Хроники Истекающего Мира. Цена тишины

Разбойник метнулся к нему сбоку. Каэлен не успел поднять руки, но Лира толкнула его в сторону, и нож лишь задел плащ. Она сама ударила – неловко, но с решимостью, деревянным посохом, найденным в дороге. Удар пришёлся в лицо, и нападавший отшатнулся, завывая.

– Я с тобой! – крикнула она, её глаза сверкали слезами и яростью.

Каэлен поднял руку. В груди соль зазвенела. Он не хотел, но голос внутри рвался наружу. И в этот миг трое нападавших замерли прямо перед ним, будто наткнулись на невидимую стену. Их глаза стекленели, движения стали дёргаными.

– Что это он делает?! – выкрикнул мужчина с впалыми щеками из беглецов, и в его голосе было больше ужаса, чем вражды. – Он держит их!

– Молчи! – рявкнула Айн, рубя очередного врага. – Если он нас спасает, мне всё равно, что он для этого делает!

Каэлен сжал зубы. Соль внутри завывала, требуя: «Отдай их нам. Пусть станут памятью». Но он не позволил. Вместо этого он выдохнул:

– Уходите.

И нападавшие, словно сорвавшись с привязи, бросились назад в туман. Не все – двое упали замертво, их лица побледнели, будто из них выжали жизнь. Остальные отпрянули, оставив после себя крики и тяжёлый запах крови.

Туман снова сомкнулся, и наступила тишина. Только дыхание беглецов, стук их сердец и тихий звон соли в груди Каэлена наполняли пространство.

Он опустился на колени. Руки дрожали, будто он сам держал на себе весь этот удар. Лира обняла его за плечи, её лицо было бледным, но в глазах – решимость.

– Ты сделал это… ты прогнал их.

Айн подошла ближе, клинок её был в крови, дыхание сбивалось. Она взглянула на него внимательно, сурово.

– Но ты снова позвал её, – сказала она хрипло. – Соль. Я видела, как они замерли. Это было не оружие. Это было… ты.

Каэлен не ответил. Соль внутри ещё звенела, и каждое её эхо было похоже на вопрос: сколько ещё он сможет сдерживать её, прежде чем она возьмёт своё?

Тишина держалась недолго. Она была слишком хрупкой, чтобы устоять перед человеческим страхом. Сначала зашептались женщины, прижимавшие к себе детей. Их глаза, красные от слёз и усталости, блестели, когда они смотрели на Каэлена.

– Он спас нас… – прошептала мать того мальчика, которому он уже однажды вернул жизнь. – Если бы не он, нас бы порезали, как скотину.

Но её голос утонул в другой, резкий и ядовитый. Мужчина с впалыми щеками выскочил вперёд, указывая пальцем на Каэлена. Его лицо искажала истерика.

– Вы ничего не поняли! Вы видели их?! Они замерли, как куклы, как узлы в городе! Он держал их! Это не спасение, это колдовство! Соль внутри него, и скоро она заберёт нас всех!

Толпа загудела. Кто-то кивнул, кто-то отшатнулся от Каэлена, будто боялся, что достаточно одного прикосновения, чтобы обернуться в белую оболочку. Другие, наоборот, шагали ближе, тянули руки, словно надеялись, что его сила станет защитой.

– Он не дал им убить нас! – выкрикнул бывший солдат, тот самый, что ещё в дороге взял на себя роль старшего среди беглецов. Его плечо было перевязано грязной тряпкой, на лице кровь, но глаза горели. – Без него мы бы уже лежали мёртвые. Так что выбирайте: или он чудовище, или он наш щит.

– Щит?! – взвыл худой мужчина. – Щит из соли, который однажды сомкнётся вокруг наших горл! Вы забыли башни?! Вы забыли Архимага?!

Толпа раскололась. Одни кричали: «Он спаситель!» – другие: «Он проклятый!». Внутри круга начиналась новая паника: люди толкались, спорили, даже хватались за ножи.

Айн резко шагнула вперёд. Её клинок ударил по камню, звон разнёсся по оврагу. Голос её был холоден и полон ярости:

– Замолчите все! Пока вы орёте, вы забываете простое: если бы не он, нас бы не было. Если хотите сдохнуть – деритесь. Но я иду дальше. И он идёт со мной.

Лира встала рядом с Каэленом. Её голос дрожал, но она говорила громко:

– Он не выбирал этой силы! Она сама пришла к нему! Но он использует её, чтобы спасать, а не убивать. Или вы хотите, чтобы мы бросили её на землю и умерли вместе с вами?

Слова не утихомирили толпу. Наоборот, напряжение становилось гуще, будто воздух сам натянулся струной. Одни бросали взгляды полные надежды, другие – ненависти.

Каэлен чувствовал это. Соль внутри пела, словно наслаждаясь этим раздором. Тысячи голосов нашёптывали: «Они всё равно выберут. И выбором будешь ты».

Он поднялся. В его голосе не было грома, только усталость и твёрдость:

– Я не ваш бог и не ваш враг. Я не держу вас силой. Я иду на запад, потому что там зовёт меня соль. Если хотите идти – идите. Если нет – оставайтесь. Но я не стану ни вашим спасением, ни вашим проклятием.

Толпа замерла. Никто не ответил сразу. Но слова его не дали успокоения – они только закрепили раскол. Одни смотрели с почтением, другие с жгучей ненавистью.

И Каэлен понял: это будет тянуться всю дорогу. Каждый раз, когда он позовёт соль, мир вокруг будет делиться на два лагеря.

А впереди степь только начиналась.

Ночь опустилась тяжёлая и тревожная. Костры, что развели беглецы, едва тлели, больше дымя, чем давая свет. Люди жались ближе друг к другу, словно в тесноте можно было найти защиту от того, что притаилось в темноте. Но не только тьма тревожила их. Тревожнее всего был он – Каэлен, сидевший чуть поодаль, рядом с Лирой и Айн.

Шёпоты начались почти сразу, как солнце исчезло за горизонтом. Тусклый свет костров освещал перекошенные лица – усталые, но настороженные.

– Ты видел? – прошептала одна женщина, поправляя на руках худого ребёнка. – Он даже не колебался. Протянул руки – и они подчинились. Как Архимаг.

– Но Архимаг убивал, – возразил её сосед. – А этот… он отпустил их. Они ушли, как будто нашли покой. Разве это зло?

– Добро или зло – какая разница? – вмешался другой, мужчина с рваным плащом и пустыми глазами. – Он связался с солью. Это значит – однажды соль проглотит его. И нас заодно.

– Лучше смерть с ним, чем смерть без него, – подала голос мать спасённого мальчика. Её взгляд был упрям, а руки крепко держали сына. – Он вернул его мне. Для меня этого достаточно.

Но слова её встретили мрачным молчанием. Люди отворачивались, не желая спорить, но и не соглашаясь.

Чуть поодаль худой мужчина с впалыми щеками снова поднимал свою злобную песнь. Он говорил тихо, но ядовито, так, чтобы слышали ближайшие:

– Сегодня он освободил мёртвых. Завтра освободит их в нас. Кто поверит, что он не обернётся против нас? Он – соль. Я видел его глаза, они светились!

Несколько человек кивнули. Их лица были напряжёнными, словно они сами пытались убедить себя в этих словах. В глазах мелькал страх, и страх этот рос, как сорняк.

Каэлен слышал их. Он не пытался прислушиваться, но соль в груди отзывалась на каждое слово. Голоса беглецов и хор внутри переплетались. Он различал их мысли так ясно, будто сам был частью их разума: одни видели в нём спасение, другие – гибель.

Лира заметила, как его руки дрожат, и накрыла ладонь своей. – Не слушай, – прошептала она. – Они боятся. Люди всегда боятся того, чего не понимают.

– Но они правы, – ответил он тихо, почти беззвучно. – Я и сам не понимаю до конца. Я держу соль в себе, но как долго смогу?

Айн сидела рядом, затачивая клинок. Искры от камня освещали её лицо. – Хватит жалеть их, – сказала она сухо. – Кто хочет уйти – пусть уходит. Степь рассудит, кто прав. Мы не можем тащить за собой их страхи.

Лира бросила на неё взгляд, в котором было отчаяние: – Но, если они уйдут, они погибнут. Мы должны держаться вместе.

– Вместе? – Айн усмехнулась безрадостно. – Ты видишь, как они смотрят на него? В их глазах он – или бог, или чудовище. И то, и другое – смерть.

Каэлен молчал. Соль в груди тихо звенела, будто соглашаясь с её словами.

Ночь становилась холоднее. Ветер поднимался, свистел в сухой траве и гнал по равнине белые клочья соли. Они пролетали мимо костров, и каждый раз люди вздрагивали, будто это были не тени ветра, а новые узлы.

Вдалеке завыл шакал. Люди плотнее сбились в круг. Но даже хищник степи не пугал их так сильно, как тот, кто сидел рядом с костром, опустив голову и слушая внутренний хор.

И среди шёпотов всё чаще звучала одна мысль: «Может, лучше уйти от него, пока не поздно?»

Каэлен поднял взгляд на огонь. И понял: ночь будет долгой.

На рассвете небо окрасилось бледно-серым. Солнце не торопилось подниматься из-за низких облаков, и сама земля казалась сонной и усталой. Но внутри лагеря сон ушёл ещё до первых лучей: напряжение ночи не растворилось, а только стало гуще.

Первые начали собирать свои жалкие пожитки ещё в темноте. Две женщины с детьми и трое мужчин, вооружённых лишь ножами и ржавыми топорами, тихо спорили у края лагеря. Их лица были решительными, но глаза полны страха.

Каэлен почувствовал движение раньше, чем заметил его. Соль внутри дрогнула, словно предупредив. Он поднял голову, и хор голосов подсказал ему слова: «Они уходят. Они боятся. Они не хотят идти с тобой».

– Что они делают? – спросила Лира, выпрямляясь. Её волосы ещё блестели от росы.

Айн, сидевшая с клинком в руках, не отрывала взгляда от группы у края. – Они уходят, – сказала она. – И я не собираюсь их останавливать. В степи каждый сам выбирает свою смерть.

Лира вскочила, лицо её побледнело. – Но они не дойдут! Дети… они умрут в первый же день!

Она бросилась к беглецам, но те встретили её злобными взглядами. Один из мужчин шагнул вперёд, держа топор, как палку. – Мы не пойдём за ним! – выкрикнул он, указывая на Каэлена. – Мы видели его глаза! Видели, как соль слушала его! Сегодня он отпустил мёртвых, завтра – отпустит нас!

– Он спас вам жизнь, – возразила Лира. – Без него вас бы уже не было!

– Может, лучше было бы умереть тогда, чем идти за чудовищем! – крикнула женщина, прижимая к себе девочку. – Мы не хотим быть узлами!

Толпа заволновалась. Те, кто ещё оставался у костров, наблюдали молча, но в их глазах читался тот же страх: каждый задавался вопросом – остаться или уйти.

Каэлен поднялся медленно. Его движения были неторопливы, но в этом спокойствии было что-то тяжёлое. Он шагнул вперёд, и все взгляды обернулись к нему. Соль в груди пела тревожно, подталкивая его к словам.

– Я не держу вас, – сказал он ровно. – Ваш путь – ваш выбор. Если хотите идти в степь одни – идите. Но знайте: степь не простит слабых.

Один из мужчин засмеялся нервным смехом. – А если мы останемся – ты простишь? Или соль возьмёт нас за тебя?

Каэлен смотрел прямо в его глаза. Внутри голос соли был настойчив, как рокот далёкого грома: «Скажи. Заставь их остаться. Мы можем».

Но он покачал головой. – Я не прощаю и не караю. Я не бог и не Архимаг. Я человек. И если вы не верите мне – лучше уйдите сейчас, чем позже.

Лира всхлипнула, но промолчала. Айн кивнула коротко, будто соглашаясь.

И тогда группа развернулась. Женщины подняли детей, мужчины поправили оружие. Без прощаний, без взгляда назад они пошли прочь, ступая по сухой траве. Их силуэты таяли в утреннем тумане.

Лира прижала руки к груди. – Они погибнут, – прошептала она. – Мы могли бы их остановить…

Айн положила ладонь на рукоять клинка. – Зачем? Чтобы тащить за собой их страх? Они бы предали нас в первый же день. Пусть степь решает их судьбу.

Каэлен молчал. Он чувствовал, как соль в груди отзывается эхом голосов уходящих. Их страхи и надежды ещё звучали в нём, но с каждым шагом они становились тише. Он понимал: они уже не часть его пути.

Но внутри осталось тяжёлое предчувствие. Он знал – эта история ещё не закончена. Степь редко отпускала тех, кто бросал её вызов.

Они двинулись дальше, оставив за спиной обугленный лагерь и пепельные остатки костров. Степь встречала их тишиной – слишком тяжёлой, будто сама земля выжидала. Солнце пробилось сквозь облака, но его свет был бледным, и всё вокруг выглядело выцветшим: сухая трава, серые камни, белёсые полосы соли, вросшие в почву, как застарелые шрамы.

Люди шагали молча. Остатки группы сжались плотнее, каждый прислушивался к каждому, словно ждал, что рядом идущий в любой миг может обернуться врагом. Лира держалась ближе к Каэлену, её взгляд то и дело скользил по лицам – она боялась увидеть в них то же безумие, что толкнуло ночных беглецов на уход.

Айн шла впереди, её шаг был твёрдым, как у воина, и ни разу она не обернулась. Но Каэлен чувствовал: и она настороже. Её рука всё время лежала на рукояти клинка.

Соль внутри Каэлена молчала. Это молчание было хуже крика: оно будто собирало в себе каждый шёпот ветра, каждый взгляд людей, каждый звук шагов. Он ощущал – в этом молчании копится что-то большее, чем память.

Через несколько часов пути они заметили следы. Сначала – смятые травы, словно кто-то проходил здесь ночью. Потом – оброненная ткань, пропитанная потом и кровью. А дальше – следы ног, босых и обмотанных тряпьём, перемешанные с более тяжёлыми отпечатками.

– Это они, – сказала Айн, остановившись и присев. Её пальцы легко прошлись по земле. – Те, что ушли от нас.

Лира подалась вперёд. – Может, мы ещё успеем их вернуть?

Айн посмотрела на неё холодно. – Ты хочешь тащить на себе их трупы?

Каэлен не ответил. Он слушал. Соль внутри гудела глухо, словно подземный колокол. И тогда он понял: они действительно близко. Голоса тех, кто покинул их ночью, уже звучали в его крови. Но это были не слова – это были стоны.

Они пошли дальше по следу. Степь становилась всё каменистой, трава редела, уступая место глыбам и трещинам в земле. Воздух был сухим, пах гарью, будто где-то поблизости ещё догорали пожарища.

И вскоре они увидели их.

На склоне оврага лежали тела. Мужчины, женщины, дети – те самые, что ушли ночью. Их лица были искривлены ужасом. Белые прожилки соли тянулись по коже, входили в рот, глаза, руки. Казалось, они не умерли – они застыли в миг крика.

Лира закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Айн выругалась тихо и стиснула клинок.

Каэлен шагнул ближе. Голоса внутри загудели так сильно, что он едва не рухнул на колени. Он слышал их – не просто как стоны, а как отчаянный хор.

«Мы не хотели… Мы боялись… Мы думали, что уйдём… Мы ошиблись…»

Он закрыл глаза, и на миг перед ним мелькнула картина: ночной ветер, белый туман, из трещин земли выползают узлы, безликие, и хватают беглецов. Крики, мольбы – и тишина.

– Они… – его голос сорвался. – Они кричали до самого конца.

Лира уткнулась лицом ему в плечо, её плечи дрожали. – Мы могли их спасти… могли…

Айн покачала головой. – Нет. Они сами выбрали. И степь взяла своё.

Но Каэлен чувствовал – соль не отпускала этих голосов. Они не ушли. Они застряли в этом овраге, в телах, что медленно превращались в белые скульптуры. И каждый из них тянулся к нему, умоляя о последнем – о памяти, о конце.

Он опустился на колени, коснулся холодного лица мальчика, который ещё вчера держался за руку матери. В груди соль вспыхнула, и хор в его сознании усилился.

«Помни нас. Дай уйти. Не оставляй здесь».

Каэлен закрыл глаза. Его дыхание сбилось. Он понимал: если он откликнется – люди снова увидят в нём чудовище. Но если отвернётся – эти голоса будут преследовать его дальше.

Он поднял голову и посмотрел на Лиру. Её глаза были полны слёз, но в них светилась вера. – Сделай это, – прошептала она. – Не для них… для себя.

Каэлен вдохнул глубоко. И протянул руки.

Свет разлился из его ладоней, мягкий, как рассвет. Тела начали дрожать, трещины сияли, и изнутри раздался облегчённый вздох. Соль осыпалась, превращая их в пепел, который поднимался в воздух и исчезал в ветре.

Гул внутри стих. Голоса замолкли. И только один шёпот остался в груди: «Спасибо».

Каэлен опустил руки. Его плечи дрожали, но лицо оставалось твёрдым.

Айн смотрела на него молча, с прищуром. Лира – с облегчением и печалью.

Но люди, что стояли позади, смотрели иначе. В их глазах был страх.

И Каэлен понял: с каждым шагом, с каждой жертвой он всё дальше от них.

После того как последний белый пепел растворился в ветре, над оврагом воцарилась тишина. Она была слишком тяжёлой, словно степь сама затаила дыхание, наблюдая за тем, что сделал Каэлен.

Лира всё ещё держала его за руку, будто боялась, что он рухнет от усталости. Айн стояла поодаль, с клинком в руках, её глаза сузились: она молчала, но каждый мускул её лица выдавал напряжение.

Остатки группы переглядывались. Кто-то смотрел на Каэлена с надеждой, кто-то – с ужасом. И вот первая женщина заговорила. Её голос был дрожащим, но в нём звучала благодарность: – Он освободил их. Я видела. Они… ушли спокойно.

Но другой мужчина, высокий, с исхудавшим лицом, резко шагнул вперёд. – Освободил? – его голос сорвался на крик. – Ты не видишь, что он сделал?! Он превратил их в прах! Кто даст нам знать, что завтра он не сделает того же с нами?!

– Замолчи, – ответила мать мальчика, которого Каэлен спас той ночью. Её голос дрожал, но глаза горели. – Ты ничего не понимаешь. Они страдали. Он дал им уйти!

Мужчина рванулся к ней, но Айн шагнула вперёд и вскинула клинок так резко, что лезвие блеснуло в рассветном свете. – Ещё шаг – и твоя кровь прольётся рядом с этим пеплом.

Толпа замерла. Люди переглядывались, в их глазах бушевал раздор. Кто-то склонялся к Каэлену, видя в нём спасителя, кто-то отступал назад, шепча молитвы или ругательства.

Каэлен поднялся, его дыхание ещё не восстановилось, но он смотрел на них твёрдо. – Я сделал то, что должен был, – сказал он, и соль в груди тихо зазвучала в унисон с его словами. – Я не позволю им застрять в вечном крике.

– Ты сделал это своей волей, – выкрикнул тот же мужчина. – Ты не спросил нас!

– И что бы ты выбрал? – тихо спросила Лира, обнимая Каэлена за плечо. – Оставить их, чтобы они мучились вечно?

Ответа не было. Лишь ропот. Люди снова начали спорить, и этот ропот рос, как нарастающий гул бури.

Каэлен чувствовал: ещё миг – и толпа разделится окончательно. Его решение стало камнем, расколовшим их остатки надвое.

Он шагнул вперёд, поднял руку. Ветер затих, словно ждал. – Я не ваш господин, – его голос звучал спокойно, но твёрдо. – И не ваш враг. Я слушаю соль, потому что она говорит. Но я не заставляю вас идти за мной. Если хотите – идите своей дорогой. Но если останетесь рядом, примите одно: я буду слушать. Даже если вам это страшно.

Его слова не уняли раздор, но на миг заставили всех замолчать. Толпа колебалась: одни смотрели с недоверием, другие – с благоговением.

Айн убрала клинок в ножны и произнесла хрипло, как окончательный приговор: – Кто не согласен идти дальше – может уходить прямо сейчас. Но учтите: степь берёт плату быстро.

И это сработало лучше любых криков. Никто не сделал шаг прочь. Все понимали: даже рядом с Каэленом и солью у них больше шансов, чем в одиночку.

Они двинулись дальше. Но Каэлен чувствовал: после оврага их путь уже не будет прежним. Он слышал это в каждом взгляде за своей спиной – тяжёлом, выжидающем, недоверчивом. И в каждом шёпоте соли, что повторяла одно: «Они боятся. И будут бояться. Пока ты идёшь».

Ночь застала их на краю соляной низины. Место это не было ни деревней, ни стоянкой – лишь выжженная долина, где земля покрылась белыми прожилками, словно её разорвали невидимые когти. Камни там светились тусклым серебром, и тени ложились криво, будто сама ночь боялась идти дальше.

Они остановились у крутого обрыва. Внизу белела гладкая поверхность, напоминавшая высохшее озеро. Луна отражалась в ней холодным светом, и от этого зрелища людям становилось не по себе. Даже дети замолкли, прижимаясь к матерям.

Айн развела костёр, но пламя горело странно: огонь был низким, словно его давило что-то сверху, и дым стелился по земле, вместо того чтобы подниматься. Лира тихо разложила сухие травы, что ей удалось собрать днём, и накрыла их тканью – запасы иссякали быстрее, чем хотелось признавать.

Каэлен сидел чуть в стороне, глядя на низину. Соль внутри него звенела глухо, будто отозвалась на этот белый провал. Она не кричала и не требовала, но её тихий напев был постоянным, как дыхание рядом.

Рядом опустился старый воин, тот, что вёл беглецов с самого начала. Его плечо всё ещё было перевязано грубой тканью, но взгляд оставался твёрдым. – Ты знаешь, что это за место? – спросил он негромко.

Каэлен покачал головой. – Соль говорит. Но слов нет. Только шёпот.

– В степи рассказывают, что это – зеркало, – воин кивнул на белую гладь внизу. – Те, кто умирает с солью в крови, отражаются там. Их тени ходят ночами.

Люди за их спинами переглянулись. Кто-то крестился, кто-то отворачивался. Страх снова сжимал их в кулак.

Вдруг поднялся худой мужчина с впалыми щеками – тот самый, что всё время обвинял Каэлена. Его глаза блестели в свете костра. – И вот куда ты нас привёл, – выплюнул он. – К зеркалу смерти! Мы должны уйти! Немедленно! Пока эти тени не пришли за нами!

Несколько женщин вскрикнули, прижимая детей. Мужчины нахмурились. И снова начались споры.

– Здесь безопаснее, чем в степи ночью, – ответила Айн, не поднимая глаз от клинка, который точила. – Если тени придут, я встречу их. А в степи вас съест холод и зверьё быстрее, чем вы крикнете о помощи.

Но слова её не успокоили никого. Ропот рос. Люди переглядывались, и в каждом взгляде мелькал страх.

Каэлен поднялся. Ветер обвил его лицо, и соль в груди зазвенела громче. Он сделал шаг к обрыву, к самой кромке белой низины. Все взгляды устремились за ним.

– Вы боитесь, – сказал он, и голос его звучал устало. – Но страх не спасёт вас. Я слышу их. Тени здесь… но они не враги. Это память.

– Ложь! – выкрикнул худой мужчина. – Ты сам соль! Ты ведёшь нас к ней!

Каэлен закрыл глаза. Соль в груди вспыхнула эхом, и он почувствовал – действительно, там, внизу, кто-то был. Силуэты двигались по белой глади, еле заметные, будто отражения людей в зыбком зеркале. Они шли медленно, не поднимая голов.

– Они идут, – прошептал он. – Но не к вам. Они идут за мной.

Эти слова разорвали тишину, как удар. Люди ахнули, кто-то отшатнулся, кто-то закричал. В их глазах появилось новое – не только страх, но и ненависть.

Лира бросилась к нему, схватив за руку. – Не говори так! Они не поймут…

Но было поздно. Толпа уже зашумела. Одни молили Каэлена остановить это, другие требовали уйти от него. Ветер подхватил их крики и понёс по низине.

И там, внизу, белые тени остановились и подняли головы.

Белые тени внизу замерли, словно их окликнули по имени. Они стояли, склонив головы к земле, но в тусклом свете луны стало видно, как их силуэты дрожат, будто от ветра. Однако ветра там, в низине, не было – дым от костра так и стелился ровной полосой.

Толпа наверху шумела. Кто-то пытался оттащить детей, кто-то хватался за ножи и палки. Женщины плакали, мужчины кричали друг на друга, и в этом гуле соль внутри Каэлена отзывалась всё громче.

Айн вскочила, шагнула к краю и выставила клинок, будто готовая встретить врага. Её голос резанул по шуму: – Тише! Все замолчите!

Крики оборвались не сразу, но затихли. Люди стиснули зубы, дети прижались к матерям. Ветер стих.

Каэлен смотрел вниз, и его взгляд цеплялся за каждое движение белёсых фигур. Они не были людьми. Их тела были зыбкими, будто сотканными из соли и тумана. Но в каждом угадывались черты: согбенная спина старика, тонкая шея девушки, силуэт ребёнка с протянутыми руками.

И вдруг хор внутри его груди заговорил. Не шёпотом, не криком – словами: «Помни нас».

Он отшатнулся, сжал виски, пытаясь заглушить этот зов. Но тени уже двинулись. Сначала медленно, будто по вязкой воде. Потом быстрее. Их шаги не слышались, но земля дрожала, как от множества ног.

Толпа наверху взревела. – Они идут за нами! – выкрикнул худой мужчина, и его голос подхватили другие. – Бежим!

Люди кинулись к повозкам и мешкам, дети завизжали, женщины плакали. Паника рвалась наружу.

Айн вскинула меч. – Никто не двигается! – рявкнула она, но её голос потонул в общем гуле.

Лира вцепилась в руку Каэлена, её пальцы дрожали. – Скажи им! Останови это, пока не поздно!

Каэлен сделал шаг к краю и поднял руки. Соль в груди загудела, и тени замерли, словно услышали зов.

– Они не враги! – крикнул он, его голос перекрыл рев толпы. – Это не соль, что берёт! Это соль, что помнит!

Толпа не слушала. Камень, сорвавшийся с руки одного из мужчин, пролетел мимо Каэлена и ударил в землю у его ног. Люди кричали: – Он ведёт их! Он колдун!

Тени внизу подняли головы выше. Теперь их лица – пустые, белые, словно вырезанные из камня – обращались прямо к живым. И хор в груди Каэлена снова произнёс: «Ты слышишь. Ты должен ответить».

Он закрыл глаза. Перед ним мелькнули образы: мёртвые, застывшие в соли; беглецы, что кричали его имя; наставник, уходящий в сиянии рун. Всё это смешалось в одно.

Каэлен шагнул вперёд, почти на самый край обрыва. – Я слышу вас, – сказал он. – Говорите.

И в тот же миг тени начали подниматься.