Зимнее солнце

На ходу снимая шапку и шарф, я направилась к выходу из кухни. Желая избавиться от боли в ноге, я тоже выпила таблетку. Положив пальто и остальные вещи на кресло, я села на пол перед горящим камином, скрестив ноги. У меня в руке был телефон, но от него не было никакого толку. Пришлось смириться с действительностью.

Прислонившись спиной к креслу, я подтянула ноги к себе и обхватила колени руками. После того как я сняла сапоги, мои ноги в слегка промокших носках замерзли, но огонь в камине набирал силу, и в комнате становилось теплее.

В этот момент я снова увидела его фигуру в дверном проеме кухни. Он явно собирался в коридор, но при виде меня остановился. Что он собирался делать? Что он собирался делать со мной, запертой в этих четырех стенах? Я должна была предположить, что он не поедет в Стамбул, ведь мои слова для него равноценны словам прохожего на улице. Али Фуат не понимал этого?

Он отвернулся; я проследила за его движением и положила подбородок на колени. Мои длинные черные волосы рассыпались по плечам.

Подойдя к камину, он опустился на пол, прислонился спиной к креслу напротив меня, вытянул ноги и сложил руки на груди. Я не понимала его намерений, но мне было все равно. Я хмуро смотрела на него, сохраняя равнодушное выражение лица. Теплый свет камина снова упал на его лицо, выразительно подчеркивая линию его челюсти. Он не переоделся. На нем по-прежнему была футболка с короткими рукавами и спортивные штаны. Возможно, мускулы защищали его от холода.

– Почему ты не смотришь запись поединка? – спросил он, не сводя с меня карих глаз, обрамленных густыми ресницами.

– Ты хочешь, чтобы я посмотрела ее здесь? – спросила я, жестом указывая на висящий на стене телевизор. – Похоже, тебе надоело жить.

– И кто же убьет меня? Ты? – Он чуть приподнял брови.

Мои губы сомкнулись, образуя прямую линию, а на лице появилось отстраненное выражение. С леденящей душу интонацией я сказала:

– Сначала я убью твоего волка. Возможно, я уже убила его. Кто знает, может, доза лекарства, которую я ему дала, была слишком велика и у него уже остановилось сердце?

Эмоции на его лице мгновенно исчезли. Мои слова вызвали у него беспокойство. Вероятно, ему хотелось встать и отправиться на кухню, чтобы проверить своего друга, но он остался сидеть на месте.

– Ты не имеешь права так поступать. Он ни в чем не виноват.

– Гнев, как ядовитая стрела, пронзает разум и парализует его, делая человека неспособным к ясному мышлению, – сказала я, повторяя его слова, сказанные мне в тот вечер. – Это ты мне сказал. Ты думаешь, разум обладает достаточной прочностью, чтобы выдержать сокрушительный удар потери? Убить виновного становится очень легко. Но этого мало, так как это не принесет желанного удовлетворения. Месть обрушивается на тех, кого он любит. Поэтому нужно скрывать свои слабые места от врага.

– Что ты получишь, если убьешь Караеля? – спросил он с каменным лицом.

Я уставилась в пол, словно пытаясь отыскать там ответы. В моем голосе не было эмоций, так как в тот момент я была полностью сосредоточена, просчитывая возможные последствия.

– Ты очень сильно разозлишься.

– И что тогда, Караджа?

– Мы будем в расчете. – Я закрыла глаза, с трудом сдержав рвавшийся из груди крик боли. Это было безумие, бред, но это был единственный ответ, который я смогла дать.

Он тяжело выдохнул, и его взгляд застыл на пламени в камине. Я пытаясь понять, что творится у него в голове.

Когда он подтянул одну ногу и поднялся, я подняла голову с колен, но продолжила пристально смотреть на него. Он прошел между кресел и направился к серванту, заслонив собой свет свечи. Меня окутала тьма, мне не было видно, что он делает, но до меня отчетливо доносился звон стекла.

Затем я увидела, как он залпом выпил содержимое только что наполненного бокала. Это было виски? Негативные ассоциации с алкоголем, возникшие еще в старших классах, привели к тому, что я его избегала.

Когда он вернулся с очередным наполненным до краев бокалом, его взгляд на мгновение встретился с моим. Сев на то же самое место, он непринужденно держал бокал кончиками пальцев, опираясь локтем на колено, которое подтянул к себе. На лице застыла ледяная маска.

Я замерла.

– Ты можешь забрать Караеля, – сказал он ровным голосом, сделав небольшой глоток. – Если это утолит твою жажду возмездия, забирай. Если это облегчит твои страдания, забирай.

– Ты знаешь, что это не исправит ситуацию.

– Знаю. – Он тяжело вздохнул. – Кроме того, я знаю, что это причинит тебе еще больше боли. – Его взгляд, скользивший по бокалу, переместился на меня. – Я вышел на ринг, чтобы сразиться с твоим братом, а не убить его. А если ты убьешь Караеля, то ты это сделаешь намеренно.

Волна обжигающего жара, окатившая меня, была сильнее, чем пламя камина, потрескивающее рядом с нами, но я понимала, что внешне сохраняю спокойствие. Отточенное умение сдерживать эмоции иногда давало мне определенные преимущества, но иногда и лишало чего-то. Заглянув в глубину моих черных глаз, он не сможет разгадать тайны моего сердца и понять хаос, творящийся в моем разуме. Он может только догадываться.

Он боксер, как и мой брат. Его жизнь была посвящена подготовкам к поединкам, участиям в них, сражениям с противниками и победам. Он не смог бы сказать такие слова Карадже два месяца назад, когда ее боль была еще нестерпимо острой. Она стерла бы его с лица земли, оставив лишь пепел. Это правда, что гнев парализует разум, и я не была исключением. Мои мысли были спутаны. Я винила себя. Я винила других. Я винила всех.

– В любом случае ты стал причиной смерти моего брата, – сухо заявила я. – Возможно, в глазах закона ты не убийца, но именно ты отнял у меня брата, и я буду ненавидеть тебя за это вечно. Этого не изменить.

Он слегка покачал головой, плотно сжал губы и отвернулся к пылающему в камине огню.

– Я помогу тебе, – сказал он на удивление спокойно. – Я поеду в Стамбул.

– Мне не нужна твоя помощь.

– Тогда почему ты здесь?

Я повернулась к нему – он искал ответ в моих глазах. Но какой бы ответ я ни дала, он приведет к такому же выводу. Али Фуат хотел, чтобы он приехал в Стамбул, потому что считал, что в этом деле кроются подводные камни. И если эти подозрения подтвердятся, тренер не лишится своего спортсмена, а я узнаю правду.

– Ради моего брата, – хрипло прошептала я, не отрывая глаз от ковра.

– Я поеду в Стамбул ради твоего брата, – сказал он.

Я невольно подняла глаза, и наши взгляды снова пересеклись. Ради моего брата? Был ли он вообще с ним знаком? На самом деле он мог знать его гораздо лучше, чем я, хотя бы потому, что дрался с ним в ту ночь; ведь я уже даже не помню тембр голоса брата и забыла запах духов, которым он пользовался. Изменились ли его привычки? Изменился ли он сам за эти годы? С той злополучной ночи я не могла посмотреть даже на его фотографии, не говоря уже о записи самого поединка… Мне казалось, что, если я увижу его лицо, дорога, по которой я шла все эти недели, разверзнется подо мной и я провалюсь в образовавшуюся трещину, где будет очень темно, тихо и холодно.

Подобно месту, где я сейчас нахожусь.

– Все это потеряет смысл, если я умру от бешенства, – сухо проговорила я. – Через пару недель похоронишь меня рядом с ним. И обо всем забудешь.

– Ты не умрешь. – Он посерьезнел и крепко сжал бокал. – Перестань говорить глупости. Нет никаких оснований полагать, что ты заразилась.

– Ты не можешь знать этого наверняка.

– Да, – сказал он, с силой поставив пустой бокал на пол. Он ни на секунду не отводил от меня взгляда. – Я не могу знать этого наверняка, Караджа, но ты не умрешь.

Я отвернулась и тяжело вздохнула. Невольно мои пальцы коснулись засохших пятен крови на брюках. Как раз в этом месте под тканью был кусок промытого в кипятке полотенца, которым я обмотала рану.

– Ты не можешь давать такие обещания.

– Могу. – Мы посмотрели друг другу в глаза. – Ты не умрешь.

Опустив голову, я не смогла сдержать смешок, который вырвался из меня с хриплым звуком. Его слова ничего не значили, но он говорил так убедительно, что часть меня поверила ему. Напротив меня сидел человек, чьи руки были испачканы кровью моего брата. Как ни парадоксально, но мы сидели возле камина и разговаривали. Еще утром я считала его своим врагом, а теперь мы будем сражаться бок о бок?

– Что заставило тебя передумать? – спросила я, покусывая губы. Подняв голову, я заглянула в его глаза, которые неотрывно наблюдали за мной с того самого момента, как я погрузилась в безмолвные размышления. – Ты же говорил, что не будешь драться, и собирался позаботиться о том, чтобы больше никто не пострадал от этих кулаков, которые лишили меня брата. Ты же говорил, что не вернешься в Стамбул?

Несколько секунд он пристально смотрел на меня, а я следила за движением бликов пламени на его гладкой коже. Затем он отвел взгляд, шмыгнул носом и сделал глубокий вдох. Я нахмурила брови: почему он вдруг стал таким напряженным?

Он облокотился на кресло, поднялся и двинулся в мою сторону, но, не дойдя до меня, обошел кресло и направился к двери. Я вытянула ноги и обернулась, чтобы увидеть, что он делает. Мне показалось, что он собирается выйти, но он просто потянулся к тачке, стоявшей перед дверью. Он вытащил из-под дров сложенную газету, повернулся и посмотрел на меня.

Вернувшись, он сел не у кресла напротив, а прямо передо мной. Я попыталась отстраниться, упираясь в пол изрезанной ладонью. Но отступать было некуда, так как я уже была прижата спиной к креслу.

– Вот, – сказал он, положив между нами газету. – Посмотри.

Я покосилась на него с опаской, а затем, расправив плечи, потянулась к газете. В глаза бросилось, что на ней стоит логотип уважаемого издания. Развернув газету и положив ее на скрещенные ноги, я сразу обратила внимание на дату: тридцатое сентября две тысячи двадцатого года.

Я подняла на него глаза; он наблюдал за мной.

– Да, это дата того поединка, – сказал он низким голосом. – А теперь взгляни на главный заголовок.

Сделав глубокий вдох, я посмотрела на крупный заголовок под логотипом. Роковой удар: боксерский поединок заканчивается трагедией.

Под кричащим заголовком была опубликована новость. Боксерский поединок между знаменитым Кунтом Видаром Карьели (26 лет) и восходящей звездой Карамом (?), вызвавший ажиотаж и привлекший огромное количество зрителей, обернулся шокирующим инцидентом, который потряс всю страну.

– Я читала это сто раз, – резко сказала я, выпуская газету из рук. Я знала, что мой брат держит свою личность в тайне, используя псевдоним Карам, поэтому никто ничего не знал о нем. Информация о его имени, возрасте и других аспектах жизни оставалась для СМИ большой загадкой.

– Эту ты не читала, – возразил Кунт, беря в руки свечу, стоявшую у камина, и зажигая ее. Затем он положил газету между нами; свеча подсветила фотографию под заголовком. – Печатные экземпляры этой газеты были готовы к тридцатому сентября, но их изъяли до того, как они разошлись по всем торговым точкам, так как в нее поместили фотографию с поединка. Никто не читал ее.

С тревогой я уставилась на фотографию. Это был четкий снимок, сделанный в непосредственной близости от ринга. На ринге были он и мой брат, а с той стороны канатов к рингу приближались рефери и эффектная девушка с фигурой модели, в руках которой была табличка с анонсом, сигнализирующим о начале поединка. Тренеры также занимали места в непосредственной близости от ринга, внутри арены. На первых рядах сидели богатые зрители, у которых были специальные билеты, и спортсмены, пришедшие поддержать бойцов.

– Если все экземпляры газеты изъяли, то где ты ее взял? – поинтересовалась я, переводя взгляд с фотографии на него.

– Нигде не взял, – спокойно ответил он. – Сегодня утром кто-то закинул ее мне в окно.

Мои брови взметнулись вверх от удивления.

– Что?

Он кивнул.

– Я предполагаю, что за этим стоит Али Фуат, но я с ним еще не разговаривал. Утром я не предал ей никакого значения и бросил в сарай, но когда вечером пошел грузить тачку, мое внимание привлекла фотография. – Караджа, – твердо произнес он, – покажи мне на фотографии тренера твоего брата.

Это была странная просьба. Они наверняка были знакомы. Повторно взглянув на фотографию, я увидела господина Хильми, занимавшего одно из свободных мест в правой части первого ряда; рядом с ним сидели другие спортсмены, одетые в спортивные костюмы такого же цвета. По всей видимости, он вел беседу с окружающими, и именно в этот момент был сделан снимок. Я ткнула в него пальцем, а затем перевела взгляд на Кунта в ожидании подтверждения.

Его непроницаемое лицо стало еще более суровым; он покачал головой, выражая несогласие. Правда, как тяжелый молот, ударила по мне.

– Вот он, – сказал Кунт, указывая пальцем на мужчину в черном спортивном костюме и бейсболке, стоящего по другую сторону ринга. – Вот тренер твоего брата.

Ложь – это хрупкий лед, под которым бурлит правда; она прорвалась этой ночью. Не знаю, почему я так долго не понимала, что иду по раскаленным углям лжи, вплоть до того момента, пока их жар не расплавил подошвы моей обуви. Но реальность, которую я осознала сегодня, без сомнений, станет тяжелым грузом на моих плечах, который будет давить на меня каждый день.

6. Доверие

Всего несколько недель назад, погрузившись с головой в изучение анатомии, я считала, что моя жизнь достигла пика своих испытаний; стрелки часов приближались к пяти утра, а я, словно одержимая, продолжала бодрствовать, сражаясь с учебным материалом, и даже адская боль в пояснице не могла заставить меня встать из-за стола, за которым я провела бесчисленное время. Мой ужин ограничился двумя чашками кофе, а мои руки, испачканные чернилами, свидетельствовали о долгих часах усердного конспектирования.

Но труднее всего оказалось справиться не с учебой на требовательном факультете и не с бессонными ночами над учебниками, с трагической новостью о смерти брата, которую я узнала из холодных строчек в «Твиттере».

Словно ударная волна обрушилась на меня, оставив в ушах нескончаемый звон. Я склонилась над газетой, мой взгляд был прикован к фотографии. Память перенесла меня назад, в день похорон, когда господин Хильми стоял рядом, выражая свои соболезнования. Другие ребята из команды тоже выражали сочувствие, разделяя тяжесть утраты. Они хоронили моего брата. Ведь именно они были с ним рядом все это время?

– Что ты хочешь сказать? – спросила я, упираясь одной рукой в пол. Подняв голову, я посмотрела на него.

Он изучал мое лицо.

– Господин Хильми играл роль тренера твоего брата на поединках и пресс-конференциях. – Он указал на мужчину в черной бейсболке, который, опустив голову, словно стремясь скрыть свое лицо, нервно смотрел в сторону. – Но за закрытыми дверями его тренировал именно этот человек. Так как он попал в кадр, выпуск газеты от тридцатого сентября был немедленно изъят, хотя некоторые экземпляры, возможно, успели распространиться среди читателей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Karaca – косуля (тур.).

2

Mustafa Kemal Atatürk (тур.) – основатель современного турецкого государства.

3

Митенки – перчатки без пальцев.

4

Пояс Аполлона, также известный как подвздошная борозда – зона брюшного пресса, ограниченная небольшими бороздами, идущими от гребня подвздошной (бедренной) кости к лобку.

5

Прозвище главного врача больницы, ставшего кошмаром для всех врачей, из турецкого сериала «Доктора».

6

Аль-Фатиха – первая сура Корана.

7

Имам – духовное лицо, которое заведует мечетью, титул выдающихся богословов в исламе; глава имамата или всего мусульманского сообщества.

8

Армуды (армуду) – турецкие стаканчики для чая, напоминающие по форме грушу или бутон тюльпана.

9

Таксим – оживленный торговый район с ночными клубами и ресторанами.

Бейоглу – район в европейской части Стамбула, окружен водами Босфора и бухты Золотой Рог.

10

Турецкая лира – денежная единица Турции.

11

Выбрасывание полотенца на ринг в боксе означает немедленное прекращение поединка.