Самый главный начальник

– Наверно, надеются так до пенсии дотянуть. – Бедовый горестно вздохнул. – Вот так мы и работаем. Кто-то вкалывает на износ, а кто-то на чужом горбу в рай едет. И где же справедливость?

– Да-да, конечно, – повторил наш начальник ГУУНО, искренне сочувствуя этому неистовому труженику. – Я вас прекрасно понимаю. Надо подумать, как в корне изменить ситуацию.

– Ну, вообще-то, я мог бы предложить вам свой вариант. – Бедовый скромно потупил взгляд. – Если разрешите.

– Вариант? Конечно, предлагайте. – Авоськин ободряюще улыбнулся ему. – Я всегда одобряю инициативу подчинённых.

– Я тут подумал… Можно сократить в нашем отделе одну должность, а я бы мог, за полторы ставки, взять на себя дополнительную нагрузку.

– Сократить? – Леонид Андреевич призадумался, прикидывая в уме «за» и «против». – Ну что ж, в принципе, идея неплохая. Но… надо только определить, кого там конкретно сокращать, чтобы, так сказать, не попасть впросак.

– Да что тут определять? – Бедовый пришёл в волнение. – Степанова и сократите.

– А что Степанов?

– Как что? Да он же явно лишний человек в нашем учреждении. Вообще непонятно, как он сюда попал. Насколько я знаю, родственников или друзей среди начальства он не имеет.

– Действительно, непонятно, – согласился Леонид Андреевич. – Но всё же это надо проверить, а то мало ли…

Каждый раз, так или иначе, Бедовый подводил разговор к предложению назначить ему полтора должностных оклада, и начальник ГУУНО всё больше и больше склонялся к тому, чтобы так и сделать, но всё же, помня наказ Нагаева «не пытаться что-то изменить», он не хотел «пороть горячку» и потому решил пока с этим вопросом повременить. А как-то раз, в очередной приход Бедового, он, устав слушать его жалобы на то, что «одному тяжело работать», рассердился и стукнул кулаком по столу, демонстрируя свои волевые качества жёсткого руководителя.

– Хватит, Фёдор Васильевич! Хватит обивать кабинеты начальства… то есть, пороги кабинетов… Не отвлекайте начальство от работы по всяким пустякам. Если у вас есть сообщить что-то конкретное, то напишите мне докладную. Да, докладную! Тогда я буду вынужден отреагировать на неё. Я соберу своих замов и начальников всех отделов, и мы рассмотрим вопрос… хм… так сказать, предметно. Да, только так и никак иначе. Понятно вам? Пишите докладную, если вас так сильно беспокоит ситуация в вашем отделе. Если же вам слишком тяжело работать в нашем учреждении, то можете хоть сейчас написать мне заявление об увольнении. Я здесь никого силой не держу! Понятно вам?..

Бедовый выпучил глаза и ошарашено смотрел на Леонида Андреевича примерно с минуту, не в состоянии что-либо сказать, а потом поник и, молча кивнув, ретировался из кабинета.

Начальник ГУУНО облегчённо вздохнул и мысленно порадовался своей маленькой победе.

– Да, только так и никак иначе, – повторил он, смакуя каждое слово.

– Молодец! – тут же проявил себя всё тот же неведомый Голос, который время от времени раздавался в стенах кабинета, когда Леонид Андреевич был там один. – Будь с ними пожёстче, а то они совсем на шею сядут…

В первые дни Авоськин немного робел, когда Голос начинал говорить, но постепенно привык к нему и стал считать его таким же атрибутом своего кабинета, как рабочий стол и кресло. В сущности, Голос ничего плохого не говорил и даже, наоборот, высказывал вполне дельные вещи, к которым стоило прислушаться.

«Видимо, так и должно быть, – решил Леонид Андреевич после очередной реплики Голоса. – Так задумано. Наверное, это и есть те самые нанотехнологии, о которых так часто говорят Президент и Премьер. Вот они, в действии. Хорошо придумано – оснастить кабинет каждого начальника голосом, который будет подсказывать ему что и как делать. Вот он, научно-технический прогресс!..»

Но, на всякий случай, про Голос он никому в учреждении не рассказывал, чтобы подчинённые не начали думать о нём что попало.

«Им это знать не положено, – решил он в результате долгих умозаключений. – Технология эта, несомненно, секретная и предназначена только для руководителей».

А потом он подумал, что надо спросить про Голос у Никодима Наумовича, который обязательно должен быть в курсе. Человек-то большой…

Да, что ни говори, любезный мой Читатель, а руководить учреждением – воистину каторжный труд, и потому любой большой или даже средний начальник, не взирая ни на какие свои странности и недостатки, всё-таки достоин сочувствия и внимания со стороны писательской братии. Он достоин того, чтобы о нём был написан роман, освящающий его нелёгкую, я бы даже сказал, героическую жизнь. К тому же я убеждён, что писатель, дерзнувший совершить сей творческий подвиг, вправе рассчитывать на лавры великого мастера слова…

После этого разговора Бедовый стал реже заходить и меньше жаловаться, а иной раз он и вовсе молча просиживал в кабинете Авоськина минут по десять-пятнадцать с кислой физиономией и уходил, оглашая кабинет тяжкими вздохами, очевидно, таким образом напоминая о своих трудовых мытарствах.

Ещё к начальнику ГУУНО ежедневно заглядывал главный экономист Котец, который тоже предлагал ему свои «варианты». Обычно он клал на стол листы бумаги с проектами различных реорганизаций в учреждении.

– Вот, – говорил Котец, заглядывая в глаза Леониду Андреевичу и пододвигая к нему бумагу.

– Что это? – строго спрашивал начальник ГУУНО, сразу давая этим самым понять, что в его кабинете никакие глупости не допустимы.

– Проект изменений в штатном расписании, – мурлыкал Котец в самое ухо Леонида Андреевича. – Предлагаю сократить пару должностей.

– Для чего? – прямо в лоб задавал вопрос начальник ГУУНО.

– Для экономии заработной платы, – отвечал Котец, преданно глядя на Авоськина сквозь очки с дорогой оправой.

– Не будем горячиться, Евгений Сергеевич, – отвечал ему начальник ГУУНО, отодвигая в сторону очередной такой проект. – В нашем учреждении каждый находится при деле, и лишних сотрудников у нас нет. Да, каждый занят чем-то ответственным и значимым. Или вы считаете иначе?

– Я с вами полностью согласен, – говорил Котец, пытаясь вновь пододвинуть свою бумагу. – Безусловно, это так, и тем не менее…

Так, однажды он предложил объединить свой планово-экономический отдел с отделом анализа и прогнозирования.

– Таким образом, мы можем сократить одну из должностей начальника отдела, – резюмировал он.

– Которую же из двух? – спросил Леонид Андреевич, внимательно изучая документ.

– Ну, конечно, должность начальника отдела анализа, – не моргнув, ответил Котец. – А я бы мог работать за двоих на полторы ставки. – Он заискивающе улыбнулся. – Думаю, я справился бы.

– То есть, вы предлагаете сократить целого начальника отдела? – Леонид Андреевич с шумом выдохнул. – Я вас правильно понял?

– Совершенно верно. Тем самым мы пойдём, так сказать, в русле общих тенденций. Сейчас ведь, как вы знаете, по всей стране набирает темпы оптимизация, и…

– Да вы в своём уме? – прервал главного экономиста начальник ГУУНО, представив разъярённое лицо Нагаева. – Как вы можете предлагать мне такое? Оптимизация ведь не касается руководящих структур. Даже наоборот. Везде идёт расширение штатов. Да, расширение. Потому что руководить нашей страной становится всё сложнее и сложнее. А оптимизируются исключительно нижестоящие организации и предприятия, которые играют второстепенную роль в жизни государства.

– Извините, не знал, – пролепетал ошарашенный Котец.

– И зря! – повысил голос Леонид Андреевич. – Знать надо такие вещи, если вы хотите и впредь занимать столь ответственную должность. А то предлагаете мне тут чистейшую авантюру, за которую меня по головке точно не погладят, а вот подзатыльник легко могут дать… или даже пинок под зад. Извините, но этот ваш, так сказать, проект не приемлем. Категорически! Да…

Вообще Котец вызывал в душе Леонида Андреевича некоторую неприязнь, поскольку по утрам он всегда благоухал слишком нежной для мужчины парфюмерией. Да и сам главный экономист выглядел чересчур гламурно: яркие цвета в одежде, блестящие ногти, излишняя манерность и слащавость на лице. Иной раз начальник ГУУНО даже невольно брезгливо морщился, когда Котец входил в его кабинет.

А однажды Леонид Андреевич не выдержал и высказал то, что всё время вертелось у него на языке.

– Евгений Сергеевич, что-то вы вечно какой-то весь… хм…

– Какой? – Главный экономист сделал удивлённые глаза, посмотрев на Авоськина поверх своих шикарных очков.

– Да такой… – Леонид Андреевич сделал руками неопределённые жесты. – Этакий весь… Все эти ваши яркости… К чему всё это? Зачем? Вы бы как-то построже, что ли, одевались… А то, знаете ли… право слово. У нас же здесь серьёзное учреждение, а не хухры-мухры. Мы представляем власть, в конце концов.

– Вам не нравится мой внешний вид? – прямо спросил Котец.

– Можно сказать и так. – Леонид Андреевич нахмурился и добавил в голосе суровой твёрдости. – Да, именно так. Не надо нам здесь этого. Не рекомендую.

– Я вас понял, – потупив взор, промурлыкал Котец. – Приму к сведению.

– Вот и хорошо. Вот и правильно. А то знаете ли…

После этого разговора Котец стал одеваться чуть невзрачней, но благоухал всё так же и продолжал приносить свои экономические проекты, убеждая Леонида Андреевича в их необходимости. Так он предложил сократить уборщицу и обязать работников самим проводить уборку своих кабинетов.

– А кто же будет мыть коридоры? – задал резонный вопрос начальник ГУУНО.

– Ну… можно составить график, и пусть их моют все по очереди, – тут же нашёлся главный экономист.

– А меня вы тоже включите в этот график? – Леонид Андреевич посмотрел на Котца со зловещей ухмылкой. – И я тоже буду мыть свой кабинет и приёмную? Или заставлю это делать Маргариту Генриховну?

Котец сразу сник и исчез и кабинета…

Приходили и другие работники, которые, в основном, как и Бедовый, на кого-то или на что-то жаловались и ябедничали, а потом намекали на повышение своей зарплаты или на премирование за усердия в работе.

Леониду Андреевичу, конечно, приходилось всех выслушивать и что-то им отвечать, стараясь при этом «не пороть горячку», и он от всего этого сильно уставал.

– Ну что за люди? – бывало, в сердцах говорил он Маргарите Генриховне. – Всё ходят и ходят, всё жалуются и жалуются. Тут никакая нервная система не выдержит. А ещё ведь нужно основную работу делать. Эх-хех-хех…

Секретарша всякий раз ему горячо сочувствовала и тоже негодовала.

– Да, они такие… Вечно чем-то недовольны. И ведь сколько им добра не сделаете, а всё одно, будут вас хаять. Я-то уж знаю… Народ такой…

– Да, народ у нас не очень, – удручённо соглашался Леонид Андреевич. – Не повезло нам с ним. А другого-то народа у нас нет. Придётся с этим мучиться, никуда не денешься.

– Что поделаешь, – говорила Маргарита Генриховна, с жалостью глядя на начальника ГУУНО, – такова ваша начальничья доля. Это, можно даже сказать, рок такой. Так что, крепитесь и мужайтесь. Дальше ещё хуже может быть. Вон, ваши-то предшественники… все плохо кончили, бедолаги… Вы бы поменьше внимания обращали на этих… ходоков, а то так вконец себя изведёте, а на главное сил не останется…

И он крепился, собирая в кулак всю волю, поскольку отчётливо понимал, что должен делать свою работу. Всё-таки, он-то ведь был не абы кто, а начальник.

Но, конечно, наш Леонид Андреевич, как ответственный и деятельный руководитель, не только просиживал в своём кабинете целыми днями (хотя бывало и такое), а ещё и покидал ГУУНО, чтобы, так сказать, воочию видеть, как живёт народ и какие он нужды испытывает. Но об этом речь пойдёт несколько позже. А пока что его беспокойные будни продолжались…

Да, кстати, как всякому более-менее важному начальнику, Леониду Андреевичу был предоставлен служебный автомобиль. Правда, это оказалась всего лишь скромная отечественная «Лада», а не роскошный «Мерседес», как у Губернатора, и не комфортная «Тойота», как у начальника департамента, но пришлось с этим смириться.

– Ну, ничего-ничего, – с грустью сказал он, когда впервые подошёл к своей машине. – В конце концов, это ведь не роскошь, а средство передвижения, как написал кто-то из наших классиков.

Он попытался вспомнить, кто именно из наших классиков написал эту фразу, но на ум ничего определённого не пришло, и начальник ГУУНО вздохнул второй раз.

Водителя звали Володей. Ему было сорок с лишним лет, и водил он весьма умело и, пожалуй, даже лихо, ловко маневрируя в плотных потоках городского транспорта. Правда, Володя слишком много болтал не по делу, зачастую затрагивая в своей болтовне разные щепетильные темы: историю России, политику и даже коррупцию во властных структурах. Он сразу поведал шефу о том, что женат и у него есть дочь-школьница, о том, что выплачивает кредит за покупку машины, и о том, что участвовал в обеих Чеченских войнах: в первой – срочником, а во второй – уже контрактником.

«Ничего, пусть себе болтает», – благосклонно решил Леонид Андреевич, слушая Володю и всё ещё находясь в эйфории от своей новой должности. – В целом, вроде бы, парень неплохой…»

5. Тринадцатый отдел

Понятное дело, что Леонида Андреевича необычайно интересовало назначение в ГУУНО Тринадцатого отдела. Он старался не думать об этом секретном отделе, но мысли буквально сами собой пробирались в голову, заполняя её и вытесняя из неё всё прочее. Этот треклятый отдел не давал ему покоя ни днём, ни ночью, что даже стало сказываться на его интимных отношениях с супругой.

– Мосечка, ну скажи мне, что тебя так сильно беспокоит? – в одну из таких ночей прямо спросила его Галина Егоровна. – У тебя неприятности на работе? Если да, то не держи в себе, поделись со мной. Может, я тебе что-нибудь посоветую.

– Да нет у меня никаких неприятностей, – ответил огорчённый очередной неудачей Леонид Андреевич. – Просто устаю сильно. Работы много, нервы на пределе. Отсюда всё и проистекает.

– Бедненький, не бережёшь ты себя, – пожалела его Галина Егоровна, пытаясь вновь приласкать и воодушевить мужа на любовные подвиги…

И такая напасть стала случаться с ним всё чаще и чаще, что грозило полной потерей семейного счастья.

Руководил Тринадцатым отделом Бурин Виктор Олегович. Он, как и предупреждал Нагаев, изредка приносил начальнику ГУУНО на подпись какие-то отчёты, служебные записки, накладные и прочие бумаги, но на любые вопросы отвечал лишь загадочной улыбкой или многозначительной ухмылкой, и Леонид Андреевич сразу понимал, что спросил какую-то глупость.

Пару раз он пытался выведать хоть какую-нибудь информацию у секретарши, предполагая, что та должна что-то знать, но обе попытки не увенчались успехом.

– Ох, лучше и не спрашивайте, – в первый раз ответила Маргарита Генриховна. – Уж поверьте моему профессиональному и женскому опыту. – При этом она томно прикрыла глаза, очевидно, вспомнив нечто приятное. – Есть вещи, о которых не следует знать даже самому большому начальнику. Потому что это знание не принесёт вам ничего, кроме одного расстройства. Помните, как сказано у этого… мудрого библейского царя?.. А, Экклезиаста… Хм… – Она наморщила лоб, а потом стала цитировать по памяти слова из Библии, повергнув Леонида Андреевича в полную растерянность. – И предал я сердце моё тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это – томление духа, потому что во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, умножает скорбь…

Когда же он опять заикнулся о загадочном отделе, Маргарита Генриховна посмотрела на него так, как смотрит строгая учительница на нерадивого ученика, в очередной раз не знающего материал.

– Будем считать, что вы этого не спрашивали, а я – не слышала. Хорошо?..

Каждый день Леонид Андреевич нарочно проходил мимо двери Тринадцатого отдела, на которой висела ненавистная табличка «Посторонним вход воспрещён!». Его рука сама тянулась к ручке двери, но всякий раз он неимоверным усилием воли удерживал себя от опрометчивого поступка. При этом начальник ГУУНО испытывал сильнейшую обиду и острейшую досаду. Ещё бы! Ведь получалось, что он, начальник учреждения, является тем самым ПОСТОРОННИМ.

– Ведь это же абсурд! – возмущённо говорил он сам себе, когда возвращался в свой кабинет после очередного такого похода. – Я – посторонний! Это же ни в какие ворота… Это просто издевательство…

Конечно, долго всё это продолжаться не могло. Тайна, окутывающая Тринадцатый отдел и его деятельность, всё сильней и сильней тяготила нашего Леонида Андреевича, превращая его жизнь в мучительное существование и нещадно терзая разум начальника. Он уже не находил себе места в собственном кабинете, обдумывая разные способы эту тайну разгадать. Он даже стал подумывать о том, чтобы после окончания рабочего дня взломать дверь Тринадцатого отдела и посмотреть, что там внутри такое находится. Но, как законопослушный гражданин, Леонид Андреевич, конечно же, не мог себе такого позволить. Да и охранник всё равно прибежал бы на шум, что грозило скандалом.

И вот, в итоге долгих, напряжённых раздумий, вконец измученный начальник ГУУНО решил действовать традиционным русским методом. Когда Бурин зашёл к нему в кабинет с очередными бумагами, Леонид Андреевич, дрожа от волнения, произнёс то, что пришло ему на ум.

– Виктор Олегович, не могли бы вы сегодня зайти ко мне в конце рабочего дня?

Начальник Тринадцатого отдела пристально посмотрел на него, прищурив свои карие глаза, словно хотел прочесть все мысли в голове начальника управления, а потом молча кивнул, тем самым дав понять, что давно уже ожидал такого вопроса и знает, для чего он должен зайти в конце рабочего дня.

Когда Бурин вышел, Леонид Андреевич почувствовал огромное облегчение и был чрезвычайно доволен собой. В него в этот момент вселилась необъяснимая уверенность в том, что отныне дело пойдёт как надо.

Он встал и, подойдя к шкафу, на всякий случай, лишний раз убедился, что в баре имеется всё необходимое для самого серьёзного разговора…

_ _ _

За пять минут до окончания рабочего дня начальник Тринадцатого отдела вошёл в кабинет начальника ГУУНО.

– Присаживайтесь, Виктор Олегович, – сказал Леонид Андреевич, указав рукой на стул, стоявший напротив. – Я давно собирался с вами поговорить. Догадываетесь, по какому поводу?

– Догадываюсь, – честно ответил Бурин, глядя с лёгкой иронией, чем немного смутил хозяина кабинета.

– Да? Ну, так даже лучше. – Авоськин натянуто улыбнулся, и атмосфера в кабинете стала более доброжелательной. – Тогда, как говорится, не будем тянуть резину, а сразу возьмём быка за рога. Вы согласны?

– Согласен. – Бурин сложил на груди руки. – Я полностью одобряю ваше правильное решение.

– Вот и замечательно. – Леонид Андреевич сходил к шкафу и достал из бара бутылку коньяка и плитку шоколада. – Как вы относитесь к армянскому? – спросил он.

– Очень даже положительно, – ответил начальник Тринадцатого отдела, и глаза его сразу наполнились радостью и даже умилением.

Леонид Андреевич откупорил бутылку и распечатал шоколад, после чего извлёк из верхнего ящика стола две рюмки, на которых был изображён герб города.

– Приятно иметь дело с профессионалом. – Он налил по полной. – Предлагаю выпить за профессионализм во всяком деле.

– Полностью поддерживаю, – сказал Бурин, решительным движением взяв рюмку…

Они выпили и съели по кусочку шоколада.

– Да, умеют всё-таки армяне делать коньяк, – констатировал Леонид Андреевич, чувствуя, как тепло разливается по внутренностям. – «Арарат» ещё в советские времена был известен. Хорошая марка.

– Умеют армяне, – согласился Бурин, откинувшись на спинку стула. – Да и грузины тоже.

Он был среднего роста и среднего телосложения. Его тёмно-русые волосы были коротко подстрижены, добавляя мужественности лицу начальника Тринадцатого отдела. Вообще он разительно отличался от всех прочих работников ГУУНО, больше напоминая какого-нибудь рабочего или колхозника, чем офисного работника, и потому казался в этом учреждении пришельцем из какого-то другого мира. Впрочем, Леонид Андреевич тут же почему-то подумал, что начальник Тринадцатого отдела и должен выглядеть именно таким вот суровым мужиком, вдоволь нахлебавшимся в жизни всяких лишений.

– Как обстановка в отделе? – спросил Авоськин.

– Рабочая, – коротко ответил Бурин.

– Работы много? – опять спросил Авоськин.

– Хватает, – уклончиво ответил Бурин.

– Понятно. – Леонид Андреевич налил ещё по одной. – Ну, тогда за успехи в работе…

Они опять выпили и съели ещё по одному кусочку шоколада.

Леонид Андреевич решил, что пора уже переходить к главному.

– А не могли бы вы… – произнёс он и замялся, стараясь правильно сформулировать свою просьбу, – хотя бы вкратце посвятить меня в то, чем занимается ваш отдел. А то как-то…

– Понимаю, – кивнул Бурин. – Ну, если только вкратце. А то ведь…

Начальник ГУУНО достал носовой платочек и протёр им свой лоб, от волнения обильно покрывшийся потом.

– Я, знаете ли, чего уже только не предполагал. – Он виновато улыбнулся. – Даже всякая чушь в голову лезла.

– В принципе, в какой-то мере вы угадали. – Бурин покосился на бутылку «Арарата».

Леонид Андреевич, верно истолковав этот взгляд, вновь наполнил рюмки.

– В каком смысле? – спросил он перед тем как выпить.

– Да в прямом, – ответил начальник Тринадцатого отдела после того как выпил и закусил шоколадом. – Чушью и занимаемся, в том числе…

– Как это? – удивился Авоськин.

– Да так, – усмехнулся Бурин. – Мы изучаем аномальные нужды общества, а также работаем с теми общественными организациями, которые занимаются разной неясной деятельностью.

– Это какой же? – ещё больше удивился Леонид Андреевич.

– Да такой. – Бурин сделал рукой неопределённый жест. – Которая вызывает у руководства сомнения и беспокойство.

– Поясните, пожалуйста, – попросил начальник ГУУНО, пытаясь представить, что это может быть за деятельность.

– Да пожалуйста. – Начальник Тринадцатого отдела закинул ногу на ногу. – С чего начать?

– Ну, начните с главного. – Авоськин тоже откинулся в кресле и закинул ногу на ногу, приготовившись внимательно слушать.

– Хорошо… Ну так вот… В данное время наш отдел занимается одной весьма мутной организацией. Называется она «Эпоха прогресса».

– Какое необычное и броское название, – сразу заметил Леонид Андреевич.

– Название они, очевидно, взяли из фантастических романов братьев Стругацких, – пояснил ему Бурин. – Там были такие… прогрессоры. Они летали по Вселенной и помогали развиваться другим цивилизациям.

– Увы, не читал. – Авоськин развёл руками. – Я никогда не любил фантастику.

– Ну, это зря. – Бурин похмыкал и покачал головой, видимо, раздосадованный тем фактом, что начальник ГУУНО не любит фантастику.

– Так чем же занимается эта «Эпоха прогресса»? – нетерпеливо спросил Леонид Андреевич.

– Вот это мы как раз и пытаемся выяснить. – Бурин криво усмехнулся. – В уставе организации сказано, что она ведёт прогрессорскую деятельность, направленную на то, чтобы подготовить население Земли к переходу человеческой цивилизации в новую, более совершенную стадию развития.

– Как вы сказали? – Авоськин растерянно заморгал, услышав такую заумную и непонятную формулировку. – Прогрессорскую деятельность?

– Вы не ослышались. – Бурин опять покосился на бутылку. – То есть они будут нас готовить к переходу в новую стадию развития.

– И что всё это означает? – Леонид Андреевич налил коньяк, отметив, что в бутылке осталось ещё на один раз.

– Ну… я полагаю, что их задача сделать нас более совершенными во всех смыслах.

– Да? – Начальник ГУУНО задумчиво почесал затылок. – И как же они собираются это сделать? Большевики и то не смогли, несмотря ни на какие усилия.

– Не смогли, – согласился начальник Тринадцатого отдела. – К сожалению.

– Вы что, симпатизируете большевикам? – насторожился Авоськин.

– Симпатизирую. – Бурин посмотрел на него с вызовом. – А что? Это запрещено?

– Нет, но… в наше время это считается дурным тоном. Вы же знаете отношение к данной теме и вообще к Советскому Союзу нашего Президента?

– Знаю. – Бурин помрачнел. – Но, тем не менее, идеи большевиков были очень даже заманчивые. Построить идеальное, справедливое общество… Разве это плохо?

– Конечно, хорошо. – Леонид Андреевич с грустью вспомнил свою комсомольскую юность. – А Никодим Наумович знает о ваших… хм… политических взглядах?

– Знает. – Бурин быстрым движением схватил рюмку и опрокинул её в рот. – Я их и не скрываю.

Авоськин не стал отставать от начальника Тринадцатого отдела в плане коньяка.

– И что, неужели он вас за это не упрекает?

Бурин пожал плечами.

– А почему он должен меня упрекать?

– Ну как же… Он ведь состоит в нашей главной партии. В основной. Теперь ведь у нас другие большевики.