Лакшери дно

Ты скажешь: зачем мне это? У меня своя жизнь, свой бизнес, свои проблемы. И будешь прав. Я не могу заставить тебя вернуться. Не могу заставить тебя бороться за дело, которое тебе безразлично.

Но я прошу тебя: приезжай. Хотя бы на похороны. Хотя бы для того, чтобы проститься. Хотя бы для того, чтобы увидеть мать, которая скучает по тебе все эти годы. А потом решай. Что делать с заводом, с наследством, со своей жизнью.

Ключ, который ты найдешь в конверте, – от моего сейфа в кабинете. Там документы, которые могут пригодиться. И еще кое-что личное. Что-то, что я хранил для тебя все эти годы.

Что бы ты ни решил, знай: я всегда любил тебя, сын. Даже когда не понимал. Даже когда злился. Даже когда мы были так далеко друг от друга.

Твой отец, Андрей».

Я перечитываю письмо дважды, чувствуя, как что-то сжимается внутри. Что-то, чему я не могу дать названия. Что-то, чего не должно быть у Максима Ковалева, владельца клуба «Luxury», короля московской ночной жизни.

Что-то, похожее на сожаление. На вину. На боль.

Ключ тяжело лежит на ладони, как напоминание о том, от чего я бежал все эти годы. О жизни, которую я оставил позади. О человеке, которым я когда-то был.

Телефон вибрирует, вырывая меня из оцепенения. Сообщение от Дэна: «Инвесторы хотят встретиться еще раз. Сегодня в восемь в «Рафинаде». Ты придешь?»

«Рафинад» – новый ресторан, открытый бывшим шеф-поваром Аркадия Новикова. Место, где тусуется вся московская элита. Место, где нужно быть, если ты хочешь оставаться в игре.

Я смотрю на сообщение, потом на письмо отца, потом на ключ. Два мира, две жизни, два выбора.

И я должен решить. Сейчас. Потому что времени больше нет.

Продать «Luxury» за два миллиона евро и начать все заново? Уехать из России, как предлагал Дэн? Или вернуться в Нижнетагильск, принять наследство, попытаться спасти отцовский завод?

Я смотрю в окно на московский пейзаж. Серое небо, серые здания, серые лица прохожих. Все кажется таким чужим, таким далеким. Как будто я смотрю на мир через мутное стекло.

Может быть, пришло время его разбить?

Я набираю ответ Дэну: «Не приду. Дела». Потом звоню матери.

– Алло, – ее голос звучит устало.

– Мам, – говорю я, чувствуя, как перехватывает горло. – Я приеду. Завтра утром буду в Нижнетагильске.

Пауза. Потом тихий вздох, в котором слышится облегчение.

– Хорошо, сынок. Я буду ждать.

Я вешаю трубку и начинаю собираться. Мне нужно многое сделать, прежде чем уехать. Нужно решить вопрос с кредитом – десять миллионов рублей, которые я должен банку. Нужно поговорить с Игорем о том, как вести дела в клубе в мое отсутствие. Нужно объясниться с Полиной.

Но сначала – еще один звонок. Вадиму, представителю инвесторов.

– Максим! – его голос звучит радостно. – Рад слышать. Ты по поводу нашего предложения?

– Да, – отвечаю я. – Я принял решение. Я продаю «Luxury». За два миллиона евро. Но с одним условием.

– Каким? – он мгновенно настораживается.

– Деньги я хочу получить завтра. Наличными. Иначе сделки не будет.

Пауза. Я почти вижу, как он переглядывается с Соколовым и Шаровым, если они рядом.

– Это… необычное требование, – говорит он наконец. – Почему такая спешка?

– Мои причины вас не касаются, – отвечаю я твердо. – Либо деньги завтра, либо я найду других покупателей.

Еще одна пауза. Потом:

– Хорошо, Максим. Мы сделаем все возможное. Но для этого нам нужно встретиться. Сегодня.

– В шесть в моем офисе, – говорю я. – Привезите договор. Я его подпишу при условии, что завтра получу деньги.

– Договорились, – отвечает Вадим. – До встречи.

Я вешаю трубку и выдыхаю. Первый шаг сделан. Теперь нужно подготовиться к встрече с инвесторами. И к поездке в Нижнетагильск.

Я вызываю Игоря в офис.

– Слушаю, Максим Андреевич, – говорит он, входя.

– Игорь, у меня к тебе серьезный разговор, – начинаю я. – Я продаю клуб. И уезжаю из Москвы. На какое-то время.

Он не выглядит удивленным. Как будто ожидал чего-то подобного.

– Понимаю, – кивает он. – Что от меня требуется?

– Во-первых, сегодня в шесть ко мне придут инвесторы. Вадим и его команда. Мне нужно, чтобы ты присутствовал при подписании договора. Как свидетель и как… гарант того, что все пройдет гладко.

Игорь понимает, что я имею в виду. Его присутствие – не только формальность, но и страховка от возможных проблем. Бывший спецназовец, он умеет внушать уважение одним своим видом.

– Во-вторых, завтра они должны привезти деньги. Два миллиона евро. Наличными. Мне нужно, чтобы ты проконтролировал передачу. Проверил, что все по-честному.

– Будет сделано, – отвечает он. – А что с клубом? Кто будет управлять?

– Формально – новые владельцы. Фактически, думаю, они поставят Дэна. Он уже согласился на роль управляющего.

Игорь хмыкает, но не комментирует. Его мнение о Дэне я знаю и без слов.

– А как же кредит? – спрашивает он. – Коллекторы говорили о десяти миллионах.

– Именно поэтому мне нужны деньги завтра, – отвечаю я. – Часть суммы пойдет на погашение кредита. Остальное я заберу с собой. На новую жизнь.

– В Нижнетагильске? – Игорь смотрит на меня внимательно.

– Откуда ты… – начинаю я, но он перебивает:

– Я слышал ваш разговор с юристом. Про завод, про наследство. И я делаю свою работу, Максим Андреевич. Собираю информацию.

Я киваю. Конечно, он знает. Игорь всегда знает больше, чем говорит.

– Да, в Нижнетагильске, – подтверждаю я. – По крайней мере, на первое время. Нужно разобраться с наследством, с заводом. Решить, что с этим всем делать.

– Понимаю, – он снова кивает. – Могу я задать личный вопрос?

– Валяй, – я пожимаю плечами. Игорь никогда раньше не задавал личных вопросов.

– Вы уверены, что хотите продать клуб? Именно сейчас и именно этим людям?

Я смотрю на него, пытаясь понять, к чему он клонит.

– А есть причины этого не делать?

Он делает паузу, подбирая слова.

– Просто мне кажется, что вы принимаете это решение в состоянии… эмоционального потрясения. Смерть отца, проблемы с кредитом, предательство Дэна. Все это может влиять на ваше суждение.

Я удивленно поднимаю брови. Не ожидал такой… заботы от своего начальника охраны.

– Ты прав, Игорь, – говорю я после паузы. – Я действительно в эмоциональном раздрае. Но решение продать клуб – не спонтанное. Оно зрело давно. Просто сейчас появился катализатор. И покупатели с деньгами.

– Понимаю, – повторяет он в третий раз. – Просто хотел убедиться, что вы все обдумали.

– Обдумал, – киваю я. – Насколько это возможно в моем состоянии.

Он улыбается – редкое зрелище.

– Тогда я сделаю все, как вы сказали. Буду здесь в шесть, проконтролирую подписание договора. И завтра проверю деньги.

– Спасибо, Игорь, – говорю я искренне. – Ты всегда был надежным человеком. Единственным, кому я мог доверять в этом гадюшнике.

– Всегда пожалуйста, Максим Андреевич, – отвечает он, направляясь к выходу. Но у двери останавливается и оборачивается: – И еще. Если вам понадобится помощь в Нижнетагильске… с заводом или с чем-то еще… просто позвоните. Я найду способ помочь.

Он выходит, оставляя меня в легком шоке. За все годы работы Игорь никогда не предлагал ничего подобного. Никогда не выходил за рамки профессиональных отношений. И вот теперь – это. Почти дружеское предложение.

Может быть, я все-таки что-то значу для людей вокруг меня? Что-то большее, чем просто босс, источник зарплаты, статусный объект?

Но времени на философские размышления нет. Мне нужно подготовиться к встрече с инвесторами. И к тому, что будет потом.

Я открываю сейф и достаю все важные документы – договоры, лицензии, сертификаты. Все, что касается клуба «Luxury». Все, что я должен буду передать новым владельцам.

Потом иду в спальню при офисе (да, у меня есть спальня в клубе – для тех ночей, когда слишком устал или слишком пьян, чтобы ехать домой) и начинаю собирать вещи. Не так уж много набирается – пара костюмов, несколько рубашек, джинсы, футболки. Основной гардероб у меня дома, но и этого хватит на первое время.

В ящике прикроватной тумбочки нахожу фотографию – единственную, которую сохранил из прошлой жизни. Я, отец и мать на фоне заводской проходной. Мне лет пятнадцать, я еще без этой маски цинизма и пресыщенности, которую нацепил потом. Обычный подросток из провинции, немного угловатый, немного стеснительный, но с ясными глазами и искренней улыбкой.

Отец стоит рядом, положив руку мне на плечо. Высокий, прямой, с уверенным взглядом человека, который точно знает, кто он и чего хочет от жизни. Человека, который построил завод, который дал работу сотням людей, который создал что-то настоящее, материальное, осязаемое.

В отличие от меня, создавшего лишь иллюзию – мираж из светомузыки, алкоголя, наркотиков и пустых разговоров. Мираж, который рассеивается с первыми лучами солнца, не оставляя ничего, кроме головной боли и смутного чувства стыда.

Я кладу фотографию в карман рядом с письмом отца и ключом от сейфа. Три вещи из прошлого, которые я беру с собой в будущее.

Телефон звонит, прерывая мои размышления. Полина.

– Да, – отвечаю я, готовясь к очередной сцене.

– Макс, – ее голос звучит необычно серьезно. – Мне нужно тебе кое-что сказать.

– Я слушаю, – говорю я, продолжая складывать вещи.

– Я беременна, – выпаливает она.

Я замираю с рубашкой в руках.

– Что?

– Я беременна, – повторяет она. – Тест показал две полоски. Я сделала его сегодня утром.

Я сажусь на край кровати, чувствуя, как земля уходит из-под ног второй раз за день.

– Ты уверена? – спрашиваю я, хотя это глупый вопрос. Конечно, она уверена, иначе не звонила бы.

– Да, – отвечает она тихо. – Я хотела сказать тебе лично, но ты пропал на два дня, не отвечал на звонки. Я волновалась.

Я закрываю глаза, пытаясь осмыслить услышанное. Полина беременна. Я буду отцом. Или…

– И что ты планируешь делать? – спрашиваю я, сам не зная, какой ответ хочу услышать.

– Не знаю, – она всхлипывает. – Я думала, мы решим вместе. Мы же… вместе, правда?

Вместе. Мы встречаемся полгода, но я никогда не воспринимал эти отношения как что-то серьезное. Она была для меня как дорогой аксессуар – красивая, модная, престижная. Но не более того.

И вот теперь – ребенок. Моя кровь, мои гены, моя ответственность.

– Полина, – начинаю я, тщательно подбирая слова. – Сейчас в моей жизни происходит много… изменений. Мой отец умер. Я продаю клуб. Я уезжаю из Москвы. Возможно, надолго.

– Что? – она явно не ожидала такого поворота. – Куда ты уезжаешь? Почему?

– В Нижнетагильск, – отвечаю я. – Там мои корни, моя семья, мое наследство. Я должен разобраться с делами отца.

– И когда ты собирался мне об этом сказать? – в ее голосе слышится обида.

– Я сам только что решил, – говорю я честно. – Все произошло очень быстро. Слишком быстро.

Она молчит, переваривая информацию.

– И что теперь? – спрашивает она наконец. – Что с нами? Что с… ребенком?

Я глубоко вздыхаю. Мне хочется сказать ей, что все будет хорошо, что мы справимся, что я буду рядом. Но я знаю, что это будет ложь. Я не могу быть рядом, если уезжаю в Нижнетагильск на полгода. Я не могу обещать ей будущее, которое сам не вижу.

– Полина, – говорю я мягко. – Я не могу принять это решение за тебя. Если ты хочешь сохранить ребенка, я буду помогать финансово. Но я не могу обещать, что буду рядом. По крайней мере, не сейчас.

– То есть ты бросаешь меня? – ее голос дрожит. – С твоим ребенком?

– Я не бросаю, – возражаю я. – Я просто говорю как есть. Я уезжаю. Надолго. И не знаю, когда вернусь. И вернусь ли вообще. Ты заслуживаешь знать правду, прежде чем принимать решение.

Она плачет. Я слышу ее всхлипывания и чувствую себя последним подонком. Но что я могу сделать? Солгать? Обещать то, чего не могу выполнить?

– Я люблю тебя, Макс, – говорит она сквозь слезы. – Я думала, ты тоже меня любишь.

И вот он – момент истины. Момент, когда нужно либо сказать правду, либо продолжать врать. Как я делал все эти месяцы, как делал все эти годы со всеми девушками, которые проходили через мою жизнь.

– Я не знаю, что такое любовь, Полина, – отвечаю я честно. – Не уверен, что когда-либо знал. Ты красивая, умная, замечательная девушка. Ты заслуживаешь лучшего, чем я. Лучшего, чем то, что я могу дать тебе сейчас.

Она молчит. Я слышу только ее дыхание.

– Понимаю, – говорит она наконец. – Спасибо за честность. Наверное, это первый раз, когда ты действительно честен со мной.

Она права. И от этого еще больнее.

– Прости меня, – говорю я, и эти слова даются мне труднее, чем что-либо, сказанное за последние годы. – Правда, прости.

– Не стоит, – отвечает она сухо. – Я сама виновата. Знала, с кем связываюсь. Знала, кто ты такой. Просто думала, что смогу тебя изменить. Глупо, да?

– Не глупо, – возражаю я. – Просто… слишком оптимистично.

Она слабо смеется, и этот смех сквозь слезы почему-то бьет меня сильнее, чем любые упреки.

– Я позвоню тебе, когда приму решение, – говорит она. – Насчет ребенка. А пока… удачи тебе в Нижнетагильске, Макс. Надеюсь, ты найдешь там то, что ищешь.

Она вешает трубку, а я остаюсь сидеть на краю кровати, держа телефон в руке и чувствуя себя так, будто меня переехал грузовик. Дважды.

Полина беременна. Я буду отцом. Или не буду – решать ей. И я дал ей понять, что не буду рядом, что не могу обещать ей будущее, что не люблю ее так, как она того заслуживает.

Я – последний мудак? Или просто честный человек, который впервые за долгое время перестал врать себе и другим?

Не знаю. Не уверен, что хочу знать.

Я заканчиваю сборы и вызываю такси. До встречи с инвесторами еще три часа, но мне нужно заехать домой – забрать документы, деньги, еще немного вещей. И выпить. Определенно выпить.

Дома я достаю из бара бутылку Macallan 18-летней выдержки и наливаю себе полный стакан. Без льда, без воды – чистый виски, который обжигает горло и желудок, но не может сжечь мысли и чувства, роящиеся в голове.

Отец умер. Клуб продается. Полина беременна. Я уезжаю в Нижнетагильск. Все происходит слишком быстро, слишком резко, слишком… интенсивно.

Как будто кто-то наверху решил перетряхнуть мою жизнь, как колоду карт, и посмотреть, что выпадет. Как будто все, что я строил годами, все, чем я был, все, во что я верил, оказалось песочным замком, который смыла первая же волна.

Я допиваю виски и наливаю еще. Потом еще. И еще. Пока бутылка не пустеет, а комната не начинает слегка покачиваться перед глазами.

Но алкоголь не помогает. Мысли становятся туманнее, но не исчезают. Чувства притупляются, но не уходят. Боль не становится меньше, просто меняет форму – из острой, пронзительной превращается в тупую, ноющую.

Я смотрю на часы: пять вечера. Пора возвращаться в клуб. Пора встречаться с инвесторами. Пора продавать свою жизнь за два миллиона евро.

Я вызываю такси и спускаюсь вниз, стараясь идти прямо, хотя пол под ногами будто качается. В машине меня немного укачивает, и я опускаю окно, вдыхая холодный московский воздух. Это помогает – голова проясняется, хотя алкоголь все еще бурлит в крови.

Подъезжаем к клубу. У входа уже стоит черный Mercedes S-класса – должно быть, Вадим и его команда приехали раньше. И еще одна машина – Audi A8 с тонированными стеклами. Не знаю, чья она, но выглядит солидно и немного угрожающе.

Я расплачиваюсь с таксистом и иду ко входу, стараясь держаться уверенно. У дверей меня встречает Игорь.

– Максим Андреевич, – говорит он тихо. – Они уже здесь. Вадим и еще двое. И еще один человек – представляется как адвокат Соколова.

– Хорошо, – киваю я. – Веди их в мой офис. И сам присутствуй при разговоре.

Он кивает и открывает дверь. Я вхожу в клуб, такой знакомый и такой чужой одновременно. Странно, но я не чувствую никакой ностальгии, никакой привязанности к этому месту, которое было центром моей вселенной последние десять лет. Как будто я уже отделился от него, уже попрощался.

В офисе меня ждут Вадим, Соколов, Шаров и еще один мужчина – невысокий, с залысинами, в сером костюме и с кожаным портфелем. Типичный адвокат, каких в Москве тысячи.

– Максим! – Вадим поднимается мне навстречу, протягивая руку. – Рад видеть. Позволь представить, это Сергей Павлович Климов, наш юрист.

Я пожимаю руки всем четверым, стараясь не показывать, что пьян. Хотя они наверняка чувствуют запах виски.

– Присаживайтесь, – говорю я, указывая на кресла. – Обсудим детали.

Мы садимся вокруг стола – я во главе, они четверо напротив, Игорь стоит у двери, скрестив руки на груди.

– Итак, – начинает Вадим. – Ты сказал, что принял наше предложение. Два миллиона евро за бренд «Luxury» и клиентскую базу. С условием подписания соглашения о неконкуренции на три года.

– Именно, – киваю я. – Но есть еще одно условие: деньги я хочу получить завтра. Наличными.

Соколов морщится.

– Максим, – говорит он мягко, – такие суммы не передаются с рук на руки. Это не только неудобно, но и небезопасно. Мы предлагаем банковский перевод. На счет, который ты укажешь. Хоть в России, хоть за границей.

– Наличными, – повторяю я твердо. – Иначе сделки не будет.

Они переглядываются. Я вижу, как Вадим слегка кивает Соколову.

– Хорошо, – говорит тот после паузы. – Наличными так наличными. Но это создает определенные… логистические сложности. Мы не можем гарантировать, что соберем всю сумму к завтрашнему дню.

– Сколько сможете собрать? – спрашиваю я.

– Миллион евро, – отвечает Соколов. – Возможно, чуть больше. Остальное – банковским переводом или в течение недели тоже наличными.

Я думаю. Миллион евро – это примерно семьдесят миллионов рублей по текущему курсу. Более чем достаточно, чтобы расплатиться с кредитом и иметь приличный запас на первое время в Нижнетагильске.

– Договорились, – киваю я. – Миллион завтра наличными, остальное – переводом на счет, который я укажу.

– Отлично, – Вадим улыбается. – Тогда давайте перейдем к подписанию договора. Сергей Павлович подготовил все необходимые документы.

Юрист открывает портфель и достает папку с бумагами. Раскладывает их на столе.

– Здесь договор купли-продажи бренда «Luxury», – говорит он, указывая на первый документ. – Здесь соглашение о передаче клиентской базы. А здесь – соглашение о неконкуренции сроком на три года.

Я беру документы и начинаю читать. Несмотря на алкоголь в крови, мозг работает ясно. Десять лет в бизнесе научили меня читать договоры и видеть подводные камни.

В целом все выглядит стандартно. Я продаю бренд «Luxury» со всеми правами на него компании «NeoLux Investments» за два миллиона евро. Передаю им клиентскую базу – все контакты, все данные о посетителях VIP-зоны. И обязуюсь в течение трех лет не открывать в Москве и Московской области заведения, аналогичные «Luxury» – ночные клубы, рестораны, бары премиум-класса.

Но есть одна странность. В договоре купли-продажи бренда упоминается некое приложение, которого нет в папке.

– А где приложение №3? – спрашиваю я, поднимая глаза на юриста. – Здесь написано, что в нем указан полный перечень передаваемых прав на бренд.

Юрист немного нервничает.

– А, это, – он начинает копаться в портфеле. – Извините, должно быть, забыл вложить. Вот оно.

Он протягивает мне еще один лист бумаги. Я бегло просматриваю его и замираю. Среди прочего в приложении указано, что я передаю «NeoLux Investments» права на использование своего имени и изображения в рекламных целях. Без ограничений по времени и способу использования.

– Что это? – спрашиваю я, указывая на этот пункт. – Об этом не было речи.

Вадим улыбается, но его улыбка не затрагивает глаз.

– Это стандартное условие, Максим, – говорит он небрежно. – Бренд «Luxury» неразрывно связан с твоим именем. Нам нужно право использовать его в рекламе нового ресторана. Чтобы показать преемственность.

– Исключено, – отрезаю я. – Я продаю бренд, а не себя. Вычеркивайте этот пункт.

Соколов вздыхает.

– Максим, пойми, – говорит он, наклоняясь вперед. – Для нас важно иметь возможность сказать: «Ресторан Luxury, основанный Максимом Ковалевым». Без этого бренд теряет половину своей ценности.

– Тогда платите четыре миллиона, – парирую я. – Или вычеркивайте пункт.

Они снова переглядываются. Я вижу, как Соколов слегка кивает Шарову.

– Хорошо, – говорит тот. – Мы ограничим использование твоего имени только фразой «основанный Максимом Ковалевым» в рекламных материалах. Никаких фотографий, никаких цитат, никаких других упоминаний. Как тебе такой компромисс?

Я думаю. В принципе, мне все равно. Через несколько дней я буду в Нижнетагильске, за тысячи километров от Москвы. Какая разница, что они будут писать в своих рекламных буклетах?

– Договорились, – киваю я. – Но внесите эти ограничения в договор. Черным по белому.

Юрист достает ручку и вносит поправки в приложение, зачитывая вслух:

– «Права на использование имени «Максим Ковалев» ограничиваются фразой «основанный Максимом Ковалевым» в рекламных материалах. Использование фотографий, цитат и других упоминаний исключается». Устраивает?

– Да, – я киваю. – Теперь о деньгах. Как и когда я их получу?

– Завтра в полдень, – отвечает Соколов. – Миллион евро наличными, как договорились. Остальное – переводом в течение трех банковских дней.

– Где?

– Можем встретиться в нашем офисе, – предлагает Вадим. – Или в любом другом месте, которое ты укажешь.

Я думаю. Встречаться в их офисе мне не хочется. Это их территория, их правила. А другого надежного места я не знаю. Разве что…

– В банке, – говорю я. – В «Сибирском банке» на Тверской. У меня там есть кредит, который нужно погасить. Убьем двух зайцев одним выстрелом.

Соколов кивает.

– Разумно. В полдень в «Сибирском банке» на Тверской. Подтверждаю.

– Тогда, – я протягиваю руку за ручкой, – я готов подписать договор. С внесенными поправками.

Юрист пододвигает ко мне все три документа – договор купли-продажи бренда, соглашение о передаче клиентской базы и соглашение о неконкуренции. Я подписываю каждый в двух экземплярах, ставя инициалы на каждой странице.

Потом Соколов подписывает свои экземпляры. Мы обмениваемся папками.

– Поздравляю, – говорит Вадим, улыбаясь. – Думаю, это начало прекрасного сотрудничества.

– Не думаю, – отвечаю я сухо. – Это конец. Завтра я получу деньги и уеду из Москвы. Навсегда.

Его улыбка слегка меркнет.

– Навсегда? – переспрашивает он. – А как же… все, что ты построил здесь? Твоя репутация, твои связи, твоя жизнь?

– Все это я только что продал вам за два миллиона евро, – отвечаю я, вставая. – И не жалею об этом. Москва высосала из меня все, что могла. Пора двигаться дальше.

Они тоже поднимаются, явно обескураженные моим заявлением. Видимо, рассчитывали, что я останусь в их орбите, буду как-то связан с новым рестораном, буду приводить туда своих VIP-клиентов, свои связи.

– Что ж, – говорит Соколов после паузы. – Это твое решение. Мы уважаем его. Но если передумаешь, наше предложение о сотрудничестве остается в силе. Всегда найдется место для человека с твоими… талантами.

Он говорит «таланты» с легким презрением, как будто не считает умение устраивать вечеринки и развлекать богатых бездельников чем-то достойным. И, черт возьми, он прав.

– Спасибо, но нет, – качаю головой. – Я нашел себе новое занятие. Более… настоящее.

– Вот как? – Вадим поднимает брови. – И что же это?

– Увидите, – я улыбаюсь загадочно. – Если, конечно, вас интересует жизнь за пределами Садового кольца.

Они явно не понимают, о чем я говорю, но не пытаются выяснить. Мы пожимаем друг другу руки – формально, без эмоций – и они уходят, оставляя меня наедине с Игорем.

– Что вы имели в виду под «новым занятием»? – спрашивает он, когда дверь за инвесторами закрывается.

– Завод, – отвечаю я, опускаясь в кресло. – Металлургический завод моего отца в Нижнетагильске. Он оставил его мне в наследство. С условием, что я буду лично им управлять минимум полгода.

Игорь присвистывает.

– Серьезно? Вы? Управлять заводом?

– А что такого? – я пожимаю плечами. – Я десять лет управлял клубом. Чем завод сложнее?

Он смотрит на меня с легкой улыбкой.

– Всем, Максим Андреевич. Абсолютно всем. Но… – он делает паузу. – Я почему-то верю, что вы справитесь.

– Спасибо за доверие, – отвечаю я, сам удивляясь, как много для меня значат эти слова. – Я постараюсь его оправдать.

Игорь кивает и направляется к выходу.

– Тогда до завтра, – говорит он. – В полдень в «Сибирском банке».

– До завтра, – отвечаю я. – И, Игорь… спасибо. За все.

Он улыбается – снова это редкое зрелище – и выходит, оставляя меня одного в офисе, который скоро перестанет быть моим.