Не разбивай моё сердце

Сипло выталкиваю из себя:

– Я усвоила урок!

Борзов из-за пазухи вытаскивает пистолет и стреляет в голову псу, который вгрызся в мою обувь, как в лакомую кость. Остальные бродячие собаки отбежали и начали протяжно скулить, подняв морды к небу.

Их товарищ упал замертво. Прикрываю рот рукой, потому что никогда не видела смерти животных. Убийства!

Ян перепрыгивает через ворота и наводит прицел на вторую собаку. Но не стреляет.

– Вон пошли! – говорит как человек, но тон совсем нечеловеческий. Наполнен тьмой, грехом и властью.

Псы разбегаются в разные стороны. Они все до одного поняли.

На мертвую собаку боюсь посмотреть. Жалость в виде подкатывающего тошнотворного клубка скользит по горлу.

– Нужно, чтобы они запомнили твой запах. В следующий раз нападения не будет. Дворовые шавки хоть и зверские, но умные.

Глава 13. Лика

Ни один мускул не дрогнул на лице этого чудовища. Только что Борзов своими руками убил пса. Да, тот напал на меня и разодрал мои единственные кеды. Но чтобы холодно застрелить живое существо?…

– Идешь? – скучливо спрашивает.

Застыла, как громом пораженная. Не знаю, что представляет для меня большую опасность: бездомные бродячие псы или Ян Борзов?

– Ты знал, что они будут здесь? – не своим голосом спрашиваю. Моя спина еще прижата к воротам, и вот было бы здорово пройти сквозь них.

– Разумеется. Это наши собаки, и они охраняют нашу территорию.

– Но… – заикаюсь.

– Ты про городские слухи? – Ян, взглянув на чистое небо, что в наших краях редкость, медленно возвращается ко мне. – Ты такая доверчивая, Лика. Чистая, невинная.

Борзов ошпаривает взглядом. Кружит по моему лицу с каким-то неприкрытым голодом. Ненормальность происходящего лишь сильнее подталкивает к мысли: что я здесь делаю? Как одурманенная стою в парах его парфюма, под магией его блекло-серых глаз.

А если он колдун?

Паралитический яд. Молниеносный удар высоковольтным проводом.

– А парни, про которых ты говорил? Они упали с крыши, и…

Ян хмыкает и смачно скалится в ответ. Большой, сильный монстр.

– Смельчаки и безумцы еще остались. Идем, Лика, – протягивает свою лапищу. Она выглядит по-мужски большой. Ни шерсти, ни когтей. Человеческая. Но именно ей он держал оружие и без капли жалости выстрелил.

Если вложу в его руку свою ладонь, кровь того пса будет и на моей коже.

Ян злится, когда не получает желаемого. Поэтому хватает меня за руку и тянет на себя. Безвольно следую за Борзовым, едва поспеваю. Шагища у него те еще.

Вопреки моим ожиданиям, ладонь бандита горячая и сухая. Внезапно спустившееся на меня чувство, поражает своей невероятностью: когда он держит меня – я в безопасности.

Боже… Ну это чистая нелепость.

Мы идем по заросшей травой плитке к главной проходной. Кое-где пробиваются уже маленькие деревья, а бордюр утонул в кустах сирени. Жаль, она давно отцвела.

Одна из собак продолжает следовать за нами на расстоянии. Не лает, но тяжело дышит. Это тоже пес. Черный с белым, но чертовски грязным брюхом.

– Я боюсь собак, – зачем-то решаюсь сознаться.

Показать свои слабости врагу – страшная ошибка. Но Ян… Он враг? Или безумный друг?…

– Жаль. – Отвечает без интереса.

Начинаю думать, это такая манера общения. Сомневаюсь, что братья Борзовы вообще научены общаться по-человечески, делиться чувствами и переживать за кого-то.

– А ты? Боишься чего-нибудь?

Ян замедляется и затем останавливается. До главных дверей, ведущих на старый завод, какой-то метр. Меня сковывает леденящий ужас и подгорающее любопытство: что там стало в стенах некогда чудесного места.

– Нет, – с легкостью отвечает.

И даже как-то верю.

– Это странно. Нельзя ничего не бояться, – продолжаю наседать. Мне бы помолчать, но моя рука продолжает оставаться в плену его теплой ладони, и я поглощена мнимым чувством безопасности.

Ян меня не тронет.

Пока…

– Есть же страх смерти, страх высоты, что тоже идет от глубинного страха смерти… Пауки, пресмыкающиеся. Кто-то боится зеркал, голубей… Красивых женщин.

Борзов, сморщившись, отворачивается.

– Глупцы, – делает шаг и открывает тяжелую скрипучую дверь.

Носовые рецепторы тут же улавливают запах сгоревшего дерева, расплавленного пластика и сырости. А раньше пахло ванильными сладкими булочками из столовой на первом этаже.

Живот заурчал, но я совсем-совсем не голодна.

– Правое крыло второго этажа закрыто. Можем пройтись налево или спуститься на цокольный. В основной цех лучше через другой вход. Там не так завалено и в целом безопаснее.

Ступаю. Слышу хруст стекла. Он режет изнутри, и крошки остаются в ранах навечно.

– А административный блок? – не оборачиваясь к Яну, спрашиваю. – Туда можно?

– Через крышу.

– Которая развалена?

– Ну она же не везде такая.

В голове играют воспоминания. Голоса. Звуки. Шум станков и песни по радио охранника, который сидел здесь, на проходной. Дядь Миша всегда угощал меня конфетами: леденцы, шоколадные, самым вкусным был «Грильяж».

Киваю, давая свое согласие.

Борзов ведет меня к запасному выходу, где есть доступ к крыше. Поспешно рассматриваю все по пути. От вороха картинок перед глазами плывут, как по течению. Грудь сдавливает непомерная тяжесть, и я готова признать, что задыхаюсь. Проклятый запах гари, который ворвался в ноздри, вызывает дурноту.

На этот раз Ян взбирается по металлической лестнице первым и подает руку, чтобы помочь подняться.

С крыши открывается вид на всю территорию, прилегающие зоны, а вдали – город.

Делаю вдох.

– Мое любимое место, – говорит, становясь со мной в одну линию. Правое плечо на уровне его крепкого бицепса.

– Крыша? Здесь?

– Люблю смотреть на все свысока. Так проще следить и контролировать.

Посмеиваюсь очевидному и даже не думаю, как воспримет это Ян.

– Чувствуешь себя королем? Они долго не живут.

– Зато ярко.

Поворачиваюсь. Борзов делает это одновременно со мной.

Разум зло шепчет, что вот сейчас Ян может столкнуть меня, достать свой пистолет и пустить пулю в лоб, как той собаке…

Вместо этого Борзов убирает мои рассыпавшиеся волосы и указательным пальцем приподнимает мой подбородок. Солнце слепит, и я щурюсь, но не смею отвернуться.

По заострившимся скулам и ходящим ходуном желвакам понимаю – ничего хорошего не случится.

Ян, нагнувшись, цепляет мои губы своими. Жалит поцелуем и врывается ко мне в рот языком. Ладонями упираюсь в стальную грудь и пробую оттолкнуть бандита.

Мне больно, и… Горячо.

Его вкус странный. Нет, мне совсем непротивно. Сигаретный табак не вызывает тошноту. Легкая горечь лишь делает все ощущения острее, звучнее и очень неправильными. Запретными, порочными, желанными.

Парфюм смешивается с запахами завода, и память фиксирует каждую деталь, как клеймо выжигает.

Борзов целует глубоко, зафиксировав мой затылок. Холод его слов и действий, огненный язык и такие же губы раздваивают меня на части.

Отвечаю несмело, потому что… Хочу.

Позволяю бесцеремонно исследовать мой рот, касаться моих оголенных участков тела и думать о том, что Ян красив, как чудовище.

Вожу ладонями по его предплечьям. Сжимаю, пока поднявшийся ветер готов скинуть меня с крыши быстрее самого бандита.

Когда большой палец Борзова останавливается на моем горле, я перестаю дышать.

Поцелуй грубо прерывается, но лица остаются близко. Его губы влажные, мои – истерзано припухшие.

Ян опускает взгляд на место, на котором задержался его палец.

– Исчез, – говорит сипло. Интимно. Точно… Мы же целовались только что.

Я и бандит.

– Кто?

– Что. Чужой засос. Невыносимо было смотреть на тебя с этим блядским пятном, – зло цедит.

Взгляд бандита стреляет бешенством, и оно, а не его рука, сдавливает мою шею, как удушливая петля.

– Ты поэтому две недели не появлялся? – тихо, но достаточно смело предполагаю.

– Идем в твое административное крыло, Лика. Пока я не передумал.

Мельтешу следом, когда мы шагаем по крыше и спускаемся по похожей лестнице в соседнее крыло. Пожар тронул его меньше всего.

Кабинеты моих родителей остались в том же состоянии, какими они и были. Бумаги, ручки, настольная лампа… После взрыва мама с папой ринулись туда, где опаснее всего, чтобы помочь. А надо было уходить. Они остались людьми, когда помогли выбраться из чертовски задымленного первого корпуса нескольким людям, но сами так и остались внутри.

С территории завода Ян увозит нас спустя час.

Мне хотелось плакать, кричать от боли потери, но я сдерживалась изо всех сил. В груди стоял ком.

– Спасибо, – беззвучно говорю, когда Борзов припарковался у моего подъезда.

Несмотря на то, что ты убил пса!

Ян выходит и огибает авто. Смотрю за его хищными повадками через лобовое стекло и тяжело отвести свой взгляд.

Выйдя из машины, мешкаю с прощанием. Достаточно ли сказать «пока»? Или вовсе кинуть через плечо и убежать? Погруженная в свои раздумья потеряла бдительность, а Борзов уже положил обе руки на крышу своей машины, тем самым выстроив вокруг меня преграду в виде своего мощного тела.

Он наклоняется, и… Нет, не целует. Ян вдыхает аромат, словно я желанный десерт. Еда. Но я пахну старым заводом, гарью и, может быть, чуть-чуть утренним гелем для душа с цветочным ароматом.

– До завтра, – произносит. От вибрации низкого голоса тянутся мурашки по всей спине и плечам.

Мне стоит надеть платье? Или лучше прихватить перцовый баллончик? Нож?

Изнурительный душу и тело взгляд длился не меньше минуты, прежде чем Ян отпустил меня.

Иду к подъезду, не оборачиваясь, но чувствую на себе все внимание бандита. Руки потряхивает, когда тереблю ключами, ища домофонный. Только после того, как дверь закрывается, выдыхаю.

Что за день?…

Дом встречает меня тишиной. Звонкой до пульсации в висках. Включаю свет, и…

… Останавливаюсь, пораженная увиденным.

Все вещи разбросаны. Из шкафов, ящиков все выброшено на пол, раздавлено. Следы чьих-то ботинок отпечатались на моей светлой куртке.

Несусь в свою комнату и вижу похожую картину. Бегу к дедушке, и там «поиграли» воры. Бумаги застилают пол. Что-то смято, что-то разорвано. С колотящимся сердцем подбегаю к тайнику, где и хранятся дедушкины разработки. Это самое дорогое, что у него есть. Даже не жизнь.

Неприметный томик старой фантастики, но внутри аккуратно сложены посеревшие бумаги. При желании можно было бы найти, но пришлось бы перебирать все имеющиеся книги. А у их деда целый стеллаж во всю стену.

Воры явно спешили.

Телефон дедушки не отвечает. За окном сгущаются тучи, да и время близится к закату. И я набираю того, что в прошлый раз мне не ответил…

– Да, Лика?

– Мне нужна твоя помощь, Ян! Ты, – всхлипываю, – сможешь мне помочь?

Глава 14. Ян

2 недели назад

Пара взмахов по экрану, и передо мной вновь скучный профиль Лики.

Пучеглазая.

Все же красивая.

Глаза цвета высохшей осенней листвы, мягкие на вид, яркие губы. Аккуратный носик и немного пухленькие щеки. Бледная, как смерть.

Волосы… Отдельная песня. В навязчивых мыслях наматываю их на кулак.

Да. Кукла очень красивая. Мелкая фотография в досье не передает и тысячной доли красоты.

Листаю все фотки. Их мало, но я каждую заучил до пикселя. Потом захожу в галерею и рассматриваю то, что присылали мне во время наблюдения.

Нутро выворачивает от непонятной мне зависимости. Девка хоть и красивая, но это девка! Таких тысячи вокруг меня вьются. Любая по щелчку и ноги раздвинет, и слово ласковое скажет. Да вообще на коленях будет стоять и все приказы исполнять. А приказывать я люблю.

Но Лика… Ее хочется раскромсать на части, а потом перерезать себе вены, что сам же и посмел тронуть куклу.

Хотя перерезать вены как-то по-бабски. Пустить пулю в висок. Или засунуть дуло в рот и бахнуть в свое удовольствие, словно я и есть мишень.

– Ли-ка, – проговариваю тихо, нажимая на кнопку блокировки довольно сильно. Вместо телефона я представляю ее тонкую, лебединую шею.

Хрясь… И нет проблемы, разъедающей мои мозги до пустоты в черепной коробке.

– Ты че там шепчешь? Идем. Рыжий ждет, – зовет Кам.

Пересекаемся недовольными взглядами. Оба молчим.

Внизу, облокотившись на кузов машины, стоит Раф. Хмурной. Под глазами синяки.

– Снова всю ночь стрелял? – спрашиваю небрежно, садясь вперед.

Откидываюсь тут же на подголовник и прикрываю глаза. Образ куклы и не думает исчезать. Проявляется, как старая фотопленка, и давит мучительно на роговицу.

Вырезать?

– Стрелял, – отвечает и стартует с места.

Из нас троих Рафаэль самый закрытый. Непрошибаемое никаким пулеметом полотно. Хранитель всех секретов и монстров.

Встреча с рыжим и его шестерками назначена на пустыре за чертой города. Целых полвека назад там был коровник. Сейчас, понятное дело, все закрыто и разрушено. Поэтому местная гопота облюбовала заброшку, тусуются и делают «закладки».

Сегодня в старом коровнике пусто. Ни души на пару километров вокруг.

Рыжего видим издалека. Единственный, кто сидит на старом бетонном кольце, из которого торчат проржавевшие металлические штыри.

Кровь разгоняется по венам, когда вспоминаю засос на шее куклы. Фиолетово-красный, контрастирующий с ее кожей.

Руки сжимаются в кулаки. Наполнил ли я патронами обойму? Вижу, как стреляю в грудь ублюдку и плюю ему под ноги.

Сука! Никто не смеет ее трогать!

– Ян, – тихо зовет Кам, – держи себя в руках и не сорви нам планы. Это всего лишь девка. Расходник.

Киваю. Согласен. Дела превыше всего, и я пробую перевести дыхание, которое то и дело застревает поперек горла, как кость.

Даже через лобовуху рыжий понимает, зачем мы встретились. Его лицо меняется и становится белее снега. Удовлетворенно скалюсь.

Да, урод. Именно это я с тобой и сделаю.

Выхожу из машины последним и из кармана достаю пачку сигарет. Прикурив одну, медленно иду на парня. Поднявшийся ветер колышет его тело, словно ублюдок – тростинка. Переломить позвоночник такому не составит труда. Одно удовольствие.

– Борзый, что за спешка?…

Нервничает. Шмыгает носом и смотрит по сторонам.

– Ты тронул то, что принадлежит мне.

В спину летят недовольные взгляды: Раф и Кам. Но ни один из братьев не скажет и слова против моего на глазах у чужих.

– Да не трогал я ничего.

Обстановка накаляется. Из нагнанных ветром туч начинает крапать дождь. Ледяные капли остриями режут по щекам и открытой шее.

Делаю два шага на рыжего. Последняя затяжка, и я пускаю облако сизого тягучего дыма в лицо ублюдку.

И бью.

Братья срываются с места и берут на себя шестерок рыжего. Со всех сторон глухие удары и жалобные стоны. Не стоит и головы поворачивать, знаю, что Камиль сейчас вмазал одному хлюпику, Раф прижал к земле своим ботинком другого.

А я наношу второй удар и скручиваю рыжую гниду. Дышу ему в ухо и низко, но четко поясняю:

– Ты ее тронул. Никому не позволено трогать мое.

Разворачиваю к себе парня и одним движением ломаю тому руку.

Пронзительный вопль разрывает воздух, пропитанный потом и кровью. Ни тебе озоновой свежести, ни влажной травы.

А мне мало. Адреналин растворился под кожей и будит во мне бессмертного зверя.

Снова отметина на шее куклы мелькает. Появляется, исчезает, снова появляется, пока я смаргиваю навязчивую картинку. В груди самопроизвольно ломаются ребра, когда дышу поверхностно.

– В следующий раз отрублю.

Рыжий заваливается на землю и мгновенно пачкается грязью, сорванной травой и мелкой пыльной крошкой. Орет дурниной, пока я отхожу, сплюнув в его сторону.

* * *

– И где вас носит? – слышу отца, стоило переступить порог моей квартиры.

Борзов Леонид Димитриевич.

Папа не любитель сюда приезжать. Он не понимает, почему я решил обустроиться здесь, рядом с заводом и старой шиномонтажкой. Но все же принял мой выбор.

– Дела, – сердито отвечаю.

Папа помешивает сахар в только что сваренном кофе, пока мы с братьями усаживаемся на диван. Тишина нервирует, но отец продолжает вглядываться, въедаться в каждого из нас. Мы терпеливо, привычно ждем и слова не вякаем. Он наш отец, наш тыл.

В кармане чувствую вибрацию – фотографии с наблюдения за Ликой. Хоть наручниками себя приковывай к батареям, только бы не смотреть сейчас.

Захотелось курить.

Камиль монотонно стучит ногой по полу.

– Через два месяца объявят торги. Нам необходимо предоставить ключевую информацию, чтобы завод остался в наших руках, – сухо говорит, все так же помешивая кофе.

– Мы работаем над этим, – быстро отвечает Кам. Скашиваю на него взгляд, что не остается незамеченным для нашего отца.

Когда мама была зверски убита, папа растил и воспитывал всех нас один. Мастерски сделал три идеальные копии самого себя. Поэтому и чувствует все за версту. От него не скрыть и мало-мальский секрет.

– И что происходит? Мне кажется, задача была поставлена четко, разве нет? – отпивает жгучий черный кофе и хлыщет взглядом сначала по мне, так как я старший, затем по братьям.

Поднимаюсь с места и облизываю сухие губы. Курить уже хочется невыносимо. До ломоты в костях и жжения на языке. Мышцы тянутся, закручиваются в тонкие жгуты.

– Вся необходимая информация будет у тебя в кратчайшие сроки, отец.

– … Ничего не помешает?

– Нет. Все идет по плану.

Целую минуту или больше папа смотрит мне в глаза, не моргнув ни разу. Выдерживаю, не дышу. Сердце гремит одним длинным ударом, раздувая тело до размеров воздушного шара.

– Документы, которые мне нужны – это открытие одного сумасшедшего старика. Мне неважно, что будет с ним и его потомками, но открытие должно быть у меня на руках. Я докажу, что завод нуждается в реконструкции, и он будет полностью моим.

Недопитый кофе отец ставит на столешницу и идет к выходу.

– И вот еще что! Через две недели Вадим выходит. Встретьте дядьку, как полагается. Девки, много девок, еду нормальную. Столик ему закажите в «Пегасе», сам ресторан закройте на спецобслуживание.

Дядя Вадим… Он учил нас обращаться с оружием. В семнадцать лет купил водку и дал попробовать. Отец, странно, был против. Уж что-что, а пьяных и мажорных выходок в наших списках не значатся.

– А ты?

– А я пока подержусь от него подальше, чтобы не убить к чертовой матери.

Мы посмеиваемся.

– Квартиру ему подыщи, – обращается к Рафу.

– Тоже с девкой? – отвечает.

– Это уж как получится.

Когда отец закрывает за собой дверь, Камиль подходит и кладет руку мне на плечо. Вздыхает.

– Уверен, что проблем с нашим делом не будет?

Стряхиваю тяжеленную ручищу брата и со всей чернотой во взгляде, на которую способен, перекидываю взгляд на Кама. Он, конечно же, терпит.

– Она кукла, брат. Ничто и никто не может запретить мне хотеть оставить ее себе. Мы вытянем из нее бумаги силой, если потребуется. Я иду до конца, как и обещал.

Глава 15. Лика

– Мне нужна твоя помощь, Ян! Ты, – всхлипываю, – сможешь мне помочь?

Из динамика слышу треск от выдоха бандита. Стою, замерев над разбросанными бумагами.

Это как нужно было испугаться, чтобы просить помощи у Борзова? Да и чем он сможет помочь?

– Жди.

Ян сбрасывает звонок.

Руки продолжает потряхивать, когда я открываю список избранных звонков и набираю дедушку. После больницы он планировал зайти к своему товарищу. Тот живет один в соседнем доме на первом этаже.

Два гудка, три. И тишина.

С того дня, когда из уст Анж слетели злополучные слова, что Ян Борзов вернулся в город, на нас с дедушкой посыпались несчастья одно за другим. Жили же, все было хорошо… Никто без спроса меня не целовал. И я… Не отвечала, как самая последняя неблагодарная дрянь.

Обхватив себя руками, подхожу к окну.

Раньше мой дом был моей крепостью. Оплотом безопасности. Но стоит подумать, что по этим полам ходили бандиты, трогали вещи, рылись в каждом углу, даже в моем белье, бежать хочется не оглядываясь.

Когда на экране загорается имя дедушки, часть груза слетает с плеч.

– Ну что случилось? – недовольно бурчит.

Выдыхаю с облегчением. Он жив и не в руках грабителей.

Взглядом приклеиваюсь к дедушкиному столу, где он любит читать бумаги по своему открытию. Раньше дед объяснял мне, в чем его суть, но я была слишком мала. Помню только, что это очень и очень важно.

Дедушка может не пережить такой удар, что кто-то забрался в квартиру и искал его бумаги.

Остается… Врать?

– Потеряла тебя. Переживаю. Звоню узнать, как ты и где? – смахиваю слезы и стараюсь сделать свой голос не таким встревоженным.

– Степан Васильевич телевизор купил. Настраиваем вот, – дед озабоченный, но довольно радостный. – Ты, Лика, не жди меня. Ложись спать, если хочешь. У меня еще дела.

Если бы мой звонок был вызван любопытством, куда запропастился мой дедушка, я бы последовала его совету. Со Степаном Васильевичем они видятся редко. Но сейчас я лишь расслабленно выдыхаю: у меня есть время убрать тот беспорядок, что натворили взломщики. Нужно замести следы, как преступница.

Включаю свет везде и начинаю собирать разбросанные вещи: сначала одежду, обувь, мои учебники. Потом приступаю к документации. Важно восстановить полный порядок. Неправильно сложенная бумажка вызовет подозрение у деда. Он пусть и пожилой человек, но такие вещи помнит досконально.

Мысли вращаются по поводу замка на входной двери. Менять придется. Лучше еще и с дверью. Поставить бы немецкую, дорогую.

– Тебе была нужна помощь с уборкой? – слышу сзади низкий, хриплый голос.

Не поворачивая головы, по запаху понимаю, что Ян стоит в дверях и наблюдает. Моя поза ужаснее не придумаешь: на четвереньках, попой к выходу.

Закатываю глаза и смыкаю челюсти.

Щелчок зажигалки, треск тонкой сигаретной бумаги. И я слышу, как Борзов выдыхает густое никотиновое облако.

– У нас дома не курят, – несмело говорю.

Даже на своей территории я побаиваюсь возражать бандиту. За его поясницей пистолет.

– Рассказывай.

Несмотря на мои слова, Борзов продолжает курить. Он садится в дедушкино кресло и, вытянув ноги, смотрит так, будто он хозяин этого кабинета и квартиры в целом. Ян здесь чужой, но я опускаю взгляд на свои руки, в которых сжимаю обычные белые листы. Молчу и думаю, что не нужно было подвергаться панике.

Следовало позвонить в полицию, постучаться к соседям… Промолчать. Вдруг это пьяницы искали, чем поживиться?

– Я пришла домой и увидела это, – киваю на документы.

Ян делает затяжку и смотрит на меня с прищуром. По коже от шеи расползается горячее пятно, схожее по ощущениям с ожогом. Разливается жжение и боль, которую не в силах остановить.

– Кто-то забрался и ограбил.

– Что украли? – тут же спрашивает.

Борзов стряхивает пепел на пол и поднимается с кресла. Его шаги по комнате для меня звучат громко, пусть Ян и идет по ковру.

Забрав листы из моих рук, рассматривает, и… Выбрасывает.

– Не знаю. Вроде бы ничего, – увожу в сторону взгляд и сама отступаю.

Ян берет мою ладонь, не давая отойти. Я взглядом останавливаюсь сначала на полностью забитой татуировками руке и веду выше. Глаза Борзова как две льдины, отколотые от айсберга. То ли режут холодом, то ли замораживают и обездвиживают.

– И помощи зачем просила?

Нижняя губа подрагивает.

– …Мне было очень страшно, – сознаюсь. – Я испугалась.

– Ты знаешь, кто это был? – тянет меня к себе и, сцепив подбородок указательным и большим пальцами, навязчиво просит смотреть на него.

Из-за его хватки пошевелить головой не выходит.

– Нет. Но… Эти московские. Они же зачем-то следили за мной, увозили… Теперь вот это.

Им нужен завод, а здесь документы, которые помогут восстановить его и стать очень и очень богатым. Но я это опускаю. Борзовым же тоже нужен завод.

– И ты предлагаешь?…

Ян наклоняется, говорит в губы. Горечь опускается на тонкую чувствительную кожу, и зачем-то слизываю ее кончиком языка. Внутри разжигается аппетит.

– Я подумала, что ты сможешь меня защитить. Ну, от этих, – кажется, проговорила каждое слово с писком. Наверняка со стороны я выглядела и звучало жалко.

Бедная студентка и бандит. Она попала в беду, и он не без выгоды для себя решил ей помочь. От банальщины тошно. Не перевариваю себя в этот момент.

– Смогу. Если ты доверишься мне.

– Тебе? Ты решил проучить меня, преподать урок и на моих глазах застрелил пса. Я не в силах доверять людям, которые так относятся к животным.

– И тем не менее ты позвонила мне, ты просишь о помощи меня, и… подставляла свои губы под мои и принимала мой язык.