Голос из прошлого

–Посиди за меня. Нам с гражданином начальником переговорить надо.

Два майора, один в гражданской одежде, другой в милицейской форменной вышли на улицу, непроизвольно подняли глаза вверх. Опять заметно потеплело, крупные снежинки, кружа замысловатые хороводы, падали на землю. Но им обоим не до природных красот, один хотел обратиться с просьбой, нарушить инструкцию, а другой прекрасно осознавал, что именно для этого его и отозвал в сторонку начальник оперативного подразделения. Достали сигареты, причем каждый из своей пачки, только у Владимира, словно у фокусника зажигалка оказалась наготове, и он подсунул ее под нос старому и уважаемому сотруднику.

–Иваныч, я к тебе с челобитной, – начал Климов, – ты завтра перед самой пересменкой, …кстати, во сколько она реально происходит?

«Чегой-то он спрашивает, – подумал дежурный, – сам все прекрасно знает. Отвлекает, наверное, от главной темы, которую хочет протолкнуть через меня». Но ответил вполне спокойно:

– Так-то в девять утра, но завтра меня заменяет старший лейтенант Сидоренко, а он всегда приходит на полчаса раньше. Выслуживается. А ты-то чего хочешь?

Специально почти шепотом, наклонившись к уху собеседника, мол, тебе такую тайну доверяю, Климов произнес:

– Тебе, как родному скажу – информацию получил: в деревне Жарки баба мужа завалила и закопала во дворе рядом с поросенком. Завтра с утра нужна машина дежурной части и опер Ефимов, а он будет в распоряжении у Сидоренко… Не хочу, Иваныч, сельскому сыщику Володе Панкратову отгул ломать, у него жена рожает. С копальщиками я договорился, ваших «мелких хулиганов» просить не буду. Их я сам привезу часикам к девяти… А ты в журнале перед приходом сменщика сделай запись, мол, аноним позвонил сказал, убийство в Жарках произошло. Ну, чтобы никто не возмущался, что я дежурную часть без машины оставляю и без опера.

Воробьев строго поглядел на начальника розыска и сказал:

–Мне сорок девять лет, служить осталось год до пенсии, а ты хочешь меня под такую авантюру подписать. Тебе самому – то тридцать пять, пахать и пахать, а выгонят, без работы не останешься. Скажи как есть Сидоренко. Он парень не глупый.

«Неее, майор, даже не пытайся увильнуть, я тебя все равно додавлю», – подумал матерый сыщик и ответил:

–Да не сложились у меня с ним отношения. Не люблю карьеристов… Сто причин найдет, чтобы сорвать мне операцию. Ну, не боись, Иваныч. Если что, скажешь, под пистолетом заставил. Да не смотри ты на меня, как на «врага народа». Я ведь сам «без выходных и проходных». …Коньяк с меня.

Дежурный докурил, подошел к урне у входа, аккуратно бросил в нее окурок и произнес:

–Литр коньяка, а не одну бутылку.

–Да как скажешь, с первой же премии куплю, – легко согласился Владимир Александрович.

Это давно придуманная им же отговорка. Все в отделе знают что, как правило, Климову премий не дают, а поощряют «снятием ранее наложенного взыскания». Но никто и никогда особо не возмущался, когда обещанный коньяк так и оставался на полке в магазине. Все понимают, не для себя человек старается, а ради показателей в целом отдела милиции. При плохой раскрываемости преступлений, премий не получит никто, ни сыщик, ни постовой, ни дежурный. Когда Воробьев развернулся с намерением вернуться на рабочее место, Климов просящим голосом изрек:

– Иваныч, уж раз ты целую литровку у меня выкружил,… выдели машиненку мне до дому?

Дежурный ухмыльнулся каким-то своим, не озвученным мыслям, и изрек:

– Повезло тебе, Володя, сейчас опергруппа соберется, и поедут на квартирную кражу, как раз туда к тебе в соседний дом.

–Ну, спасибо, благодетель, еще одну «темнуху» мне повесишь. – Как то обреченно произнес Климов.

А Воробьев, чтобы побольнее наступить «на любимую мозоль» своего собеседника, добавил:

– Так если не доверяешь своему оперативнику, можешь сам все осмотреть, преступников найти и в отдел доставить.

– Злой ты сегодня, Иваныч. «Типун» тебе на язык. Я еду домой и никуда больше. Малинкин разберется без меня.

Дежурный улыбаясь и с какой-то ехидненькой интонацией произнес:

–Да уж… Разберется.

Когда оперативная группа и начальник УГРО уселись в Уазик, Климов решил сделать вид, что наставляет своего подчиненного:

–Анатолий, сначала осмотрись на месте, увидишь что заслуживающее внимания, подскажешь следователю Куликовой…

Людмила Викторовна, женщина сорока двух лет от роду, проработавшая в должности более десяти лет, еле заметно усмехнулась, но промолчала. А Владимир Александрович продолжил:

– Затем обойди всех соседей, может, видели кого подозрительного или просто знают, что для нас полезное. Все записывай в блокнот, включая данные возможных свидетелей. Все доложишь следователю и само собой дежурному. Раскроешь кражу, премию обещаю.

– А мне, – решила пошутить и Куликова.

Климов ответил в той же интонации:

– А вы, Людмила Викторовна не из моего ведомства.

На какое-то время в машине установилась тишина, и Владимир Александрович задумался: «Смотришь кино, целых пять работников милиции, включая начальника розыска, трудятся по одному делу… И само собой всегда докапываются до истины, преступников вылавливают и сажают в клетку… А на практике? Сыпятся «темнухи», как из рога изобилия. За одну возьмешься, только наметишь план работы, а тут еще два тяжких преступления. Хоть умри на работе, все никогда не раскроешь. Вот супруга-то и ругается. Видно она понимает то, что я принять никак не могу – зло иногда выходит победителем. Вот чего я сейчас скажу? Что завтра с утра опять в отдел на весь день? Что у меня одно нераскрытое убийство, а другое возможно раскроется? Ей это вряд ли интересно… Да и Рунцовы, наверное, обидятся – в пятый раз намечаем встретиться, посидеть, выпить, поговорить. И все никак…».

–Владимир Александрович, приехали, – раздался голос водителя, – вам тут пятьдесят метров до подъезда, чай дойдете.

Попрощавшись с коллегами, Климов вышел из автомобиля и направился к подъезду панельной пятиэтажки, к «своему логову» на третьем этаже. Что-то придумывать для оправданий перед супругой не стал, надеясь на внезапно осенившую импровизацию. Дверь открыл своим ключом, в квартире стояла пугающая тишина… Супруга Марина и дети шестилетний Влад и четырехлетняя Вика смотрели мультики. На приветствие хозяина: – «Добрый вечер, а вот и я», никто не ответил.

–Марина, ты меня покормишь? – Максимально доброжелательным голосом спросил Владимир.

–Ужин на столе, разогреешь сам, – послышалось в ответ.

После не очень калорийного перекуса, начальник розыска, зайдя в комнату, обнаружил выключенными свет и телевизор, детей, лежащих лицом к стенке на двухъярусной кровати и супругу под отдельным одеялом на большом семейном ложе. «Это война», – подумал Климов и только головой коснулся подушки, как провалился в здоровый крепкий сон. Усталость, как известно, бывает не только физическая…

Однако без будильника по внутреннему наитию прервал это приятное занятие в 7-45. Через сорок минут он уже подъезжал на своей красной «шестерке» к кладбищенской сторожке. Возле входа с лопатой одиноко стоял высокий и крепкий мужик лет тридцати в телогрейке и спортивной шапочке. Подъехав к нему на расстоянии вытянутой руки, Климов приоткрыл окно и сказал:

–Дмитрий, привет. Лопату бросай в багажник, а сам прыгай на пассажирское сиденье, дорогой все объясню.

На улице под пятнадцать градусов ниже нуля и дважды приглашать копальщика не пришлось. Когда он уселся, мужчины обменялись крепкими рукопожатиями. Дорога после вчерашней оттепели и снегопада покрылась ледяной коркой, и испытывать судьбу не очень опытный водитель не стал. Спидометр показывал ровно сорок километров, а оперативный работник начал инструктаж:

– В общем, Дима, будем искать труп во дворе одного дома в деревне Жарки, что под Решмой. Подъедем к отделу, ты оставайся в моей машине. Не надо, чтобы тебя мои коллеги видели с лопатой. А то скажут, кого-то допрашивали до смерти, сейчас закапывать повезут… Это я шучу. Двигатель глушить не буду, не замерзнешь. Я отправлю с тобой молодого, но хваткого лейтенанта, которому объясню всю операцию подробно, чтобы тебя не перегружать лишней информацией. Захочешь покурить у отдела, из машины можешь выйти, но ни с кем не разговаривай, притворись немым. Договорились?

– Прям, как в кино… Все понял, а ждать долго?

«Куда ты торопишься? – Подумал Климов, – на морозе очередную могилу копать?». Но ответил лаконично:

–Минут пятнадцать…

Без пятнадцати девять Климов зашел в дежурную часть. На командирском месте перед кучей телефонов восседал старший лейтенант Евгений Михайлович Сидоренко. Напротив полусидя на подоконнике, находился оперативный работник Ефимов. Милицейская форма на нем сидела так, словно он в ней и родился. При виде начальника встал, но не по стойке смирно, а просто, чтобы показать непритворное уважение. Зато дежурный прямо вскочил со стула, чтобы ошарашить главного сыщика информацией:

– Товарищ майор, тут Воробьев в журнале оставил информацию – в деревне Жарки убийство! Я ждал вас. В каком составе мне собрать оперативную группу?

Владимир Александрович улыбнулся: « Не подвел Иваныч, все сделал так, как я просил», а вслух спросил:

–А где сам-то Воробьев? На утреннюю оперативку ушел? Может подробности, какие знает?

Старлей, продолжая стоять, доложил:

– Так точно. Майор Воробьев докладывает офицерскому составу оперативную обстановку за прошедшие сутки. Толком ничего не сказал. Он скоро должен вернуться. Кстати, так и вы должны там присутствовать.

Климов сделал озадаченное лицо и спокойно произнес, проигнорировав последнее предложение Сидоренко:

– Хорошо… Ну, раз запись в журнале оставил, дело видно серьезное. Давай срочно машину, с составом группы я решу сам, но Ефимова однозначно заберу. Сегодня первый рабочий день после каникул, моим операм предстоит разгребать накопившиеся «темнухи». Однако ты не переживай, что-то случится в городе, сразу выделю тебе самого опытного сотрудника.

Затем обратился к своему подчиненному:

–Максим, пошли в сторонку, пару минут пошепчемся, пока дежурный машину ищет.

Как только оказались вдвоем в длинном коридоре, по обе стороны которого виднелись двери с номерками, Климов сказал:

–В общем, так лейтенант, возможное убийство не свежее, как думает Сидоренко, а произошло лет восемь назад. Может и больше… Поэтому тебе оперативно надо ехать в деревню Жарки, а то вдруг Воробьев вернется с оперативки, расскажет Сидоренко, что «убийство с бородой», старое, подстрахует сам себя. Дежурные между собой переговорят и Уазика не выделят, по крайней мере, сегодня. Да и тебя самого на какую-нибудь кражу отправят. А ты нужен мне. С тобой поедет профессиональный копальщик со своим инструментом. В деревне спросишь, где живут Епифановы. Хозяйку Галину, ей где-то сорок пять-пятьдесят лет, вежливо, но настойчиво пригласишь в машину и предложишь добровольно ехать в наш город. Скажешь, мол, у начальника розыска имеются к ней вопросы. Да, чуть не забыл – копальщика, его Дмитрий зовут, она видеть не должна ни по какому, тем более с лопатой. Придумай сам, как его в деревне спрятать. Когда машина с Епифановой скроется из вида, найдешь ее детей, либо сына Ивана, двадцати пяти лет, либо дочь Елену, она чуть моложе и предложишь им добровольно показать, где закопали труп их отца. Если будут отпираться, приглашай понятых и перекопай весь двор вдоль и поперек. Если не найдешь ничего, перед руководством отвечать буду лично. Ты просто выполняешь мой приказ…

Про себя с ухмылкой подумал: «Вот примерно так я и «зарабатываю» взыскания, а что-то раскрою – реабилитируют в глазах коллектива». Однако вслух сказал иное:

– В любом случае мне сразу звони. В сельсовете должен быть телефон, найдешь кого-нибудь, сегодня они тоже работают. Все понял, лейтенант?

–Товарищ майор, а где этот Дмитрий-то?

Климов ухмыльнулся и ответил:

–В моей машине прячется перед входом в милицию, лопата в багажнике. Не забудьте.

Лейтенант, чтобы показать начальству личную заинтересованность в выполнении весьма деликатного поручения, решил уточнить:

– А вы уверены, что там труп лежит?

Начальник УГРО, не улыбнувшись, ответил:

–Нет, не уверен. Давай одевайся, пошли на улицу, Уазик, наверное, подъехал. Я вас провожу.

Как только Климов отправил своего подчиненного с почти тайной миссией в деревню Жарки, можно сказать бегом поднялся к кабинету. У дверей уже собрались все подчиненные в ожидании пятиминутки у непосредственного начальника. «Значит, общая оперативка закончилась, – подумал Владимир Александрович, – Воробьев, видимо, зашел к начальнику милиции, вот-вот спустится в дежурку… Молодец я, успел провернуть такую операцию». Когда оперативники, почти двадцать человек, уселись на стульях и устремили свои внимательные взоры на майора, тот сказал:

–Сегодня пятиминутка пройдет в пять раз быстрее. Сводку вы выслушали, каждый получил себе по пачке «темнух» и сейчас начнете их разгребать. Но… все до единого в течение сегодняшнего рабочего дня встретьтесь со своей агентурой и проинформируйте об убийстве женщины в районе Санта Барбара. Нам важна любая зацепка. Вопросов нет?

И не давая возможности открыть рот подчиненным, сам себе ответил:

– Вопросов нет. Вперед, по коням. Костин, ты останься.

Когда все офицеры покинули кабинет, начальник розыска сказал сыщику:

– Сергей. Ты мотай на стройку, где женщину нашли. Все начальство там на уши поставь, но составь списки рабочих, задействованных в строительстве нового микрорайона. Особо отметь ранее судимых. Про сторожа расспроси – с кем кентуется, кто с ним водку пьет. Собственно ты все знаешь. Мне звони каждый час, где найти телефон – твоя проблема. Все работай, а я еще раз побеседую с Морковкиным. Выясню, что говорят сокамерники о своих делах, да заодно осторожненько еще раз поговорю о его друзьях – собутыльниках, а таковые у него непременно должны быть, человек вроде не замкнутый. Давай, давай, не засиживайся. Я все сказал. Жду новостей.

Затем Климов покинул кабинет, не забыв запереть дверь, и направился по лестнице вниз в следственную камеру. Однако только зашел в дежурную часть, как Сидоренко сообщил:

– Вот мужчина пришел, заявляет о пропаже матери в ночь на Рождество. Мне Воробьев передал по смене, чтобы лично вам о подобных фактах докладывать.

–Все верно,– ответил начальник розыска, про себя подумав: «Ай, умница Воробьев, ничего лишнего не сказал, ни Сидоренко, ни начальнику милиции подполковнику Коломейцу».

Затем обратился к молодому мужчине, который тихо стоял напротив дежурного офицера:

–Гражданин, пройдемте ко мне в кабинет. Там спокойно поговорим, и я приму от вас заявление.

Глава шестая. Между тем в ИВС…

Изолятор временного содержания (ИВС), где имеется несколько небольших камер, находится на первом этаже милиции сзади дежурной части. Попасть туда можно двумя путями – либо пройти мимо дежурного офицера, либо прямо из коридора у самой лестницы, идущей на второй и третий этажи. Там железная дверь, оборудованная звоночком. При нажатии на него она откроется, но взору предстанет вторая решетка из крепкого металла во весь проем, запертая изнутри и …милиционер, ответственный за порядок в этом для многих неприятном месте, который «чужих» не пропускает. Да и «своих» далеко не всех. Правда, местные остряки шутят, мол, попасть в ИВС легко, минуя все формальности, достаточно нарушить Закон. И в этом, безусловно, есть доля истины. На следующий день после Рождества Христова Морковкин угодил сюда именно таким путем. Правда, пока только по подозрению в нарушении Уголовного кодекса Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. После того, как Климов за день до этого поговорил с Семеном в своем кабинете «с глазу на глаз» и передал его следователю прокуратуры Горшкову, тот лично сопроводил его через дежурную часть в следственную камеру. Так она называется потому, что именно здесь происходит основная часть оперативно следственных мероприятий с задержанными преступниками. А то мало ли кто из них надумает бежать или выкинуть другой какой фортель.

Милиционер при изоляторе смотрел на визитеров с абсолютным безразличием. Во-первых, он хорошо знал следователя, во-вторых, таким путем через дежурку, «враг явно не пройдет»… Войдя в мрачную комнату без единого окна, Семен осмотрелся. Стоит два стола – с левой стороны от входа и прямо у дальней стены с двумя лавочками. Вся мебель из металла, к тому же намертво замурована в бетонный пол, чтобы никому даже в голову не пришло желание использовать ее в качестве ударного оружия против сотрудников правоохранительных органов.

–Присаживайтесь, Семен Андреевич, – произнес опытный работник прокуратуры.

При этом сам уселся напротив. И начался долгий и занудный, как показалось задержанному, допрос. При этом и свои вопросы, и ответы оппонента Николай Михайлович педантично заносил в протокол. Морковкин старался отвечать коротко, без каких либо подробностей, чтобы не запутаться и не забыть своих показаний. Ему казалось, что лишнего ничего не сказал и нового к ранее сказанному начальнику розыска ничего не добавил. Однако на чуть измененные вопросы о времени ухода со стройки и прихода на квартиру матери давал противоречивые ответы. Не смог назвать ни одного более близкого ему строителя, чем остальные рабочие. По его словам получалось, что выпивал алкоголь всегда в одиночку. А этот факт вызывал у следователя обоснованное недоверие. В конце концов, Семен и сам понял неубедительность своих показаний, да и повторить их при иных следственных действиях явно бы не смог.

По его субъективному мнению, «влип он капитально» и вряд ли сможет выбраться. А с точки зрения юриста Горшкова ничего для обоснования ареста Морковкина, у него в деле пока нет. Тем не менее, на трое суток, как позволял в те времена уголовно процессуальный кодекс, задержать Семена следователь прокуратуры все- таки решился. Милиционер при изоляторе, как показалось подозреваемому, с особым удовольствием возле обитой железом двери с цифрой четыре приказал:

–Лицом к стене, руки за спину.

После того, как с неприятным звуком провернулся ключ в давно не смазанном замке, послышалась следующая команда:

– Пошел!

Ну, от подобного обращения Семен отвыкнуть еще не успел, а вот условия пусть даже временного содержания его сильно расстроили…

Камера размером примерно четыре на четыре метра без окна, стены изнутри оштукатурены «под шубу». Над дверью горит тусклая лампочка, вместо привычных «шконок» деревянный настил во всю ширину помещения приподнятый над бетонным полом где-то на метр. Ни белья, ни подушек, ни крана с водой, ни туалета. Вместо него слева у самой двери обыкновенное ведро с весьма специфическим и неприятным запахом. И посередь этой гостиницы в позе героя из фильма «Джельтмены удачи», сидел молодой до пояса голый и худощавый мужик в тюремных наколках, наглым бесцеремонным взглядом сверлящий вошедшего. «Нас всего двое, возможно это стукач»,– подумал Семен, но вспомнив, он сам стукач и есть, невольно ухмыльнулся своим мыслям. Однако произнес дежурное приветствие:

–Мир в «хату»…

В ответ послышалось:

–Мир-то, мир. А по какой статье ты ко мне в гости заглянул?

Не смотря на то, что Семен знал, насилие над женщиной в тюрьме авторитета не добавляет, скорее наоборот, ответил:

–Шьют групповое изнасилование и убийство какой-то бабы. Но я этого не делал, только обнаружил труп, да позвонил «ментам».

Зато выяснить причину задержания «пацана с авторитетом» как-то не решился, побоялся, что на «зоне» спросить могут. Подобный вопрос крутому зэку мог вызвать негативную реакцию и драку, в которой тот, судя по телосложению, победителем бы вряд ли вышел. Каким-то образом в местах лишения свободы «блатные» все про всех знают и за избиение своего «коллеги по масти» могли и покалечить. Морковкин решил резко прекратить не очень приятное общение. Забрался на деревянный помост и улегся возле стены, при этом отвернувшись от соседа. Несмотря на отсутствие тюремных наколок, Орлов понял, что перед ним бывший зэк, который жил на «зоне» «мужиком» и не стал придираться, мол, «чего меня игнорируешь», а остался в той же позе со своими мыслями. А они были лишь о том, как выслужиться перед куратором, получить свои денежки и не спалиться перед сокамерниками. «Опачки… Про групповое изнасилование мне опер Сергей Юрьевич ничего не говорил. – Отметил опытный агент-камерник, – сказал только «нашли мертвую голую женщину меж бетонных плит на стройке в районе Санта Барбара и подозреваемый в убийстве будет с тобой в одной камере. Его надо расколоть». Интересно, умышленно не раскрыл подробностей или просто пока сам их не знает? Разговорить «с кандачка» такого мокрушника вряд ли удастся, надо выждать время, может от скуки пасть и откроет. Судя по прошлым делам молчаливые и упрямые лохи вначале знакомств в камере, оказывались по итогу самыми болтливыми. Переживания, нервное напряжение не каждый легко переносит, хочется выговориться, ощутить сочувствие таких же несчастных»…

Через некоторое время дверь в коридор открылась еще раз. Через порог перешагнул невзрачный худой мужичок, лет пятидесяти и… почти с тем же приветствием:

– Добрый день в «хату»!

Семен от неожиданности вскочил и сел на коленях, молча разглядывая вошедшего человека. А «крутяшок» спокойно ответил:

–Добрый, добрый… Да не для всех. Тебя-то за что к нам подселили?

Употребил он именно это слово «подселили» с намеком конкретно Морковкину на «подсадили», мол, вот стукачок, а я нормальный, мне можно доверять. Подобные словесные комбинации «раскусить» способен не каждый, а только прошедший «огонь, воду и медные трубы». Но Петр Иванович, сам бывший агент под псевдонимом «Петров» и тоже «зону топтал», к тому же неоднократно. Максимально миролюбиво произнес:

–Да с бабой поскандалил, не удержался, пару раз вдарил меж ушей. Живем в деревне Жарки недалеко от Решмы, участковый протокол составил и меня по «административке» сначала в соседнюю «хату» определили. Эта дура-то видно заявление серьезное накатала, думаю, дело возбудят… Если не секрет, молодой человек, самого-то за что?

Конечно, чтобы показать свою крутость, в данной ситуации мог, «Жуков» и нахамить, типа «не твое собачье дело», спросят те, кому положено, но это явная потеря контакта. Разговора может и не получиться, а значит, не будет и положенных тридцати рублей за успешную разработку, поэтому он ответил, смягчив риторику:

– На АЗЛК моему знакомцу перо в бок загнали. Он пока без сознанки в реанимации, меня подозревают. Враждовали мы малость.

«Петров» от камерных этикетов успел отвыкнуть и продолжал лезть с расспросами:

–Вижу, ты в авторитете среди братвы… зовут-то как, я многих в городе знаю.

–Серега Орлов, погоняло «Орел». Слышал про такого?

«После этих слов необходимо и самому обозначиться», – подумал бывший агент и произнес:

– А я Петр Иванович Иванов, в свое время, когда лямку тянул в Бородино, погонялка была «Вано». Но давно это было, меня вряд ли кто помнит. Отошел я от дел, в деревне скромно живу…

Минуту помолчав, «Петров» переключился на Морковкина:

–А ты, добрый человек, какими судьбами?

– Да, как и ты из-за бабы… Только не трогал я ее.

И тут что-то дрогнуло в душе «убивца» и он в сердцах произнес:

–Все беды из-за этих тварей… Жил с одной, пока за водкой бегал, она с моим корешком улеглась. Сука. Я топором махнул, знакомцу башку срубил начисто, эту стерву только поранил. Надо было добить, все равно четырнадцать лет от «звонка до звонка»…

–А где? – Вполне заинтересованно спросил Орлов,– погоняло там, было?

Спросил он не просто так, как бы далеко не отбывал человек наказание, слухи о нем зачастую доходят до самой глубинки.

– В исправительной колонии № 3, посёлок Харп, Приуральский район, Ямало-Ненецкий автономный округ, – словно в суде прокурору доложил Морковкин. – И кличка была… «Маклай».

Про первую свою судимость, связанную с изнасилованием благоразумно промолчал. «И так лишка болтанул», – подумал он и вновь отвернулся к стенке в лежачей позе. Знали бы эти несчастные, что опытный опер их поместил как «тараканов в банку», двух бывших стукачей под псевдонимами «Петров» и «Стриж» и одного настоящего – «Жукова». Каждый разрабатывает двух остальных и считает, что он единственный «охотник за информацией». Впрочем, «бывшими» они реально не бывают, при случае сдадут и друзей, и даже мать родную… И Климов твердо знал это. Он любил в узкой компании вспоминать один весьма редко встречающийся случай…

Было это в прошлом, то есть 1989 году. Замок от входной двери рабочего кабинета закрывался не до конца и в секретную «каморку» при огромном желании и полном отсутствии страха мог проникнуть любой отчаянный преступник. Не раз и не два подходил начальник оперативного отдела к старшине, отвечающему за бытовые удобства сотрудников отдела, требовал сменить запирающее устройство на более надежное. Но получал один и тот же неопределенный ответ: «Как только, так сразу…». Жаловаться руководству уважаемый начальник авторитетного подразделения милиции не мог. Его бы не поняли даже подчиненные, и он терпел до поры. Однажды, во время разбора занудных, но необходимых для работы документов, к Климову зашла худощавая женщина, лет шестидесяти, После обычного приветствия настоятельно попросила ее выслушать. Ну что-что, а слушать майор умел.