Полная версия
Ересь Каракозова
Однако случались моменты, когда он сам охотно шел на
контакт. У него была привычка, которая раздражает культур-ных людей, но которую обожают разного рода проходимцы и
случайные наглые собеседники. Каракозов совершенно неожиданно становился излишне откровенен, и этой откровенно-сти находил свое философское обоснование, записанное где-то на страницах дневников.
Каракозов, признавая наличие у себя психологических
травм, нисколько не пытался исцелиться. Он насмехался над
проблемами и думал, что его странные, порой бредовые мысли имеют своей основой не травмы, а поиск чего-то великого. Он предпочитал объяснять свои состояния демоническим
влиянием или даже вселением в душу потусторонней сущности. Но даже считая это одержимостью, до конца в нее не
верил.
Но с Надей Каракозов все же смог выстроить какие-никакие взаимоотношения. Их союз строился на простом
принципе: «Ты не мешаешь мне, я не мешаю тебе». Все
неудобства, которые он доставлял Наде, она компенсиро-вала своими. Надя не обращала внимания на его молитвы
и странности, а он игнорировал громкую музыку и пьяные
компании.
71
Ересь Каракозова
И вот его разум вновь вернулся к тому моменту, когда Надя застала его на пороге квартиры – ошарашенного, растрепанного и слегка испуганного. Она поприветствовала
его и сообщила, что забыла ключи, выходя из дома. Поблаго-дарив за быстро открытую дверь, она пробежала в свою комнату и заперлась, оставив его наедине с собственными мыслями. Каракозов последовал ее примеру и направился в свою
комнату, где принялся записывать свои размышления.
22.02.2018
Мне смешно вспоминать, как несколько минут
назад я метался по квартире, словно брошенный
щенок, пытаясь найти входную дверь. Зачем я
решил это сделать? Зачем я сам себя напугал, запутал, а затем резко выдернул из этой нераз-берихи? Я прекрасно знал, где находится дверь, и понимал, что постоянно пробегаю мимо нее. Я
сам заставил себя поверить в необъяснимое явление! Зачем я устроил эту комедию? Неужели
я не хотел открывать дверь и придумал такой
идиотский повод? Я не чувствую, что это было
просто помутнение или припадок. Я вновь раз-делился в себе. Одна часть меня знала правду и
диктовала условия, а другая играла по безумным правилам первой. Одна часть разыгрывала
спектакль, другая была актером. Но кто должен
был быть зрителем? Зрителя вне меня не было.
Я бы не стал списывать это на разбушевавшееся
бессознательное, ведь мое бессознательное всегда тщательно подавлялось и противилось безумию. В нем не было категории «тяга пугать самого себя, разыгрывая глупые сцены изменения
структуры квартиры».
Я знаю два кажущихся мне подлинными мотива. Моя жизнь полна обыденного, мелочного и
72
Глава 2. Личность
отвратительного, и именно с этим связано мое
желание искать выход за пределы человеческого
и мирского. Но поиски всегда заканчивались не-удачей, и мне пришлось разбавить быт безумием. Чтобы удовлетворить себя, я расстался с рас-судком, чтобы внечеловеческое существовало, пусть даже в форме сумасшедшего поиска двери.
Я назову безумием и то, что отважился посещать
миры Бездны… Хотя я до сих пор не уверен, что
следует списывать на безумие мою глупую веру
в их, скажем так, субстанциональность…
Последний мотив, который я могу привести
в защиту этого странного помешательства: мне
нужна была идея для заполнения дневника. Я
впал в это состояние, чтобы потом описать его.
Когда жизнь исходит из тьмы, провалы
неминуемы.
Я убью всех, кто вывел нас из рабства
Египетского!
Вещи в себе суть только боль и смрад – это
истина!
Каракозов написал только это. На большее не было сил.
С непонятно откуда взявшимся отвращением он закрыл тетрадь, отодвинул стул и лег на кровать. Не найдя оправдания
последним строкам, он погрузился в глубокий сон…
73
ГЛАВА 3
Сон-воспоминание
Каракозов все сильнее убеждался, что не властен над миром своих снов. Он продолжал выковыривать их из памяти, дабы уничтожить главное свое суеверие. Он не был их повелителем, и это казалось все более очевидным, ведь он вспоминал сны сквозь призму этой самореферентной идеи, являющейся главной причиной потери власти… Каракозов понимал, что теряет власть над сном и фантазией только потому, что вспоминает о них, разглядывая через эту новую призму.
Ему предстоит уничтожить дерзость последнего утверждения – но только если он о ней вспомнит.
«Если я возвращаюсь к своим воспоминаниям, то только
для того, чтобы уничтожить сложившееся о них мнение. Мне
не нужно копаться в зловонных внутренностях моих бредовых воспоминаний, чтобы понять, что я относился к ним
неверно. Их содержание – ничто, а по-настоящему важно
лишь то, что я к ним возвращаюсь. В этом вся суть! Даль-нейшее углубление способно лишь оправдать это возвращение – подобно Абсолютной идее, которая может оправдать
себя не иначе как через свое воплощение. Я изолирую себя
от внешнего, останусь в своем собственном проявлении, которое сулит мне ограничение с одной стороны и безоговороч-ный произвол – с другой!..»
Каракозов ушел от воспоминаний в дебри искаженных
конструкций, чтобы отвлечься от захвата разума инородной
сущностью. Но столкнулся с новой проблемой: в чем суть его
бунта? Что он хочет сказать? Невозможность сформулиро-вать правильную мысль заставляла его обращать внимание на
последовательность размышлений, на правильность подбора
слов, на категоричность высказываний и прочую шелуху, воз-74
Глава 3. Сон-воспоминание
можно, кем-то искусственно созданную для того, чтобы суть
осталась нетронутой. Кто же ответственен за это чудовищное
колдовство? Кто заставляет его ходить кругами, бессильно
пытаясь взяться за воспоминание? Или за концепцию воспоминания? Или за разрушение всякого воспоминания?
Единственным его спутником на этой дороге был сам Господь Бог. Единственный друг, который так же скитался во
тьме презираемых мыслей. Двое, преследуемые миром, отсы-лали друг к другу и стремились убить друг друга опустошен-ной чистой мыслью. Совершенным самообманом.
«Я думал, что, рассуждая о воспоминаниях, приду к тому, что нет никаких оснований считать их подчиняющимися мне.
Думал, что неведомое нечто оставляет за собой право главенствовать в мире снов, где мне достается лишь роль наблюдате-ля, так опостылевшая в реальности. Сквозь мутный горизонт
я хотел добраться до этой идеи, перебирая в голове содержание снов и не находя в них своей доминирующей роли. Но
получается, что я заведомо знаю результат своих действий, подобно Тому, к Кому так невыносимо возвращаться, и, подобно Ему, ввергаю себя в деятельность, которая нужна лишь
для оправдания того, что уже имею».
«Нет никакого великого смысла в моих почерневших воспоминаниях! Нет никакой глубины в их содержании! Всякая
фантазия должна быть поглощена бессмысленной тьмой…»
Сознание страстно желало утолить жажду образов, отбросив
поиск воспоминаний. Бессмысленная тьма, заявив о себе, заставила Каракозова бродить по бездне. Тропа прокладывалась
слабым фиолетовым свечением прямо перед его ногами, создавая видимость того, что он сам выбирает путь.
«О, непроглядная тьма! Я могу ступать куда угодно по
твоим безбрежным просторам, пытаясь убедить себя, что волен в выборе дороги. Но мои омертвевшие от холода кости
знают, что любая дорога ведет во тьму и нет никакого толка
от свободы выбора у скитающегося по беспределью!»
75
Ересь Каракозова
Тьма, обитающая между мирами, отвечала ему гробовым
молчанием и продолжала бросать впереди фиолетовое свечение. Каракозов пытался менять темп походки, перепрыгивать
через возникающие «мосты» света. Пытался лечь, сесть, подняться выше. У него вышло, и это позволило предположить
следующее:
«Тьма внимательно следит за мной… Почему? Неужели
я нарушил ее вековой покой, и потому она обозначает свое
присутствие свечением, словно питая странную надежду по-знакомиться? Быть может, дело в том, что светом пронизана
вся безбрежная тьма, но я не могу видеть все его переливы, кроме жалкого огрызка под ногами? Быть может, я сам создаю это свечение?»
Желание видеть под своими ногами дорогу, а в голове —
рассуждения позволяло Каракозову углубляться в плод своего воображения, и отстраняясь от сущности творца безбреж-ной тьмы, и отделяясь от «Я», бродящего по черной пустоши.
Этот факт не ускользнул от него.
«Я в самом деле создаю это свечение и не создаю одновременно. Очередной самообман. Как только оно осознано
как творение моих рук, оно тут же начинает противостоять
мне. Противоречие разрешится, если я выберу что-то среднее
и признаю, что фиолетовый свет заставляет меня давать ему
жизнь лишь в личном познании его отблесков, интерпретируя
личный путь через тьму как фиолетовый свет. Потому-то из-вилины мозга барахтаются, словно черви, питая фиолетовый
свет, но заставляя отрешиться от собственного творения…
Стоит ли себе напоминать, на кого это похоже?»
Каракозов пытался сделать себя творцом того, что уже
им сотворено, перекладывая роль строителя на ту часть личности, что сейчас намеренно бродила во тьме, размышляя о
природе фиолетового света.
«Я раздроблен на того, кто сотворил тьму, и на действующего внутри тьмы субъекта. Они не сводятся друг к другу, и
76
Глава 3. Сон-воспоминание
один тщетно пытается найти доказательство собственной божественности, а другой… хм, другой для меня остается загадкой. По отношению к нему у меня нет никаких точных мыслей. Но я могу предложить несколько вариантов божественной мотивации: Я-Бог пытается переложить бремя творца на
субъекта, Я-Бог пытается наблюдать за поведением субъекта, Я-Бог пытается обмануть субъекта, Я-Бог пытается разочаро-вать субъекта, Я-Бог пытается запутать субъекта…»
Каракозов брел во тьме, подстегиваемый бредовыми образами, то тут, то там выплывающими из фиолетового свечения
где-то в дали величественной безбрежности. Пустующая тьма
создавала знакомые образы деревьев и животных и, мгновенно растворяя их в своем лоне, все больше походила на субъ-ективный ад, в котором так приятно находиться.
Идя по месту без времени и пространства, Каракозов вышел на большую, геометрически неправильную поляну, со-стоящую целиком из фиолетового свечения. От нее отходили
щупальца дорог, ведущих глубже в бездну. Отсутствие выбора, или его тотальный произвол, кристаллизовалось и обрам-лялось путями. Каракозов не сомневался, что найдет выход
отсюда, ведь тьма начала создавать предметы.
«Находясь здесь, я не могу ни на что повлиять. Для меня
уже все предначертано, и мне остается только следовать собственной воле, породившей это место».
Рассуждая об истоках Абсолютной Тьмы, Каракозов не
сразу заметил, как развернулся и пошел в обратную сторону.
Жест, который должен был что-то символизировать для Бога, но который ничего не значил для действующего внутри.
И тьма подала голос. «Достоин ли я принять истинное зло
в свое сердце? Руины хаоса свели с ума, дабы глаза, смотря-щие в бездну, ослепли, а желание проснуться от кошмара от-ражалось на поверхности кирпичного монолита…»
Голос рассеял фиолетовое свечение, и Каракозову почудилось падение. Вглядываясь в тьму под ногами, он видел, как
77
Ересь Каракозова
к нему приближаются фиолетовые плотные объекты. Голос
вновь нарушил тишину: «Оно не приближается к тебе, оно
лишь растет и прозревает в твоей собственной душе». Каракозову стало ясно, что Бог вновь обманул его, сначала даро-вав иллюзию выбора, который ни к чему не вел, а затем показав, что любое бессмысленное путешествие способно привести к хоть какому-то результату. После чего, радостно хохоча, изрек: «Ты сам никогда не выбирал!»
Все это время Каракозов стоял неподвижно, а перед ним
вспыхивал фиолетовый цвет, заставляя верить в свое путешествие. Глубокая символика тронула его. Бог осознал собственный гибельный путь, но не стал поворачивать назад. Он
ждал, когда наконец приблизится к голосу из бездны.
Когда ползучее мерцание распространилось достаточно
широко, чтобы Каракозов смог по нему передвигаться, оно
прекратило рост. Эта дорога предполагала собственный конец и раскрывала замысел перед странником. В конце пути
обязательно должен быть катарсис, ведь сам Господь жаждал
его. Но разве Каракозов мог поверить в собственные ломаные
образы и ни к чему не приводящие мысли? Он привык к бунту – и с прямого пути свернул прямиком в распластавшуюся
бездну, делая вид, что ступает все дальше и дальше от фиоле-товых декораций, выстроенных желанием катарсиса.
А личность Бога все еще оставалась загадкой, даже учиты-вая, что это он сам. Каракозов знал, что, разгадав тайну происхождения тьмы, он поймет суть всего творения.
«В хаосе бессмысленных форм со мной говорит голос, пока еще не привлекший мое внимание, но который, быть
может, способен мне что-то рассказать… Слишком много «призраков» ранее выходило со мной на контакт, и никто
не был достаточно осведомлен о творящемся в мире хаосе.
Единственная надежда – сделать их частью своего сознания.
Единственное упование – утолить голод… Султан Демонов
открывает очи: «…перемалывая сухожилия кровоточащими
78
Глава 3. Сон-воспоминание
деснами, изрыгая проклятия из недр костяной плоти… неведомый голос жаждет быть услышанным, и я слышу, как кровавый металл течет по ржавой плоти. Я сотворил это, когда
возжелал поддаться воспоминаниям о сне, заставляя себя продолжать скитаться по черной пустоши. Я создавал бездну, не
исходя из нее, но пытался, чтобы «Я» добралось до ее смысла. Но оно нашло лишь упоминание, исходящее из нее самой, о том, что смысл в познании – познать уже известное. А
потому я ввергаю свою душу в очередной самообман. В попытку найти смысл во тьме, созданной будто бы не ради нее
самой, но именно в ней находящей определение. Тьма должна
была служить дорогой для знания, которое я получу в конце
своего пути, но вместо этого я пытаюсь, обманув божественный замысел, разгадать саму тьму-дорогу, ничего под собой
не предполагающую. Он думал вернуть меня на праведный
путь, разбудив дремавший в недрах хаоса голос, но даже он
оказался бессилен… Я должен украсть у него творение!»
Тем временем Бог вырастил плотные фиолетовые объекты
до такой степени, что среди них можно было спокойно гулять.
Объекты, созданные светом, – чистые абстракции пустынно-го места, в котором угадывался ущербный ум Бога-Каракозова. Но еще ущербнее чувствовал себя Каракозов-Странник, потому что понимал: так просто присвоить себе творение самого себя у него не выйдет. «Именно Он ведет меня, и это
я вынужден познавать эту пустошь, строить предположения
и надеяться на катарсис… Я не хочу сливаться с собой! Не
хочу!» Ему были невыносимы эти бредовые мысли, но ему не
уйти от слияния с Богом…
«Это бред! Идиотское помешательство! Я же вижу, что
ни к чему мое разделение не приводит, так зачем я вообще
взялся за это?! Что я ожидал увидеть?» Но бред Каракозова не устранить дешевыми разумными доводами. «В этом все
дело… То, что ты ожидаешь увидеть, не позволяет тебе присвоить творение, ибо Бог разделяет с тобой твои ожидания.
79
Ересь Каракозова
Откажись от катарсиса, смысла и мысли. Взбунтуйся». После
таинственной речи в буре фиолетового свечения появилась
богато украшенная дверь, резко выпадающая из мира мертвой бездны. Каракозов знал, что она ведет к катарсису, просто потому что не существовало иных вариантов. Голос, тре-бующий бунта, обязывал Каракозова подчиниться.
Он прошел мимо двери, туда, где заканчивался всякий
свет и начиналась непроглядная бездна абсолюта. Сделав шаг
навстречу своему бунту, Каракозов провалился в ее глубины.
По крайней мере, фиолетовая декорация начала уменьшать-ся прямо над его головой. Мысль, пытающаяся освободиться
от пут тьмы, в которые сама себя загнала, не обращала внимания на свой полет, веря, что он чем-то закончится. Мысль
понимала, что только в подобном месте может рассчитывать
на веру, полностью истребив чувство страха.
Помешанный на создании бездумных самообманчивых
образов, Каракозов летел в бездну без всякого страха, зная, что это не финал. Продолжая играть в игру с божественным
«Я», он наконец увидел свет, аккуратно исходивший из тон-неля под ногами. Свет показался очень странным, ведь рас-пространялся в высшей степени аккуратно, без острых углов, без ломаных линий. Идеальный круг, над природой которого
Каракозов так и не успел подумать.
Пройдя сквозь обжигающий тоннель и поняв, что в этом
месте он способен что-то испытывать, Каракозов «приземлился» в цеху какого-то завода. Бездна никуда не делась, в этом
он был уверен, ведь сюжет сна наяву не мог так резко изменить свою суть.
Цех казался абсолютно безжизненным. Ни единого звука, никакого намека на движение. Нигде не было видно мелких деталей, случайной гайки, плакатов, календарей. Цех не
пытался обмануть Каракозова ложным чувством присутствия
жизни или бывшей кипящей деятельности. Цех, подобно
тьме, оставался такой же абстракцией.
80
Глава 3. Сон-воспоминание
«Голос Бога – голос бунта. Катарсис – голос Бога. Тьма
действительно лишает всякого выбора», – пронеслось в голове Каракозова, а из ситуации напрашивался только один
вывод: «Отсутствие мелких деталей – ошибка Бога. Он старался выделить нечто важное для меня, отбросив лишнее, но
добился только того, что я буду хвататься за отсутствующее, отбросив важное».
Он пытался зацепиться за нечто ускользнувшее от взгляда
Бога. «Отсутствующие признаки жизни в цеху не подходят.
Они слишком очевидны, чтобы Бог о них не знал. Тоннель
света не подходит по тем же причинам, хотя довольно подозрительно, что сознание так быстро отбросило мою попытку
поразмышлять над его природой. Что же остается?» Каракозову оставалось только выбрать предмет размышления, которого нет в этом мире. «Я должен схватить мир целиком.
Потусторонняя природа тьмы и неожиданный переход в абстракцию цеха предполагают за собой порождение промоз-глой субъективности, подсмотренной у скачущего за внешними явлениями опытом. Все это ущербно перенесено в основание прозябающего в одиночестве цехе. Отсюда видно, что
у Бога есть своя цель. А цех символизирует нечто важное…»
Каракозову не суждено было завершить свою мысль. Голос из бездны раскатисто рассмеялся. Невозможно было сопротивляться чарам смеющейся тьмы, а потому Каракозов
вслушался.
«О, как прекрасна бесконечная ночь. Ибо теперь я завер-шу свое испытание перед воплощением. Мне будет приятно
убить Сына…» Каракозов с ужасом проглотил очередной самообман. Все перевернулось с ног на голову. Он превратил
себя в чью-то жертву.
«Ты жаждешь познать смысл бездны, ты жаждешь познать объекты бездны, ты жаждешь познать Бога бездны и
ты сам желаешь стать ее Богом, уже им являясь. Монолит-ное сознание превратилось в осколки, но я не тот, кто из-81
Ересь Каракозова
лечит твои травмы. Я тот, кто их причиняет. Но не спеши
думать, что в этом смысл моего бытия. Разделенность сознания доводит тебя до предела и более не смотрит на тебя как
на главного героя. Ты хочешь знать, что управляет твоими
снами? Ими управляю Я…» Голос умолк, рождая из своего молчания гул, непрерывно бьющий истерикой по мысленным барабанным перепонкам, принося не страдание, но
облегчение, суть которого заключалась в том, что Каракозов
наконец-то по-настоящему способен перепутать выдуманное
и реальное. Гул – единственное, что в действительности существует в обоих мирах.
Из дальней стены цеха показалась черная, резко выделяю-щаяся на фоне всего завода антропоморфная фигура с вски-нутой рукой, похожая на чей-то неаккуратный рисунок. Фигура пыталась оторваться от противоположной стены, и было
похоже, будто персонаж картины пытается сойти с холста художника. Фигура вытягивала из тьмы свое черное тело, и казалось, что оно нескончаемо.
Не было в этом месте ничего, что им не являлось, как и
не было того, что не есть оно. Каракозов понял, что черный
человек пытался предстать перед ним как подлинная вещь в
себе и для себя. Ибо только такой беспросветный всезапол-няющий мрак мог служить единственным правильным проявлением этих двух несокрушимых категорий, так полюбив-шихся Каракозову. «Заполненность бытия самим собой без
всякого постороннего присутствия есть подлинное царство
вещи в себе. Вопрос лишь в том, почему черная фигура и
«вещь-в-себе» предстали передо мной именно сейчас».
Черный человек мог смотреть только на Каракозова, ибо
за спиной ничего, кроме черной пустоты, уже не существовало, а повернуться боком он не мог: иначе фигура поглотит иррациональный цех. Его внутренности – бездна. А он
сам – антропоморфная ее персонификация.
82
Глава 3. Сон-воспоминание
«Взгляни на меня и ужаснись! Ты хотел знать, как управлять миром сновидений? Посмотри на простирающуюся вокруг бездну и поймешь! Я есть реальность сновидений, потому что не оторван от мира снов!»
Черный человек, говоривший, казалось, всем своим
бесконечным черным пространством, не спешил проходить
свое испытание. Его последние слова заставляли задуматься, что в самообман впали не только Каракозов и Бог, но
и порождаемая ими тьма. «Она персонифицировалась и
решила взять все под свой полный контроль? Тогда зачем
проходить какое-либо испытание? Или оно придумано для
самой себя?» Вместе с этим Каракозова удивлял способ, каким тьма бунтует против создателя. «Она создала
субъекта, черного человека, которого заставила верить в
некое испытание?» Дух бездны продолжил речь как раз в
тот момент, когда Каракозов до конца сформулировал свой
вопрос, будто специально выжидая момент:
– Ты, пытающийся постигнуть природу снов, цепляешься
за свое эго. Осознавая себя повелителем и виновником мира
снов, ты все еще находишься внутри него, приобретая функции субъекта, которые есть в реальном объективном мире. А
потому мысль об изменении внешнего не может породить ничего, кроме изменений внутри самого субъекта. Посмотри на
меня! Я слит с этим миром, пусть и не являюсь его источником! А ты способен рождать миры, только находясь за его
пределами, но не действуя внутри. Отсюда исток твоего разделения на «Я» и Бога…
Каракозов не дал договорить духу:
– Тогда управлять миром снов, находясь внутри сна, попросту невозможно? Я должен создать условия заранее, находясь вне явления? Ты для этого предстал передо мной? Но
чем можно объяснить происходящее во снах, если не моей
действующей внутри сна изменяющей мир волей? Быть мо-83
Ересь Каракозова
жет, ты – проявление демона, желающего убедить меня в
том, что разделение духа необходимо?
– Ты вновь наступаешь на одни и те же грабли, считая, что я создан для того, чтобы дать тебе ответы.
– Но тем не менее ты даешь их. Видимо, рожденная тьма
лишает выбора саму себя.
– Прежде чем сокрушить вновь рожденную тобой док-трину, я верну тебя на интересующую тему, дабы…
– …дабы я снова не потерял нить повествования…
– Именно… – персонифицированная тьма будто рас-строилась, на секунду потеряв равновесие и чуть было не
свалившись набок. – Прежде чем ты потеряешься в ином, я расскажу тебе о способе творить мир сновидений, находясь в его смердящих внутренностях. Во-первых, ты должен
слиться воедино с миром вне тебя, а во-вторых, углубиться
в собственный внутренний мир, дабы породить новый мысленный пласт…
Каракозову все уже стало ясно. Он не хотел выслушивать
потоки сознания темного человека. Каракозов понимал, что
тот заранее ничего не знал о мучительной дилемме и не владел никаким способом изменений миров изнутри. Призрак
вечной ночи проговорился, обозначив свое знание о способе, после чего начал перечислять общедоступную бесполезную
бессмыслицу, отнимая это знание, как зачастую случалось и с
Каракозовым. Метод управления и изменения миров изнутри
самих миров сваливается к примитивному оккультизму, под-стегиваемому тем или иным всеобщим эфемерным законом, никогда не имевшим полноценной власти.
А черный человек будто читал мысли Каракозова.