Змееносец Ликише

– Она говорила, что только книга раскроет тайны. – после долгой раздумий, что за книгу оставила наложница сарфина Вивея, Ликише добавил: – Порой мне казалось, что она ждала кого-то. Сильно ждала. И каждый раз повторяла, что книга раскроет тайны.

– Книга? Что за книга? Колдун вопросительно глянул на мальчика, на что мальчишка только пожал плечами.– Не думаю, что ты не причастен к ее смерти, – добавил колдун, заметив чистую наивность в своём собеседнике, но это было только первое впечатление. – Конечно, если ты мне не лжёшь!

– Я хоть и не корсей, но и не простой мальчишка, мне врать запрещено! – вступился за себя Ликише, напомнив узнику о своем положении. – Я альхид!

– Это весомый довод! – убедился колдун и как можно удобнее присел на землю, скрестив под собой ноги.Ликише тут же повторил за ним. Затянулась долгая пауза.– Часто она к тебе приходит? – первым начал узник.– Вчера был последний. Я тогда почти спал, а она стояла над моей кроватью и сказала, что она уходит, а дальше Аморф тебе поможет. Но я не могу понять, кто такой Аморф?

– Я Аморф!– ответил колдун, придавая голосу особое величие. – Моя Вивея! Моя дорогая невинная голубка все знала! Мудрая! Истину говорю! Сила сивиллы, знала, что я вернусь, и оберегала тебя до этого момента! Она была твоей Берегиней!

– Но откуда она знала, что я открою этот камень? – не понимал Ликише.

Несмотря на ее красоту, наложница Вивея была одарённым человеком.На самом деле колдун едва помнил свою любовь. Спустя столькo лет он давно потерял ее образ, но не свои чувства. Сердце все еще кипело при одном упоминании ее имени, а жгучая ненависть к виновнику ее смерти ослепляла глаза.

– Уважаемый род твоей бабушки тянулся от самих сивилл, жрицов и даже богов. Они предсказывали будущее самому Даорию. К словам ее предков прислушивались древние альхиды. А ещё она была необычайно доброй и искренней, но этот слабый и ничтожный негодяй дал ей умереть. Он убил ее

.Колдун незаметно погрузился в свои воспоминания.

– Думаете, она предвидела нашу встречу? – не утихал Ликише.

– Я думаю, она предвидела все, – встрепенулся Аморф, возвращаясь к основной теме. – И скорее всего, она умерла не по твоей вине, а защищая тебя. Она знала, что тебе угрожает опасность ещё до твоего рождения, и пожертвовала собою, чтобы стать твоей Берегиней. Это смелый поступок! Она отдала жизнь ради наследника!

– Я тоже не верил всем этим слухам, – признался Ликише.

– Все врут.

– Это верно! Но раз она доверила мне тебя, так значит, я обязан исполнить ее последнюю волю и взять тебя.

– Аморф, куда вы меня берете? – изумился Ликише.

– К себе в приверженцы. Я думаю, тебя не учат грамматике? Ты не знаком с магией, чтобы не составлял конкуренцию своему брату?

– Да. Они учат меня танцевать!

– Ха! Эти пустоголовые хотели, чтобы ты танцевал?! Нет! Не бывать этому! Ты больше не будешь танцевать под их дудку! Пришло время научиться!

– Чему?

Аморф громко рассмеялся.

– Змееносцу. Давней магии нашего рода. Но сначала… – Колдун взял в руки маленький нож, что Ликише успел выкрасть с кухонного стола, и лично срезал косу, заклиная:– Да будет Карающая Матерь свидетельницей, и ты, Безликая Справедливость, любящие нас отцы и матери, узрите и благословите нового корсея, сарфина Ириля. Ты, корсей Ликише, станешь возмездием для всего мира. Расправь змеиный капюшон и изобрази свою магию. Докажи всем, что ты единственный наследник во Вселенной. И имя твоё – Змееносец.

Глава 4-5

4глава

Ликише не случайно вспомнил первую встречу с колдуном. Много всего было, много пройдено вместе. Аморф учил Ликише так, словно эта тренировка последняя в его жизни. Глядя на могущественного колдуна, сложно было сказать, что за десять лет он не изменился. Высокий рост, все еще прямая спина, сильные руки – все это говорило о его необычайной силе долгожителя, свойственной альхидам. Магия, под которой Аморф прожил пятьдесят лет, скрывала его и от быстротечном времени, сохраняя потрясающую силу молодости. Под тяжёлым капюшоном из грубой шерсти лица Аморфа не было видно, а руки скрывались в крупных складках тяжелого плаща. Только так Аморф мог утаить своё присутствие во дворце. Особое заклинание защиты. Ночные ищейки могли вынюхать посторонние силы и выследить колдуна. Заключённый в камень, он не терял время зря и совершенствовал простые заклинания, изнуряя себя сложными тренировками. Это помогло стать более сильным и выдержанным. Таким, каким он есть сейчас.

– Мы не в Ириле, будь предельно осторожен, мой дорогой Змееносец Ликише, – Аморф напомнил ученику о безопасности.Послушные слуги, что приехали со своим господином, аккуратно сложили каскадными складками длинный плащ на руку Ликише, выпрямили заломы на плюсе, зачесали лощенные волосы назад – завершили образ. – Не спеши, отдохни. Твои раны после последних занятий не зажили. И будь осторожен, не выдай себя. И скажи мне, пожалуйста, где сегодня Саржа отдыхает?

– Он также будет на торжестве. Впервые он в списке. Раньше Фрийя не приглашала его в Накшу-и-Джахан. Что бы это значило?

– Они держат это все в секрете.

– Все выглядит очень странно.

– Не спеши с выводами, осмотрись. Разведай, что они замышляют. – Провожая взглядом верного ученика, черный колдун про себя добавил: «Это первый день Иивлика. Все пятнадцать дней твоей силы и могущества, пока не закончится все одним днем. Они удивятся, когда узнают, каким ты стал Змееносцем».

5 глава

Это была самая тёмная и устрашающая ночь в году. Пугливый народ свято верил в вечных богов дня и ночи – Элла и Эрра. Когда над землями Элиды царствует маленькая по размеру синяя звезда Эрр, раскалённые дюны стынут после убийственно жаркого красного гиганта – Элла. Но в эту ночь на небе не было ни голубого светила, ни красного. Скрылись за горизонты, оставив тёмное небо с россыпью мелких звёздочек и плеядой трех полумесяцев, повёрнутых чашей вверх. Для Элиды это был самый сложный период – время Иивлика. Именитого звездочёта, который изучал цикл перерождения двух светил. Время, когда высшие силы имеют большее влияние на судьбу этого мира. Изучая дивную закономерность, Иивлик предупреждал, что эта ночь главного божества и их прародителя Змея, до слияния двух солнц, в день Змеивика. Люди, живущие в южном полушарии, поклонялись тому, кто подарил им этот дивный край. И в это самое непростое для элиадцев время боготворили великого духа, почитали его. Поили молоком ползучих гостей, приносили в жертву мелких животных, но Ириля больше нет, а Мирида вовсе отвернулась от магии, концентрируя всю веру в живом сарфине как в боге и его преемнике крон-корсее Лютосе Великолепном.

Безбожные альхиды, забыли, кому обязаны за свое благоденствие, и вскоре они пожалеют, что отвернулись от духовной защиты.

С той самой секунды, когда Ликише пришлось покинуть это место. Все слуги, что в суете встречались ему на пути, с испуганными лицами падали к ногам корсея, кланялись великому Змееносцу. Проходя мимо больших покоев, коридорах и потайных дверей и нишь, и в частности той кухни, где Ликише впервые использовал необыкновенные способности – окунул в чан с кипящей водой того свинопаса. Тот старый негодяй получил твёрдые указания избавиться от паренька, но Ликише опередил его. Тогда месть не обошла и злых кухарок. Жестокие женщины, любимицы Фрийи, регулярно «воспитывали» мальчика тем, чем попадётся, и нисколько не боялись возмездия высших сил. Их душераздирающие крики до сих пор помнятся корсею, как только сотни гигантских змей с голодным взглядом заползли в хозяйственный двор. Или тот жестокий учитель этики с хлыщом и плетью. Этот монстр в человеческом обличье издевался над Ликише, утверждая, что он дитя самой тьмы. Его самая лучшая смерть навела ужас во дворце, призвав орден святозаров.

Святозары.

Святые войны, не просто белые, а опыленные, их волосы цвета серебра, с яркими бликами под ирильским солнцем. Они могли струиться, как жидкий лунный свет, или быть воздушными, как пух одуванчика. Казалось, что в них запутались первые лучи рассвета или отблески звезд. Шелковистая вуаль, окутывающая лицо. Глаза не просто красные, а сияющие, как редкие рубины, пойманные в ловушку темноты и излучающие собственный, приглушенный внутренний свет. Или тлеющие угольки в снежной пустыне, хранящие скрытый огонь души. Глаза, как окна в иной мир, где закаты вечно багряны, а эмоции светятся изнутри – печаль алела глубже. Их взгляды – загадочны, проницательные, будто видящие сквозь обыденность, немного отстраненный. Он притягивал, как магнит, вызывая одновременно трепет и восхищение у каждого, кто встретиться на пути. Пламя души в хрустальном сосуде. Святозары казались существами не от мира сего – пришельцем из мира лунного света и тишины, призраком благородных кровей, заблудившейся звездой, спустившейся на землю. Движения – плавные, грациозные, почти бесшумные, как движение тени или падающего снежинки. Легкая хрупкость в сочетании с внутренней неожиданной силой.

Такие были святозары.

Они были неуловимыми тенями и слепящим светом одновременно – орден воинов ярчайшей звезды Элиды, элитный отряд под командованием Ясса Стального Когтя. Их глаза видели то, что скрыто, их клинки находили тех, кого нельзя найти. Они прочесывали мир, заглядывая под каждый камень, в каждую щель, в каждый тёмный угол. Белоликие – так их звали в народе – не знали промаха, но на этот раз что-то пошло не так. Они искали бунтаря. Того, чьё имя жгло уста жрецов, чьё преступление требовало кары. Они обыскали города и пустоши, допрашивали старейшин и нищих, ворошили легенды и слухи… но Ликише будто растворился в воздухе Великая Берегиня, хранительница правды и судеб, знала ответ. Она видела мутную нить этой истории – виделa, как мальчишку вышвырнули в ночь, как его проклятья вплелись в узор судьбы. Но она молчала, а орден искал. Искал там, где его не было. Потому что Ликише уже ушёл – не в другую страну, не в подполье…А туда, куда даже свет ярчайшей звезды Элиды не доставал.

Свои новые умения «второй» продемонстрировал во время фестиваля. Знаменитая мальчишеская игра "Турнир героев", где победителем непременно должен выйти корсей Лютос, но Ликише резко присвоил эту победу себе. Наглядно продемонстрировал недобрые намерения. Но Ликише больше не был тем робким юнцом, что бежал от преследования. Теперь он стоял на арене, окутанный тёмным сиянием, с ухмылкой, полной холодного расчета. Его движения были точны, заклинания – отточены до совершенства. Каждый жест, каждое слово – всё работало на то, чтобы показать: перед ними не жалкий беглец, а новая сила, с которой придётся считаться.

Лютос, привыкший к лёгким победам, впервые почувствовал ледяной укол страха. Его подопечные посылали заклинания, которые разбивались о щиты Ликише, как волны о скалу. А когда он попытался ударить в ближнем бою, его изогнутый меч прошёл сквозь иллюзию, а настоящий Змееносец уже стоял за его спиной, сжимая в руках клубящуюся тьму.

"Ты проиграл, корсей," – прошептал Ликише так, что слышал только Лютос. "И это только начало."

Толпа замерла. Одни в ужасе, другие – в восхищении. Кто-то уже шептал, что пророчество сбывается, что пришёл тот, кто перевернёт весь порядок Элиды.

А Ясс Стальной Коготь, наблюдавший за этим из тени, сжал рукоять меча до хруста костяшек. Он понял: охота только начинается. И теперь Ликише был не добычей – а охотником.

Многие задавались вопросом:

«Как этот никем не учёный мальчишка смог стать таким способным магом? Кто ему помогает?»,– однако, чтобы допросить виновника Ликише – его как след простыл. Похоже, что весь мир перевернулся, прежде чем шаловливый негодяй нашёлся! К поиску подключились те самые святозары…

Так прошло немало три дня, а в заточении октаэдра – словно три долгих года. В тронном зале, под сенью древних арок, кипели нешуточные страсти. Опытные воины-клевреты, служившие альхидам при Ордене Святозаров – суровые аттарисисы в сияющих доспехах из орихалка; гордая канцелярщина из архивов, чьи лица были бледны от пыли свитков; писцы с вечными чернильными пятнами на пальцах и судьи в тяжёлых мантиях – все они, собравшись вместе, несдержанно обсуждали глупейший поступок легкомысленного юноши.

Многие втайне питали надежду на скорое появление «второго», дабы наконец разрядить накалённую обстановку в народе, который уже открыто требовал на трон истинного мага. И вот явились они – старые мудрецы Ордена, с кожей, похожей на высохший пергамент, с бородами белыми и спутанными, как зимний снег. Едва переставляя немощные ноги, они прибыли во дворец, дабы осудить дерзкого парня. Шептались с сарфином в тёмных углах, нашептывая, как лучше управиться с бунтарём. Обещали подстроить несчастный случай – тихий, незаметный, не оставляющий следов.

Ирония судьбы витала в самом воздухе: ведь на их знамёнах и в геральдике Ордена красовались высокие слова – Честь Ордена , Праведность Ордена , Несокрушимая Святость . Но беспощадные палачи в душах уже вынесли приговор.

А между тем имя Ликише уже не сходило с уст простого народа. Вся Мирида стонала от нашествия змей. Ползущие твари, гады всевозможных родов и видов, заполонили улицы города, а иные проникли даже во дворец— «Образ Мира». Число укушенных и задушенных росло с каждым днём. Люди в ужасе обходили стороной даже безобидных сухопутных лягушек, видя в них предвестников чего-то худшего.

Слухи о новом маге-наследнике, способном укротить эту напасть, разлетелись с быстротой чумного ветра, раскаляя и без того напряжённую обстановку за стенами дворца. Тронный зал бурлил от споров, а за его пределами уже зрела буря, способная смести всех – и мудрецов, и палачей, и сами древние стены.

Как ни пытался повелитель положить конец смуте, все его усилия разбивались о яростную волну народного гнева. Старец, чьи силы уже иссякали, более не мог усмирять бунтующие толпы. Люди в отчаянии взирали на Лютоса, но юноша, лишённый и намёка на магический дар, был бессилен что-либо изменить.

Сарфину, прижатому к стене, не оставалось ничего иного, как пойти на уступки миридийцам. Он даровал шанс другому наследнику – отчаянная попытка утихомирить требующий расправы народ и выиграть драгоценное время, пока мальчишка ещё молод, наивен и неопытен.

«Несчастного давно съели крыланы. Разорвали на части его тощее тельце», – злорадствовали при дворе. – «Или дикие соскозубы незаметно проглотили его. А может, он давно запекается под безжалостными лучами Элла в дюнах, подобно горелым костям в жаровне», – вторили им шёпотом в тёмных коридорах.

К счастью, всё обстояло иначе.

И тогда, совсем неожиданно для всех, в тронный зал с оглушительным грохотом ворвался тот самый пропащий. Но явился он не как носитель крови великих альхидов, а словно посланник самых мрачных трущоб – оборванец, пахнущий пылью и потом, будто только что вылезший из-под забора, где клянчил милостыню. Хромая на правую ногу, покрытый ссадинами и ранами, грязный и закутанный в пропитанные потом лохмотья, он прошёл мимо застывших в немом изумлении святозаров с таким видом, будто эта наглая выходка сойдёт ему с рук.

Однако на этот раз он жестоко ошибался.

Святозары с большим трудом узнали Ликише. Каждый был готов первым образумить парня, но это не входило в обязанности ордена. Все ждали главного голоса, повелителя.

– Прошу простить меня за моё легкомыслие, мой правитель. Как видишь, я едва воротился живым.– Первым подал голос Ликише, и эта дерзость опалила жаром гнева седые виски Аллеля. Он уже готов был изрыгнуть приказ о наказании, но взгляд его упал на внука – и слова застряли в горле.

Перед ним стоял не дерзкий мальчишка, а юноша, закалённый невзгодами. В его осанке, во взгляде, в самой тишине, что исходила от него, было нечто, заставившее сердце старого сарфина сжаться. В его голове пронеслась словно вспышка молнии: «Все Даны в одном лице! Будто время ушло далеко назад и передо мной стоит он. А может, время вернулось, чтобы напомнить о моем брате? После наших с ним баталий на улице против уличных мальчишек корсей Аморф Офиус выглядел именно так – избитый, но непобеждённый» .

– Ты где был? – прозвучал наконец подавленный, охрипший голос правителя.

Ликише на секунду бросил взгляд на сарфина – и тут же отвел его, уставившись в пыльный камень пола, ибо его собственное положение оставалось унизительным и зыбким. Но и этого мимолетного мгновения хватило, чтобы с изумлением осознать: повелитель ослаб донельзя.

Спутанные седые пряди беспомощно падали на его поблёкший лоб. Кожа, когда-то упругая и полная жизни, теперь имела восковый, желтоватый оттенок, будто вылеплена из старого пергамента. Некогда могучие плечи, державшие на себе бремя целого царства, теперь обвисли под невидимой, но неподъемной тяжестью лет и решений. От былой могущественности не осталось и следа – на троне сидел всего лишь одинокий, уставший старик, выжатый досуха годами, властью и, быть может, сожалением.

– Кто-то очень хотел, чтобы меня здесь больше не было, – начал Ликише, после того как правитель, махнув рукой, позволил продолжить рассказ. Голос его звучал тихо, но ясно, наполняя зал зловещей тишиной. – Меня заколдовали. Невидимые путы невольника запечатали… мою магию. Я не мог вернуться домой. Ирильские работорговцы и их кровожадные монстры – кошачьи нимры – устраивали настоящую охоту на таких, как я. Они, мой святейший, мой повелитель, оказались очень враждебны к чужакам. Особенно если этот чужак оказался миридийцем. Тот работорговец, чья молодая кошка расцарапала мою спину первой, оказался противным человеком, который торгует всем, что попадётся.

Ликише с ненавистью выдохнул, касаясь пальцами шрамов под грубой тканью.

– Дальше!– рявкнул сарфин ощущая как большом ком страха подкатывает к горлу.

– Меня привезли на ирильский рынок, где я не мог не заметить некую странность. К главному празднику разрушенного города толпы местных торопились украсить свои шатры и полотняные навесы зелёными стягами и спиральными узорами. Изображали на руинах дворца змеиный знак, а на лицах – змеиную кожу. Странно, но я видел, как они чтили этих ползунов, задаривая их едой, а мы нещадно топчем их, прогоняем! Ирильцы приносили в жертвы молодых козлят, яйца птенцов детримы, смазывая их молочным жиром во имя великого духа.—И тогда голос Ликише преобразился. В нём зазвучала сила, которую уже нельзя было сдержать.– Но в первый день Иивика я познал огромный прилив энергии, от которой мне хотелось летать! Магия, которая была мне дарована в день моего совершеннолетия, прорвала все печати!

– Ты маг или нет?! – голос сарфина прозвучал как удар хлыста, сухой и безжалостный, прерывая рассказ. Тишина в зале застыла, стала осязаемой, как лёд. Даже дыхание придворных замерло. Они ждали, затаившись, понимая, что следующий миг определит всё: жизнь или смерть юноши, конец или продолжение династии, судьбу самого трона.

Ликише выпрямился во весь рост, и взгляд его вспыхнул ликующим огнём.

– И я провозглашаю себя магом!

И в тот миг, когда слово «маг» прозвучало не как признание, а как вызов, – толпа заликовала. Гул восторга, долго сдерживаемого страха и надежды, прорвался сквозь мраморные своды, сотрясая самые камни тронного зала.

Но святозары застыли в полном оцепенении. Их стройные ряды, ещё мгновение назад бывшие воплощением неумолимой власти, теперь походили на лес из белых, неподвижных изваяний. Под забралами не видели лиц, но в самой их окаменелости читался ужас перед свершившимся – перед рождением силы, которую они тщетно пытались похоронить.

Фрийя, бледная как полотно, вцепилась в руку Лютоса с такой силой, что её ногти впились в его кожу сквозь ткань одеяния. Её грудь судорожно вздымалась, она едва могла дышать, будто воздух вдруг стал густым и ядовитым. В её глазах плескался не материнский восторг, а чистейший, животный ужас – предчувствие конца всего, что она так яростно охраняла.

А Гадесис… Гадесис глядел на «своего сына» не с отцовской гордостью, а с холодным, безжалостным расчётом. В его взгляде, скользнувшем поверх ликующей толпы и застывших стражей, уже зрели точные, отточенные, как кинжалы, планы покушения. Он видел в Ликише не наследника, не мага – а угрозу. И сносить угрозы было его главным ремеслом.

Великий зал дворца «Образ Мира» в одно мгновение раскололся на два мира: один – ликующий, видящий в юноше спасителя; другой – немой от ужаса, уже заносящий над ним клинок.

– Как?! – внезапно, будто пробудившись от долгого сна, старик изрёк слова, которых Ликише ждал всю свою жизнь. Но это было не торжество – это была ловушка, расставленная превалирами, которые уже тесным кольцом обступили трон. Старый сарфин вновь пошёл на поводу у их шепотов. Теперь же они громче всех требовали узаконить «дитя» принцем, зная, что это посеет хаос. Старик растерялся, забыв, что уже тайно короновал Лютоса. Он действовал сломя голову, под давлением момента.

– Альхид Ликише Офиус Асхаев-Дан первый, признанный сын коссея Гадесиса и Фрийи из Диодона! – голос его дрожал, но звучал громко. – Нарекаю тебя запасным корсеем! Одним из претендентов!

Эти слова безумца, подобно раскату грома, прокатились по залу. Даже непоколебимые святозары содрогнулись. Никто не посмел осквернить слово повелителя, но в их оцепенении читался ужас. Они ждали пояснений, опровержений – но трон молчал. Пока все пытались осмыслить услышанное, старый дед, чей рассудок уже давно отдалился от реальности, яро изрывал речи о безопасности семьи, о долге, о крови – бессвязные и полные отчаяния.

Ликише в это время низко опустил голову, нагло укрывая удовлетворённую ухмылку. Всё шло прекрасно – даже лучше, чем он смел надеяться. Хитрый план Аморфа сработал. Он был уже не изгоем, а претендентом. Пешкой? Возможно. Но пешкой на самой доске власти.

И именно это движение – этот скрытый триумф во мгновение ока заметил коссей Гадесис. Его отеческий взгляд, привыкший видеть не лица, а заговоры, уловил малейшую искру насмешки в позе сына. И ярость, холодная и мгновенная, вспыхнула в нём.

Он тут же ринулся в сторону подлого изменника, не в силах сдержать порыва. Его движение было резким, как удар скорпиона – внезапным и смертоносным.

– Это твой план?! – голос Гадесиса взорвался яростью, он ринулся к Ликише, сжимая кулаки. – Ты всё продумал, чтобы тебя провозгласили наследником?! Ты не маг! Ты не можешь быть магом! Магов больше нет! Женщины не рожают магов!

Тишина в зале стала оглушительной. Казалось, сам воздух застыл от этого обвинения. Но прежде чем Ликише успел открыть рот, раздался новый голос – властный, дрожащий от возрата и внезапной ясности.

– Гадесис, ты же не хочешь сказать, что это моя ошибка? – старый повелитель медленно поднялся с трона, заставляя всех присутствующих инстинктивно отступить на шаг. Его фигура, ещё мгновение назад казавшаяся дряхлой, теперь выпрямилась под грузом прозрения. – Моей ошибкой было то, что я долго не признавал очевидного, – он говорил тихо, но каждое слово падало как камень. – Видел в Ликише только детскую надменность. Тягу к зазнайству! Но этот мальчик такой же, как и Лютос, усердно шёл к совершенству… но дóлго упрямился, как малое дитя.

Ликише не имеет права перечить первенцу, но если бы Лютос имел хоть какую толику магии, что дарована альхидам… всё было бы иначе, однако это не так. Право на трон остаётся за Лютосом, а Ликише поклянётся в верности брату и будет охранять его покой до скончания своих дней!

– Это братоубийство! – выкрикнул Гадесис, и его несдержанность заставила многих ахнуть. Он всегда шёл против течения, но сейчас его слова прозвучали как приговор.

Сарфин перевёл тяжёлый взгляд на Ликише, и в его глазах читалась не любовь, но холодное принятие реальности. Его голос внезапно загремел, заглушая сына.

– Ликише – маг! А значит, он… может претендовать на трон! Претендовать, а не завоёвывать! Он второй по очереди! – он сделал паузу, и его взгляд стал стальным. – Он не осмелится пойти против святозаров.

– Отец, – голос Гадесиса дрогнул от отчаяния. – Ты забываешь, он же «второй»… Фрийя… она родила…

– Я не «второй»! – крик Ликише прорвался сквозь зал, будто он вырвал эти слова из самого сердца, из самой глубины своей души. Он выпрямился во весь рост, и его глаза горели яростью и болью. – Я не «второй»! Я такой же наследник, как и он! И моя магия – доказательство!

В зале повисла шокированная тишина. Старый сарфин смотрел на внука, и в его глазах мелькнуло нечто – то ли страх, то ли уважение, то ли понимание, что он только что развязал силы, которые уже не сможет контролировать.

Превалиры обступили сарфина и что-то нашептывают.

Гадесис бросился вперёд, готовый возразить правителю, попытаться повлиять на его решение, как вдруг огненная стрела, рождённая в ладони его собственного сына, со свистом рассекла воздух.

Пламенный клинок едва не задел виска, оставив на щеке тонкую кровавую полосу и опалив прядь волос. Гадесис замер, ошеломлённый не столько болью, сколько удивлением. Он впервые увидел чашу Ликише – пылающий символ, пересечённый волнистой змеиной чертой, – знак необыкновенной магии, которой тот мастерски овладел в изгнании.