Змееносец Ликише

Как по команде, все гости покорно склонились в низком поклоне перед женихом и невестой. Всё было бы прекрасно, идеально, если бы не та ледяная волна принужденной радости, что исходила от многих «гостей». Атмосфера была пропитана ядом зависти и страха, словно в спину каждому воткнули невидимый кол. Ликише чувствовал это кожей.

Завистливые взгляды городских управителей и глав альянса, судей, визирей и представителей малых городов – все они пылали скрытой яростью. Состоятельные купцы и представители родовых семей, чьи дочери ещё вчера мечтали занять место рядом с сарфином, с трудом сдерживали гримасы недовольства. Эта всепоглощающая жажда власти свела с ума всех, превратив торжество в гигантскую арену тихой, но ожесточенной войны. И было очевидно – брак этот не положил конец распрям. Он лишь стал первой искрой в бочке с порохом.

Неожиданно для себя самого Корсей поймал на своем лице ту же мерзкую, натянутую ухмылку, что и у всех этих скверных людей. Его пальцы сжали тонкую ножку хрустального бокала с шипучим вином, а губы растянулись в безжизненной, дежурной улыбке – точной копии тех, что он с таким отвращением наблюдал вокруг. Этот автоматический жест, эта готовность надеть маску оказались страшнее осознанной ненависти. Он стал частью этого фарса.

С отвращением к собственной слабости, Ликише нарочно разжал пальцы. Хрупкий бокал с звоном разбился о полированный мрамор пола, рассыпавшись тысячей сверкающих осколков и алых брызг. Жест был ребяческим, но он достиг цели – острая физическая неловкость на миг перекрыла душевный гнет, отвлекла от угрюмых мыслей.

– А кто будет это всё убирать? – послышался до боли знакомый, неторопливый и чуть хрипловатый голос.

Ликише обернулся и узнал грузную, но все еще мощную фигуру давнего вольноотпущенного святозара – Улема. Старый воин, когда-то носивший доспехи, а теперь облаченный в простые, но добротные одежды управителя, стоял, подперев рукой щетинистый подбородок, и смотрел на лужу вина с видом опытного домоправителя, видевшего и не такое.

Глубоко в душе, в самой ее сокровенной глубине, Ликише с болезненной остротой обрадовался. Здесь, в этом наигранном театре масок, Улем был единственной живой, не притворной душой, осколком настоящего мира из его детства. Но снаружи он остался все таким же глубоко спокойным, почти ледяным. Лишь тень чего-то, что могло бы быть улыбкой, дрогнула в уголках его губ.

– Найдешь кого-нибудь из прислуги, – равнодушно бросил Ликише, отряхивая рукав. – Или сделаешь это сам. Разве не в твоих обязанностях следить за порядком?

Он знал, что это неправда, и Улем знал это. Но это был их старый, привычный ритуал – игра в превосходство, за которой скрывалось давнее, молчаливое понимание.

– Для такого случая верну всё обратно, – едва заметно уголки губ Улема дрогнули.

Воздух вокруг осколков зарядился густым мерцанием. Хрустальные обломки, будто повинуясь незримой воле, всплыли и собрались в идеальный сосуд, что секунду назад был в руках у Ликише. Алые брызги вина оторвались от мрамора, свернулись в изящную спираль и бесшумно наполнили восстановленный бокал до краёв. Он медленно подплыл к руке корсея.

– Ну, если этот напиток оказался таким же кислым, как твоё лицо, то я тоже не стал бы его пить, – Улем хрипловато усмехнулся. – В воздухе я уловил едва слышимый аромат серы, сразу догадался, что ты прибыл сюда. Сам прибыл или кто-то надоумил?

Ликише промолчал, отводя взгляд в сторону разодетой толпы. Спустя тяжёлую минуту тишины, он выдавил: – Мне просто омерзителен этот цирк. – Он сделал глоток из восстановленного бокала, будто пытаясь смыть с языка привкус лжи. – Я чего-то не знаю?

– Да, – глубоко вздохнул святозар, с тоской глядя в сторону самодержцев, беспечно болтающих с северянами. – Эту помолвку держали в тайне до последнего. Я полагаю, всё ради наследника. Будущего наследника. Иначе последователи покойного Сихея, эта гордая шайка, что самовольно зовётся сихийцами, местные приверженцы Змееносца… они бы растерзали наших гостей ещё у подножия Илиона. Многие в народе ждут твоего восхождения и уповают на это. И планы иных вельмож рухнули враз, как только весть о будущем наследнике грянула сегодня утром на улицах Мириды.

Слова святозара поразили Ликише, как удар в солнечное сплетение. Он знал, что отец с матерью пойдут на любую уловку, чтобы удержать трон, но такого… Он не ожидал подобного циничного поворота.

– Согласен. Новости не из приятных, – его голос звучал ровно, но едва приподнятая бровь выдавала бурю непомерного возмущения. – Я многое пропустил. А если бы и застал – вряд ли выжил. Всё стало ещё сложнее. – Он бросил взгляд на бледную Хиону. – Они что, решили скреститься с борейцами? С теми, кто предел род Альхидский и ушёл в изгнание в поисках «лучшей жизни»? И теперь эти изгнанники внезапно вернулись, да ещё и с короной? Ты думаешь, это… знамение? Словно страницы триптиха Даория оживают наяву.

В его словах прозвучал не просто вопрос, а глубокая тревога, будто он увидел зловещий узор, складывающийся из разрозненных событий.

– Именно так, – тяжело вздохнул старый святозар Улем, и в его глазах отразилась многовековая усталость. – Говорят, проклятие Ириля не легло на кланы бореев. Их дети до сих пор рождаются с даром, сильными магами. Все это время твой отец цеплялся за тебя. Кричал на советах, будто ещё может зачать наследника-мага от какой-нибудь наложницы… но ни одна так и не понесла от этого альхида. Весь род Асхаев-Дан тайно молился на тебя, но эти нечестивцы превзошли сами себя. Пригласили северных дикарей, принимают их как почётных гостей, а тебя… тебя освистали у ворот. Более чем странно.

– Но Мирида и так полна магов, – не сдавался Ликише, хотя в его голосе уже звучала трещина. – Да и остатки Дома Невест всё ещё живы. Они кочуют по нищим улицам, сражаясь за плесневелый хлеб. Дочерени Сихея и Изимата… они как тени былого. Скитаются, принимают участие в уличных драках, словно простые наёмницы.

– На мой взгляд, ты слишком осведомлённо об этом говоришь, – сурово посмотрел на него Улем. – Тогда ты должен знать, что эти девицы давно присоединились к сихейцам. Они впутались в заговор, который для них закончится лишь на плахе. Не смей думать, что я оставил дочерей Данов на произвол судьбы. Нет. Мне удалось вывезти в Визерию больше альхидов, чем я рассчитывал – последние чистые потомки Дома Невест. – Голос старца дрогнул. – Эх, почитаемый дом Данов… Их древняя фамилия была ветвью самого Ириля! Летописи гласят, что первые сарфины брали в жёны лишь дановских невест, дабы сохранить гармонию с природой и силу рода. У них были свои обычаи, свой герб с пламенеющим фениксом и даже своя заповедь: «Верность до пепла». Они славились самыми прекрасными и мудрыми невестами для династии Асхаевых… но теперь дом осиротел. Старая Мазалипина, последняя хранительница их традиций, познала смерть в стенах этого дворца. Одинокая, забытая всеми… как и её род.

Улем замолчал, сгорбившись под тяжестью воспоминаний. Воздух между ними сгустился, наполненный горечью утрат и предательств, которые были куда страшнее любого проклятия.

– Они убили ее? Убили старшую женщину Данов? Прозорливая Бонна пережила всех своих праправнуков! Невесты дома почитали ее, называли ее мудрейшей из всех женщин. Слава ее мудрости!

– Они загубили много достопочтимых альхидов! Безбожно плюют в лицо судьбе, нисколько не боясь расплаты. Они забыли того, кто стоит выше их. – Бросив на Ликише умоляющий взгляд, святозар приметил воинственный настрой корсея и добавил: – Последним Данам нужна помощь. Я больше не могу скрывать их в самых низких трущобах. Присутствие святозара в низовьях Мириды вызывает много вопросов. Я слишком приметен для них.

Ликише стал ближе к своему собеседнику, чтобы святозару Улему не пришлось говорить так громко, подметив, как близко подступили к ним сплетники, норовя услышать их разговор.

– Место старое?

– То самое.Ранее им владел некий Мизгирь, но теперь кое-кто другой.

Только Ликише мог знать, где укрываются оставшиеся в живых беглецы. Место, на которое намекал святозар, имело название «Трактир, который никогда не стоит на одном месте, или место, которое всегда и везде есть». Именно так отзываются местные низко падшие миридийцы, что посещали столь непристойное заведение. Именно этот трактир должен посетить Ликише в ближайшее время и вывести из города альхидов.Ликише с недолгим успокоением глядел на праздничное настроение гостей. Под веселую музыку играющего квартета в кругу молодых и хихикающих девиц корсей заметил звонко смеющуюся принцессу-мелиссу, которая больше не казалась такой скромной, как на первый взгляд. Он бы еще долго наслаждался обаятельными танцами северянки, если бы не святозар. Видимо, ему было что добавить:

– Коссей стал на место своего отца, но корона по прежнему при сарфине. Однако старый безумец прячется от своих подданных. Многие посчитали, что власть ослабла, и поэтому, чтобы не произошло никакого переворота со стороны знати, которая успели стать на сторону сихейцев, на месте сарфина восседает лжец и убийца альхидов. Гадесис игнорирует высоких гостей из Визерии, посылая за стол переговоров женщину. А пока он развлекается в постели с рабынями и наложницами, Фрийя прибрала к рукам право на весь альянс. Ее речи полны сумасбродства, она сажает в тюрьмы старых магов. Многие не согласны с ней, но молчат. Они боятся ее мести. Несчастные случаи с альхидами перестали расследовать. Святозары уже давно не есть кем были созданы. Их рука справедливости так же кормиться мередийским золотом. А мудрейшие уже как десять лет закрылись в своей молельне – выбирают ординариуса, главнокомандующего в ордене. Истинные глупцы имеют чётное количество голосов, но каждый голосует сам за себя. Потому лукавая простолюдинка прибрала все к рукам! На улицах играют в смертельные игрища, отвлекают народ. Я убежден, кто-то или что-то тайно управляет Миридой. Превалириат по неизвестным причинам стал на сторону Фрийи. Немыслимо. Эта женщина готова утопить Элиду в хаосе. Безумный Аллель! Он совершает ошибку за ошибкой, словно малое дитя. Наш неукоснительный повелитель наделил обоих необычным положением, теперь они тут всем ворочают, и Фрийя тут же принялась воздействовать на многие вещи. Душит народ налогами. За все нужно платить! Даже за молитвы Берегине!

– Ординариус? Как можно выбирать главнокомандующего, когда знамения сбываются?! Конец света близок, а они… – возмутился Ликише, услышав новости от Улема, корсей впервые за время беседы поддался чувствам. – Не могу поверить, что святозары пропустили мимо своих острых глаз подобное бесчинство.Улем не спешил отвечать.

– Тебя не было, – прозвучал оскорблённый голос собеседника. – Я не раз навещал Ириль, однако тебя и там не было. Я искал помощи на стороне, но все словно закрыли глаза и рот – не хотят ни видеть, ни слышать. Не знаю, в курсе некоторых событий, но мне приписывают предательство нашего ордена. За мною скоро придут.

Тяжёлая новость об измене святозара Улема ошарашила альхида. Вольноотпущенный – значит больше не служит ордену заслужив вечную благодарность. И таких было не мало. В основном те, кто пережил Братское сражение. А Улем истинный герой того времени, когда в битве двух альхидов он жертвовал собой ради мира и в своей отваге старый святозар снискал свободу, при этом оставив при себе соттан и доброе имя святозара, а это значит, что любые двери Мириды открыты перед ним. Однако, при новой власти святозары посчитали его предателем. Вольноотпущенный, значит отказался от ордена, теперь его ждет анафема. Страшное забвение. И больше никто не вспомнит о великих подвигах никому не нужного старика.

Все тело корсея напряглось под умоляющим взором старого, седовласого святозара. Приступ буйного гнева резко завладевал головой корсея. Казалось, что вот-вот его внутренняя сущность, тот, кого все так боятся, выбьется наружу и обезобразит этот радостный вечер, но Ликише, как мог, сдерживал себя.

– Пока я жив, тебя никто пальцем не коснется! Слово Змееносца! Я должен переговорить с повелителем. Где я могу найти сарфина?

– Собственно, я по этому поводу, – не стал мешкать Улем, сразу оповестил Ликише о ближайших планах сарфина.– Сперва тебя хотели взять под стражу, однако я постарался переубедить его, так как это самая скверная идея безумного старика. Уже несколько лет он упрекает тебя в краже реликвии Мириды. Он твердит, что именно ты мог изъять у него то, что дороже всего города.

– Очень интересно, что это за драгоценность?

– В тот день он называл твое имя.– Улем бросил на Ликише предупредительный взгляд. – Он вовсе обезумел.

– Не понимаю связи, – похолодел Ликише, услышав невыносимые ему слова.– Он уверен, что ты тому причина.

– И давно я стал вором?

– Но-но-но! Это нечистое слово нестерпимо для корсея Мириды! «Одногo из наследников» и носителя Офиуса, нашего Змееносца! Кто, как не ты, маг, являешься будущим нашего города и вскоре станет спасением для нашего мира? – вполголоса ответил святозар, распугивая любопытных окружающих.Корсей призадумался над этим. Слова святозара могли быть вещими, и упускать эту идею было так же глупо, как допустить, что он прав.– Все же стоит проведать своего боготворимого дедушку, – добавил Улем, уводя корсея из парка.

9 глава

Пока гости радостно проводили время, танцевали, пели песни, смеялись, Ликише в спешке покинул пир. Он и его старый друг – святозар вышли на небольшую лужайку с переливающим золотистым цветом травы, а там по выложенному узору из черной гальки. Та самая секретная дверь в библиотеку, где Ликише когда-то прятался от всех нянек и других надзирателей,проявилась не сразу. Это была стена обросшая густым кустарником из мелких золотых ягод с самым терпким вкусом, потому к кустам никто и не подходил уже более десяти лет. Ликише стал перед стеной, стараясь сохранить спокойствие, добавил:"Расступись, открой мне свою тайну", после которых колючий кустарник, проросший вокруг стены, расступился, открыл портал в залитую желтым светом библиотеку. Один шаг и корсей снова очутился в открытом вестибюле, где он провел большее время чем где-либо.

Как всегда, здесь было тепло и тихо. До боли знакомый аромат восковых свечей напомнили на давно прошедшие дни дикого одиночества. В закоулках памяти всегда хранился запах сырых углов, старой кожаной брошюры, воска вперемешку с сырыми коврами, гобеленами и резкой вони старых чернил.Ликише осмотрелся по сторонам: все, что он видел – осталось, так, словно он никогда и не покидал Мириду. Все тот же беспорядок, напомнил ему о прошлой жизни. Запыленные шкафы с фолиантами, портреты родственников и картины от любимой наложницы, его покойной бабушки, немного радовали. Громадные стопки запыленных книг стояли посреди комнат. Старинные гобелены пускали гнилой запах, всевозможные артефакты и древние статуи, привезённые из разрушенного Ириля, валялись, где придется.

На втором этаже до сих пор стояла кушетка с подушкой и одним подсвечником. Прежде корсей здесь спал, и это было его любимое место для отдыха. Где на самом деле здесь он провел свое самое счастливое детство. Ему всегда нравилось возиться в древних вещичках повелителя. Ликише вспомнил как сам убирал здесь, наводил уют для себя. Ему ужасно не хотелось, чтобы кто-то узнал о его сокровенной тайне. Несмотря на высокое происхождение, он брал в руки тряпицу, метлу начинал мести мусор и до блеска натирать лестницы, выносил гобелены на свежий воздух, выбивал скопившуюся пыль с бабушкиной ручной шпалеры. Однако, глядя на то, как все было запущено, убирать, видно, здесь было некому.

– Змеиным ядом несет еще как вошел в город,– в темном углу показался черный высокий худощавый силуэт.– Улем, друг мой, благодарю тебя за услугу. А теперь оставь нас, это семейные дела.

Из густых теней за колоннами медленно, почти призрачно, вышел сарфин. Оставшись наедине с этим высохшим, как жердь, на первый взгляд изможденным повелителем, корсей едва узнал в нем того исполина, которого когда-то боготворил.

Прежде это был сильный мужчина, крепкий, как сама гора Илион, которую не обойти и не сломить ни могучему ветру, ни проливному ливню. В далеком детстве маленькому Корсею казалось, будто повелитель и есть земное божество, которому поклонялось не только Белое войско, но и весь род альхидский. Всесокрушающий исполин в глазах ребенка, обладающий безудержной мощью, мог победить врагов, едва те подумали о предательстве, а его верные приспешники были тут как тут, чтобы исполнить любую волю.

Многое перетерпела Мирида за правление сарфина Аллеля. Высокий, с пронзительным взглядом мужчина, он правил с немалой жестокостью, приправленной холодным расчетом. Он видел всё, что творилось в его городе, а слухи лились к нему со всех сторон, как вода в бездонный колодец. За «лёгкие» доносы или обвинительные письма сарфин раздавал железный кругляш – пропуск на пять дней сытной кормёжки в общих кухнях или одно омовение в храме святозаров.

Охочих «очиститься» быстро перевалило за сотни человек, и величественный храм святого воинства превратился в подобие городской бани, где мылись грехи, которых не совершали, и приобреталась милость, которой не стоило доверять. Чистые и сытые бездельники, доносящие друг на друга, заполнили улицы, создавая видимость процветания и порядка. Оттого сарфина любили в народе и желали ему много лет жизни – ведь он давал хлеб и зрелища, пусть и ценою собственной чести.

Теперь же перед корсеем стояла лишь тень того великана – человек, изнуренный годами, властью и, возможно, грузом тех самых решений, что сохранили трон, но растлили душу.

– Пришло время поговорить. Смотрю, ты повзрослел. – Голос старого сарфина прозвучал как скрип заржавленных врат, заставляя Ликише невольно содрогнуться. – Красив и силен, преисполненный желаниями… Помню, когда я был твоего возраста, я тоже чего-то жаждал. Я страстно хотел быть им ! Я хотел быть Змееносцем! – внезапно выкрикнул он, и его иссохшая рука с цепкими пальцами впилась в подлокотник кресла. – Сарфин Даорий часто рассказывал о нём. Он поведал нам о своих подвигах, когда я был ещё десятилетним юнцом. Я был пленён этой историей! Читал немыслимые сказания о наших предках, о легендарном Офиусе, от которого голова молодого парня шла кругом! Меня манила эта сила. Мощь, что сокрыта в одном лишь человеке! Об этом можно только мечтать!

Ликише не ждал радужного приёма, потому был готов ко всему, но этот поток безумных откровений застал его врасплох. Старик говорил с жаром, которого его тело, казалось, уже не могло вмещать.

– Лютос… Корсей Лютос – единственный законнорожденный Асхаев-Данов, но, к сожалению, не маг, как и мой сын, оба от наложниц – любовниц. Обе не альхидского рода, потому им никогда не суждено было стать сарфинами, а их помёт никогда не сядет на трон Мириды! В этом суть нашего мироздания! Высшие силы сами решают, кто воссядет на трон. Ах, судьба меня наказала, лишая моих сыновей магии, а матерей моего рода – их детей. Это скорбное проклятие – хоронить младенцев альхидов, видеть, как предают крохотное тельце всепожирающему огню… А ведь всё началось с того дня, когда родился ты ! Хм, последний младенец-альхид… Не странно ли это? Святозары тут же доложили, что детей нашего рода… всех постигло проклятие Ириля. Сколько слёз было пролито… Крови альхидов хватило бы, чтобы заполнить улицы города, казалось, они могут залить глухой каньон. Женщины и их дети, мужья, семьи массово гибли, добровольно шли на это, не боясь гнева Берегини, потому превалиры потребовали сохранить тебе жизнь.– Его голос стал шипящим, полным старой ярости.– Изимат и его брат Сихей, Вивея… пользовались моей терпимостью, добротой и любовью. Они пытались снять проклятие с помощью рождения Змееносца! В один день я узнал, что она вошла в общину поклонистов и стала избранной. Нечистый Дом Невест – жертвенник для этой длиннохвостой рептилии! Притон богомольных. Но самой ужасной новостью было то, что блудница из того дома носит в себе особенное дитя.

Мне пришлось потрудиться, чтобы выманить старого Изимата вместе с нечестивой. Их жизни ничего не значили! Лукавый альхид был осведомлён о моих планах, потому отдал свою жизнь ради…своей дочери. Он стал для неё Оберегом. Редкая магия – умерший становится оберегом.

Изимат хотел отвоевать её, прислал целое войско под стены обители, но святозары не поддались провокациям. Они уговорили безумца отступить… ради других. Помню эту ночь, будто это произошло вчера: как истая жуть поселилась на улицах нашего города. На глазах людей змеи норовили попасть в обитель, прогрызали толстые стены, кусали святозаров! Новости о божественном сыне тут же породили множество слухов. Люди охотно подхватили весть о пришествии законного наследника. Знаком змея были исписаны стены, стяги, лица людей надели маски змеиной морды… Тварь, которую я когда-то победил… – прошептал он с ненавистью. – Оно вернулось. В моём собственном доме.

– Аморф, – продолжил тот, и имя, сорвавшееся с его губ, прозвучало как стон, вынуждая Ликише окунуться в мрачную картину прошлого. – Он был мне самым… любимым братом и другом, в отличие от других братьев и сестер. Мы с детства были неразлучны – всего по годку разница. Везде и всюду он следовал за мною, мы доверяли друг другу как никто другой.

Глаза старого сарфина, казалось, на миг оттаяли, заглядывая в давно умолкшие коридоры памяти.

– В годы нашей юности мы, оба амбициозные и решительные, взбирались на самую высокую башню крепости, оба сбегали в город, переодевались в рубище нищих и ходили просить милостыню на рынке работорговцев, чтобы потом на эти гроши купить сластей. Каждый вечер мы носились по узким улочкам родного Ириля вместе с местными ребятами, чтобы подразнить местных девчонок. Так прошло наше детство.

По совершеннолетию Аморф стал задавать вопросы, которые стали противоречить моим ожиданиям от этого мира… и от него. Я страстно захотел, чтобы этого больше не было в моей жизни! Этот проклятый Змееносец! Эту ползучую тварь я тут возненавидел. Он отобрал у меня моего брата.– Он с ненавистью выдохнул, и его пальцы вцепились в ручки кресла. – Офиусу мы возводили храмы, приносили в жертву людей и животных, ублажали кровожадного красивыми рабынями. Я помню, как Даорий говорил нам о затмении, которое приходит на день Змеевика. Это и есть приход живого бога на землю, когда сарфин перевоплощался в огромного нага и устраивал настоящую вакханалию на улицах Ириля. Уже тогда я заметил, что мой Аморф потерял голову из-за этой твари. Я видел его безумные глаза, я знал, о чем он думает, как себя ведет; я видел его насквозь.

Стараясь быть равнодушным ко всему, я повидал многое, тем не менее изо дня в день преступные мысли Аморфа не давали мне покоя, словно тот обезумел. Он был одержим маниакальной идеей завладеть змеем отца. Мы оба знали, что только сарфин имеет право быть Змееносцем и только сарфин несет это бремя. Но у нас было много братьев и сестер от наложниц и любовниц – кому достанется право носить змея? Я, как и Аморф, хотел этого как никогда! Моя корона! Мой город! Я вел себя, словно сарфин. К шестнадцати годам у меня уже была своя свита, и они помогали мне убирать соперников…

Он замолк, и тень давнего ужаса легла на его лицо.

– Но когда это дошло до отца… Я как никогда был готов принять змея со всем почётом и даже устроил настоящий пир, но вместо этого проклятого духа явился Аморф . Я не смог убить брата раньше, за что и поплатился! Даория не стало, а Змееносец так и не показал себя. Даорий наказал нам жить по его законам и ждать… но кто возьмет бремя правления?! Остались только я… и Аморф.

Весь орден святозаров ударился со мной в самое сердце ада – туда, где укрылся мой брат. В ту ночь я взял на себя чин аттарисиса, вошел в их ряды как будущий правитель и наследник. Я пытался остановить Аморфа! Но его гнев был сравним с мощью самого Змееносца. Ирильцы долго противостояли злу, жертвуя собой ради призрачного мира. Они боролись за свободу, но Аморф был не в себе – он жаждал лишь расплаты.

Я не мог иначе! Пожертвовал целым городом! Святозары ринулись в самое пекло, но никто так и не добрался до Аморфа живым. Тогда я решился – если я не Змееносец, то регалии сарфина всё равно принадлежали мне, и только мне. Я должен нести бремя правления!

Я помню, как доспехи сарфина, что хранились в обители под присмотром столетних стариков-святозаров, вдруг исчезли. К сожалению, эти высокомерные старцы только и умели, что мудро мыслить, но в решающий момент я застал их… чуть ли не у стены Ириля. Мудро, не правда ли? Их смерть была очень быстрой. Я даже сказал бы – сладкой, в отличие от смерти их братьев, павших на поле боя с невиданными тварями, что создал Аморф из тел местных жителей.

Это было нечто… нечто тошнотворное! Перекошенные и вывернутые тела, сплошная кровавая масса плоти и костей… Картины прошлого посещают мою голову по сей день. Не дают мне забыть.

Улем в то время был совсем ещё юным и бился со мной плечом к плечу против целого легиона этих уродцев. Воистину, храбрейшие воины, что по сей день стоят во главе ордена… Они выбирают ордионариуса уже десять лет. Ха! Я по праву называю их героями, ибо их смелость была поистине невероятной. Им пришлось броситься в самое пекло, что сотворил Аморф.