взгляд.

Нет, не противно.

Нет, не стыдно.

Возможно, когда он уйдет меня накроет, а пока…

Он красивый. Мне нравятся темные завитки волос на его голове спереди и почти под ноль выбритые бока. Мне нравится татуировка на его шее, которую я не могу понять и рассмотреть. Мне нравится его нос, и даже то, что перегородка чуть искривлена. Мне нравятся его чуть полноватые губы и легкая щетина по подбородку.

Демид затягивается. Равнодушно стряхивает пепел на пол. Все еще смотрит в телефон. На меня ни взгляда.

– Налюбовалась? – спрашивает. – А теперь рассказывай, что здесь произошло. До того, как я явился, естественно.

Добавляет зачем-то и меня передергивает.

Ненавижу его сейчас. Всей душой.

Впервые понимаю сестру, которая часто дает волю эмоциям. Мне сейчас тоже хочется рвать и метать.

Не понимаю, что меня больше всего бесит – что он здесь сидит как ни в чем небывало, или что после ВСЕГО ЧТО БЫЛО, он меня так игнорирует…

Поджимая губы встаю и ставлю чайник на плиту. Спиной ощущаю прожигающий меня взгляд. вспыхиваю, горю от ушей до кончиков пальцев.

Жду пока пунцовая краска сойдет с лица, а потом, поправляя очки, оборачиваюсь.

Но нет. Он залип в телефоне.

– За мной в подъезде мужик шел.

Он вскидывает одну бровь. На меня не смотрит, но взгляд его становится жестче.

– Дальше? – бросает. И голос его твёрже. Как сталь.

– Зашел в квартиру, впихнул меня. А потом перерыл все вещи. Я думала не уйдет никогда.

– Кто он? – Демид откладывает телефон на край стола. Поддается вперед и скрепляет пальцы в замок. На его красивом лице ходят желваки, а ноздри раздуваются от дыхания.

Шмыгаю носом. Вспоминать тот кошмар страшнее, чем…

Мотаю головой. Переминаюсь с ноги на ногу. Ловлю ощущения – ничего не болит, хотя, казалось бы,…

– Ну? – его голос громче, и я вздрагиваю.

– Я не знаю кто он, но очевидно бывший дружок отца. Мы должны одним людям…Вернее отец задолжал, а на нас повесили. Принципиальный там дядька. А теперь требуют какие-то документы на какую-то землю. Не знаю ничего об этом, у нас же ничего…

Мнусь. Мну пальцами край юбки. Смотрю в пол, подбирая слова. Не говорить же ему, что мы нищие и позорно бежали из города всё распродав. Потому как жизни уже там просто не было…

Поднимаю голову и немею.

Он смотрит прямо на меня. На лице маска равнодушия. Лед. Но глаза полыхают так, что зрачков не видно.

Черт! Не знаю куда деться от этого взгляда. Спасение за спиной – чайник со свистом дает знать, что вода вскипела. Кружусь по кухне. Наливаю чай.

– Сахара два? – спрашиваю, на миг обернувшись.

Смотрит так серьезно и проницательно.

Смущенно улыбаюсь ему.

Ну вот зачем?!

А оно против воли. Само. Я себя контролировать не могу…

И удивленно моргаю, когда он чуть улыбается в ответ.

С колотящимся в груди сердцем отворачиваюсь. Мешаю сахар. Расплескиваю заварку. Нервничаю! Несу чай и ставлю перед ним кружку. Сажусь напротив. Глаза в пол. Коленки вместе. Тереблю юбку.

– Что по итогу? – его голос звучит хрипло. И властно. В воздухе чувствуется, кожей ощущаю, что не отвечать нельзя.

– Ничего, – дергаю плечами. – Дал нам срок три дня. Я у мамы спрошу, как придет. Она то точно знает про документы.

Он кивает. И только хочет что-то сказать, как входная дверь хлопает. Оборачиваемся в сторону коридора и слышим стонущий крик мамы. спустя минуту она бежит к нам.

– Мам! – подрываюсь с места.

У мамы глаза как чайные блюдца. Она натурально дрожит. Забегает и обхватывает меня руками.

– Диана, что с тобой? Что случилось? Что там за кровь?! Что все это значит?

В ее глазах страх.

– Мам, успокойся. Со мной все нормально. Сядь.

– Какой сядь?!

Она отпихивает меня и оборачивается к Демиду, который встал и стоит за ее спиной.

– Здравствуйте, – говорит он, а она набрасывается на него с кулаками.

– Что ты сделал?! Что ты здесь делаешь?!

Верещит и я хватаю ее за руку. Потому что кажется, что она готова наброситься на него с кулаками.

– Мама! Ну ты чего? – перебиваю я. – Он тут ни причем. Садись, я все расскажу!

– Что он тебе сделал? – шепчет она, обсматривая меня с головы до ног. – Что?

Ее голос звучит трагически, и я впервые позволяю себе закатить глаза. Не знаю откуда это. Точно Карина в меня вселяется…

– Мам!

– Не смей подходить к моей дочери! – шипит она Плахову. – Чувствую все! Не смей!

Он спокойно кивает и выставляет руки вперед. Бросает на меня мимолетный взгляд, а потом произносит:

– Не смею. Больше никогда.

Холодею. Меня словно ушатом ледяной воды окатывает. Смотрю на него. Он на меня.

– Чтобы больше не видела рядом с ней!

– Мам, ну что ты говоришь такое? При чем здесь он?

– А ты не защищай! Диана! Что с тобой! Не смей с ним дружить!

– Ма-ма! – ору. – Да к нам бандиты приходили! Они требует какие-то документы на землю!

Но она словно не слышит. Сейчас ее враг почему-то Демид.

– А, ну, молодой человек! Покиньте помещение иначе я сейчас полицию вызову! Боже Диана, что здесь произошло?!

Плахов чуть усмехается и послушно идет на выход. И мне вдруг кажется, что он реально больше никогда не придет.

Хочу ненавидеть его. Но хочется выть!

Глава 15

ДИАНА

Мама ходит по дому чернее тучи, о чем-то думает, поджимая губы, но на тему земли разговаривать отказывается. Пока наводили порядок и складывали по местам вещи, я пытала ее, но все без толку. Она упрямо отмахивается, что у нас ничего нет, просит не бояться, обещает, что завтра же напишет заявление в полицию.

Та мои и разошлись. А теперь я хмурюсь в сомнениях. Бросаю кружочки моркови в кастрюлю – на ужин овощной суп.

Качаю головой: можно подумать, полиция нас убережёт.

За готовкой отвлекаюсь от не радужных мыслей. В груди все болит и горит тоской, а еще потихоньку разгоняется паника и поедающее, сосущее, как пиявка под ложечкой, чувство вины. Досады. Отвращения к себе.

Отгоняю эти мысли, стараясь не думать о том, что произошло… О нас с ним…

Я без дрожи вспоминать не могу. Я без заливающего кожу пунцовой краской стыда не могу…Я без чувства сожаления не могу…

А рядом мама крутится, я при ней не могу об этом думать.

ЭТО я хочу воспроизвести наедине с собой. Ночью, когда лягу в кровать. Потому что если буду думать сейчас, снова физически уловлю весь водоворот эмоций и выдам себя с потрохами.

– И долго он здесь был по времени? – звучит за спиной голос мамы, и я вздрагиваю. Кошусь на нее исподлобья, как заправский воришка. Внутри закипает огненной лавой возмущение. Словно мы не должны о нем говорить.

Или не должна говорить о нем в таком тоне. Ты. Мама.

Отворачиваюсь к плите. Солю, перчу. Мешаю. Картошка, брокколи, лук.

Молчу!

– Диана, ты меня слышишь? – мама сверлит меня взглядом. Лопатками ощущаю. Она наконец чуть успокоилась и села за стол с кружкой чая. Мелисса с мятой. И кажется, туда же корвалол.

– Слышу, – выдыхаю чуть слышно. – Он к Вадику приходил, но того не было дома.

– И он решил остаться?!

– Я была напугана визитом бандюгана, он проявил… – спотыкаюсь на буквах, что вязнут на языке в собравшейся слюне.

Перед глазами мы.

Я. В его объятиях.

Бросает в жар, дышу рвано.

– Проявил… Да просто поинтересовался, что случилось.

Можно сказать, впервые в жизни вру матери. И это ужасает. Меня бросает в пот.

– И ты сказала? Это его не касается! И потом, ты одна дома! А он взрослый… Я поговорю с Галиной, чтобы дружки ее сыновей не ошивались тут, когда никого из старших нет!

Нападает на меня. Нападает на него. Она снова на взводе.

Выключаю плиту и оборачиваюсь.

– Ты покраснела, – замечает она чуть спокойнее. – Как ты? Все нормально?

Киваю, говорю тихо:

– Не надо ни с кем говорить, к чему это. Ты и так его прогнала. Он же пообещал больше ко мне не подходить.

Ма выдыхает. Хлопает ладонью по стулу рядом, и я сажусь.

На стул, на котором сидел он.

Меня вновь охватывает непонятной дрожью. Слышу в ушах шум льющегося душа и его дыхание.

Мурашки срываются с шеи и несутся галопом по позвоночнику. Волоски на руках встают дыбом. Меня ломает. Мама расценивает мое состояние по-своему:

– Бедная моя девочка, переволновалась. Напугалась! Не бойся, Диана, я этим уродам устрою! Больше они не придут.

Мама гладит меня по голове, и я киваю. Целует меня в лоб, и встает, чтобы налить нам суп.

А я смотрю, как закипает чайник. ЕГО глазами.

С этого ракурса он отлично меня видел. Рассмотрел всю. Наверное…

Вспоминаю, какой он был отстраненный и безразличный после того, как… и расстроено кусаю губы.

Мама ставит передо мной тарелку, сетует, что суп без мяса. А мне все равно.

– Ничего, скоро купим. Может, даже сегодня. – Роняю я и беру ложку.

Она удивленно выгибает брови.

– Подработку нашла. Ребята с учебы дали контакт…

Рассказываю ей обо всем. Она не против этой работы. А я смотрю на время. Мне бы по-хорошему уже выходить, если хочу успеть. После этого дикого дня сил нет особо куда-то идти, хочется поскорее оказаться в постели, но такой шанс упускать тоже мало приятного. Пятьсот рублей за пару часов – неплохо.

– Решено, – говорю твердо. – Ужинаем, и я побежала. Магазин недалеко, два часа работы, и в девять вечера уже буду дома.

Мама кивает отрешенно. Снова задумалась и мыслями уже не со мной. Почти доедаю, когда на кухню влетает сестра. Она только сейчас явилась с учебы. Порываюсь спросить, с кем она общалась на парковке у торгового центра, но вовремя прикусываю язык. Скажу – начнутся вопросы в мою сторону. Откуда знаю, что там делала, с кем была. Оно мне не надо.

– Вы чего такие хмурые? Как две сереньких мышки!

Карина забирает у меня кусок хлеба и засовывает его в рот. С набитым ртом продолжает:

– Жрать хочу – не могу! Ма, ты чего такая смурная? А ты? Очкарик! Загадочная! Оу, да у тебя глаза блестят. Влюбилась что ли?

Ржет, как дурочка, и изо рта летят хлебные крошки.

Вспыхиваю в панике. Мну пальцами край скатерти.

Влюбилась?

А что такое любовь? Что это? Почему в книжках, в любовных романах, которых я прочитала сотни – всё иначе?! Почему там бабочки в животе, цветы, свидания? Первый поцелуй с любимым, нежные объятия и все взаимно?!

Я же не могу по-настоящему влюбиться в того, кого почти не знаю. Влюбиться. А потом узнавать. С первого взгляда что ли…

В того, кто так поступил. А я позволила.

Или могу?!

Перед глазами ЕГО нечитаемый взгляд. Холодный. Ледяной. Пробирающий.

Плахов точно не герой-любовник. Он как минимум антагонист…

Или я уже…?

Вздыхаю. Мотаю головой, делая вид, что все нормально. А внутри щемит…

Карина щурится, пристально сверля меня взглядом. А потом говорит:

– Чулок. Синенький. Не отсвечивай, поняла? По утрам ходим теперь раздельно.

– Карина! – одергивает ее мама.

А я улыбаюсь. Впервые за этот адский день.

Мама машет головой, обнимает Карину за плечи и наливает ей суп. Аккуратно рассказывает о неприятностях, глаза сестры округляются. Что-то настораживает меня в ее как будто неестественной реакции, но мне некогда анализировать эти мысли. Я уже начинаю опаздывать.

–… Еще и герой этот тут был. Плахов! Ребенка который спас! Друзей-то дома нет, а все равно расселся здесь! – завершает свой рассказ мама. Цокает.

– Да помню и знаю я его! – выпаливает Карина, распахнув глаза. – А что он тут делал?!

– Так вот Дианочку нашу успокаивал! – усмехается мама.

– Чегоооо?! – вопит сестра, вонзая в меня ненавидящий взгляд. – Сеструля, ты ничего не попутала, нет?!

– А я тут причем! – кривлюсь. Как она меня сейчас бесит!

– Девочки! – голос мамы звенит. – Я понимаю, что он симпатичный и видный парень, но не надо, слышите, не надо с ним дружбу водить.

– Да-да-да! – перебивает Карина, показывая мне кулак. – Ничем хорошим это не закончится! Знаем мы эту песню!

Ма вздыхает.

– Что песня? Пусть это гимном станет.

Карина цокает. Я фыркаю. И моя реакция собирает бинго: мамы и Карины удивлённые взгляды.

Тушуюсь, краснея. Горю, снова фантомно ощутив его прикосновение. Интересно, моя память и мой пребывающий в шоке организм долго еще будут кидаться в меня флэшбэками?

Встаю, чтобы переодеться и пойти в секонд хэнд на подработку, как в спину летит язвительное Каринино:

– Синий чулок, стоять! Я видела ваши переглядки в тачке с утра.

Замираю.

– Смотри мне! Моя серая невзрачная копия!

– Карина! – одергивает ее мама, но той плевать.

– Плахов мой!

Поджимаю губы. Отбиваю, не оборачиваясь:

– Ради бога. Мне он не нужен.

Иду по коридору, ноги по пуду каждая. Мама уже пытает, что это значит и где мы виделись с ним с утра. Ахает, когда Карина докладывается.

– Диана! – зовет мама, но я сую ноги в джинсы, накидываю утепленную толстовку и не отзываясь, выбегаю из дома.

На мгновение улавливаю его запах.

Жмурюсь.

Всё-таки ощущаю его настойчивые прикосновения и впервые – первые! – тело к телу.

Спина горит огнем, ягодицы припекает, словно меня вот сейчас все ангелы и праведники бьют ремнем за поведение. Обхватываю себя руками. Это угнетающее чувство что я жалкая растет и подсасывает в груди все сильнее. Ночью мне точно будет не уснуть.

Мотаю головой. Не думать. Не думать, пожалуйста.

Денек адовый.

Прокручиваю в голове происходящее ровно до похода в душ. Только первую половину дня! Прямо барьер из кирпичиков кладу в голове и в тот момент, когда все что случилось после – остается за возведенной стеной, перед глазами образ Плахова сменяется рожей бандита.

Меня передергивает от воспоминаний и холодного ветра.

Ступаю по дорожке из гравия вдоль домов, накидываю капюшон на голову и вставляю в уши наушники.

Слева от меня снуют машины. Но черную иномарку, ползущую вслед за мной, задумавшись не замечаю.

Кусаю губы, пишу тетушке Алексея, что задерживаюсь на пару минут, но уже подхожу. Судя по карте, осталось двести метров.

Почти спокойна, но когда динамичный трек сменяется лирическим о неразделенной любви, с грустью ощущаю на своих губах соль.

Жмурюсь.

Он сделал и ушел. А я позволила.

Меня свел с ума его запах и его глаза…

Он даже не запомнил моих первых эмоций, что скрывались под маской слез. Ему было все равно на меня. А я позволила.

Меня свел с ума его взгляд и исцарапал душу его голос.

Я жалкая. Даже Карина бы так себя не повела.

А я…

Внутри нервы натягиваются струнами. Меня знобит, а по моим щекам текут слезы.

Ах, мамочка, поздно меня учить.

Я внезапно…

Я уже…

Пропала.

Глава 16

Маргарита Павловна, тетушка Алексея и хозяйка сети комиссионок, просит называть ее Марго. Она высокая и красивая – ровесница моей мамы, но выглядит конечно ухоженней. Приветствует меня, показывает магазин, в котором полно вещей. Две молодые девушки отпаривают платья, которые выглядят как новые.

– Здесь в подсобке будешь работать, – говорит она, когда мы заходим в небольшую комнату с тусклым светом. Если в зале, где топчутся покупатели новый ремонт и все красивое, то здесь стены так и остались без ремонта. Кирпич кое-где отсырел и потемнел, а по углам и у батареи покрылся белым налетом. Здесь пахнет затхлостью, и я тру нос. Поправляю очки, которые меня теперь раздражают и мечтаю заработать на линзы.

– Поняла. – Тру пальцы. Здесь прохладно. Из небольшого окна неимоверно сквозит.

– Не обращай внимания на обстановку, – хмыкает Марго, улыбаясь ртом с красной помадой. Ногти у нее длинные и тоже красные. На голове начес блондинистых волос, как у моделей из семидесятых. Клаудию Шифер она мне напоминает. Вспоминаю о том, что она дружила с матерью Демида и мне нестерпимо хочется узнать у нее какие-нибудь подробности. Но это не мое дело. Поэтому прикусываю губы.

– Здесь почти не бываем. Вся одежда, что поступает в продажу проходит через руки моих сотрудниц. Перебираем, отправляем в химчистку, гладим и так далее. До этих мешков руки не доходят. Все никак. И лежит этот груз уже год. Вот ты нам и поможешь. Честно, даже не знаю что здесь. Это благотворительный фонд собирал. Мы планировали раздать малоимущим, федеральная программа такая была, а я в теме немного, но потом передумали. Ну ты девочка молодая, тем более на дизайнера с Лешей учишься, должна толк в вещах знать. То, что можно спасти или продать отдельно складывай. Что совсем видело виды – на помойку, она здесь за углом с торца здания. Меня можешь не волновать по пустякам. Только когда отберешь приличное количество вещей, ладненько?