Серые люди

Однако вышло совсем не так, как я ожидал. Отец напряженно сдвинул брови, а кончики его губ поехали вниз, придав лицу обиженное выражение.

– Тебе было пять, когда все началось, – недовольным тоном признался отец. – Ты жаловался, что во сне видишь Серых человечков. Ты всегда был ребенком с буйной фантазией, и я считал, что твои видения не являются особой проблемой. Однако маму это сильно обеспокоило, и она потащила тебя к психотерапевту. Тот заверил нас, что детские кошмары связаны с твоей повышенной возбудимостью, и со временем пройдут. В качестве терапии он посоветовал дать тебе возможность выплеснуть свои страхи на бумаге, так сказать, освободить подсознание. Тогда-то ты и начал рисовать.

– И как долго все продолжалось? – взволнованно спросил я.

– Около полугода, и прекратилось в одночасье. Тебя словно переключило, и больше мы о Серых человечках не вспоминали. Ты перестал рисовать и увлекся математикой. Мы так с мамой тобой гордились! К первому классу ты уже решал в уме довольно заковыристые задачки.

– Ага, я помню, как ругалась математичка, что я знаю правильное решение примера, но не всегда могу объяснить, как его вычислил. – Я закивал, улыбаясь. – Так я пороюсь на антресолях?

– Только ничего не испорти! – к отцу вернулась его обычная самоуверенность. – И давай побыстрее. Ирочка, кажется, что-то заподозрила.

Отец продемонстрировал засветившийся экран поставленного на беззвучный режим мобильника – звонила его молодая жена.

Я последовал его совету и быстренько влез на стремянку. Вскоре у меня в руках обнаружилась добытая из недр пыльных антресолей добыча – старая обувная коробка, перетянутая прозрачной изолентой.

– Вскроешь ее? – со смесью нервозности и любопытства поинтересовался отец.

– Потом. Ты же сам сказал, что пора валить отсюда, – огрызнулся я.

– Так что ты решил насчет работы? – резко переключился на другую тему мой предок. Кажется, отведенный им на сегодня лимит искренности и отцовской любви был исчерпан.

– Пока не знаю.

Я пожал плечами и двинулся в сторону входной двери.

Отец проводил меня разочарованным взглядом и только. Услышав, как за моей спиной захлопывается дверь и проворачивается замок, я испытал привычное ощущение облегчения, покинув ставшую мне чужой родительскую квартиру.

***

Заветную коробку я не удержался и вскрыл по дороге домой в такси. Подрагивающими руками вытащив стопку напоминающих каракули цветных карандашных рисунков, я всмотрелся в самый верхний из них. Оцепенев от шока, я едва не выронил листок из художественного альбома. Там пятилетний Ким очень похоже изобразил морду Серой твари, оскалившейся и демонстрирующей свои остро заточенные клыки.

Следующая картинка изображала Серую тварь и стоящего рядом с ней маленького человечка с копной кудрявых волос. Его ручка-палочка протянулась к забавному существу, в котором, благодаря вполне правдоподобно прорисованным длинным ушам и хоботу, угадывался большой слон. Объемное туловище животного поддерживала планка с тремя кружками по бокам.

Придерживая рисунки в правой руке, левой я потянулся к еще одной вещице, спрятанной на дне картонного хранилища. Вот тут-то мне окончательно поплохело. Пришлось срочно открывать окно автомашины нараспашку и высовывать лицо, подставив его встречному ветру, чтобы хоть как-то отдышаться.

Слоник на колесиках, деревянная игрушка из моего утреннего видения – вот что я отыскал в обувной коробке моей матери.

Рассматривая свою мазню, я вынужденно признал, что в пятилетнем возрасте художник из меня был аховый. В то же время все мелкие, но важные для меня детали были подмечены на удивление верно. На рисунке маленький Ким не случайно изобразил слоника, стоящего именно на трех кругах. У деревянной игрушки, хранившейся в материнской коробке, тоже было три щербатых, вытертых от частого катания по полу колесика. Видимо четвертое по неизвестной причине отвалилось и пропало, а родители так и не починили мне слоника, оставив хромать на одну лапу.

Немного придя в себя от изумления, я ощутил настоятельную потребность поговорить хоть с кем-нибудь о своем открытии. Не задумываясь, я нажал на повторный вызов. Севка знал меня с первого класса, и кто, как не он, мог выслушать меня и поверить, как бы фантастически не звучала история. Да и, честно говоря, я просто не знал, кому еще могу довериться.

Однако на сей раз Горыныч не спешил снимать трубку, сбросив мой исходящий вызов. Я перезвонил, но бездушный механический голос сообщил, что вызываемый абонент находится вне зоны доступа. Такое нелогичное поведение друга, обзвонившегося этим утром, показалось мне несколько странным, заставив призадуматься.

С Севкой явно что-то случилось – я это нутром чувствовал. А ведь уже почти уговорил себя, что вчера в подземке все было не по-настоящему. Однако теперь сомнения нахлынули на меня с удвоенной силой.

Сложив все свои находки обратно в коробку, я полистал список контактов и отыскал телефон Севкиной мамы. Втянув носом застоявшийся запах давно не чищенного салона дешевого такси, я затаил дыхание и нажал на вызов. Услышать плохие новости мне отчаянно не хотелось, но иного варианта удостовериться, что с другом все в порядке, я в тот момент не придумал.

Разговор с тетей Людой длился меньше минуты. Мама Горыныча сказала, что он звонил ей, как и мне, этим утром и заверил, что жив-здоров и собирается отогнать свою обожаемую тачку в автосервис. Звучало правдоподобно. И все-таки червячок сомнения уже поселился в моем организме и совершенно не собирался оттуда выползать.

Следующий звонок я сделал знакомому автомеханику. Горыныч доверял прикасаться к своей Синеглазке исключительно ему, и я был уверен, что Палыч не подведет.

– Салют, Ким! – деловито, перекрикивая адский шум, царящий в автомастерской, приветствовал меня приятель. – Давай сразу к делу, а то я занят.

– Можешь подключиться к системе и разыскать, где сейчас находится тачка Горыныча?! – напрямик спросил я механика после того, как услышал, что Севка в автосервис сегодня не приезжал и даже не звонил.

– Не вопрос! – живо откликнулся Палыч, и не подумав спросить, для чего мне это понадобилось. – Но будешь мне должен. Хочу заполучить твои чертежи, по которым прокачали Синеглазку. Эх, Ким, такой гений автомеханики пропадает. Бросай ты свой банк и переходи к нам. С твоим инженерным талантом отбоя от клиентов не будет.

– Предложение заманчивое. Если надумаю – дам знать, – малодушно пообещал я в ответ на его тираду и поскорее нажал на отбой звонка.

Таксист уже заворачивал во двор моего дома, когда пискнуло сообщение. Палыч сдержал слово и прислал GPS-координаты места, где была припаркована спортивная тачка Горыныча. Со слов автомеханика машина стояла на приколе уже больше суток.

Забив координаты в навигаторе, я убедился в правильности своих самых мрачных предположений. Автокар Севки дожидался своего владельца там, где мы его оставили вчера перед тем, как спуститься в подземный коллектор.

От нехорошего предчувствия у меня сильно заныло слева под ребрами. На улице стояла летняя жара, а меня пробрал холодный озноб. Мне ничего не привиделось. Севка на самом деле пропал. Последовав за мной в заброшенные катакомбы, он больше оттуда не возвращался. Но кто тогда звонил мне утром? Голос Горыныча я ни при каких условиях не мог спутать ни с чьим другим.

Мозг взорвался от миллиона различных версий. Кому, черт побери, понадобилось меня так жестоко разыгрывать? Или этот некто намеренно позвонил мне, чтобы заставить поверить в то, что Севка не погиб, и я все выдумал про встречу с монстром?

Между тем шофер такси затормозил, безуспешно пытаясь разъехаться со встречным автомобилем и костеря на чем свет стоит строителей, запроектировавших наши неудобные, узкие дворы – путаный лабиринт городских кварталов. Это отвлекло меня от собственных переживаний, и я принялся увлеченно следить за противостоянием двух агрессивно настроенных водителей, не торопясь выходить из салона такси. В довершение ко всему на улице начал накрапывать мелкий дождик. Синоптики в кое-веки не ошиблись с прогнозом.

Благодаря этой счастливой, как вскоре выяснилось, случайности, я передумал возвращаться к себе. На душе было муторно, и я не представлял, как смогу провести вечер в одиночестве после всего, что сегодня узнал. Не обращая особого внимания на недовольное бормотание таксиста, я попросил его отвезти меня обратно в центр города, назвав адрес кафе рядом с работой.

Через полчаса я выскочил из машины, и, прижимая к груди картонную коробку с домашними раритетами, рванул под металлический козырек над входом в мое любимое заведение общепита. Кафе было заполнено людьми, поспешившими укрыться от набирающего обороты дождя, и я, набравшись наглости, занял большой круглый стол в зоне детской анимации.

В знакомой обстановке и в окружении людей я наконец-то почувствовал себя в безопасности, и преследующее меня ощущение грядущей катастрофы на время отступило. Махнув рукой знакомой официантке, я разложил перед собой рисунки и принялся их внимательно изучать. Интуиция подсказывала мне, что часть ответов на роящиеся в моей больной голове вопросительные знаки, кроется именно в этих мальчишеских каракулях.

***

– Привет! Голова уже не болит?

Мой рассеянный взгляд переместился вверх от полированной, местами покрытой царапинами столешницы и уперся в Майку. Я так увлекся разглядыванием разложенного на столе пасьянса из карандашных рисунков, что не заметил, как девушка подошла и встала рядом. На секунду задумавшись над ответом, я вдруг понял, что совершенно забыл о боли. Затылок до сих пор саднило, и если потрогать, то можно было нащупать плотную, как картофелина, шишку, но теперь это казалось несущественной мелочью.

– Я присяду? – невозмутимо поинтересовалась Майка и почти сразу же опустилась на стул рядом со мной. – Любопытные картинки. Ты решил поностальгировать?

– А-а, ты об этом! – откликнулся я, наконец прекратив тупить. – Нашел сегодня на антресолях.

В тот момент я прекрасно понимал, как выгляжу в глазах Майки. То, что для меня имело архиважное значение, она наверняка расценивала, как ненужный хлам, который давно пора выкинуть на помойку.

– Кстати, нам давно пора познакомиться. Я – Майя, но думаю, ты уже в курсе.

Майка совершенно по-мужски протянула мне руку. Я сначала стушевался, а затем тряхнул ее ладонь так крепко, будто хотел что-то доказать.

– Ким, – пробурчал я и снова замолчал.

Знаете, как это иногда бывает: вот ты ждешь, мечтаешь, чтобы сбылось заветное желание, надеешься на счастливую случайность. А потом это внезапно происходит, но тебе кажется страшно несвоевременным и совсем не таким, как ты представлял это у себя в голове. Именно так я почувствовал себя в тот самый момент. Присутствие Майки отвлекало и мешало мне сосредоточиться, и я уж точно не был готов к ухаживаниям.

– Слушай, а тебе работать разве не нужно? – бестактно поинтересовался я.

– У меня дневная смена закончилась. Да и народ уже начал расходиться, – пояснила Майка, обведя выразительным взглядом полупустой зал кафе.

Летний дождь пролился и закончился также скоро, как и начался. Посетители потянулись на свежий, напоённый влагой и запахами умытой листвы вечерний воздух.

Я исподтишка покосился на Майку. Она слегка наклонилась, уставившись на мои странные, сюрреалистические рисунки. Кажется, ей действительно было интересно, а в ее лучистом взгляде я не отыскал ни капли иронии или скрытой насмешки.

– И зачем тебе понадобились все эти изображения? – Майка упорно не сдавалась, пытаясь разговорить меня, несмотря на угрюмое выражение моей физиономии.

– Пытаюсь нащупать связь между моими детскими фантазиями и тем, что я видел вчера в подземке.

– Когда мы вчера пересеклись в метро, ты выглядел чем-то очень сильно напуганным. Так что там произошло?

– А тебе не все равно? – насупился я.

– Ты не можешь знать наверняка, – сердитым тоном возразила Майка. – Не могу забыть, какой у тебя был затравленный взгляд, когда ты смотрел в сторону тоннеля. А еще ты постоянно повторял, что на нижнем уровне остался человек, которого нужно обязательно спасти.

– Только мне никто не поверил. Я слышал, что сказали в полиции. Они все прочесали, но никого не обнаружили. В отделении на меня все пялились, как на дурачка или обкурившегося какой-нибудь дрянью.

– Я поверила. Утром я разыскала вашего проводника через кое-каких знакомых. Никита, кажется так его зовут.

Я утвердительно кивнул.

– Он долго отнекивался. Боялся, что я сдам его ментам. Потом все же разговорился. Так что я знаю, что вся ваша группа там, под землей столкнулась с необъяснимым явлением сродни землетрясению. В результате из опасной зоны выбрались все участники экспедиции, за исключением двоих. По описанию Никиты ты похож на одного из них. Такой же худощавый, неспортивный и с густой копной кудряшек. – Майка состроила дурашливую мину и без спросу пробежалась пальцами по моей шевелюре, вынудив меня робко улыбнуться. – Второго диггер охарактеризовал, как крутого свойского парня, который нигде не пропадет.

– Севка. Мой самый лучший и, пожалуй, единственный друг, – с тяжелым вздохом признался я. – Он двинул за мной, когда все началось. Потом на него напали, и я ничего не смог поделать. Просто убежал, как последний…

Майка все поняла. Она придвинулась ко мне почти вплотную и сочувственно погладила по руке. Терзающее меня чувство вины при этом никуда не исчезло, но стало чуть-чуть легче.

Сам не знаю, как это получилось, но мы засиделись в кафе до самого его закрытия, и я постепенно, не вдаваясь в лишние подробности, рассказал Майке свой секрет. Скепсис в ее глазах сменился изумлением, а потом и заинтересованностью.

Незаметно для меня и Майки за разговором пролетело примерно два часа, и за большим панорамным окном кафе разлились золотисто-лиловые сумерки. Всю столешницу большого круглого стола полностью покрывали рисунки. Мы то и дело перекладывали их, меняли местами, но цельная картинка так и не складывалась. Помимо изображений Серых существ бумажные листы были исчерканы рядами выведенных детской рукой символов. Один из них я узнал. Именно такой знак светился на двери, ведущей на нижний уровень подземелья, где я отыскал открывшуюся пространственную червоточину.

Я пересмотрел все картинки заново. Символ повторялся еще несколько раз. Такой же знак спрятался на рисунке, изображающем железную дорогу, уходящую в темный тоннель. Майка подключилась к поискам и вытащила раскрашенный красным карандашом рисунок червоточины, который я поначалу принял за намалеванный огонь. Мы недоуменно переглянулись. Судя по всему, нам удалось нащупать систему.

С этого момента мы принялись за работу с удвоенной энергией, ища в детской мазне скрытый смысл.

– Тебе не кажется, что эти цепочки знаков напоминают шифр? – предположила Майка. – Я могу прогнать их через специальную программу – вдруг что-нибудь да выскочит.

В тот же миг меня озарило. Хлопнув себя ладонью по лбу, я импульсивно подскочил на месте и снова упал обратно, буквально прилипнув взглядом к неровным рядам каракулей. Мысленно я обругал себя за невнимательность. Все же с самого начала лежало на поверхности!

Майка отстранилась от меня и подозрительно прищурилась.

– Признавайся, ты о чем-то догадался?

– Есть одно дурацкое предположение, – отмахнулся я, на всякий случай решив оставить догадку при себе. – Но сначала я должен кое-что проверить.

Старательно отводя загоревшиеся азартом глаза, я сгреб все рисунки в охапку и не слишком аккуратно засунул их в картонную коробку. Благодарно чмокнув обескураженную Майку в щеку и поклявшись позвонить ей на следующий день, я пулей вылетел из готовящегося к закрытию кафе.

Понимаю, что тогда я повел себя не слишком красиво, и сильно рисковал испортить едва завязавшуюся дружбу с Майкой. Однако я очень торопился, боясь упустить важную мысль, возникшую на подкорке сознания.

Дело было в том, что каждый мой рисунок в отдельности мало что значил. Увидеть закономерность я смог, только в прямом смысле слова сложив все изображения в единый пазл. Трудно было поверить, но пятилетний ребенок, видимо сам того не подозревая, вывел на альбомных листах для рисования сложнейшую физическую формулу.

В тот момент я окончательно осознал, что просто обязан разобраться в происходящем. И первое, что мне предстояло сделать – это вычислить, что за тайна зашифрована в длинной цепочке математического кода.

***

Старый ночной двор встретил мое возвращение домой не особо гостеприимно. Лампочка у входа в подъезд прерывисто и неровно моргала, словно подавая сигналы при помощи азбуки Морзе. Время приближалось к полуночи, и единственным моим желанием было поскорее прошмыгнуть в неприбранное, холостяцкое, но зато такое надежное нутро моей однокомнатной квартирки. Вцепившись в заветную обувную коробку, как в спасательный круг, я выбрался с заднего сидения салона такси и поспешно, пока водитель не отъехал от тротуара, зашагал к дому.

Чутье сработало, намного опередив все остальные чувства. В свете медленно подыхающей лампочки мелькнуло бестелесное пятно. В тот же миг меня пробрал нервный озноб. Сумрачная тень наблюдала за мной из темноты. Достаточно было сделать шаг в сторону, и я наверняка смог бы дотронуться до нее рукой.

Я покосился по сторонам. Как назло, двор совершенно опустел. Лишь на другом конце дома недовольно тявкнул соседский пес, а из открытого настежь окна третьего этажа заорал включенный на полный звук телевизор. Не позволив страху безраздельно взять надо мной верх, я юркнул в подъезд, захлопнув за собой металлическую, недавно окрашенную в отвратительно-оранжевый цвет дверь. В два прыжка достигнув лифта, я, как придурок, начал лихорадочно жать на кнопку вызова.

Лифт ехал ужасающе медленно и конечно же с самого верхнего этажа, и я нетерпеливо пританцовывал на месте. Не прошло и секунды, как с тихим стоном подъездная дверь отворилась, впуская кого-то внутрь. Нервы у меня окончательно сдали. Я просто не смог заставить себя дождаться и взглянуть на того, кто зашел в подъезд следом за мной.

Почти бездумно, уподобившись пугливому горному барану, я рванул вверх по лестнице, перескакивая сразу через несколько ступенек. Несмотря на кризисную ситуацию, в мою гудящую от переизбытка мыслей башку пришло, что зря я раньше не занимался спортом. Нужно начать бегать по утрам, раз уж вторые сутки приходится переставлять ноги в темпе, многократно превышающем мой обычный шаг.

Наконец-то долгожданный лифт доехал до первого этажа, раскрыл свои створки, постоял несколько секунд и, не дождавшись пассажиров, снова захлопнулся. Сонный дом вновь затих, и в его равнодушной тишине раздались почти неразличимые для слуха шаги. Кто-то крался за мной, не торопясь себя разоблачить. Больше сомнений не оставалось – меня определенно преследовали.

Я почувствовал себя загнанным в ловушку. Руки судорожно стискивали коробку. Вряд ли удастся быстро вытащить из кармана мобильник и набрать экстренный номер службы спасения. Оставалось только заорать что-нибудь несуразное и молиться, чтобы хоть один из соседей услышал меня и выглянул на шум.

Я достиг предпоследней ступеньки пятого этажа, когда на удачу резко распахнулась дверь, выпустив на лестничную клетку сурового вида, в домашнем халате и бигуди женщину лет за пятьдесят с двумя мусорными пакетами в руках. Метнувшись вправо, я едва проскочил мимо корпулентной дамы, выпалив на бегу: «Добрый вечер», после чего она перекрыла своей раздобревшей фигурой проход на лестничный марш. До моих ушей долетело ее недовольное бормотание. Но разве можно было обижаться на эту святую женщину?! Да я был готов расцеловать столь вовремя появившуюся соседку.

Пробежав еще три этажа, я наконец добрался до собственной квартиры. Каким-то чудом я не промахнулся и, зажимая коробку подмышкой, с первого раза вставил ключ в замочную скважину, а затем ввалился внутрь. Подперев собой дверь, я тяжело и часто задышал, дожидаясь, когда сердце в груди прекратит свой безумный первобытный танец.

Немного придя в себя, я повернулся и взглянул в монитор домофона. Не могу утверждать со стопроцентной уверенностью, но тогда мне показалось, что снаружи, в коридоре кто-то есть.

Отшатнувшись, я вспотевшей ладонью нащупал клавишу выключателя. Успокоиться получилось только после того, как вся моя маленькая квартира осветилась ярким электрическим светом, а желудок обожгло крепкое спиртное.

О том, чтобы лечь спать, не могло быть и речи! Всю ночь я корпел над расшифровкой отдельных символов и пиктограмм, воссоздавая компьютерную модель того, что было зашифровано в рисунках. Значение некоторых знаков приходилось определять интуитивно, а один из символов так и остался для меня загадкой. Я поискал похожую аббревиатуру в Сети, но интернет тоже впал в ступор.

Анализируя хаотическое нагромождение записанных детской рукой знаков, я не находил в них системы. И уж простите за каламбур, но хоть какая-то ясность в моих рисунках начала вырисовываться лишь к утру понедельника, когда за окном окончательно рассвело, и во дворе зарычали моторы автомобилей, готовящихся везти своих владельцев на работу.

В результате, после многочасового ночного бдения я был вынужден признать, что ошибался, приняв записи за физическую формулу. Мальчишеские каракули хранили в себе зашифрованное послание, в котором проскакивали общепринятые математические знаки. Однако перевести этот код, как ни бился, я пока не сумел.

Мне удалось распознать лишь отдельные фрагменты: расчет нагрузок для какого-то прибора, координаты, выходящие за пределы досягаемости, и повторяющийся символ, который навсегда отпечатался у меня в мозгу. Светящийся знак на двери, ведущей в преисподнюю. Магический ключ, который открывает границу между светом и тьмой.

***

Взглянув на часы, я протяжно застонал. Почти половина восьмого, и я честно признался самому себе, что ни в какой офис сегодня не поеду. Кое-как, с ошибками набросав короткое сообщение шефу, я наврал, что простудился и заболел. Заранее было ясно, что он не поверит, но мне было глубоко наплевать на просвещенное мнение моего начальства. Ведь я уже твердо решил, что напишу заявление об уходе. Вот только сначала разберусь с доставшейся мне в наследство загадкой.

Приняв окончательное решение, я вновь засел за комп. Пискнуло входящее сообщение, но я даже не потрудился его прочесть. Наверняка это шеф со своими обычными угрозами в очередной стотысячный раз наябедничать отцу. Вместо того чтобы переживать по столь незначительному поводу, я продолжил разбирать свои каракули.

Ближе к девяти утра мои глаза слипались, и я весь раззевался, раскрывая рот точно большой ленивый бегемот. Мой измученный бессонницей и стрессом мозг наотрез отказывался мыслить образно, а просматриваемые изображения наслаивались друг на друга, сливаясь в беспорядочную массу. Пришлось отложить поиски истины в сторону и пару часиков вздремнуть.

Как ни странно, мне снилась Майка. Она игриво взъерошила мои непослушные кудри и засмеялась. Я залюбовался ею. Мы стояли так близко, что я разглядел родинку у нее на шее и вдохнул ее запах. Оказалось, Майка не пользуется духами. Зато от ее кожи исходил потрясающий аромат желания: корица, капелька мускуса и свежесть весенних цветов. Искушение было слишком велико, и я наклонился, прижавшись губами к ее ключице. Майка была не против. Я стал действовать чуть смелее. Мои руки отправились в волшебное путешествие, исследуя изгибы податливого женского тела…

Проснулся я от того, что кто-то настойчиво звонил в дверь. Досадливо поморщившись, я уселся на кровати и потер кулаками глаза, с неохотой избавляясь от остатков такого чудесного сна.

Подкравшись, я с некоторой опаской взглянул на экран домофона и увидел под дверью своей однокомнатной квартиры возмущенную соседку с пятого этажа. Проявив малодушие и категорически не пожелав открывать дверь, я полюбопытствовал, чего добивается эта настырная особа.

Благодаря несущимся из-за стены выкрикам и богатой мимике моей соседки, вскоре выяснилось, что она искала своего кота. Хитрюга выскочил вчера на лестничную клетку как раз в тот момент, когда моя спасительница вышла, чтобы выбросить мусор. Я поклялся ей, что если увижу кого-то похожего на большого рыжего кота с белой манишкой на груди, то обязательно дам знать, а затем с нескрываемым облегчением ретировался в ванную.

Контрастный душ помог мне восстановить не только физический, но и душевный баланс сил. При дневном свете и в привычной обстановке не слишком презентабельной, но уютной квартиры, вчерашние страхи показались мне глупой мальчишеской фантазией.

Покосившись на светящийся компьютерный монитор, заполненный вереницей различных комбинаций из зашифрованных символов, я внезапно понял, что мне нужно с кем-нибудь все это обсудить. В голову пришло только одно имя – профессор Лозинский. Его личный телефонный номер до сих пор хранился у меня в избранных контактах, и я был твердо уверен, что этот математический гений не откажет мне в помощи.