Зимнее солнце

Внезапно мою поврежденную ногу сковала острая боль от судороги, отчего я непроизвольно прикусила язык и уронила нож. Взгляд шакала устремился на блеск металлического предмета, упавшего на землю из-за моего резкого движения, и он тут же, вытянув передние лапы и прыгнув, перешел в атаку; все это произошло молниеносно, за считанные секунды.

Позади меня раздался щелчок, за которым последовал выстрел. Не успев отвернуться, я увидела, как шакал, сраженный выстрелом в голову, рухнул на землю, а в следующее мгновение чья-то рука обхватила мою талию; я ожидала, что упаду, но вместо этого оказалась прижатой к твердому и шершавому стволу дерева. Я попыталась закричать, но ощутила, как чья-то ладонь закрывает мне рот, и мои глаза расширились от страха. Раздался еще один выстрел.

Он был здесь. Его фигура нависла надо мной. Его голова находилась прямо над моим плечом, но не соприкасалась с ним; одной рукой он зажимал мне рот, а в другой держал черный матовый пистолет. Услышав позади мучительный вой подстреленного зверя, он прошептал:

– Будь то волк, медведь или шакал… – затем отстранился, и приблизил свое лицо к моему. Его глаза, сверкающие золотистыми отблесками, оказались прямо передо мной. – Истинная опасность этого леса – это я, Караджа. Поздравляю, ты угодила прямо ко мне в сети.

– Где дорога домой? – спросила косуля, и волк указал ей на свое логово.

5. В объятиях лжи

Существует нерушимая связь между упрямством человека и его склонностью совершать то, что он поклялся не делать, или оказываться в ситуациях, которых он стремился избежать. Возможно, Вселенная еще не освоила понятие отрицания и понимает намерения человека только через его действия. Произнесенные слова и мысли обладают способностью рано или поздно воплощаться в реальность.

Еще несколько недель назад я сочла бы абсурдной мысль о том, что окажусь в одном месте с человеком, которого считала убийцей брата. Тогда, запершись в своей комнате на несколько дней, я проштудировала все новостные репортажи и газетные статьи, которые только смогла найти, отчаянно пытаясь отыскать правду. Несмотря на то что в событиях той ночи обвиняли многих, я была убеждена, что истинный виновник – это мужчина, который сейчас стоит под заснеженными ветвями дерева, нависшими над нами, в опасной близости от меня.

Когда эхо выстрелов стихло, я замерла, уставившись в его карие глаза, не в состоянии ответить на неожиданные слова. Я не знала его, он был для меня совершенно чужим человеком, и это представляло опасность. Даже с ножевым ранением он победил моего брата и стал причиной его смерти той ночью – это тоже представляло опасность. Он укрылся в доме, расположенном на вершине горы, кишащей дикими животными, вдали от всех поселков и деревень – и это тоже представляло опасность. Он был огромным мужчиной ростом под метр девяносто, который пробивал себе дорогу в жизни с помощью кулаков, – и это тоже представляло опасность. Он был вооружен и дружил с крупным хищником. Я уверена, что смогла бы добавить пунктов в этот список, если бы провела с ним еще хотя бы час.

Я не вижу большой разницы между ним и любым другим животным, обитающим в этом лесу.

– Твоя звериная сущность не подлежит сомнению, – сказала я, глядя ему в глаза, после того как он осторожно отвел руку от моего рта. – Возможно, тебе не стоит возвращаться в Стамбул.

Я заметила, что на нем была лишь черная футболка с короткими рукавами. Невероятно, что он пошел за мной, даже не надев куртку и оставив волка лежать на кухне.

– Как ты меня нашел?

– Запах страха разносится по этому лесу с невероятной скоростью, – произнес он, делая шаг назад. Он не смотрел на меня, сосредоточившись на обстановке вокруг. Наши взгляды встретились, лишь когда он кивнул в в сторону дома. – Давай, возвращаемся. Очень скоро падальщики слетятся на запах плоти шакала, и ситуация здесь станет напряженной.

Мои брови приподнялись.

– Падальщики?

– Да, те, кто питаются мертвечиной, – пояснил он сухим голосом. – Ты понимаешь, какие трудности испытывают животные в поиске еды в такую погоду?

Я отвела взгляд. Ему не было дела до животных – он убил их для того, чтобы избежать нападения. Я не знаю, сколько раз он выстрелил, потому что в тот момент мое сердце с такой силой гнало кровь по венам, что адреналин на несколько секунд лишил меня слуха.

– Пойдем, – повторил он, указывая рукой в обратном направлении. Снег продолжал падать, и, несмотря на то что на мне была теплая кофта и пальто, глядя на него, стоявшего в тонкой футболке, я чувствовала холод.

– Я не хочу с тобой туда идти, – честно призналась я. – И разговаривать тоже не хочу. Не хочу тебя видеть. Не хочу тебя слышать. – Я вообще не хочу здесь находиться, но я сама втянула себя в эту цепочку событий, поэтому, кроме самой себя, обвинять было некого. Возможно, приложив усилия, я смогла бы обвинить Али Фуата Динчера, но я еще не знаю, какие из его слов правда, а какие – ложь.

– Понимаю. Но у тебя нет другого выбора.

Мой взгляд скользнул к стволу черного матового пистолета – он снял его с предохранителя и опустил. Сделав глубокий вдох, я отстранилась от дерева, провела рукой по ноге и посмотрела на перевязанную рану. Уже стемнело, и я не могла ничего толком разглядеть, но мне нужно было как можно скорее осмотреть ее. От осознания того, что я незаслуженно причинила боль волку, чувство вины сдавливало мою грудь, заставив на время забыть о собственной ране. А потом мной овладело желание как можно скорее убраться отсюда. Я действовала импульсивно, не обдумывая своих поступков. Я мыслила не как врач. Сейчас я понимала, что в рану может попасть инфекция. Кроме того, была вероятность, что укусивший меня волк заражен бешенством. Прививка от столбняка, сделанная несколько месяцев назад, не обеспечивала иммунитета к бешенству, ведь для этого необходима отдельная регулярная вакцинация.

Сглотнув, я подняла взгляд. Его брови были нахмурены, а золотистые блики в глазах померкли, поглощенные темнотой. Едва взглянув на его влажные волосы, я непроизвольно отшатнулась и посмотрела в сторону кустов, пытаясь разглядеть убитых шакалов, но темнота создавала непроницаемую завесу. Казалось, что каждый раз, когда я моргала, лес становился все более мрачным и зловещим.

– Почему ты не осмотрела ногу? – спросил он, когда я, прихрамывая, сделала шаг в его сторону. Он стоял неподвижно, взгляд был прикован к окровавленной ткани, обернутой вокруг моей ноги.

– Не знаю, может быть, потому, что я была занята попытками спасти твоего домашнего волка? – Мой голос сочился сарказмом, который он не мог не заметить; его вопрос был абсурдным, учитывая, что он постоянно находился рядом и чуть не остался без руки, когда я боролась за жизнь этого несчастного животного. Сегодня я была не единственной, кого чуть не разорвали на части… Но мне не стоит вспоминать этот ужасный момент – момент, когда я карабкалась на дерево и увидела, как моя нога оказалась в пасти разъяренного волка…

– Караель не домашний волк, – сказал он, отвернулся и пошел. – Он счастливый волк, у которого есть еще один дом, где ему всегда рады. – Мы шли рядом, сохраняя небольшую дистанцию. – Насколько серьезна твоя рана?

– Не смертельно, – ответила я, прибавляя скорость. На самом деле я изо всех сил старалась идти в обычном темпе, чтобы не отставать, но боль в ноге становилась невыносимой. Нужно просто стиснуть зубы и немного потерпеть. – Он даже не укусил меня по-настоящему, его зубы просто поцарапали кожу.

– А вдруг у него бешенство? – Он резко остановился.

Я сделала шаг вперед и, обернувшись через плечо, бросила на него взгляд. Его лицо не выражало никаких эмоций, но брови были нахмурены.

– Надеюсь, что нет, – пробормотала я, поворачиваясь к нему и обдумывая вероятность такого исхода. – Мне нужно было промыть рану с мылом, когда он только укусил меня… – Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, пытаясь подавить чувство вины за свою оплошность. Когда я наклонилась и посмотрела на ногу, ноздри раздулись от напряжения.

– Теперь это бесполезно? – спросил он низким голосом, сделав несколько шагов в мою сторону. Между тем его взгляд беспрерывно блуждал по сторонам. Возможно, он думал, что поблизости есть другие животные.

– Я не знаю. Наверное. – Я потерла лоб и тоже осмотрелась, пытаясь определить, есть ли поблизости признаки опасности. Мы проходили мимо дерева, на которое я залезала несколько часов назад. – Я оставила здесь свой чемодан, – прошептала я. Но чемодана не было.

– Если его нет на том месте, где ты его оставила, соболезную. Скорее всего, они учуяли твой запах и куда-то утащили чемодан, а потом разорвали вместе с содержимым. – Я почувствовала, что он устремил на меня хмурый и вопросительный взгляд. – Подожди, подожди… Ты сказала «чемодан»?

– Я должна была ехать в Болу. К маме в гости, на Новый год, – произнесла я хриплым, переполненным досадой голосом. – К сожалению, когда я приехала на автовокзал, то узнала, что мой рейс отменен. Единственным автобусом, который должен был отправиться в ближайшее время, был рейс до Кайрадага. Не будь того разговора с твоим тренером, я бы просто вернулась домой и была сейчас в безопасности. – Я подняла голову и посмотрела на него. – Но я приехала сюда, терзаемая сомнениями, которые могут оказаться ложными.

Сделав глубокий вдох, он закрыл глаза и схватился за волосы, как будто пытаясь вырвать из головы все мысли.

– Мерзкий ублюдок…

– Когда ты последний раз с ним общался? – спросила я сиплым голосом. Из-за холодного воздуха у меня заболело горло.

– Несколько недель назад, – ответил он. – Фуат знает это место. Я проигнорировал его, когда он приехал и пытался поговорить, но я не ожидал, что он зайдет так далеко, чтобы уговорить тебя приехать сюда. Ты не сможешь вернуть меня в тот ад, Караджа, поскольку ни ты, ни я не обладаем властью над прошлым и не сможем изменить ход событий той роковой ночи.

– Разве ты не член сообщества? – Когда я остановилась, мы уже почти подошли к дому. – Разве тебе не положено знать о грязных делах, которые там творятся? С какой целью твой тренер в течение нескольких недель безуспешно пытается связаться со мной, разыскивает меня в спортзале, который я посещаю, и пытается убедить меня в чем-то, если для этого нет серьезных оснований? Очевидно, что причина всех этих хлопот более веская, нежели твой поединок с тем русским.

– Али Фуат очень умный. Этот поединок настолько значим для страны, что ради него он мог бы водить нас за нос все два месяца, и мы бы ничего не заметили.

Мои ноздри дернулись и я крепко стиснула губы.

– Способен ли он так поступить?

– Нет, – сказал он твердым голосом. – Фуат надежный человек. – Он бросил быстрый взгляд по сторонам. – Он предоставил тебе какие-либо доказательства?

Я отвела глаза. Потом сунула руку в карман и, нащупав пальцами, достала флешку.

– Он дал запись поединка. Сказал, чтобы я посмотрела.

Его зрачки на секунду расширились, а взгляд устремился прямо на крошечную флешку в моей ладони. Он сглотнул, и его кадык заметно дернулся.

– Ты посмотрела?

– Нет, – сказала я, убирая флешку обратно в карман. – Несмотря на то что доступ к записи ограничен судом, я не понимаю, что на ней может быть такого, что замечу я и не заметили тысячи людей, находившихся в зале. И еще… Наверное, мне будет тяжело видеть брата в таком состоянии. Не знаю. Да и времени почти не было.

Отводя взгляд, он потер лоб, затем провел рукой по влажным волосам, запорошенным снежинками, и пригладил их назад. Мне было трудно поверить в то, что я нахожусь рядом с этим человеком и абсолютно спокойно разговариваю с ним. Может быть, тот волк действительно заразил меня бешенством.

Еще больше меня удивляло то, что я смирилась с тем, что мне предстоит войти в дом этого человека и, скорее всего, провести там ночь. Я бы с удовольствием легла на крыльце и замерзла насмерть, но существовала опасность оказаться в желудке у волка или медведя еще до того, как холод проникнет под кожу, усыпив меня вечным сном. Казалось, что в стране не осталось других лесов и все звери собрались именно здесь.

Я ускорила шаг – он последовал за мной, не произнося ни слова. Поднявшись по ступенькам, он открыл дверь; я вошла следом за ним. Только сейчас я осознала, что температура внутри была практически такой же, как и снаружи. Было очень холодно.

– Включишь свет? – спросила я, когда за мной захлопнулась дверь. Опираясь одной рукой о стену, другой рукой я дотронулась до ткани, обернутой вокруг ноги. Резкий и громкий свист ветра, пробирающегося сквозь щели в окнах, был настолько пугающим, что если бы я находилась здесь в одиночестве, то даже включенный свет не помог бы избавиться от страха.

Когда я поняла, что он пошел в гостиную, игнорируя мою просьбу, недовольная гримаса исказила мое лицо. Что он делает?

Тишину нарушил звук выдвигаемого ящика. Вслед за этим последовал характерный щелчок зажигалки. Наклонившись вперед, я вглядывалась в его неясный силуэт в темноте; внезапная вспышка огня осветила его руки. Свеча. Он зажег свечу.

– Надеюсь, ты сейчас шутишь? – спросила я, шумно выдохнув. – То есть, помимо отсутствия мобильной связи и признаков человеческой жизни, а также наличия стай диких животных, бродящих вокруг нас, теперь еще и электричества нет?

– Ну и что? Ты боишься темноты? – Когда он зажег еще одну свечу, в комнате стало достаточно светло. Он взял пистолет, который положил на стол, пока зажигал свечи, и убрал его в один из выдвижных ящиков.

– Это не обычный темный дом; на кухне этого дома находится огромный волк. Не говоря уже о твоем присутствии.

Достав еще одну свечу, он зажег ее и подошел ко мне.

– Возьми. Можешь осмотреть свою ногу в ванной. Я схожу за дровами, камин пустой. – Отдав мне свечу, он взял с вешалки куртку и надел ее. Когда он открывал дверь и выходил, я молча кивнула, но он, скорее всего, не видел, потому что не смотрел на меня.

Как только дверь за ним закрылась, мой взгляд начал метаться по дому. Мне было трудно поверить в то, что у меня идет пар изо рта, несмотря на то что я находилась внутри. Сколько здесь градусов? Скорее всего, ниже нуля.

Добравшись до ванной комнаты, я поставила свечу на тумбу у раковины, закрыла дверь на замок и начала спешно осматривать содержимое шкафчиков. Из полезных вещей мне удалось найти только одеколон, мыло и несколько чистых полотенец. Я сняла пальто, шарф и шапку и отложила их в сторону; затем стянула сапог и носок с травмированной ноги. Снимать брюки было очень больно из-за того, что кровь в месте укуса засохла и ткань, которой я обмотала рану, приклеилась к ней.

Я опустила ногу в ванну и взяла лейку душа. Открывая кран и мысленно молясь о горячей воде, я на несколько секунд подставила под струю руку. Почувствовав приятное тепло, я не могла сдержать радости. Я понимала, что очищение раны не принесет никакой пользы, если я заразилась бешенством, но я не могла допустить, чтобы она оставалась в таком ужасном состоянии.

Когда теплая вода коснулась раны, вызывая волну острой боли, я непроизвольно закусила нижнюю губу. Следы от зубов были четко видны как на передней, так и на задней части ноги; если бы он не остановился, если бы не отступил, то, несомненно, разорвал бы ее. В этой части человеческой ноги находятся жизненно важные артерии, которые в случае повреждения могут привести к смертельному исходу из-за значительной потери крови за короткий промежуток времени, и мне невероятно повезло, что волк не задел ни одну из них.

Я несколько раз промыла рану мылом, а затем ополоснула водой. Оторвав часть влажного полотенца, которое я смочила кипятком и выжала, я обернула ногу. Несмотря на слезы, которые катились по моим щекам от боли, я смогла надеть штаны. Натянув носок, я накинула пальто, взяла сапоги, шапку и шарф и со свечой в руке вышла из ванной комнаты.

С улицы доносились ритмичные удары – колол дрова. Надев шапку и шарф, я вошла в гостиную. Нагнувшись, чтобы натянуть сапоги, я бросила взгляд в сторону кухни, где лежал крупный волк. Травма, полученная сегодня в результате волчьего нападения, была свежа и болезненна, поэтому я не решилась заходить туда в одиночестве, хотя и осознавала необходимость проверить его.

Я приоткрыла дверь; единственным различием между домом и улицей был сильный ветер, который хлестнул мне в лицо. Я не помню, чтобы когда-то мне было так холодно. Мои руки, мгновение назад согретые теплом воды, снова замерзли.

Выходя из дома и закрывая дверь, я старалась отгонять от себя мысли о ноющей боли в ноге. С заднего двора доносился ритмичный стук топора, но как только я спустилась по ступенькам, звуки резко прекратились.

В лесу царил полумрак, сквозь падающий снег проглядывала полная луна, ее тусклый свет рассеивал ночную темень.

Засунув замерзшие руки в карманы, я шмыгнула носом и пошла к заднему двору. Повернув за угол, я увидела, как в тачку с грохотом падают дрова, а пройдя еще чуть дальше – кучу срубленных деревьев и топор, одиноко торчащий из пня. На руках мужчины были толстые черные перчатки; он грузил дрова в тачку.

За ветвистым деревом, укрытым снежным одеялом, я заметила замерзшее озеро.

Должно быть, это и есть то самое озеро, о котором говорила мама Мелиссы. Все вокруг было занесено снегом, отражавшим лунный свет, но, несмотря на это, замерзшее озеро казалось темным и зловещим, а его близость к дому усиливала чувство страха. Возможно, если бы сейчас было лето, я бы не задумываясь прыгнула в воду, чтобы искупаться и освежиться, но текущая обстановка не соответствовала критериям места для пикника в солнечный день.

Мама Мелиссы… От одной мысли об этой женщине у меня по коже бежали мурашки. Ее шепот у меня за спиной, нож, который она спрятала между лепешек, и ее пронизывающий взгляд – все это вызвало во мне сильное беспокойство. Там, внизу, я не осознавала значения ее слов «Остерегайся волков», но теперь все стало ясно. Это место было чистилищем на окраине Стамбула. Это был первобытный лес, расположенный рядом с цивилизованным миром, но оставшийся нетронутым человеком. Иного объяснения тому, что я встретила стаи волков и шакалов сразу после прибытия сюда, нет.

Когда он заметил меня, у него в руках были два небольших бревна. Его глаза пробежались по моему бледному лицу, затем он оглянулся и посмотрел на замерзшее озеро, глядя на которое я глубоко задумалась.

– Не так уж и страшно, – сказал он низким голосом, укладывая дрова в тачку и отряхивая руки.

– Тогда почему его вид вызывает у меня мурашки? – Вероятно, холод оказал на меня негативное влияние, так как вопрос непроизвольно слетел с моих уст.

Когда взгляд золотисто-карих глаз, посветлевших в лунном свете, обратился в мою сторону, я наконец отвернулась от застывшего озера и посмотрела ему в лицо.

– У тебя появилась какая-то особая связь с волками после того, как тебя укусили? – произнес он, не скрывая сарказма. – Караель тоже не любит это озеро. Но по счастливой случайности дом оказался совсем рядом с ним.

– Почему? – вырвалось у меня. – Почему волки не любят его?

Он бросил тачку, которую катил в мою сторону, держа за ручки с обеих сторон, снял перчатки и кинул их на дрова.

– Испокон веков местные жители приносили жертвы озеру, охотясь в окрестностях и убивая диких животных. Говорят, что в течение долгого периода охотились исключительно на волков. Есть много старых бессмысленных историй. Никто не знает, кто их придумал.

– Что за истории? – Мои брови взметнулись вверх от удивления.

Он громко вздохнул, снова взялся за тачку и покатил ее в сторону дома.

– Давай, пойдем. Стало холодно.

Я промолчала, но его нежелание отвечать на мой вопрос вызвало во мне раздражение. Когда он зашел в дом, я потерла руки и не могла не признать, что он был прав насчет холода. Деньги, потраченные на пальто, оказались потраченными напрасно, потому что оно совсем меня не согревало.

Я посмотрела на птицу, пролетающую на фоне полной луны, а затем на движущиеся облака; через несколько секунд лунный свет полностью скрылся, и наступила темнота. Я поспешно направилась к дому и, добравшись до крыльца, обернулась. Вокруг не было ни души. Войдя через приоткрытую дверь и закрыв ее, я увидела, что он сидя на корточках разжигает огонь в камине. Возле серванта и на столе горело несколько свечей.

Дверь на кухню была открыта.

– Я проверю состояние твоего волка, – сказала я, вынимая руки из карманов.

Огонь, зажженный под дровами с помощью клочка бумаги, извивался и тянулся вверх, касаясь каминной решетки. Мужчина посмотрел мне в глаза. Отблески красного пламени отражались на его лице.

– Ладно, – сказал он спокойным голосом.

Ладно? Закатив глаза, я тяжело вздохнула и побрела в сторону кухни. Как он мог сказать просто «ладно»? Я не хотела показывать ему свою слабость, несмотря на то что страх сковывал меня с того момента, как я поднялась на гору, но я ожидала, что он встанет и пойдет со мной. Что, если волк очнется, когда я буду одна на кухне, и от боли набросится на меня? Тогда я точно умру в этом доме в горах.

Я оказалась в западне. Я в буквальном смысле оказалась в ловушке. Мой импульсивный порыв стал источником проблем. Мне стоило свернуть с этого опасного пути еще тогда, когда я была в кафе. В один и тот же день на меня напали и волки, и шакалы. А что будет с утра? Кто может гарантировать, что меня не растерзает медведь, как только я открою дверь?

Вдобавок ко всем моим несчастьям, я могла подхватить бешенство, и если это так, то все мои старания окажутся напрасными, поскольку от этой болезни нет спасения.

Я взяла свечу и, не сводя глаз с волка, осторожно поставила ее на столешницу. Без снотворных и успокоительных средств он в любой момент может очнуться, и такое пробуждение может сопровождаться вспышкой агрессии. Способны ли волки осознавать происходящее? Нет. Получается, что связь между этим волком и сородичем горного медведя, сидевшим у камина, могла быть игрой воображения или выработанным рефлексом, возникшим у волка в результате его регулярных визитов.

А это значит, что нет никакой гарантии, что этот волк пощадит меня и не оторвет голову. Тем более если он действительно хотел мне помочь, то мой агрессивный выпад в виде удара ножом был предательством с моей стороны. Кто знает, какой будет его реакция?

Прижавшись бедрами к столешнице и скрестив руки на груди, я посмотрела на волка. Я не хотела приближаться к нему. Его мучительные вопли и неконтролируемые движения, сопровождавшие зашивание раны при помощи степлера, не выходили у меня из головы; он мог бы растерзать руку своего хозяина, если бы между ней и его головой не было подушки. Я не могла не думать о его свирепости.

– Как он? – Он вошел в кухню, вытирая полотенцем мокрые волосы. Мой взгляд переместился с волка на него.

– Хорошо, – сказала я. – Судя по тому, что он все еще жив, внутренних кровотечений нет. – Я протянула руку и убрала высохшее полотенце с раны волка. – Инфекция тоже не попала. Думаю, что он очнется через несколько часов, но ему нельзя будет двигаться.

Он покачал головой, перекидывая полотенце через плечо. Затем перевел взгляд с волка на меня.

– Как твоя нога?

Я отвела глаза. Вдохнув, я посмотрела в кухонное окно, на темный лес.

– Нога в порядке, но если у меня поднимется температура и начнется тошнота, значит, у меня бешенство. Значит, я умру.

Отбросив полотенце, он нахмурился и обошел стол; теперь он тоже вглядывался в темноту леса за окном, а затем повернулся в мою сторону.

– Если к утру прекратятся осадки, то с первыми лучами солнца мы пойдем к дороге. Машина там.

Я кивнула, не сводя глаз с волка. Его дыхание было тяжелым и прерывистым: очевидно, ему было больно.

Потянувшись руками к вискам, чтобы растереть раскалывающуюся от боли голову, я почувствовала желание принять очередную дозу обезболивающего. В этот момент меня осенило, и я начала искать сумку. Вспомнив, где она находится, я быстрыми шагами направилась в гостиную, открыла сумку и стала искать коричневый пузырек с таблетками.

– Что случилось?

Я не заметила, что он шел за мной, но сейчас он стоял у входа в кухню. Взяв пузырек, я открыла крышку, вытряхнула капсулу себе на ладонь, после чего бросила пузырек обратно в сумку.

– Мамины лекарства, – сказала я вполголоса, проходя мимо. – Это рецептурное лекарство. Оно избавит его от боли. – Войдя на кухню, я встала перед столом и перевела взгляд с волка на мужчину. Раскрыв ладонь, я протянула ему капсулу. – Возьми. Ты дай ему.

Взяв таблетку, он открыл капсулу и высыпал порошок в чайную ложку, которую достал из одного из ящиков. Затем он взял крупную деревянную ложку и, без малейших усилий открыв пасть неподвижного волка, всунул ее внутрь и высыпал порошок. Когда он вытаскивал ложку, волк непроизвольно облизнулся, несколько раз тяжело сглотнул и резко закрыл пасть.