Хроники Истекающего Мира. Цена тишины

И тогда они двинулись все сразу – не к беглецам, а к нему.

Лира закричала, схватила его за руку, но он уже понял: другого выхода нет. Если они рождены солью, то только соль может остановить их.

Он закрыл глаза и позволил соли в груди раскрыться.

Свет взорвался вокруг него, бело-зелёный, слепящий. Существа дернулись, будто их обожгло, и начали рассыпаться в пыль. Но с каждым из них кусок силы уходил и из Каэлена. Он чувствовал, как слабеют ноги, как тяжелеет дыхание.

– Каэлен! – крикнула Лира, удерживая его. – Хватит, ты погибнешь!

Он открыл глаза, и в его взгляде был ответ: – Если я остановлюсь, погибнут все.

Свет из груди Каэлена бил всё ярче. Он стоял на коленях, упершись руками в землю, и казалось, что сама степь дышит вместе с ним. Каждый вдох отзывался вспышкой, каждый выдох – ударом силы, разлетающимся волной.

Существа из живой соли рвались к нему, но всякий раз, когда они приближались, свет прожигал их насквозь. Их тела дрожали, ломались и падали прахом, только чтобы через мгновение подняться снова. Но и этот миг был достаточен, чтобы кочевники успевали выхватить детей, Айн – прикрыть людей, а Лира – оттаскивать тех, кто спотыкался.

– Он не держится долго! – закричал старший кочевник, отбрасывая копьём очередное создание. – Мы должны уходить!

– Уйдём – они пойдут за нами! – ответила Айн, её клинок раскалывал очередную фигуру. – Всё держится только на нём!

Люди смотрели на Каэлена с ужасом и надеждой. Свет освещал его лицо, делая его бледным и нечеловеческим. Он больше не выглядел мальчиком или даже юношей. В его взгляде было что-то, что не принадлежало миру живых.

Лира держала его за плечо, её голос дрожал: – Каэлен, ты сгоришь! Посмотри на себя!

Он поднял взгляд на неё. Губы его едва шевелились, но слова были ясны: – Я должен.

И в этот миг соль внутри него взорвалась последним рывком. Вспышка света ослепила всех. Существо за существом рушились, превращаясь в серую пыль, которая оседала на землю, оставляя только мёртвые ростки.

Когда свет погас, Каэлен рухнул на землю. Его дыхание было тяжёлым, кожа бледной, как соль. Но он ещё дышал.

Тишина легла над лагерем. Люди смотрели на поле, где только что бушевал кошмар. Теперь там лежали лишь обломки зелени и серый прах.

Старший кочевник поднял копьё, постучал им о землю. Его голос был хриплым, но твёрдым: – Он остановил их. Один.

Толпа загудела. Но это был не радостный шум. В их глазах светилась благодарность – и страх.

Айн подошла к нему, опустилась на одно колено. Её рука коснулась клинка, но не для удара. Она склонила голову. – Ты делаешь то, чего не может никто из нас. Но каждый раз платишь собой. Сколько ещё ты выдержишь?

Каэлен открыл глаза. В них светились остатки того сияния, что только что разогнало живую соль. – Столько, сколько нужно. Пока мы не выйдем отсюда.

Лира прижала его голову к своей груди. Её слёзы падали на его волосы, и она шептала так тихо, что слышал только он: – Я не дам тебе умереть ради них. Не дам.

Но Каэлен знал: смерть уже шла рядом с ним. Вопрос был не в том, когда она придёт, а в том, что он успеет сделать до этого.

Когда колонна снова двинулась вперёд, тишина давила сильнее любого ветра. Люди шли, не глядя друг на друга. Дети прижимались к матерям, мужчины держали оружие ближе к телу, словно это могло защитить их от невидимой угрозы. Но эта угроза не шла снаружи. Она шла рядом с ними, в облике Каэлена.

Он шёл медленно, опираясь на Лиру, плечи его дрожали, дыхание было тяжёлым. Но в глазах ещё светились отблески недавнего сияния.

И эти отблески пугали людей.

– Он не человек, – прошептал кто-то в толпе. – Я видел, как его тело светилось. Соль в нём сильнее, чем в пустых.

– Без него нас бы уже не было, – возразил другой.

– А если он сам станет пустым? – вмешался третий. – Что будет тогда? Мы все погибнем.

Шёпоты множились. Одни защищали его, другие обвиняли. Но в каждом голосе слышалась одна и та же мысль: Каэлен не был больше просто мальчиком.

Старший кочевник шагал рядом, молчаливый, но его ухо улавливало каждое слово. Когда споры стали громче, он резко остановился и ударил копьём о землю. – Тихо! – его голос был, как раскат грома. – Живы мы или нет – решает он. Но если кто-то поднимет руку на того, кто ведёт нас, сперва встретится с моим копьём.

Толпа стихла, но напряжение не ушло. Оно только ушло вглубь, как огонь под пеплом.

Айн подошла к Каэлену. Её взгляд был жёстким, но не враждебным. – Ты сам слышишь, что они шепчут?

– Слышу, – ответил он.

– И что думаешь?

Он на миг замолчал, потом произнёс: – Они правы. Я не такой, как раньше.

Лира крепче сжала его руку. – Но ты всё ещё человек. Ты – мой.

Её голос дрожал, но слова прозвучали твёрдо.

Айн посмотрела на них, затем перевела взгляд на толпу. – Пусть они думают, что хотят. Пока ты ведёшь нас вперёд, я буду рядом. Но если соль возьмёт тебя… – она не договорила, но рука легла на рукоять клинка.

Каэлен кивнул. Он понимал: её слова – не угроза, а обещание.

К вечеру они достигли новой полосы земли. Чёрный пепел сменился серым, и издалека доносился звук воды – тихий, но настоящий. Люди оживились, пошли быстрее.

– Река, – сказал старший кочевник. – Если она чистая – у нас есть шанс.

Но Каэлен чувствовал другое. Соль в груди отзывалась на шум воды тревогой, будто под гладью скрывалось не спасение, а новая ловушка.

Река показалась неожиданно – тонкая серебристая лента, блестящая среди серого пепла. Её журчание было слабым, но для измученных людей этот звук прозвучал громче любых песен.

Толпа бросилась вперёд, но Айн вытянула руку, резко остановив поток. – Стойте! Никто не пьёт, пока не узнаем, что это за вода.

Женщины застонали, дети тянули руки к блеску. Но страх перед её клинком оказался сильнее жажды.

Старший кочевник присел у берега. Его пальцы коснулись воды, он поднёс ладонь к лицу и осторожно облизнул. Морщины на его лице дрогнули. – Солёная, – сказал он. – Но не мёртвая.

Каэлен подошёл ближе. Соль в груди отзывалась тихим гулом. Он зачерпнул немного ладонями и попробовал. Вода была горько-солёной, но в ней ощущалась свежесть – она не убивала, а наоборот, освежала. Только с привкусом чего-то чужого, словно сама река помнила больше, чем должна.

– Можно пить, – сказал он. – Но немного.

Люди кинулись к реке. Они жадно пили, падали на колени, плескали воду в лица. Смех и плач смешались, и на миг показалось, что жизнь вернулась.

Но радость оборвалась быстро.

Один из мальчиков зачерпнул слишком много и стал кашлять. Его лицо побледнело, глаза закатились, и он упал на землю. Мать завизжала, схватила его на руки. Но через миг мальчик открыл глаза – и они были чисто-белыми.

Толпа закричала. Люди отпрянули от реки, от мальчика, от самой воды. Женщина рыдала, прижимая сына к груди, но тот уже не дышал как раньше. Его тело было живым, но взгляд – пустым.

– Река тоже несёт соль, – мрачно сказал кочевник. – Жажда не значит спасение.

Айн выхватила ребёнка из рук матери и уложила его на землю. Её лицо было каменным. – Он уже не с нами. Если позволим ему идти дальше, он станет ещё одним из пустых.

Мать бросилась к ней, умоляя, но Айн только отвела взгляд. Каэлен встал между ними.

– Хватит! – крикнул он. – Мы не убьём его. Он ещё дышит!

– Это ненадолго, – резко ответила Айн. – Ты видел, что делает соль.

Каэлен сжал кулаки. Соль в груди дрожала. Он чувствовал: мальчик балансировал на грани. Часть его души уже уходила, но тонкая нить всё ещё держала его здесь.

– Я попробую, – сказал он. – Дайте мне шанс.

Толпа молчала, глядя, как он опустился рядом с ребёнком и приложил ладонь к его груди. Соль внутри Каэлена ожила, откликнулась на соль в теле мальчика. Две силы переплелись.

Мальчик вскрикнул, выгнулся, а потом обмяк. Его глаза дрогнули, белизна исчезла, вернув тёмный зрачок. Он снова заплакал – живой, настоящий.

Мать завыла от радости, прижимая его к себе. Толпа загудела. Но в этих звуках было не только облегчение. Люди смотрели на Каэлена с новым страхом: он смог вернуть жизнь – значит, он был ещё ближе к самой соли.

Айн отступила на шаг, сжимая клинок. – Ты сделал невозможное. Но теперь они будут ждать от тебя большего. Каждый раз.

Каэлен поднялся. Его лицо было бледным, губы дрожали, но он смотрел прямо. – Я не бог. Но пока могу – я буду бороться.

Над рекой повисла тяжёлая тишина.

Река разделяла степь, словно чёрный разлом, наполненный серебристой жидкостью. Её течение было медленным, но глубина угадывалась с первого взгляда: ни одно копьё не смогло достать дна. Люди стояли на берегу, переглядывались, боялись ступить в воду.

– Мы должны перейти, – сказал старший кочевник. Его голос звучал сурово. – Здесь нельзя оставаться. Ночь убьёт нас быстрее, чем река.

Но каждый помнил мальчика. Мать прижимала его к себе, глядя на воду с ужасом. Остальные шептались: «Она отравит нас», «Соль живёт в ней».

Айн шагнула вперёд. – Я пойду первой. Если река возьмёт меня – вы развернётесь.

Она бросила плащ на плечо, сжала рукоять клинка и вошла в воду. Холод ударил её так, что по коже пробежали дрожи, но она двигалась уверенно. Вода доходила до колен, потом до пояса. Айн шла медленно, но ровно, пока не достигла середины, и тогда обернулась: – Глубже не будет. Можете идти!

Толпа зашумела. Первые мужчины вошли, держась за копья, словно за опоры. Потом женщины, держа детей на руках. Крики и всхлипы смешивались со всплесками воды.

Каэлен и Лира вошли последними. Холод сжал тело, но соль в груди отозвалась странным теплом, словно сама река приветствовала его.

– Она зовёт тебя, – сказала Лира, держась за его руку.

– Я знаю, – ответил он тихо.

На середине реки люди начали терять равновесие. Вода была вязкой, как будто сама цеплялась за ноги. Некоторые падали, и их вытаскивали с криками. Один мужчина не поднялся – его тело исчезло под водой, а когда вынырнуло в нескольких шагах, глаза его были уже белыми.

Паника вспыхнула вновь. Люди пытались быстрее выбраться на другой берег, тянули друг друга, кричали. Но Каэлен остановился в самой глубине, вода доходила ему до груди. Соль внутри гудела, будто сливалась с течением.

Он поднял руку, и река на миг успокоилась. Вода перестала биться о тела, стала мягче, словно позволила им пройти. Люди заметили это и пошли быстрее, пользуясь моментом.

Когда последние выбрались на берег, Каэлен выдохнул и опустил руки. Вода снова ожила, заколыхалась, словно злилась, что её не приняли.

Люди падали на землю, дрожали от холода, но были живы. Они смотрели на реку, на Каэлена, и их шёпоты снова разделялись: «Он спас нас», «Нет, он сам часть этого».

Айн сжимала клинок и смотрела на него пристально. Лира обняла его, прижимая к себе, и сказала одними губами: – Пока ты здесь, они будут бояться. Но и идти – тоже будут.

Каэлен кивнул. Впереди начиналась новая земля. Серая равнина тянулась до горизонта, и дым на краю стал ближе.

Глава 4: Сердце мёртвой земли

Утро встретило их новым видом. За рекой степь изменилась. Здесь не было ни пустых полей, ни выжженного праха. Земля была плотной, серой, потрескавшейся, словно гигантская кожа. В её трещинах не росла зелень, но и пепел не клубился.

Люди шли медленно, уставшие, но с новым страхом в глазах. Каждый раз они думали, что хуже быть не может. Но каждый шаг вперёд доказывал обратное.

Каэлен чувствовал: соль молчала. Но молчание это было тяжёлым, как гроза перед ударом.

Сначала это был лёгкий звук – будто где-то глубоко под ногами шевелился камень. Но чем дальше они уходили от реки, тем явственнее становился гул. Он был не равномерным, а ритмичным, похожим на дыхание.

Земля трескалась всё шире. В некоторых местах трещины были узкими, через них можно было перепрыгнуть. В других – зияли целые пропасти, из которых поднимался густой серый пар. Люди останавливались на краю, вглядывались в темноту и шёпотом крестились или молились.

– Слышите? – сказал один из мужчин. – Это сердце. Земля бьётся, как живая.

– Она и есть живая, – мрачно ответил старший кочевник. – Только не так, как раньше.

Люди двигались всё медленнее. Каждый новый разлом требовал обхода, и путь превращался в бесконечный лабиринт. Толпа уставала, роптала, и снова в воздухе поднимались шёпоты: «Мы идём в пасть», «Это не дорога, это могила».

Каэлен остановился на краю особенно широкого разлома. Из глубины доносился низкий, почти музыкальный гул, и соль в его груди отзывалась в унисон. Он опустился на колени, провёл ладонью по камню. Тот дрожал – едва, но ощутимо.

– Она зовёт, – сказал он тихо.

Лира опустилась рядом. – Кто?

– Земля. Или то, что осталось от неё. – Он поднял глаза на дымный горизонт. – Мы идём не просто вперёд. Мы идём к самому сердцу.

Айн нахмурилась. – Значит, там – конец?

– Или начало, – ответил Каэлен.

Толпа слушала его молчание. Они видели, что он говорит не просто так. И это пугало их больше, чем трещины.

Старший кочевник поднял руку, указывая на юг. – Там дорога шире. Мы обойдём. Но если трещины растут… – он замолчал, не договорив.

Каэлен встал. Его взгляд был усталым, но твёрдым. – Мы не обойдём. Мы должны идти туда, где громче всего. Иначе дорога никогда не кончится.

Люди зашумели. Одни кричали, что он ведёт их в гибель, другие – что он единственный знает путь. Паника снова поднималась, как волна.

И тогда Айн подняла клинок, её голос прорезал гул земли: – Хватит! Он ведёт нас – и точка! Кто не согласен, может вернуться.

Никто не пошёл назад. Все понимали: назад дороги нет.

Они двинулись дальше – прямо к месту, где земля дышала громче всего.

Они шли несколько часов, и с каждым шагом гул под ногами становился громче, тяжелей. В груди он отзывался так, словно это били огромные барабаны. Даже дети перестали плакать – они шли молча, широко раскрыв глаза, будто чувствовали, что земля слушает их дыхание.

И вот равнина оборвалась.

Перед ними раскинулся разлом – настолько широкий, что края терялись в тумане. Его стены уходили вниз отвесными скалами, и внизу не было видно ни дна, ни света, только клубящийся пар. Гул исходил оттуда, из глубины, и с каждым ударом воздух дрожал, будто сама земля дышала сквозь трещину.

Толпа застыла. Кто-то рухнул на колени, прижимая детей. Женщины плакали, мужчины молча переглядывались. Никто не смел ступить ближе.

– Это… не дорога, – прошептал один из беглецов. – Это пасть.

– Нет, – возразил старший кочевник. Его голос был хриплым, но твёрдым. – Это сердце.

Каэлен стоял на краю. Соль в груди гудела в такт разлому. Он чувствовал, что здесь мир был ближе всего к своей правде. Всё, что скрывалось под землёй, говорило с ним без слов.

– Мы должны пройти, – сказал он.

– Через это? – Айн резко развернулась к нему, указывая на зияющую бездну. – Ты сошёл с ума. Мы не перепрыгнем. Мы даже не знаем, есть ли конец у этого разлома!

– Если обойдём, – ответил Каэлен спокойно, – то будем ходить по кругу. Она всё равно приведёт нас сюда.

Слова его повисли в тишине. Люди замерли, не решаясь ни спорить, ни соглашаться.

И вдруг из тумана на другой стороне показались силуэты. Сначала их приняли за пустых, но фигуры двигались иначе. Они шли ровно, уверенно, и в руках их сверкали копья.

– Люди… – прошептала Лира, сжимая ладонь Каэлена.

Фигуры приблизились, и стало видно их лица. Они были худыми, измождёнными, кожа сероватой, но глаза живыми. На плечах их висели накидки из странной ткани – словно сотканной из соляных нитей, и каждая нить поблёскивала в сером свете.

– Они живут здесь, – сказала Айн, не веря своим глазам. – На этой мёртвой земле.

Старший кочевник нахмурился. – Не живут. Выживают.

Люди на другом берегу остановились. Один из них поднял руку в приветствии – или в предупреждении. Его голос перекрыл гул разлома, донёсся сквозь туман: – Если вы пришли – значит, тоже слышите зов.

Толпа ахнула. Люди переглянулись. Каэлен сделал шаг вперёд, и соль в его груди гудела громче, чем когда-либо.

Он понял: те, кто стоял напротив, знали то, что ждал он.

Толпа сгрудилась ближе к Каэлену, будто его шаг вперёд вытолкнул их всех к самому краю. Люди на противоположной стороне разлома стояли недвижно, словно сами были частью этой треснувшей земли.

– Они… такие же, как мы, – прошептала женщина из беглецов. – Но почему их глаза… такие?

И действительно: в глазах встречных горел тусклый свет, словно в них жила соль, но не выжигала всё до конца. Это были не пустые, и всё же не совсем люди.

Один из них – высокий, с худым лицом и руками, обмотанными соляными нитями, шагнул вперёд. Его голос был низким и гулким, будто сам разлом говорил через него: – Вы пришли к сердцу. Это не случайность. Соль позвала вас.

Айн вскинула клинок. – Мы сами пришли. Не соль.

– Нет, – возразил мужчина. – Здесь нельзя оказаться случайно. Каждый, кто дошёл до края, уже связан с ней.

Старший кочевник шагнул вперёд, уперев копьё в землю. – Кто вы такие? Почему не стали пустыми?

Мужчина поднял руку, показывая свои ладони. На них были рубцы – глубокие, пересечённые белыми линиями. – Мы – те, кто принял соль в себе, но не дал ей съесть душу. Мы живём здесь, у разлома, уже многие годы.

Люди загудели, кто-то закричал: – Лжёшь! Здесь нельзя жить! – Они сами солью стали! Это чудовища!

Крики переросли в панику. Матери обнимали детей, мужчины тянулись к оружию.

Каэлен поднял руку, прося тишины. Его голос звучал глухо, но твёрдо: – Если вы живёте здесь – значит, знаете, что ждёт нас дальше. Скажите.

Мужчина посмотрел на него. В его взгляде мелькнуло узнавание, словно он увидел в Каэлене нечто своё. – Ты слышишь её, – сказал он. – Она внутри тебя.

Толпа ахнула. Люди начали шептаться, отступать. Айн напряглась, сжимая рукоять меча. Лира схватила Каэлена за руку, её пальцы дрожали.

– Да, – ответил Каэлен после паузы. – Я слышу.

На лицах людей напротив появилось что-то похожее на уважение. Мужчина кивнул. – Тогда ты знаешь: дорога здесь не заканчивается. Она ведёт вглубь. Вниз. К самому сердцу.

Гул в земле усилился, словно подтверждая его слова. Толпа за Каэленом завыла в отчаянии. Кто-то закричал: – Нет! Мы не пойдём в бездну! Мы пришли за жизнью, а не за смертью!

Мужчина напротив не дрогнул. Его голос был холодным, как камень: – Жизнь и смерть – одно и то же у сердца. Здесь решается не судьба людей, а судьба самой земли.

Каэлен сжал кулаки. Соль в его груди отзывалась тяжёлым эхом, будто уже знала, что он сделает шаг туда, куда боялись все.

Мужчина на противоположной стороне сделал знак рукой, и к нему подошли ещё двое. Они были такими же худыми, жилистыми, с сероватой кожей и светящимися глазами. На их руках и шеях виднелись белые узоры – будто соль прожгла кожу, оставив в ней рисунки.

– Мы – хранители у сердца, – сказал он. – Мы не пустые и не живые, как вы. Мы стоим между. Такова была цена.

– Какая цена? – выкрикнул кто-то из беглецов. – Что вы сделали?

Мужчина протянул вперёд руки, показывая рубцы и белые прожилки. – Мы отдали часть себя соли. Она забрала наши годы, наши сны, наши голоса. Но взамен оставила тела, чтобы мы могли жить здесь.

Толпа за Каэленом заволновалась. Люди переглядывались, кто-то плакал, кто-то закрывал детям глаза. Шёпоты становились всё громче: – Это не жизнь…– Они – проклятые…– Лучше умереть, чем стать такими.

Айн шагнула вперёд, в голосе её звенела сталь: – И зачем? Зачем вы променяли себя?

Мужчина посмотрел на неё, его лицо оставалось бесстрастным. – Чтобы слушать землю. Сердце говорит с нами, и мы знаем его волю. Без нас трещины поглотили бы весь мир.

– Ложь! – закричал кто-то из толпы. – Земля не говорит, это соль!

Мужчина не дрогнул. Его взгляд снова упал на Каэлена. – Ты знаешь правду. Ты слышишь её так же, как мы.

Каэлен молчал. Соль в груди гудела так сильно, что дыхание сбивалось. Он действительно слышал: гул разлома был не просто шумом. Он складывался в ритм, в слова без звуков, в дыхание, похожее на голос.

Лира схватила его за руку, её пальцы дрожали. – Не слушай их, – прошептала она. – Они отдали себя соли и стали её рабами.

Айн подняла клинок. – Если они потребуют того же от нас, я не позволю.

Старший кочевник хрипло усмехнулся. – Они уже требуют. Посмотрите на их глаза. Они ждут, что мы пойдём за ними вниз.

Толпа заволновалась сильнее. Женщины плакали, мужчины кричали, что не будут жертвовать собой. Некоторые смотрели на Каэлена с мольбой: «Скажи нет», «Уведи нас отсюда».

Но он стоял на краю разлома, и соль в груди отзывалась так, что всё остальное казалось далёким и неважным.

Он понимал: путь вперёд лежал вниз.

– Перед вами два пути, – сказал хранитель, и голос его перекрыл гул разлома. – Первый – остаться такими, как вы есть. Людьми. Но земля не примет вас. Она поглотит вас, как поглотила тех, кто лежит в степи.

Толпа загудела. Люди тянули руки к детям, кто-то падал на колени.

Хранитель поднял ладони, светящиеся белыми узорами. – Второй путь – принять соль в себе. Не всю, не так, чтобы стать пустыми. Лишь часть. Это даст вам силу пройти дальше. Это позволит вам услышать сердце.

– Рабство! – выкрикнула Айн. Её клинок сверкнул в тусклом свете. – Вы хотите, чтобы мы стали такими же, как вы – полумёртвыми!

Мужчина посмотрел на неё спокойно. – Мы не мёртвые. Мы платим за то, чтобы жить. Разве это не делают все?

Старший кочевник шагнул вперёд, упёр копьё в землю. – Мы кочевники. Мы знаем цену жизни. Но лучше умереть свободным, чем жить рабом соли.

Слова его вызвали крики одобрения среди беглецов. Люди тянули руки к нему, будто искали в нём опору.

Но другие смотрели на Каэлена. На того, кто уже носил соль в груди. Их глаза были полны и страха, и надежды.

– Скажи нам, – закричала женщина. – Что делать? Ты вывел нас из стены, ты спас наших детей! Мы не можем решать без тебя!

Каэлен сжал кулаки. Соль в груди отзывалась сильнее, чем когда-либо. Она тянула его вниз, в глубину разлома. Ему казалось, что он уже стоит там, что тьма зовёт его по имени.

Лира схватила его за руку. Её глаза блестели от слёз. – Не слушай их. Не слушай соль. Мы должны идти своим путём.

– А если пути нет? – прошептал он.

Айн шагнула ближе, её лицо было жёстким. – Ты не обязан делать выбор за всех. Каждый сам решает, кем быть.

Старший хранитель на том берегу поднял руку. – Выбор – не твой. Выбор – их. Но ты уже сделал свой.

Слова его ударили, как камень. Люди повернулись к Каэлену. Их взгляды горели вопросами и мольбами.

Он понял: отказаться он не сможет. Соль уже была в нём.

И теперь вопрос был только один: поведёт ли он остальных туда, куда тянула она?

Толпа зашумела, словно её рассекли надвое. Одни тянули руки к Каэлену, другие отталкивались, стараясь держаться подальше. В их глазах отражался страх, но страх разный – одни боялись соли, другие – смерти без неё.

– Мы не дойдём без силы, – закричал мужчина, чьё лицо было иссечено морщинами и пылью. – Посмотрите на детей! Они умирают прямо на руках! Если соль может спасти их – пусть будет так!

– Соль не спасает! – возразила женщина, прижимая сына к груди. – Она делает из нас пустых! Разве вы не видели?!

Споры переросли в крики. Люди хватали друг друга за руки, тянули на свою сторону. Кто-то уже обнажал ножи, кто-то – палки. Пламя раздора разгоралось прямо у края бездны.

Айн бросилась вперёд. Её клинок блеснул, и она закричала так, что голоса стихли: – Кто поднимет оружие на соседа – я сама брошу его в разлом!

Мгновение – и вся толпа замерла. Только тяжёлое дыхание слышалось над гулом земли.

Старший кочевник выступил рядом с ней. Его голос был хриплым, но твёрдым: – Мы – кочевники знаем: дорога убивает тех, кто делится. Хотите погибнуть? Делитесь. Хотите дойти? Держитесь вместе.

Слова его остудили горячие головы, но ненадолго. Взгляды людей всё равно оставались настороженными. Разделение уже случилось – и каждый это чувствовал.

Каэлен шагнул вперёд. Он чувствовал соль внутри, её зов, её силу. Ему казалось, что гул разлома складывается в слова: «Они уже сломаны. Только ты можешь дать им выбор».

– Я не заставлю вас, – сказал он, и голос его эхом прокатился по равнине. – Никто не должен принимать соль силой. Но и отвергать тех, кто решит иначе, мы не можем.

Толпа зашумела вновь. Кто-то крикнул: «А если они станут пустыми?», другой: «А если ты сам станешь чудовищем?».

Лира схватила его за руку, её голос был резким: – Ты не должен идти туда. Если спустишься вниз – соль возьмёт тебя окончательно.

Каэлен посмотрел на неё. Его лицо было бледным, но твёрдым. – Может быть. Но если я не пойду – никто не узнает, что ждёт нас дальше.