Законная инициатива

– Пройдете на чашку чая? – наконец-то улыбнулась Марина Борисовна.

– Пожалуй, не откажусь. Николай Викторович, что скажите?

– Почему нет? – согласно кивнул Виноградов и двинулся за поверенным и хозяйкой дома.

В проходе Николай заметил вешалку, куда Серов тут же забросил свою шляпу и повесил трость, которая, скорее всего, ему только мешала, а носил её поверенный для солидности. Рядом с входом висело широкое зеркало в деревянной раме с резными узорами в виде замысловатых завитушек и миленьких животных. Засмотревшись на зеркало, Николай не сразу понял, что его покровители уже двинулись по коридору, но, заметив, что он отстал, обернулись.

– Засматриваешься? – усмехнулся Серов, вернувшись к Виноградову и тоже поглядывая в зеркало.

– Интересные узоры, – пояснил Николай, осматривая работу некоего мастера, который так изящно выжег на дереве свою фантазию и в которую вскоре пристроили зеркало.

– Мой супруг привез его из Болгарии, после войны, – пояснила Шестакова, также развернувшись к гостям, – он любит баловать меня подарками.

– Как Макар Игнатьевич поживает? – тут же ухватился за тему Петр Платонович.

– Как обычно, в очередном отъезде, служба ему ещё не в тягость.

Понимая, что дальше рассматривать зеркало и задерживать хозяйку будет неприлично, Николай повернулся к Марине Борисовне, давая понять, что он готов двинуться дальше.

Внутри дом Шестаковых не был таким роскошным, как особняк Серова, но уюта ему было не занимать. В коридорах царила тишина, нарушаемая только скрипом пола, по которому шла Марина Борисовна и её гости, а так же стуком ее обуви. Николай, по привычке, принялся осматривать дом, пытаясь запомнить расположения комнат, на тот случай если он действительно будет здесь жить.

Коридоры дома были узкими, как, впрочем, в большинстве домов в Москве. Дом был большой, но Виноградов не сомневался, что ранее здесь жила большая семья, иначе зачем было необходимо покупать такие хоромы, если в них никто не живет. Впрочем, учитывая, что Шестакова упоминала только мужа, возможно, они рассчитывали на большое количество детей, но этому не суждено было случиться. Видимо поэтому Марина Борисовна в отсутствие мужа сдавала комнаты, чтобы хоть как-то содержать такую домину и при этом прокормить себя.

– Ваш супруг военный? – спросил Николай, заглядывая в открытую дверь одной из комнат, которой оказалась небольшая каморка для домашней утвари.

– Полковник, все никак в отставку не соберется, лучше бы дома так скакал, как на своем коне, – причитала Марина Борисовна, – впрочем, грех жаловаться, когда он приезжает, то в доме праздник.

Они вошли в гостиную. Комната была очень широкой и здесь сразу чувствовалась рука военного. Мощные и мягкие кресла стояли между таким же ситцевым диваном, перед которым расположился резной столик. На нем стоял пузатый самовар с несколькими чашками для гостей. Николай сомневался, что Шестакова пьет здесь чай в одиночку, разве только зазывает соседей в отсутствие супруга.

Сев и утонув в мягком кресле, Виноградов обнаружил подле локтя подставку, на которой занял свое место портсигар и пепельница. Видимо это кресло занимал хозяин дома, когда не бывал в отъездах.

– Скажите, Николай Викторович, – начала Шестакова, разливая чай по чашкам, – как долго вы намерены задержаться в Москве?

– Я здесь живу уже несколько лет, – улыбнулся Николай, принимая ароматный напиток и делая глоток, а после закусывая его свежей баранкой.

Марина Борисовна взглянула на Серова, и тот кивнул, продолжая улыбаться. Видимо, предыдущие наниматели от Петра Платоновича долго не задерживались и часто съезжали от Шестаковой, скорее всего, за пределы города.

– Рада слышать, что хотя бы вы не съедете, как только решите свои дела.

– Николай Викторович – мой будущий ученик, Марина Борисовна, я уверен, что ему необходимо жилье поближе к его работе, вполне возможно, что в будущем он снимет у вас и кабинет, как только войдет в работу.

Николай чуть не покраснел от таких эпитетов Серова. Он и сам уже был рад, что согласился на предложение поверенного. Ему уже не терпелось приступить к работе, но сначала действительно требовалось утрясти формальные вопросы, прежде чем он окончательно окунется в работу поверенного.

– Это замечательно, а то предыдущие ваши… – домовладелица сделала паузу и слегка пожевала щеку, видимо подбирая подходящее слово, – товарищи....надолго у меня не задерживались, и ладно бы их было побольше, так вы водите ко мне их по одному, а после остальных нанимателей мне приходилось искать самостоятельно.

– У вас более никто не живет?

– Как же, – рассмеялась заливистым смехом женщина, – парочку постояльцев имеются, но можете не переживать Николай Викторович, они вас не стеснят, уж я об этом позабочусь.

Ещё некоторое время они продолжали пить чай, временно сменив тему разговора. Серов рассказал о своих последних делах, Николай пояснил откуда, он и чем занимался до того, как, пришел к Серову, а сама Шестакова пояснила, что после того как она вышла замуж за своего мужа, тогда ещё молодого лейтенанта, они купили этот дом. Из-за постоянных отлучек Макара Игнатьевича с семьей у Марины Борисовны было туго. Её родственники наотрез отказывались переезжать в пыльную Москву из свежего Петербурга, и только изредка к ней заскакивали её сестры. Сам Макар Игнатьевич, дабы супруга не грустила, предложил ей пускать в дом жильцов, и, как оказалось, у Марины Борисовны весьма неплохо была развита управленческая жилка, учитывая, что, помимо поиска нанимателей, она ещё умудрялась ухаживать за домом.

– Вот и отлично, – произнес Серов, подводя черту под их беседой, – Марина Борисовна, я вынужден откланяться – дела ждут. Позаботьтесь, пожалуйста, о Николае.

Шестакова встала, готовая проводить поверенного, и они двинулись к выходу.

– Николай Викторович, прошу меня тоже не подводить перед хозяйкой, как осмотришь комнату и решишь все свои вопросы, жду у себя.

– Конечно, Петр Платонович, большое спасибо! – искренне поблагодарил поверенного Виноградов.

Дом ему начинал нравиться, и даже захотелось познакомиться с остальными постояльцами, но, по словам домовладелицы, почти все её наниматели приходили поздно вечером и уходили рано утром. Приезжие торговцы, дельцы и прочие вселялись на первом этаже дома, именно их комнаты стояли закрытыми. Для более перспективных постояльцев Шестакова представляла второй этаж, куда она и повела Николая после того, как выпроводила Серова.

– Соседствовать будете с доктором Михаилом Владиславовичем Луговым, – пояснила Шестакова, указав на закрытую дверь прямо рядом с лестницей. На двери неровно была прибита маленькая табличка «Др. Луговой М.В», – он человек молчаливый и весьма неприхотливый, поэтому мороки много не доставит.

Они прошли мимо ещё одного прохода, который вел в кабинет. Николай понял это по шикарному столу, который он заметил внутри. Также мельком он заприметил несколько кресел и стульев, прежде чем они подошли к ещё одной закрытой двери. На этот раз Шестакова достала связку ключей и, бренча ими, принялась выискивать нужный.

Замок щелкнул, и домовладелица толкнула дверь, пропуская внутрь комнаты Виноградова и заходя следом.

– Я надеюсь, что вам здесь понравится, – хмыкнула она, видимо не веря, в очередного постояльца Серова.

«Если она их так не любит, почему позволяет им оставаться? Благодарность за помощь?» – пронеслось в голове у Виноградова, прежде чем он начал оглядывать комнату, которую представила ему Шестакова.

На удивление Николая, место представляло собой вполне уютную комнатушку с одной кроватью, стоящей в углу прямо перед окном, но таким образом, что утреннее солнце не попадало на спящего. Прямо под окном стоял увядающий цветочек в горшочке, прикрытый ситцевой шторкой. В другом углу прижавшись к стене, грустно доживала свой век древняя потертая тахта, которая, впрочем, ещё могла сослужить свою службу. В остальном комната мало отличалась от той, в которой жил на данный момент Виноградов, разве что шкафы были пусты, тогда как его забиты под завязку книгами.

– Уютно, – выдал свое удовольствие Николай, ещё раз оглядевшись и кивнув самому себе.

– Соглашайтесь, Николай Викторович, – начала по-хозяйски уговаривать Шестакова, – лучше не найдете, а уж по дружбе Петру Платоновичу, я цену снижу.

Растянутая улыбка домовладелицы говорила о том, что, несмотря на свое неудовольствие в отношении постояльцев от Серова, она не собиралась пренебрегать его дружбой и упускать ещё одного нанимателя, пусть даже за полцены.

– Хорошо, – наконец-то согласился Николай, взвесив все и окончательно поняв, что это ещё один шаг на его пути к званию поверенного, – мне понадобится время, чтобы перевезти вещи, думаю, на днях я смогу въехать.

– Вы не пожалеете, Николай Викторович, – залепетала Марина Борисовна, – комнату я приберу, а со временем вы сможете снять и кабинет… когда начнете свою собственную практику.

Виноградов растерянно взглянул за спину Шестаковой, вспоминая, что помимо него здесь есть и другие постояльцы, которым также возможно, нужен будет кабинет.

– А что насчет доктора Лугового?

– Ааа, Михаил Владиславович имеет контору в городе, ему проще принимать больных там, – пояснила Шестакова невозмутимым голосом, – к тому же, как врач он понимает, что его клиенты могут помешать другим постояльцам.

– А мои не помешают?

Марина Борисовна развернулась к двери и двинулась в коридор, попутно продолжая отвечать на вопросы Виноградова и трясти пальцем за спину.

– Ваши не будут кашлять, – рассмеялась она, – и если они будут спокойными, то я не возражаю, и кстати, – он остановилась возле того самого кабинета, – вас это тоже касается, голубчик. Я люблю тишину, поэтому будьте добры…

– Ну, разумеется, – кивнул Николай, прекрасно понимая, о чем говорит домовладелица. Его предыдущий хозяин комнаты ставил точно такие же условия. В первую очередь, шумные постояльцы портили репутацию самих домовладельцев и снижали уровень жилья. После того, как проблемные жильцы съезжали, хозяину было весьма трудно найти новых, поскольку слухи от соседей разлетались с неимоверной скоростью.

***

Переезд не занял много времени. Гораздо тяжелее Николаю было сообщить старому домовладелицу, что он покидает его. Ему было жаль уезжать с Грибной, но Серов был прав, дом Шестаковых был ближе к центру и имел более выгодное положение для человека его профессии. После тяжелых уговоров и скрепя сердце, Виноградов наконец-то смог распрощаться со своим старым жильем и расплатившись с домовладельцем, двинулся в свою новую комнату у Марины Борисовны Шестаковой.

Увидев, что он сдержал свое слово, хозяйка чуть от радости не прыгнула. Она приготовила комнату, убрав пыль и избавившись от вещей предыдущего жильца, который не стал забирать их после отъезда.

Кровать была застелена свежим бельем, а старую тахту перетянули белоснежным покрывалом, чтобы скрыть следы ветхости.

– По утрам я своим постояльцам, если они того желают, также готовлю завтрак, – вновь взяла за пояснения Шестакова, – но прошу, я не ваша экономка, и, если мне что-то не понравится…

Виноградов уже смирился с чертой Марины Борисовны не договаривать очевидные вещи, поэтому он лишь кивнул. Он и не собирался пренебрегать гостеприимством Шестаковой, его вполне устраивали эти простые и ясные правила, которые он обязался исполнить при проживании на новом месте.

– Оплата в конце месяца, – наконец-то подошла к самому главному Шестакова, – вы же, я надеюсь, сможете оплатить вперед?

– Разумеется.

Николай был готов к такому и приберег специально для оплаты первого месяца необходимую сумму. Его кошелек знатно опустел с того момента, как он ушел из суда, пусть он неплохо умел обращаться со своими средствами, он все же позволил себе пошиковать последние две недели. Впредь он решил вернуться к тщательному планированию, по крайней мере, пока он плотно не встанет на ноги и не сможет позволить себе чуть больше обычного.

Спустя какое-то время Виноградов смог познакомиться и с остальными постояльцами дома Шестаковых. На первом этаже проживал кожевник Яков Попов, который, как и говорила Марина Борисовна, вставал с первыми петухами и уходил в свою мастерскую. Этим жильцом Шестакова очень дорожила. Невысокий, коренастый конопатый парень был на все руки мастер и не отказывал хозяйке, когда требовалось что-то починить, за это домовладелица изредка позволяла ему хранить на чердаке кое-какие вещи, видимо для изготовления обуви, потому что этим Яков промышлял в свободное время.

Вторым постояльцем был торговец Сигизмунд Башт, прибывший в Москву из Риги и экономивший на всем, чем можно, в том числе и на жилье. Шестакова его не любила, но как настоящая женщина с деловой хваткой не могла выгнать своего постояльца, к тому же он хорошо платил и делал это вовремя. Башт был высоким, худым немцем, державшим несколько лавок на торговом ряду, и, как выяснил Виноградов, торговал в основном мясом.

Инженер Валерий Маслов занимал самую крайнюю комнату возле окна. В отличие от остальных, он был весьма известным человеком, а именно младшим сыном механика Сергея Маслова – владельца небольшой конторы «Масловы и сыновья», специализирующихся на деталях для различной техники. Какой? Маслов отказывался говорить наотрез, прикрываясь семейным секретом.

Виноградов получил письмо от родителей и с волнением принялся жадно вчитываться в аккуратный почерк отца. Чем дальше он читал, тем больше понимал, что письмо они писали вместе с матерью.

«Николай! 

Твое решение застало нас врасплох и очень жаль, что ты не пожелал посоветоваться с нами перед тем, как покидать судебные покои. Мать сильно взволновалась твоим решением и даже порывалась приехать в Москву, но я отговорил её. Однако мы принимаем твое решение и готовы с ним смириться. Нас успокаивает то, что ты его принял сам, наконец-то определившись в своем пути. Лишь об одном тебя просим – не сбейся с той дороги, которую ты выбрал, и не беги от ответственности. Надеемся увидеть тебя в ближайшее время и лично услышать о том, как ты пришел к этому нелегкому решению. 

Твои любящие родители!

P.S. будь осторожен в ученичестве у Серова. Он известный поверенный, но за все время ни один ученик у него не прижился. Постарайся не лезть на рожон пока ты у него.

Письмо грело его душу, и Николай перечитывал его вновь и вновь, пока не заучил наизусть. Часть поддержки явно писала мать, а строгое напутствие досталось от отца. Он не сомневался, что по приезду в имение его ждет ещё один разговор, но одно согласие родителей в правильности его решения уже придавало ему сил. Даже предостерегающие слова о Серове в конце сообщения не могли смутить его. Казалось, что он был готов к любым передрягам.

В целом, жизнь в доме Шестаковых была спокойной и шла своим чередом. Николай готовился стать учеником Серова и ожидал, что теперь, когда он наконец-то выбрал свой жизненный путь, его спящая внутри советь, наконец, уймется и даст двигаться вперед.

Глава 6

Став учеником Серова, Николай как будто попал в новый мир. Петр Платонович фактически выделил ему свой кабинет на первом этаже, куда Виноградов ходил как на работу. Поверенный позволил своему ученику работать за своим столом с бумагами, когда он отсутствовал, а также дал доступ к своей библиотеке, которая была действительно огромной. Николай был уверен, что прочитать все эти книги невозможно, однако сам Серов утверждал, что прочитал большую часть, в остальном же книги касались работы поверенного и очень помогали в делах, которые вел Петр Платонович.

В те дни, когда Серов работал с клиентами, Николай присутствовал в кабинете, слушая, как его учитель обсуждает с клиентами то или иное дело. Кто бы ни приходил к Серову, он всегда старался показать себя как радушный хозяин, приглашая в свой кабинет и угощая клиента чаем, независимо от его статуса и положения. Поверенный очень чутко работал с каждым, старался узнавать все детали дела и постоянно срывался с места, как только клиент уходил. Как позже выяснил Виноградов, Серов отправлялся на места преступлений, дабы лично осмотреть все, что казалось ему подозрительным или поискать доказательства, которые могли упустить сыщики.

– Но разве это разрешено? – удивился Виноградов, когда в один день Серов взял его с собой.

– Запомни, Николай, это твоя законная инициатива, – ответил поверенный фразой, которую Виноградов запомнил на всю жизнь, – конечно, это возможно делать только после того, как место преступления осмотрят сыщики.

Как чуть позже выяснил Николай, Серов немного лукавил. Изредка поверенный мог осматривать место преступления и в присутствии властей, но то объяснялось определенными связями поверенного. Конечно, все это делалось в присутствии полицмейстеров и сыщиков. Пару раз, Виноградов даже видел, как его учитель спокойно обсуждает детали дела с очередным своим знакомым из уголовного сыска, словно они не были по разные стороны баррикад.

– Есть определенные правила, но, думаю, ты и так их знаешь, – пояснял Серов, когда у них выдавались более спокойные дни и они работали в одиночестве в доме у поверенного. – В первую очередь, не скрывать доказательства, которые ты нашел, это только усугубит положение твоего подзащитного, да и приведет к тому, что с большой долей вероятности ты погубишь все дело, своего клиента и себя в том числе.

Это Николай и сам понимал. Он также понял, что, даже если бы хотелось, попасть на место преступления раньше полицмейстеров редко когда возможно. По словам Серова, это возможно, если клиент прибегает к поверенному сразу же после обнаружения или, что чаще, совершения преступления.

– Ни в коем случае не беги сломя голову, чтобы искать доказательства, – покуривая трубку и читая газету, назидательно пояснял Петр Платонович, – к тому же, это преступление, можешь пойти следом за своим клиентом.

– Даже если сами просят?

– Особенно в этом случае. Они сами не понимают, что порой творят, после увиденного или сделанного.

Николай старался вникать во все, что ему говорит Петр Платонович. Большую часть времени он, конечно, занимался привычными ему делами: готовил почту, составлял документы и разносил их по клиентам Серова, когда сам поверенный не мог этого сделать. Правда, как заметил Виноградов, став помощником Петра Платоновича, он также стал и фактически его почтальоном.

Изредка ему поручалось составить и поработать над речами. Это было одно из самых любимых занятий Николая, где он старался как ни в себя. Тут он проявлял всю фантазию, которую только мог, разумеется, в разумных пределах и в рамках дела, которое ему дозволялось исследовать. Серов пояснял, что судебные речи – это не вся работа поверенного, а лишь малая.

– Речь, это фактически итог, финальный рывок и точка в деле, Николай, не позволяй пылким словам затмить твой разум, особенно если эти слова тебе же и принадлежат, – устало сказал Серов, когда проверял очередную работу своего ученика, – твоя речь должна затронуть зал и судей.

После того, как Николай заканчивал работу над речами для своего учителя, тот быстро проверял их и либо утверждал, либо качал головой, возвращая назад своему ученику порой с едким замечанием о том, что Николай так и не смог понять дело целиком.

На новом месте Николай не чувствовал ту скуку, которая часто приходила к нему на прошлом его поприще. Кабинет Серова олицетворял знания, тягу к справедливости и следованию закона. Сам Виноградов часто думал, будет ли у него такое же рабочее место, когда он отправится в самостоятельное плавание.

Изредка, конечно, ему приходилось скучать и у Серова, когда ему доставались скучные бумажки, похожие как две капли воды. Однако учитель Николая всегда мог скрасить скуку интересной лекцией, отвечая на очередной вопрос своего протеже или описывая очередное интересное дело, которое Серову приходилось вести.

Петр Платонович сразу дал понять, что в их деле люди не делятся на виновных и невиновных.

– Важно то, как к этому относится поверенный, – сказал ему как-то Серов, – твое отношение к человеку должно быть именно таким, каким он хочет его видеть, а он хочет, чтобы ему верили.

– Но, если он виновен, что делать в этом случае? – поинтересовался Виноградов. Вопрос был для него важен, поскольку это была причина, которая заставляла часто его задумываться о том, каким защитником он будет.

– Виновность – это весьма абстрактное понятие, важно чтобы ты понял, Николай, что виновный человек также нуждается в защите.

Несмотря на слова Серова и его отношения к клиентам, Виноградов замечал, что порой его учитель переступает через себя, чтобы дать совет человеку, который ему неприятен. Это было заметно по поведению и глазам Серова. Как только он понимал, что клиент ему неприятен, он растягивал улыбку так, что, казалось, она, доходила ему до ушей, при этом он морщил нос и покусывал губы, как будто сдерживаясь, чтобы не потерять самообладание и не выдать своего истинного отношения к делу. При этом поверенный никак не подтверждал предположений Николая, а сам Виноградов не собирался говорить свои подозрения в лоб человеку, который обещал вывести его в поверенные.

Помимо уголовных дел, Серов также часто брал и дела гражданские, представляя истца или ответчика в очередном споре. Таких процессов было большинство и, хотя многие из них могли не отличаться деталями, менялись лишь лица, Николай и здесь находил интерес, который, порой, был загадочнее, чем какое-нибудь преступление.

Спустя четыре месяца работы Николай уже хорошо разбирался в делах и документах, которые поступали ему на стол. Он понимал, что необходимо оставлять в качестве доказательства, а что отправлять в суд или другим лицам. Серов доверял ему некоторую личную почту, которая, в принципе, не содержала в себе чего-то сверхъестественного, разбор бумаг, а также изредка позволял от своего имени проводить консультации.

Сам поверенный не лгал, когда говорил, что будет щедро платить Николаю. Первый месяц после поступления в помощники Виноградов, фактически, экономил оставшиеся после переезда средства. Частенько его угощал Степнов, но сам он уже не мог шиковать. Однако, через полтора месяца он получил первый аванс от своего учителя и уже мог не прибедняться, спокойно рассчитывая средства и даже откладывая на черный день.

Помимо денег, Николай также приобретал и ценнейший опыт работы, который, как он думал, делает его настоящим поверенным. Понять, насколько он ценен для Серова, Виноградов не мог, ведь кроме слов о том, что у него есть потенциал и будущее, Петр Платонович больше никак не выделял своего ученика, предпочитая критику похвале, впрочем, сам Николай не возражал.

Однажды, сидя на кресле возле окна в кабинете у поверенного и читая книгу по доказательствам, Николай услышал скрип позади. Захлопнув плотный томик, он обернулся, встретившись взглядом с Петром Платоновичем, который, судя по внешнему виду, спешил и был очень усталым. Такое бывало нередко, и обычно они вместе рассаживались за стол, чтобы разобраться в том, что вызывало у Серова затруднение. Как говорил Петр Платонович: «Свежий взгляд никогда не повредит». Конечно, он и сам мог все сделать, но продолжал учить Николая.

Однако в этот раз все изменилось. Серов прошел в кабинет и сел за свой стол как ни в чем не бывало. Перед ним тут же возникла стопка бумаг, которые Николай видел впервые, но гербовые печати и знаки говорили о том, что это было чье-то завещание, и вскоре Петр Платонович подтвердил его догадку.

– Николай, дел сегодня невпроворот, – шумно выдохнул Серов, наливая себе из графина воду и делая мощный глоток, осушая весь стакан, – предстоит многое сделать, вот тебе поручение.

Виноградов тут же отправил книгу на полку и быстрым шагом пересек кабинет, присел напротив наставника. Тот, не обратив внимания на горящие глаза своего протеже, спрятал бумаги в папку и протянул их Николаю, а сам достал новую стопку.

– Тебе надлежит сходить к Ланской Вере Карловне, – начал Серов, даже не поднимая взгляд и продолжая копаться в документах, – я давно готовил по её просьбе завещание, которое она очень щепетильно составляла.

Виноградов удивленно взглянул на папку. Обычно завещание было весьма тайным и личным документом, которое человек доверял лишь своему поверенному, коим в данном случае и был Серов. Кроме того, Николая удивила и фамилия.

Ланская Вера Карловна была весьма известной дамой в определенных кругах. Будучи купчихой III гильдии, она обладала грозной репутацией и коммерческой жилкой. После смерти мужа, который фактически разорил семью, она сама взялась за работу и прямо сейчас была в шаге от того, чтобы подать заявление на переход во II гильдию. На торговых рядах её знали многие, даже более крупные купцы были готовы заключать с ней сделки, увеличивая её доход в разы. Впрочем, по слухам, уже старушка Ланская была осторожной, как лиса, и не торопилась, когда дело касалось репутации её семьи.