Ересь Каракозова

– Ну что, стало лучше? – спросил он.

Девушка, одарив его кроткой улыбкой, сидела, пытаясь

успокоиться.

«Как же она счастлива, что я нашел ее. Наверное, она думает, что я – прекрасный принц, вырвавший девушку из лап

чудовищ», – размышлял Каракозов.

– Ч-что я здесь делаю? И кто ты? – прошептала она.

– Ну наконец-то заговорила! Я – Каракозов, бродящий

в поисках мудрости. Ты как здесь оказалась? Ты не похожа

на ведьму.

– А как выглядят ведьмы? – с улыбкой спросила она.

– Рад, что ты сохранила чувство юмора. Ответь на вопрос: ты человек?

– Да. Я не знаю, как здесь оказалась… Я должна вот-вот

проснуться, но не получается… – она уставилась в пол.

У Каракозова усилились подозрения, что она пытается

внушить ему, будто все происходящее – лишь сон. Но если

он знает, что все вокруг – плод его воображения или сна, то зачем ей внушать то, в чем он и без того не сомневается?

Было некогда об этом думать. – Это не то, что я хотел услышать, но ладно. Отведу тебя в безопасное место, а там ты мне

все расскажешь, договорились?

Он снова взял ее на руки, забыв о своем плане запугать

ее и вновь взлетел. Его мысли снова ушли в рассуждения о

ее красоте.

«Удивительно, как слезы и полная зависимость подчерки-вают ее сексуальность. Ее грудь вздымается от всхлипов, она

жмется ко мне все сильнее, сворачиваясь в позу эмбриона. Ее

слезы падают из больших глаз на алые губы. Такое зрелище

58

Глава 2. Личность

хочется запечатлеть в картине. Кровь покрывает ее, как красная вуаль, пробуждая желание признать в ней покровитель-ницу плодородия и женственности. Она – глина, из которой

я могу вылепить что угодно. Я хочу, чтобы она продолжала

страдать, тогда ее красота раскроется полностью».

Каракозов и не заметил, как его желание «спасти принцес-су» превратилось в маниакальную одержимость причинять ей

боль. Он хотел бросить девушку в кипящие жернова опасности, а потом снова спасти, чтобы усилить ее зависимость, и

из героя превратиться в мучителя, ибо герой не может постоянно наслаждаться страданием, и миг триумфа, миг спасения

краткосрочен, тогда как злодей – может. Злодей вечно испытывает удовольствие от своего превосходства и власти над

жертвой, тогда как герой испытывает его лишь временно.

Он приземлился в райских садах. Мимо проплывали гигантские разноцветные существа, внушавшие не страх, но трепет.

Светлячки, бабочки и наркотические океаны на фоне высоких

шпилей замков и причудливых растений встречали путников.

Каракозов не хотел сюда, но оказался здесь. Удивительно, что

самые темные мысли привели его в столь чудесное место.

Девушка улыбалась, разглядывая новый мир наивным, почти детским взглядом. Каракозов замкнулся в себе, но каким-то образом продолжал с ней разговаривать. В минуты

просветления он удивлялся, что не видит ее шрамов, не замечает наивных взглядов и вообще плохо понимает, с кем говорит. Но откуда-то знал, что шрамы и наивность присутствуют.

Диалог будто бы шел, но в то же время его не было. Он чувствовал себя превосходным оратором, отвечал метко и колко, понимая, что это доставляет ей массу удовольствия.

– Знаешь, я встречал в разных мирах много девушек, и

все они оказывались в опасности. Это кажется мне странным.

Они все красивы, хотя ты, конечно, превзошла их всех. Они

мало говорят и так же искренне радуются чудесам этого мира.

У нас даже выстраиваются похожие диалоги, – сказал он.

59

Ересь Каракозова

– Ты их всех приводишь сюда? У тебя тут персональный

гарем? – игриво спросила она.

– Ты бы стала жемчужиной моей коллекции. Но я не

шейх. Я отпускал их.

– Куда?

Вопрос смутил Каракозова. Он покраснел, пытаясь вспомнить, куда делись девушки, но ничего не выходило.

– Ты же не сделаешь со мной ничего плохого? – сказав

это, девушка надула губы.

– Это зависит от того, будешь ли ты честна со мной. Зачем тебе нужно было попасть в этот мир? – повторил он вопрос, надеясь получить более искренний ответ.

– Я хочу, чтобы ты забрал меня к себе. Насовсем, —

прошептала она, уставившись в землю.

– В каком смысле? – недоуменно переспросил он.

– Я хочу быть твоей. Хочу переспать с тобой прямо

сейчас.

– Это же всего лишь сон, зачем тебе это? – Девушка

замолчала, а Каракозов почувствовал победу, но эта радость

была слаба и нерешительна.

«Так вот оно что! Мне попалась самая настоящая ведьма!

Они добрались до меня… Они увидели, что я писал в дневниках, или увидели ее, ту незнакомку из моего сна…» – подумал он.

Вслух же он произнес совсем другое:

– Я расскажу тебе об одном своем сне… Мне снилась

девушка, которую я никогда не видел или, может быть, видел, но ее образ сохранился лишь в глубинах подсознания.

Она была прекрасна и нежна, одаривала меня лаской и до-бротой, которую я не видел и не мог на ней сфокусироваться, но которую ощущал, при этом предчувствуя обман. Она, как

мне кажется, была отражением моей надежды на встречу с

таинственным почитателем моего темного искусства. Глубоко

в душе я верю, что этим человеком окажется девушка, кото-60

Глава 2. Личность

рая заключит меня в объятия своей любви. Но в то же время

я хотел оттолкнуть ее, думая, что это очередной тактический

ход Бога, чтобы усыпить мою бдительность.

Глубокое желание встречи с таинственным незнакомцем, жажда недостижимого покоя и общения – вот главная слабость, которую легко использовать против меня.

Но во сне я видел не только ее чудесный образ. Я видел

слово «Измена», которое навело меня на мысль, что я не просто боюсь поддаться любовной страсти, но вместе с тем стра-шусь предательства. Я боюсь любви и боюсь перестать ее бояться. Страшно не просто отдаться ей и забыть о своей Великой работе, а отдаться и не получить того, чего ожидаю. Мое

детство, воспитание, книги, фильмы, друзья и враги – все

учило меня не поддаваться любовным чарам.

На самом деле я – неудачник, который никогда не пробовал вкуса близости с девушкой и потому всегда дистанци-ровался от любви, придумывая оправдания, почему она может быть вредна для меня. «Возвышаясь» над этим чувством, думая, что демонстрирую свою силу, я лишь показывал свою

слабость. Мне успешно удавалось убегать от своей природы, извращать ее, и, когда возникала потребность в близких отно-шениях, моя похоть выливалась в омерзительные фантазии…

Тем не менее я не позволю любви главенствовать надо

мной. Любовь – это покой и удовольствие. А мне нет покоя, нет удовольствия, и я давно приучил себя верить в это. Я па-совал перед любовью из страха, а потом нашел ему оправдание. Теперь это оправдание заслонило за собой страх, оставив

лишь Великую Работу.

Но все же продолжу. Ласки с той девушкой переросли в

нечто большее. Я не помню самого акта, но сомнений в том, что он был, нет. После этого я потерял с ней связь и погрузился в небытие без сновидений.

Однако моя спутница из сна не заставила себя долго ждать

и вновь появилась на пути из небытия в бытие, снова предло-61

Ересь Каракозова

жив свое тело. На этот раз я ответил, что она – всего лишь

часть моего «Я», и мне больше не нужен секс с иллюзией. Девушка лишь рассмеялась:

– Ты знал, что я лишь плод твоего воображения, и до

этого, но это тебе не помешало.

Меня будто током ударило. Я не ожидал такого ответа и

понял, что не способен причинить ей вред. Мои собственные

слова, сказанные при повторной встрече, пробудили меня ото

сна и заставили увидеть, что я здесь больше не хозяин. Но

должно ли это прозрение нанести ей вред? Ведь знание о том, что иллюзия – это иллюзия, не избавляет от самой иллюзии.

Тем временем она продолжала говорить. Мое «Я» понимало, что оно раздвоилось: на меня и на эту девушку. Не помню, желал ли я, чтобы она покинула меня, но, кажется, это

желание не могло осуществиться. Если бы удалось изгнать

ее простым желанием или резким криком, она, быть может, ушла, но вернулась бы снова. Часть собственного сознания

так просто не выгонишь. Чем сильнее я желал избавиться от

нее, тем больше о ней думал.

Я не знал, обладает ли волей эта персонифицированная

часть моего сознания. Сознание разделено. Неизвестно, какая из частей желает избавиться от другой. Мне не хотелось

терять контроль, не хотелось думать, что внутри меня есть

кто-то еще. Я задался вопросом: какая из частей будет «истинной», или главенствующей?

Я воспринимал себя как себя, а ее – как нечто отдельное.

Этот факт заставлял верить, что та часть, которая осознает

себя как «Я», обладает большей властью, чем отколовшаяся.

Но у меня не было способа проверить, какую именно часть

сознания она оторвала. Я знал только, что в ней горело желание заняться со мной сексом. Но зачем разделенному духу

доставлять мне подобное удовольствие?

Размышляя во сне, я пришел к выводу: меня пытаются обмануть, усыпить мою бдительность, чтобы поглотить ту часть

62

Глава 2. Личность

сознания, которая все еще мне подвластна. Я сразу отбросил

вариант, что она просто влюблена в меня или хочет помочь.

Я привык держать свое сознание и все, что меня окружает, под контролем.

– Чувствую себя виноватым за то, что не позволил себе

отдохнуть и расслабиться даже во сне, – с усмешкой произнес Каракозов. – Но с той же уверенностью могу предположить, что она – скрытый выразитель моего стремления быть

пассивным гомосексуалистом…

– Тем не менее, сейчас мне кажется самым разумным

предположение: она – то, о чем я не успел подумать, пока

бодрствовал, – продолжил он. – Наяву я неосознанно хотел

себе волевую спутницу, а во сне сам ее сотворил и сам же не

позволял ей покинуть меня. Она лишь послушно следовала

моей воле, даже когда якобы противоречила ей. Проще говоря, волевая спутница на самом деле была безвольным порождением уставшего разума.

Бодрая мысль развивалась, пока не перешла в мир сновидений, где я потерял власть над потоком мыслей. Расползаясь

по разуму, она преображала все, до чего могла дотянуться, создавая декорации, неотличимые от внешнего мира. Осознать во сне, что ты спишь, – значит отчасти уже проснуться и оказаться подвешенным между двумя мирами. Глубокий

сон не позволяет сознанию понять, где оно находится, потому

что переход в этот мир настолько естественен и плавен, что

мозг не в состоянии заметить подмену реальности.

В этом картонном мире происходит много странного, но

мне важно задуматься вот о чем. Когда я погружаюсь в мечтания наяву, в моей голове всплывают противоречивые и бредовые мысли, ничуть не уступающие сновидениям…

Каракозов взглянул на свою спутницу.

– Как ты думаешь, почему я тебе рассказал это?

– Ты считаешь, что я пытаюсь тебя обмануть?

– А ты как думаешь?

63

Ересь Каракозова

– Боже, да перестань ты отвечать вопросами! Ты можешь

сказать прямо?

– В моем мире ты отвечаешь на вопросы, а я их задаю.

Ты считаешь, что я думаю, будто ты хочешь меня обмануть?

– Да, я так считаю. Видишь? Прямо отвечать на вопросы – это не так уж сложно. Не надо вести себя как следователь с подозреваемой.

– Я – и следователь, и прокурор, и судья, и палач.

– Я хочу тебя.

– Ты хочешь меня? Ты желаешь, чтобы я защищал тебя, или ты хочешь переспать со мной, потому что я сексуально привлекателен? Быть может, ты что-то хочешь получить

от меня? Или ты хочешь отвлечь меня от чего-то? Защиту

я тебе могу дать, но от чего тебе защищаться? Ты попала в

миры внешней бездны, потому что искала меня, но вряд ли

тебе нужна была моя защита на Земле. Может, остановимся

на том, что я сексуально привлекателен? Не знаю, откуда ты

меня знала до того, как увидела в бездне, но я непременно

выясню. Я думаю, твоя красота бросила бы любого парня к

твоим ногам – более привлекательного и более доступного.

Может, мои способности тебя так привлекают? Но в плане

любви они бесполезны…

Каракозов замолчал, давая ей время ответить, но она ничего не сказала.

– Теперь подумаем, что бы ты могла получить от меня?

Мои записи? Быть может, какой-то артефакт? Но ты и без

того знаешь, что артефактов у меня нет, а записи едва ли могут быть полезны. Самое интересное и важное я замаскиро-вал и спрятал так, что моя собственная память не сможет их

достать.

Он снова сделал паузу, наблюдая за ее реакцией.

– Итак, тебе не нужны мои вещи, и тебе не нужны мои

дневники. Быть может, твоя цель – помешать мне? Как ты

считаешь, я имею право верить в эту версию? Если и не по-64

Глава 2. Личность

мешать, то хотя бы отвлечь. А наиболее разумное предположение – тебе нужно все и сразу.

– Я просто хочу быть с тобой, чтобы ты был во мне, а я

в тебе. Хочу слиться с тобой в экстазе единого тела и единого духа.

– Говоришь, тела и духа… Ну что ж, так тому и быть. Но

сначала ответь: почему ты жаждешь этого?

Девушка явно не хотела отвечать на этот вопрос, и Каракозов все сильнее уверялся в том, что его обманывают. Умо-ляюще взглянув на него, она начала медленно рассказывать:

– Они послали меня. Они хотели, чтобы ты сделал со

мной все что угодно. Я твоя вещь.

Все казалось таким нелепым.

– Кто-то решил связаться со мной? – он чувствовал, что

больше не держит под контролем всю эту нелепость и что-то

невозвратно теряет.

«Что это за мир такой? Где я вообще нахожусь?» —

вспыхнуло в его разуме. Он наконец вспомнил, что блуждает

по миру грез и бредит чудесами иных вселенных, но не присутствует в них.

Уставший от вопросов Каракозов подумал:

«Видимо, я просто слишком сильно поверил в свою фантазию и не смог вовремя остановиться. Я очень хотел, чтобы

эта игра стала более натуральной. Стоит ли прекратить? Стоит ли вернуться к делам насущным?»

Он начал развеивать туман, что напустил в свое сознание, пытаясь вернуться из чудесных райских садов обратно в

затхлую комнату. Но сделать это было не так просто. Частью

своего ума Каракозов действительно вернулся обратно, осознав, что вообще не покидал ее пределов. Однако образ, уже

засевший в его душе, не переставал донимать. Он хотел разузнать все…

– Почему разузнать? По сути, я должен додумать. Хотя

если эта красотка похожа на девушку из сна, то думать за

65

Ересь Каракозова

нее будет крайне тяжело. Она будет бунтовать и пытаться перебить меня. Тогда я поступлю хитрее и попытаюсь вырвать

продолжение замысловатого сюжета. Придется обмануть самого себя и воспользоваться ее телом. Не знаю почему, но

мне кажется, это хорошая идея.

Каракозов лгал себе: он знал, почему это хорошая идея.

Ответ был прост: ему хотелось переспать с красоткой. Как в

мире реальном, так и в мире фантазий, он должен был придумать оправдание, почему это необходимо. Ему было стыдно

оттого, что он вынужден заниматься любовью лишь в своей

голове, а потому делал вид, что другого выбора нет. В мире

реальном он бежал от любви из-за собственной неполноценности, а в мире фантазии он бежал навстречу любви из-за

собственной слабости…

– Ну вот наконец-то ты заговорила о чем-то еще, – ответил Каракозов. – Раздевайся.

Он не верил в чистоту ее намерений, потому что поверить

в них значило поверить в чистоту намерений собственных, а

он все меньше доверял себе. Каракозов не сомневался, что

от его воли зависело, разденется она или нет. Она разделась.

Перед ним предстал идеал красоты обнаженной женщины.

Но он затруднялся ее описать, потому что ничего конкретного не видел., только знал, что она идеальна.

– Но ты раздета не до конца, – спокойно произнес Каракозов, зная, что она поймет его.

Схватив непонятно откуда взявшийся кухонный нож, она

резким движением вспорола себе живот, из которого выва-лились внутренности. Из ее глаз полились слезы, сделавшие

юное лицо еще более прекрасным. Распоротый живот нисколько не помешал ей продолжать вскрывать свою плоть

дальше. Она разреза́ла свои восхитительные груди и снимала

кожу кусок за куском. Каракозов лишь пристально наблюдал

за картиной, развернувшейся в его разуме.

66

Глава 2. Личность

«Зачем она это делает? Или, вернее, зачем я это делаю?» – вопрос, на который он пока не мог дать ответа.

– Я полностью открыта перед тобой, – сказала выпотро-шенная девушка, у которой осталась цела лишь голова.

– Нет, не полностью. Почему ты оставила голову? – Каракозову очень хотелось это узнать, прежде чем она уничтожит и ее.

– Я хочу сохранить в себе красоту тела, хотя бы малую

ее часть, чтобы ты был в состоянии чем-нибудь насладиться, ведь я не смогу ее вернуть, если ты захочешь увидеть что-то

прикрытое кожей и мускулами. А глаза, нос и уши я хотела

сохранить, чтобы ощущать то, что я даю тебе, чтобы не лишить себя наслаждения быть жертвой.

Каракозов нашел ее рассуждения интересными.

– Я считаю, что мои органы чувств будут продолжать работать, даже если останется целой лишь голова.

Он продолжал быть лишь наблюдателем и опосредован-ным действующим лицом. А реальная комната все сильнее

растворялась в его фантазиях.

– Ну что ж, я дам тебе насладиться этим.

Каракозов пал на колени и с жадностью животного вгры-зся в разделанную сырую плоть. Он обгладывал каждую

косточку, издавая нечеловеческий замогильный рык. Некоторые куски Каракозов выблевывал не пережеванными, а после

вновь к ним возвращался, чтобы выблевать снова.

– Тебе нравится наше единство? Смотри, в этой рвоте

смешалась ты и то, что я переварил. А после я испражнюсь

тобою и снова съем! – хохотал Каракозов и продолжал жадно пожирать остатки девушки.

Из ее глаз ручьем текли слезы. Она время от времени

прикрывала их, покусывая свои губы то ли от приступа боли, то ли от накатывающего удовольствия.

– Ты, дура, даже не смогла выпотрошить себя настолько, чтобы я увидел и сожрал твой собственный дух! Но уже ско-67

Ересь Каракозова

ро я сам доберусь до него. Молчишь? Ничего, скоро ты будешь визжать от оргазмов!

Каракозов потерялся в фантазии. Он не жевал куски мяса, но видел, как жует. Он не ощущал всей их мерзости, но тем

не менее продолжал отплевываться. Все происходящее было

лишь идеей ужасного процесса.

Девушка надеялась прийти к нему и стать его вещью, но

стала самой презираемой из вещей – едой, калом и блевоти-ной. Ее суть подпитает его на некоторое время и уйдет, чтобы

уступить место чему-то еще, что вновь встанет на ее место, а

после преобразуется в отвратительную массу, как и она сама.

С ее душой случится то же самое: она полностью растворится

в его мыслях и будет перевариваться, пока они не станут чем-то другим, чем-то более низменным и прекрасным.

Каракозов слышал ее мысли. Он доел, оставив после себя

лишь лужу крови. Все еще не понимая ее мотивов, он спросил себя:

– Зачем ей становиться нижайшей из возможных вещей? – эти мысли показались ему странными.

– Все-таки ей двигало не сексуальное желание, а что-то

иное. Что-то духовное и необъяснимое… Надо бы ее спровоцировать на разговор, ведь душа еще не окончательно пожрана…

– Знаешь, каннибализм – высшая форма секса. Ведь

что для плоти выше чем это слияние? Даже если бы наши

формы перемешались при помощи магии, превращая нас в

аморфную двойственную массу, делящую одно тело, это не

было бы таким же чистым выражением сексуальности. Потому что в этом хаосе не может проявиться твоя подлинная

пассивная природа, точно так же как и моя активная. А вот

каннибализм, да еще и добровольный, – совсем другое дело.

Ты полностью растворяешься во мне, ты полностью принима-ешь себя как вещь, как еду. Да. Теперь я полностью активен, а ты полностью пассивна. А что есть оргазм? Для меня – на-сыщение. Для тебя – полная утрата самой себя. Не так ли?

68

Глава 2. Личность

– Я не могу думать, я вещь, пожранная тобой. Думаешь

тут только ты.

– Перестань паясничать.

– В каком смысле?

– Я единственный, кто здесь думает, но не потому что ты

абсолютная вещь, а потому что я – единственный обладатель

фантазии о абсолютной вещи. Но тем не менее ты отвечаешь

на вопросы не как моя вещь, не как моя еда и уж точно не

как мое собственное «Я»… Просто ответь, что ты думаешь о

том, что я пожрал тебя?

– Моя цель выполнена. Я была рождена для тебя, и ты

мной воспользовался. Ты хотел меня сожрать, и ты сожрал

меня.

– Ясно, значит, ты представляешь собой ту часть моего

сознания, что желает примириться с собой. Видимо, я что-то

в себе принял, что-то проглотил и переварил. Ты – символ

примирения меня с самим собой? Но что же я принял, как

ты думаешь? Я считал себя довольно целостным человеком, пусть и страдающим от психологических травм и не ищущим

мира с самим собой. Чем же ты была полезна?

– Я была жертвой…

Каракозов вернулся из омута памяти в лес. Этот диалог

являлся тем самым моментом, когда он впервые ощутил, как

что-то чужеродное вторгается в его мысли. В памяти всплыва-ло липкое чувство страха и тихий шепот, предупреждавший, что он больше не сможет спокойно существовать ни в мирах

Бездны, ни на Земле. Раньше он не мог и представить, что

ему придется принимать меры предосторожности даже в собственных мечтах. Ему никогда не приходилось искать оружие

против демонов того мира. Именно тогда он впервые осознал, что, блуждая по мирам Бездны, подвергает себя огромному

риску. Каракозов слишком глубоко погружался в свои фантазии, но теперь эти фантазии начали завладевать его душой, лишая его возможности контролировать происходящее.

69

Ересь Каракозова

«Что же получается? – размышлял он. – Либо мир моих

грез оказался реальностью и мне долгое время позволялось

посещать его без всякой опасности, либо я сам создал его

своим воображением, наделив собственной объективной реальностью. Творение стремится отделиться от творца и запускает события, о которых я и помыслить не мог! Или же я

просто теряю рассудок… Нужно продолжать вспоминать, но

постараться не примешивать к воспоминаниям свои домыс-лы, появившиеся под грузом новых обстоятельств».

Каракозов видел связь между той странной девушкой и

тем, что произошло в лесу. Перед ним наконец раскрылась

цельная картина. Все это – часть одной большой игры, и все

движется к какому-то единственному моменту, к невероятно

важной точке. Каракозов размышлял:

«Несомненно, все это связано с Великой Миссией. Других

причин быть не может. Все эти несчастья начались именно

тогда, когда я стал замечать в себе что-то постороннее и терять власть над своими фантазиями. Да… Бог хочет узнать, что я задумал, и он боится моего замысла! До этого я думал, что мое сознание пытается таким образом исцелить себя, а

себя считал тем, кто должен этому сопротивляться, но… как

же я ошибался! Жертва… Я помню, она говорила о жертве.

Что она имела в виду? Жаль, что она исчезла безвозвратно, туда же, куда пропали и все остальные девушки… Боже, как

же непостоянны эти миры! Возможно, Надя сможет ответить

на некоторые мои вопросы…»

Каракозов продолжал размышлять о себе, пытаясь найти

новые зацепки. Теперь он обратил внимание на собственный

характер.

Его нрав был тяжелым и несколько неопределенным. Порой он намеренно игнорировал окружающих, не обращая

внимания на их вопросы, замечания или попытки взаимодействия. Соседи, встречая его на кухне, приветствовали его

банальным «Доброе утро» или спрашивали: «Как спалось?

70

Глава 2. Личность

Никуда не опаздываешь?» – вопросы, которые им воспри-нимались попыткой избежать неловкого молчания между малознакомыми или неприятными друг другу людьми.

Обычной реакцией Каракозова на такие проявления вежливости было молчание. Он часто представлял себе ту нелов-кость и легкую обиду, которую испытывает человек, когда

на его «Привет! Как дела?» в ответ получает лишь глухую

тишину. А если собеседник решал продолжить попытки завязать разговор, то сталкивался не с привычными вежливы-ми отговорками, намекающими на нежелание общаться, а с

тем, что Каракозов смотрел прямо в глаза, продолжая готовить кофе, и упорно молчал.