Зимнее солнце

Это я его ранила. Это я кинула нож. Способен ли он убить меня в этом доме в горах, если волк, вместе с которым он рос, умрет? Если он закопает меня на заднем дворе, то никто не узнает об этом. Я никому не говорила, что поеду сюда. Даже Октем думает, что я уехала к маме. Может, Мелисса из кафе… Но она вообще ничего не знает обо мне. Возможно, если мое фото с сообщением о пропаже попадет в газеты и на телевидение…

Облизнув сухие губы и переводя дыхание, я прошептала:

– Если у него не будет температуры, то все будет в порядке. Но если температура поднимется, значит, у него внутреннее кровотечение. Тогда я буду бессильна.

Он закрыл золотистые глаза и опустил голову; упираясь руками в стол, он старался осмыслить услышанное.

– Что ты здесь делаешь? – произнес он, не меняя позу.

– Сегодня утром я разговаривала с твоим тренером, – ответила я, глядя на свои окровавленные руки. – Он сказал, что вы выиграете дело, потому что вы правы, что той ночью все было совсем по-другому и что мой брат был совсем другим человеком.

– Чушь, – сказал он, выпрямляясь. Убрав руки от стола, он поднял голову и посмотрел на меня. – Если ты пришла за этим, уходи. Думаю, что ты не хочешь находиться в одном месте с человеком, который лишил жизни твоего брата.

Закрыв глаза, я сделала глубокий вдох.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, то нож, который я вытащила из твоего домашнего волка, окажется в тебе.

– Разве это неправда, Караджа? – спросил он ровным, твердым голосом. – Открой глаза, посмотри на меня. Кого ты видишь?

Мои веки дрогнули и приоткрылись. Его лицо было испачкано кровью, а одна капля стекала по шее. Точно так же, как в ту ночь.

– Я приехала сюда не потому, что поверила Али Фуату Динчеру, – сказала я решительно. – Я здесь, чтобы сражаться за своего брата. – Опустив руки, я сделала два шага к столу и остановилась напротив него.

Плотно сжатые губы и выразительный подбородок намекали на бурю эмоций, бушующую внутри него. Казалось, что ярость была его естественным состоянием. Казалось, что его терпение было подобно тонкому льду, который мог треснуть под малейшим давлением. Он был воплощением разрушительной силы, а его кулаки были оружием, готовым уничтожить все на своем пути.

– Месть – вот причина твоего появления, Караджа, – произнес он, поднимая руки и показывая кровь на них. – И ты отомстила. Ты отняла у меня Караеля. Возможно, это произошло случайно, но исход оказался трагичным.

– Прекрати нести чушь, – сказала я, делая шаг вперед и проверяя пульс волка. Вопреки моим опасениям, температуры не было. – Волк жив. Наверняка все обойдется.

– Наверняка… Это плохой ответ.

– Для человека, как ты, это достаточно хороший ответ. – Я хмуро посмотрела на него и тяжело вздохнула. В голове один за другим возникали вопросы, но слова застряли в горле, словно горький ком, не давая мне говорить или дышать. У меня не было ни физических, ни моральных сил, чтобы впадать в истерику, особенно сегодня.

Отведя взгляд от волка, он положил руку на спинку стула и снова посмотрел на меня.

– Тебе лучше идти, пока не стемнело. Если метель усилится, ты застрянешь тут.

– Когда ты вернешься в Стамбул?

Издав слабый вздох, он повернул голову.

– Теперь понятно, что тебе нужно.

– Мне это не нужно, – громко возразила я. – Ты не имеешь для меня никакого значения. Ты мне даже не враг. Однако человек, обладающий информацией, которую я хочу узнать, желает видеть тебя там. Ты мой должник! Ты обязан ответить на мои вопросы, даже на те, которые я еще не задала. Спрятавшись на вершине горы и оставив за собой хаос, ты не сможешь уйти от ответственности за свои поступки.

– Я больше не дерусь. – Массируя запястье, он развернулся и вышел из кухни. Я стояла как вкопанная и молча смотрела ему вслед, не в силах поверить своим ушам.

Обойдя стол, я тоже вышла из кухни. Он прошел гостиную и вышел в коридор – я последовала за ним.

– Ты должен драться.

– Для чего? – спросил он, остановившись посреди коридора и развернувшись ко мне. Его движения были настолько резкими, что я с трудом увернулась от того, чтобы не угодить головой прямо ему в грудь.

– Для чего? – снова спросил он, наклоняясь ко мне. – А если я снова причиню кому-нибудь боль? А если соперник впадет в кому? А если я намеренно проиграю поединок из-за твоих осуждающих черных глаз? Смогу ли я по-прежнему называть себя настоящим боксером? Буду ли я драться по-настоящему?

– Ты будешь делать то, что нужно. Если нужно проиграть, проиграешь. Ты вернешься туда, где все начиналось, в тот зал, на тот ринг. Вернешься, и я узнаю всю правду. – Я ткнула указательным пальцем в его грудь с левой стороны. – Если в тебе осталась хоть капля совести… Куда бы ты ни убежал, она не оставит тебя в покое, если ты действительно отнял жизнь, если твои руки запачканы кровью. А если выяснится, что причина в чем-то другом… – Я опустила руку, крепко сжав губы.

– Уходи, Караджа, – уверенно произнес он, отворачиваясь. – Уходи, пока не стало поздно.

Он пошел к двери, расположенной в конце коридора. Я пошла следом.

– Ты что, не понимаешь? Я…

Это его комната? Он стянул с себя окровавленный свитер, ухватившись одной рукой за его край. Заметив, что я тоже вошла, он обернулся. Кровь, стекавшая по его шее, уже достигла груди и стала засыхать.

– Я, – настойчиво продолжила я, – приехала и пытаюсь вытащить тебя из этой дыры, в которую ты сам залез. Тебя, человека, который погубил моего брата. Ты думаешь, мне приятно тебя видеть? Что это привело меня сюда?

– Во-первых, это не дыра. Я приезжаю сюда каждый год. Во-вторых, я знаю, что ты приехала не по собственному желанию. Тебя отправил сюда этот ненормальный Али Фуат, чтобы ты привезла меня обратно в Стамбул. Он считает, что я заперся здесь из-за того, что произошло, и из-за твоих слов, но это не так. Не верь ему, Караджа. – Он отбросил свитер, который держал в руках. – Выходя на ринг, боксеры осознают, что им могут разбить лицо, сломать ребра, что сами они могут впасть в кому. Они осознают даже то, что могут лишиться глаза. Такова цена этого спорта. Да, я должен был заметить состояние твоего брата. Да, мы должны были прекратить тот поединок. Один из нас, или рефери, или наши тренеры должны были его остановить. Но события приняли другой оборот. – Поднимая сжатые кулаки, он продолжил: – Может быть, я и не убивал твоего брата, но они его убили. Теперь ты можешь спокойно идти, а я позабочусь о том, чтобы больше мои кулаки никому не навредили.

Я застыла наблюдая, как он проходит мимо меня; мои губы слегка приоткрылись, я следила за каждым его движением. Когда дверь захлопнулась, я посмотрела на его окровавленный свитер, оставшийся на полу, а затем на свои руки, испачканные засохшей кровью.

Я повернулась и пошла в ванную комнату. Войдя, я закрыла за собой дверь, чтобы остаться в одиночестве. Я повернула кран и стала тщательно мыть руки, запястья и предплечья, пытаясь смыть кровь. Мой свитер промок.

Да, мы должны были прекратить тот поединок. Один из нас, или рефери, или наши тренеры должны были его остановить. Но события приняли другой оборот. В тот день на кладбище я увидела на его лице такое выражение, которое не позволило мне разглядеть в нем ни капли сожаления или чего-то еще, что могло бы смягчить мою злость. Я сказала ему: «Ты убил его». А он ответил: «Я убил его». Было ли это правдой или он сказал так, потому что сам в это верил? Были ли его слова отражением его истинных мыслей или это я спровоцировала его?

Кем был этот человек? Я не имею ни малейшего представления о нем. Возможно, он просто вешает мне лапшу на уши, пытаясь отвязаться от меня.

Я была зла. Могут ли они использовать мою злость в своих корыстных интересах? Мог ли Али Фуат внушить мне все эти мысли, чтобы манипулировать мной и заставить меня делать то, что ему нужно? Это он дал мне запись и посеял во мне сомнения относительно возможной причастности господина Хильми и других к каким-то махинациям. Несмотря на то что господин Хильми и тот парень сменили телефонные номера, я могла бы связаться с адвокатом, узнать их новые номера и поговорить с ними. Но, даже если они в чем-то виновны, они сделают все возможное, чтобы скрыть это от меня. Что я им скажу? Я знаю, что в тот вечер произошло нечто большее. Рассказывайте! Так я ничего не добьюсь.

Одновременно с этим человек, в чьем доме я сейчас находилась, говорил совершенно иначе. Он говорил мне уйти. Он говорил, что это сделал он, что это его вина, что он не допустит повторения. Я мечтала о том, чтобы он оказался за решеткой, но, хотя этого и не случилось, видимо, он стал пленником своих собственных кошмаров.

Безусловно, бокс был опасным спортом, но этот спорт стал для меня символом невосполнимой потери. Я начала заниматься боксом, оттачивать удары и совершенствовать приемы, чтобы хоть частично прикоснуться к миру своего брата, разгадать его непоколебимость и научиться смотреть на жизнь его глазами. Но это было не то же самое. Его путь и мой путь – не одно и то же.

Стоя перед зеркалом и глядя прямо себе в глаза, я спросила себя: чья вина в смерти моего брата – этого человека или спорта, который мой брат так любил? Стал ли спорт, которому он посвятил всю свою жизнь, причиной его смерти или же за этим скрывались другие дела, подтверждающие подозрения Али Фуата Динчера?

Не знаю. С этого момента моя единственная цель – получить ответы на все эти вопросы.

Я умылась и вышла из ванной комнаты, прикрыв за собой дверь. Пройдя через гостиную, вошла на кухню. Огромный волк по-прежнему лежал на столе.

Это я ему сделала больно. Он пытался мне помочь, когда на меня напали волки, а я вонзила в него нож. Неужели он бежал не для того, чтобы атаковать меня? Может быть, он бежал к месту, где на меня напали? Возможно, он бежал на запах, который исходил от меня… Не знаю. Я вообще не понимаю, как мне удалось запустить нож с такого расстояния и попасть прямо в него.

Бросив окровавленные полотенца в ведро с водой, я убрала чистое полотенце, которым прежде накрыла его тело, и осмотрела швы, а точнее металлические скобы. Когда я их вставляла, боль волка была такой мучительной, что казалось, будто каждый его крик разрывал мне грудь на части. Судя по тому, что на фотографии в серванте ему было несколько месяцев, сейчас ему должно быть около четырнадцати лет. Он был стар по волчьим меркам? Температура не повысилась, значит, его шансы на выживание зависели только от того, насколько силен его организм.

Я приоткрыла входную дверь и увидела, как густо идет снег. Прежде чем уехать отсюда, мне нужно поговорить с мужчиной в последний раз, а потом каким-то образом найти машину. Возможно, если я спущусь к дороге, где меня высадил господин Сеит, то мне повезет снова встретить снегоуборочную технику. Если они работали посменно, то машины должны были подниматься и спускаться не реже чем каждые два часа.

Оставив дверь слегка приоткрытой, я прошла к ступенькам и села. Холод пронизывал меня до костей, а мокрые лицо и руки немели, но я сознательно стремилась к этим ощущениям, чтобы заново обрести связь с реальностью. Мне нужен был холод. И мне нужно было подумать.

– Братишка, – прошептала я себе под нос. Мой взгляд был прикован к белому небосводу. Снежинки падали на землю, словно темные чернила, несмотря на свою белизну. – Что случилось той ночью?

Казалось, что он вот-вот выйдет из-за тех густых зарослей впереди. С знакомой интонацией он сказал бы:

– Вставай, а то пятую точку отморозишь, а потом будешь реветь, как обычно.

Хоть я и не плакала, но часто ныла, когда у меня что-то болело, становясь просто невыносимой для окружающих.

Лежа в постели и смотря фильм в своей комнате, я кричала ему:

– Вскипяти воды!

– Ага, конечно! Может, еще и в грелку налить?

– Ну налей.

– Ложись спи и стойко терпи боль. Будь мужиком, в конце концов, чья ты сестра?

– Уж ты-то точно знаешь, как быть настоящим мужиком: есть, пить, рыгать, драться и спать. Я полностью с тобой согласна.

Он открывал дверь и швырял в меня подушку.

А потом приносил мне в постель и грелку, и чай, и шоколад, и суп.

Опустив голову, я прижалась лбом к коленям и обхватила их руками. Это было словно вчера. Как будто он только вчера ушел из дома. Надо было умолять его остаться, вцепиться ему в ноги и не отпускать, даже если бы он волочил меня по полу, не позволять ему уйти. Нужно было сделать все возможное, чтобы он не ушел. Или идти вместе с ним. Если бы я поддержала его, присутствовала в его жизни, был бы он сейчас рядом со мной?

Из-за холода я не могла пошевелить ни пальцами, ни руками, из носа текло, я окоченела, но я могла поклясться, что, несмотря на эту снежную зиму, где-то в глубине меня бушевал огонь.

Когда дверь за моей спиной с шумом распахнулась, я мгновенно вскочила на ноги. На нем были темно-серые спортивные штаны и черная футболка с короткими рукавами; ноги босые, мокрые волосы растрепаны. Когда он вышел из дома и наши взгляды встретились, его брови нахмурились. Убрав руку с дверной ручки, он потер переносицу, а затем провел рукой по лицу и волосам. Он думал, что я ушла?

– Что случилось? Что-то случилось с волком? Поднялась температура?

– Нет, – сказал он твердым голосом. – Его состояние не изменилось.

Я не могла смягчить выражение лица в присутствии этого человека, потому что ощущала, что рядом с ним должна быть начеку. Я понимала, что мне пора уходить отсюда.

– Я пойду, – произнесла я, направляясь к двери, чтобы забрать пальто, шапку, шарф и сумочку. – Надеюсь, волк поправится. Но лучше отвези его к ветеринару. Впрочем, я сомневаюсь, что даже там найдется подходящее для него оборудование.

– Как ты поедешь? – Я услышала, как он вошел за мной, придерживая дверь.

– По дороге внизу проезжают снегоуборочные машины. Сяду на одну из них. В общем, уеду так же, как и приехала сюда.

– Метель усилилась, вряд ли рабочие смогут выйти на смену в такую погоду.

В тот момент, когда я брала пальто с кресла, он уже стоял передо мной. Просунув руки в рукава пальто, я высвободила волосы, застегнула пуговицы и наконец взглянула на него.

– Значит, пойду пешком.

– С такой ногой? В такой снегопад? – Он рассмеялся, запрокинув голову и закатив глаза. – Не смеши меня. Если подождешь, пока закончится снегопад, я отвезу тебя на остановку.

– Никто тебя ни о чем не просит, – ответила я ровным тоном и прошла мимо, не обращая на него внимания. Мои шарф, шапка и сумочка были на кухне. Войдя, первым делом я посмотрела на огромного волка, который все еще неподвижно лежал на столе. Я остановилась на несколько секунд, чтобы убедиться, что он дышит, и увидела, как его грудь медленно поднимается и опускается. Он был жив.

Я обмотала шарф вокруг шеи и надела шапку, затем достала из сумочки телефон. Возможно, если я смогу связаться с кем-нибудь и сообщить, что застряла тут, мне помогут. Невероятно, что я прыгнула в автобус до Кайрадага и приехала сюда, даже не подумав о том, как буду возвращаться. Хотя невероятным было все, что происходило сегодня с самого утра.

Увидев, что связи нет, я машинально подняла телефон повыше и с недоумением уставилась на экран. Понятное дело, что в лесу не было сигнала, но здесь-то он должен быть?

Деревня. Это место далеко от деревни. Здесь только один дом. И много снега. И волки. И озеро, которое я так и не увидела.

Сзади раздался голос:

– Даже если ты поднимешься на крышу, связи все равно не будет.

Опустив руку и повернувшись к нему, я увидела, что он стоит, прислонившись плечом к холодильнику, со скрещенными на груди руками.

– Вообще ничего нет, что можно было бы использовать для связи, даже рации? – Я удивленно подняла брови, думая, что он издевается надо мной. Он не мог добровольно отказаться от общения с внешним миром, заперев себя в этом доме. Непонятно, что это для него – лечебная терапия или способ самоистязания, – но ни один человек не сможет долго это выносить.

Он отрицательно покачал головой.

– Приезжающие сюда не хотят, чтобы их нашли. Ты не думала об этом, когда поднималась на огромную гору?

– Мне никто ничего не сказал! – В тот момент мне захотелось что-нибудь швырнуть в него, но в моей руке был только телефон, поэтому я прикусила губу и спрятала телефон в карман. – Слушай, мне нужно идти. – Приближался вечер. Совсем скоро стемнеет. Мне нужно было выбираться отсюда как можно быстрее.

– Как ты пойдешь с такой ногой? – снова спросил он, показывая пальцем на мою перевязанную голень. – Если считаешь, что не станешь легкой добычей для волков, то, конечно, иди. Караеля, который мог бы тебе помочь, тоже нет.

Моя челюсть отвисла от удивления.

– Если я пробуду здесь до наступления темноты, то уже не смогу уйти до утра.

– Молись, чтобы уйти хотя бы утром, – прошептал он, направляясь к волку. – Потому что я уже давно слышал о надвигающейся буре.

– Я ухожу. – Я не желала терять время на раздумья. Нога была в порядке, и я могла идти. Он стоял рядом со мной, когда я взяла окровавленный нож, который бросила в волка, и вытерла его грязным полотенцем, валявшимся рядом.

– Не совершай глупости.

– Человек, который привез меня сюда, ясно дал понять, что они работают посменно. Может быть, он все еще где-то здесь, поблизости. У меня будет шанс поймать его внизу. Он не мог сделать всю работу так быстро. Наверное, сейчас он как раз заканчивает или, может быть, все еще работает.

– Что за чушь ты несешь, Караджа. Успокойся и не дергайся. Я сказал, что утром отвезу тебя.

– Заткнись! – Я возмущенно повернула голову в его сторону. – Я осталась только потому, что ранила волка. Я не знаю, прикидывался ли Али Фуат Динчер или говорил серьезно, но с этого момента мне абсолютно все равно, вернешься ты в Стамбул или нет. И если в этой истории кроется что-то еще, я сама это выясню. Мне не нужна чья-то помощь. – Он стоял рядом со мной. Когда он повернулся лицом к свету, показалось, что его золотисто-карие глаза почернели. – Ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе хочется. Хоть умри на этой безлюдной горе, без связи, без транспорта… Мне плевать!

Поскрипывание пола было единственным звуком, который сопровождал меня, когда я шла к двери. Открыв ее, я столкнулась с потоком ледяного воздуха, обрушившегося на меня.

– Ты действительно думаешь, что жалкий кухонный нож защитит тебя от опасностей этого леса? – произнес он насмешливо, стоя в дверном проеме, спрятав руки в карманы спортивных штанов.

Я молча вышла и громко хлопнула дверью. Еще недавно чистый двор теперь был укрыт пушистым снежным ковром. Обмотав шарф вокруг лица так, чтобы открытыми остались только глаза, я пошла прямо, стараясь не обращать внимания на боль в ноге. Все, чего я хотела – выбраться отсюда.

Что я вообще тут делаю? Я удивилась, осознав, что за сегодняшний день задала себе этот вопрос уже несколько раз. Если бы, узнав о том, что мой рейс отменен, я поступила разумно и вернулась домой, то сейчас бы лежала в теплой постели, смотря фильм и уплетая что-нибудь вкусненькое. Но нет, Караджа вечно попадает в неприятные ситуации, потому что Караджа не думает о последствиях, Караджа безрассудная, и в один прекрасный день ей это дорого обойдется.

Спускаясь по крутому склону и поднимаясь по извилистой тропинке, я с трудом различала окружающую обстановку. В какой-то момент я споткнулась и упала на колени, но быстро встала, опираясь на ладони, и пошла дальше. Судя по мучительной боли, которую я испытала, когда виски попал на мои руки, потребуется немало времени, чтобы раны зажили. У меня не было даже перчаток. Я сняла их и бросила на землю в том месте, где ударила волка ножом Они были порваны, и даже если бы я нашла их сейчас, вряд ли от них был бы какой-то толк.

Я действительно идиотка. Я могла взять машину напрокат или попросить у Октем. Несмотря на то что, скорее всего, эта развалюха сломалась бы еще до горной дороги, внутри сломанной машины я была бы в относительном тепле и безопасности. Но вместо этого я иду по открытой местности, предлагая себя хищникам в качестве аппетитной добычи. И мое имя красноречиво подтверждает это.

Может быть, вернуться? Нет, я не хочу возвращаться. Потрясение, вызванное ранением волка, затуманило мой разум, и я была сосредоточена исключительно на его спасении; но теперь, учитывая, что я зашила ему рану, можно успокоиться, ведь я сделала все, что могла. Этот человек, имени которого я даже не знаю, был странным. В тот день, на кладбище, я оказалась во власти такой ярости, что могла бы забросать его всем, что попалось бы под руку. Я дала ему пощечину, несколько раз толкнула и обрушила на его грудь шквал ударов, но он не проронил ни слова. А теперь он говорил мне: «Я не убивал». Но если он действительно так думает, то зачем ему заявлять, что он позаботится о том, чтобы его кулаки больше никому не причинили вреда?

Нет. Должно быть не так. Он должен реагировать соответственно. Он должен кричать: «Я невиновен, что ты выдумываешь, женщина!» Он не вел бы себя таким образом. Он не подливал бы масла в огонь моего гнева.

Когда я наступила на засыпанную снегом ветку, она треснула, издав громкий звук, который эхом разнесся по лесу. Я инстинктивно замерла на месте и настороженно огляделась по сторонам. Сколько я уже прошла? По моим расчетам, я уже должна была дойти до дороги, на которой меня оставил господин Сеит. Черт. Я оставила свой чемодан где-то здесь, под деревом, на которое забиралась, но я уже давно прошла мимо него и не заметила. Желания вернуться и поискать его, конечно же, не возникло.

Я тихо взглянула на нож, который держала в руке, а затем, подвигав пальцами, усилила хватку.

– Из-за снега и метели ничего не видно, – прошептала я себе под нос, изо всех сил стараясь дышать через шарф. Если бы Мелисса задала вопрос прямо сейчас, я бы без колебаний сказала ей, что ненавижу снег. Я возненавидела его прямо в эту секунду. Особенно из-за того, что он идет так сильно. Конечно, я не могла узнать места, по которым проходила раньше, потому что теперь все было покрыто плотным белым покровом. Может быть, я шла по дороге, а может, и нет… Я не знала точно.

Услышав шум, доносившийся из кустов спереди, я опустила шарф с носа и вдохнула так глубоко, как только смогла. Вот теперь я влипла. На этот раз мне может не повезти, как в прошлый; даже если я брошу нож, то могу не попасть, а если и попаду, то зверей может быть несколько.

В тот момент я хотела, чтобы время повернулось вспять и я не покидала деревянный дом. Но, увы, я знала, что даже если бы я вернулась, то не смогла бы заставить себя остаться там, ибо сила упрямства и гордости, владевших моей душой, была известна лишь мне самой.

Со всех сторон меня окружали густо растущие деревья, а я двигалась по относительно открытому, ровному участку земли; остановившись, я пригнулась и посмотрела в сторону кустов. На улице темнело. Совсем скоро я стану ужином для стаи волков или медведя.

Сжав губы, я почувствовала, как сердце бешено колотится в груди, хотя до этого я не замечала даже того, насколько прерывистым и тяжелым стало мое дыхание. Оказавшись здесь, я осознала, что два месяца тренировок в спортивном зале не стоят и ломаного гроша, потому что моя сила была ничем по сравнению с силой дикого зверя. Что я сделаю? Ударю его кулаком?

Может быть, у него было оружие. Или надо было попросить ружье в кафе, возможно, они не отказали бы…

Хоть я и не умею стрелять…

Прищурившись, я разглядела сквозь густой снегопад животное в кустах; видна были лишь половина его морды – это была собака, или волк, или… кто это, черт возьми? Шакал. Это был шакал. Мелисса говорила, что они, как правило, передвигаются стаями.

У него были большие, но прижатые уши, он склонил голову и коварно смотрел одним глазом. Если бы сейчас мой страх принял человеческое обличье и оказался рядом со мной, он бы обрушил на меня шквал ударов, и я оказалась бы в больнице исключительно из-за силы его побоев. Сколько их? Есть ли другие? Может быть, если я повернусь, то окажусь лицом к лицу еще с одним.

Боль в ноге стала невыносимой; я боялась рухнуть на землю, но понимала, что, если я упаду, он не будет ждать ни секунды и нападет на меня. Непрерывный зрительный контакт был моим единственным способом сдерживать его. Может быть, он уйдет? Мои познания о животных ограничивались базовым пониманием того, что некоторые из них питаются мясом, а другие – растениями; шакал, несомненно, относился к первой категории.

Не в силах удерживать поврежденную ногу в одном положении, я слегка согнула колени и опустилась на корточки. Нога судорожно подергивалась. Шакал показался из кустов, и тут же я заметила еще одну особь, следовавшую за ним по пятам. Черт. Он действительно не один.